– Ли-и-ин, а где мои любимые пирожные?

Капризные нотки в голосе Милы заставили меня поморщиться. Не выношу, когда она так себя ведет. Неужели сестра всегда была такой? Или изменилась за последние годы? В памяти сохранилась милая девочка, которую хотелось баловать. Сейчас капризы Милы только раздражали.

– В кондитерской, – добродушно ответил Лин. – И лучше не продолжай, тебе все объяснили. Лишних денег нет и не будет.

Без помощи Лина я долго не продержался бы. Он давно мог вернуться в горный, но находился рядом и помогал решать бытовые вопросы. Мы договорились дождаться окончания экзаменов, чтобы не будоражить Дженни и Маризу новостями о Миле. Инвар согласился подыграть и представить все так, будто это его запрет. Мы планировали появиться на театральной премьере, устроить девочкам сюрприз. Правда, в моем случае сюрприз не очень приятный, но я все же решил объясниться с Дженни, не прятаться от тяжелого разговора.

– Хочу пирожные! С вишенкой! – продолжала настаивать Мила. – И шоколад с молоком!

– А я уже давно хочу тебя выпороть, – произнес Лин тем же спокойным тоном. – С маленьким ребенком и то проще договориться.

– Да как… Да ты… Да я… Бе-е-е-ес!

Я закатил глаза, но не тронулся с места. Мила устраивала по нескольку истерик в день, специально задирая Лина, и требовала от меня поддержки и защиты. В сотый раз я возблагодарил Роберта, подарившего мне источник и эмпатию. Мила искусно играла, прикидываясь невинной девочкой, но я чувствовал фальшь и не поддавался ее чарам. Даже когда она пыталась инсценировать насилие со стороны Лина. Все выглядело очень убедительно – слезы, разорванное платье, даже отпечаток ладони на ее щеке. Вот только я знал, что она врала, а друг – нет.

Милу злило мое недоверие. Правду об источнике я ей не рассказывал, привычно пряча его под иллюзией. Она сетовала, что поверила мне, что ушла от миледи, что я такой же, как все мужчины, и не понимаю ее душевного состояния. Я уговаривал себя быть терпеливым и вспоминал, как сестра провела последние годы. Однако терпения уже не хватало.

– Бе-е-ес!

Все же пришлось отложить книгу и идти на кухню, где назревал очередной скандал.

– Бе-е-ес… – всхлипнула Мила, как только меня увидела, и прижалась, спрятав лицо у меня на груди. – Ты же не позволишь мужчине поднять на меня руку? – Она изо всех сил делала вид, что давится слезами. – Тем более мы не дома!

– Нет, сестренка, не позволю, – сладким голосом ответил я, скорчив гримасу Лину, мол, как меня все достало. – Я тебя сам выпорю, если ты не перестанешь капризничать.

Мила отпрянула, ее лицо скривилось от недовольства:

– Ты… ты…

– Мне бы не хотелось этого делать, но, поверь, рука не дрогнет.

– Ты меня обману-у-ул…

Мила разревелась по-настоящему – ей было страшно и очень жалко себя. Лин хмыкнул и предпочел исчезнуть, его терпение тоже не безгранично.

– Мила, послушай… – Я опустился на табурет. – Мне бесконечно жаль, что с тобой поступили так жестоко. Но, право, я устал повторять тебе одно и то же. Прошлое должно остаться в прошлом. Тот кошмар позади, ты теперь не одна, но твое будущее зависит и от тебя самой. Я не могу держать тебя за руку всю оставшуюся жизнь. Если ты не хочешь учиться жить по средствам, возвращайся к отцу.

– Ты обещал, что я больше не буду зависеть от мужчин, – пробормотала Мила, глядя на меня исподлобья.

– Но это не означает, что ты будешь ими помыкать. Это некрасиво по отношению к любому человеку в любой стране.

– Бес, я… Мне нелегко, правда.

Мила подошла ко мне и обняла за шею. Теперь она не играла – была искренней. Правда, обычно любая ее истерика этим и заканчивалась. Искреннее раскаяние и обещание исправиться.

– Знаю. – Я поцеловал сестру в лоб. – Поэтому и терплю. Но ты все же подумай, возможно, тебе стоит вернуться под опеку родителей. Я уверен, инквизиторам тебя не отдадут. Сегодня я встречаюсь с отцом…

– Сегодня? – вскинулась Мила.

– Да, сегодня. Жду Инвара. Разговор в любом случае будет и о тебе. Обещаю, что отстою твои интересы. Но чего ты сама хочешь?

