Небо, плачущее затяжным мелким дождем, плотно укутывали темные тучи, отчего вечерние сумерки пришли в город намного раньше обычного. К сему часу москвичи обычно уж давно сидели по домам у натопленных печей, кто за вином вечер коротая, кто у свечей книжки читая али раскладушки лубочные рассматривая, кто одежду штопая, кто чурбаки на пластины поколов, древки для стрел строгая. Стук в ворота княжьего дворца был явно неурочным, и потому ярыга отворил смотровое оконце с большой неохотой, брезгливо оглядел гостя – юного отрока лет пятнадцати, держащего в поводу оседланного коня.

Вид мальчик имел совершенно крестьянский: шапка беличья, кафтан с заячьей оторочкой, пояс широкий, однако из простой кожи, и набор на нем был такой же простенький – из замши. Два ножа: косарь длиною в пол-аршина для нужд хозяйственных, засапожник размером в две ладони для покушать и работ мелких, ложка да поясная сумка с двумя деревянными застежками. Сбруя лошади была столь же простенькой, дешевой, оружия не имелось ни на поясе, ни у седла. В общем – смерд. И потому обратился привратник к гостю брезгливо, сквозь зубы:

– Чего надобно, прохожий?

– Передай князю, что боярский сын Дмитрий Иванович, родственник Сабуровых, слово важное для него имеет, – нахально потребовал мальчишка.

Ярыга хмыкнув, скривился.

– Передай-передай, коли не хочешь на конюшне поротым оказаться! – Наглости смерду было не занимать.

Привратник почесал в затылке, закрыл окошко, подумал… Пожал плечами и побрел через двор к крыльцу. В конце концов, его дело двери открывать, коли велено, а не гостей перебирать. Пусть хозяин сам решает, надобен ему такой пришелец али нет.

Прошло примерно четверть часа, когда вдруг загрохотал засов, отползла в глубину одна из створок, и ярыга выглянул наружу:

– Милости просим, Дмитрий Иванович. – Он зевнул и добавил: – Давай поводья, приму лошадь. Сам к крыльцу ступай. Иван Михайлович узреть тебя пожелал.

Сразу за входной дверью гостя встретил молодой холоп в синей атласной рубахе и бирюзовых полотняных шароварах, окинул критическим взглядом, тяжко вздохнул:

– Кафтан тут оставь, не пропадет. И сапоги вон о солому вытри.

Дмитрий спорить не стал – тем паче что снизу у него была надета новенькая косоворотка. Дешевую потрепанную шапку тоже бросил здесь, но ремнем опоясался. Ремень добротный, боярский. Старательно отер желтыми жесткими стеблями глину с влажных сапог, выпрямился:

– Веди!

Холоп двинулся вперед, петляя по полутемным коридорам. Они поднялись по лестнице, еще немного покружили по громадным княжеским хоромам. Наконец слуга остановился и открыл перед гостем дверь.

Юноша вошел в просторную горницу, освещенную лишь одним трехсвечником на покрытом зеленым сукном столе. На всю комнату света не хватало, и стены терялись в темноте. Дмитрий смог увидеть только сидящего у стола грузного мужчину явно за сорок, с бородой, заплетенной в несколько косичек и украшенной шелковыми ленточками. На плечах князя лежал пухлый цветастый халат, наглядно показывая, что гость оторвал хозяина дома от отдыха.

– Долгих лет тебе, Иван Михайлович, – поклонился боярский сын.

Князь Шуйский потер подбородок, склонил голову набок, осматривая позднего гостя. Наконец спросил:

– Так из какой ты ветви, сказываешь, новик?

– Захария Зерна потомок, княже, Ивана Годуна правнук, Иванов сын. Дмитрием родители окрестили.

– И что за забота привела тебя в мой дом, Дмитрий из рода Годуновых?

– Слышал я, княже, что люди твои о судьбе сына Соломонии Юрьевны у родственников моих расспрашивали. – Юношу отнюдь не испугал холодный тон Ивана Плетня. Он понимал: раз его впустили, стало быть, интерес имеется. – И я могу кое-что о сем поведать.

– Ты услышал о моем интересе к своему родичу и тут же поспешил его выдать? – удивленно вскинул брови князь. – И я должен сему поверить?

Боярский сын прикусил губу. Подумал. Потом сказал:

– Князья Шуйские никогда не жаловали Ярославичей. Не верю, чтобы вы желали выдать его царю. Иные же цели пойдут моему родичу и моей семье на пользу.

– И потому род послал ко мне тебя? Никого солиднее не нашлось?

Гость опять помедлил и признался:

– Я сам, по своему разумению… Из дома убег.

– Отчего так?

– Как обычно, – после очередной заминки поведал Дмитрий. – Было у прадеда моего шестеро сыновей. И поделили его имение на шесть уделов. А у деда моего четыре сына. И поделили его удел на четверых. А у отца мого сыновей трое…

– Постой, и ты средь них младший?! – Князь расхохотался. – Знакомо, знакомо. Дай угадаю… Дабы тебя в новики записать, надобно броню купить, саблю вострую, лук-рогач, прочее походное добро. Да хорошо бы не токмо для себя, а еще и для холопа, каковой сопровождать воина будет. Ах да, и еще холопу тому же закуп выплатить. Оно все денег стоит, а у вас серебра нет. Трое сыновей, а удел ужо раздроблен до невозможности. Сколько там у вас пашни-то осталось?

– Две сотни десятин с небольшим…

– Четверых ратников выставлять надобно, – мгновенно прикинул Иван Плетень. – Боярский сын с тремя холопами. Да, для одного служивого удел достойный. Но коли на троих делить, сие ужо крестьянский надел выйдет, а не боярский вовсе. А раз ты в разрядную книгу не попал, то и от казны тебе земля не положена. Выходит, ты теперича смерд, Дмитрий Иванович! Понапрасну сыном боярским назвался!

– Я из рода Годуновых, потомок мурзы Захария Чета! – набычившись, скрипнул зубами юноша. – Мы двести лет державе русской служим!

– Младший потомок – это славно, – внезапно послышался усталый женский голос. – Младшие сыновья, особливо безземельные, самыми ловкими и отчаянными боярами вырастают. Ибо кроме как на себя и саблю свою, им надеяться не на что. Слабые и ленивые в уделе смердами остаются, глупые гибнут в первой же сече, и токмо умелые и находчивые в служивый люд пробиваются. Знавала я одного такого боярского сына, нищего и безземельного, что к концу службы своей с самим Великим князем Василием кое в чем уравняться смог. Вот и сей отрок сам догадался, что службу важную сослужить князьям знатным способен и через то в люди выбиться. Ты, Иван Михайлович, у него так и не спросил, что за весточку интересную он смог нам принесть?

– Да тетушка, совсем забыл, – повинился князь и поднял взгляд на гостя: – Так что ты узнал о сыне великой княгини, Дмитрий из рода Годуновых?

– Вы определите меня на службу? – ответил вопросом на вопрос юноша.

– Ты сказывай, отрок, сказывай, – посоветовала темнота. – А уж мы с князем определим, какой награды твоя находка достойна.

– Я посетил многих родственников, расспросил многих женщин, – поведал поздний гость. – Я ведь не чужой для всех и своей родней интересовался. Потому иные из них поведали, что сын Соломонии Юрьевны в полном здравии пребывает, что посылала она письма к сыну и от него вести иногда получала.

Дмитрий замолчал.

– Это все? – немного подождав, удивился князь.

– Не так мало, Ванечка, – утешила его темнота. – Коли письма сохранились, сие может стать доказательством его происхождения. Я полагаю, награды в пять рублей отрок вполне достоин.

– Пять рублей?! – фыркнул князь Шуйский. – За такие деньги честный боярин должен два года в ополчение ходить и кровь проливать!

– Однако у нашего гостя есть то, чего не найти у всех прочих бояр, – возразил женский голос. – Юность и происхождение. Твои храбрые бояре токмо рубиться насмерть умеют. Мыслю, приезжая к родичам сабуровским с твоим поручением, они били кулаком о стол и требовали рассказать как на духу. И хорошо, коли дыбой не угрожали. То-то они не смогли найти ничего внятного. А сей отрок явно умеет задавать вопросы, раз уже смог получить хоть какие-то ответы. И Соломее он действительно родственник. Посему его интерес удивления ни у кого не вызовет. Подойди сюда, мальчик.

Дмитрий Годунов двинулся на голос. В слабом свете свечей он с большим трудом различил сидящую в самом углу, на скамье с подушками, пожилую женщину, одетую во все темное. Она подняла руку, провела ладонью по его щеке:

– Какая бархатная кожа… Ты совсем еще дитя. Но дитя храброе и сообразительное. Будет жалко, коли сей дар угаснет среди смердов. Пожалуй, мальчик, я дам тебе шанс вознестись над прочим людом.

– Благодарю! – задохнувшись от радости, преклонил пред старухой колено юный боярин.

– Рано благодаришь, мальчик, – улыбнулась женщина. – Ничто в сем мире не дается просто так. Дабы вознестись на невозможную высоту, ты должен свершить невозможное. Ты должен сыскать сына Соломонии Юрьевны. И не просто сыскать! Тебе надобно доказать, что это именно он. Его должен кто-то опознать, отрок, ибо твоих и его слов будет слишком мало. Кто-то должен знать особые приметы. Родинки, шрамы, цвет глаз. И тогда, обещаю тебе, ты получишь достойное место при царском дворе.

– Я исполню волю твою, высокочтимая княгиня Шуйская, – пообещал юноша.

– Надеюсь на сие, – пожилая княжна не стала его поправлять. – Сегодня можешь отдохнуть в людской, серебро получишь завтра. Может статься, до утра я припомню что-нибудь еще. Теперь ступай.

– Слушаюсь, княгиня! Благодарю за милость, княже, – поклонился юноша и вышел из горницы.

– Ты полагаешь, он и вправду сможет найти княжича, тетушка? – повернул голову Иван Плетень.

– Еще одна пара ног и глаз лишними не будут, Ванечка, – ответила князю темнота. – Всего-то пять рублей. Холоп, и тот дороже стоит. А тут боярский сын. Да еще и родственник…