– Не знаю…

И это честно. В такие моменты мне было жаль Милу – она снова становилась доброй и милой девочкой. Запутавшейся, потерянной, нуждающейся в моей защите и поддержке. Лин говорил, у меня синдром няньки. Мол, мне тяжело принять женщину как равную себе. Возможно, он и прав, но с Дженни у нас все будет по-другому. Лишь бы она дождалась меня. Но ведь дождется! Я верю в нашу любовь.

– Меньше знаешь, лучше спишь, – сказал мне Инвар в ответ на вопрос, где назначена встреча с отцом. – Удачи.

И даже координаты для перемещения не дал – вручил кристалл с готовым порталом по маяку. Я мог бы расшифровать структуру, но не стал тратить на это время. Пусть так. Не все ли равно?

Таинственное место оказалось комнатой в гостинице. Страна? Без понятия. Если бы спуститься вниз и осмотреться, наверное, можно было бы определить. А так – все гостиничные номера похожи. Дешевая мебель, самая необходимая. Простые занавески на окне, деревянный пол, бумажные обои на стенах. За окном, кстати, темно. Встреча предусмотрительно назначена на поздний вечер. Вдруг я что-то лишнее замечу! Впрочем, я несправедлив. Инвар печется и о моей безопасности. Ни к чему кому-то знать об этой встрече, инквизиторы охотятся за мной, а не за отцом.

Эремар Коул, герцог Равильский, совсем не изменился. В последний раз я видел отца на фиктивных похоронах Милы. Высокий, статный, поджарый. Короткие черные волосы с проседью, аккуратная бородка с усами. Золотая серьга в левом ухе – кольцо с рубином, символ власти. Отец был первым советником при дворе правителя Мурильмии, императора Аллишу. Легкий загар, несмотря на зимнее время. Скорее всего, недавно отдыхал на курорте в горах Валлэи. А одет по моде Крагоши – темные бриджи заправлены в высокие сапоги, белоснежная рубашка, шейный платок, светлый сюртук.

Мне даже стало неловко за свой внешний вид. Я давно выбирал удобную и практичную одежду, а не модную или статусную. Зачем студенту горного рядиться аристократом? Впрочем, об этикете я помнил. Шагнул к отцу, который встал мне навстречу, преклонил голову и собирался опуститься на колено, но отец не позволил.

– Брось, Бен, – сказал он и стиснул меня в объятиях. – Как же я рад видеть тебя живым!

Я выдохнул и позволил себе расслабиться, обнимая его в свой черед. К отцу я испытывал и любовь, и уважение, но он был человеком настроения, всегда держал нас с братьями на расстоянии и не допускал панибратства. К тому же я, вероятно, жестоко разочаровал его, нарушив тщательно подготовленные планы. Не сердится – и это хорошо.

– Как мама, братья? – спросил я, когда мы присели – он вернулся в единственное в комнате кресло, я устроился на краешке кровати.

– Благодарю, здоровы, – вежливо произнес отец и тут же фыркнул, сообразив, что он не на приеме. – Райана беспокоится о тебе, как любая мать беспокоится о своем ребенке. Крис занимает должность при дворе, быстро делает карьеру. Дик учится в императорском кадетском корпусе.

Да, матушка перестала интересоваться моими делами, как только я достиг возраста, когда забота о сыне становится обязанностью отца. Она любила меня – по-своему, учитывая наши обычаи. Но навряд ли проливала слезы из-за долгой разлуки. Братья – гордость отца. В отличие от строптивого сына, не оправдавшего ожиданий.

– Рад, что у них все в порядке, – выдавил я. – Надеюсь, и у тебя не было из-за меня проблем.

– Были, Бен, – ответил отец и вздохнул. – Глава ордена инквизиторов пытался обвинить меня в государственной измене, но у него ничего не вышло. Сыграло на руку то, что ты исчез не прошлой весной, а значительно раньше, и у нас не появлялся.

– Прости… – Я рванул ворот рубашки, внезапно почувствовав, что задыхаюсь. – И сейчас не надо было…

И о чем я думал? У отца высокий пост, он рискует всем – положением, благополучием семьи. Зная инквизиторов – даже жизнью.

– Послушай, сын… – Не заметил, как отец пересел на кровать. Он приобнял меня за плечи. Немыслимый жест для человека, который даже для похвалы имел одно-единственное слово «неплохо». – Я догадываюсь, что у тебя на уме. Но тебе не стоит переживать обо мне, это мое право, поступать так, как я считаю нужным. А я очень хотел увидеть сына. Ты не прав, я не считаю тебя неудачником и не разочарован в тебе. Твои братья послушны и успешны, но ты добьешься большего. Твой строптивый характер тебе и поможет.

– Папа…

Я был смущен. Пожалуй, впервые в жизни отец так откровенно говорил со мной.

– Не перебивай, Бен. Я строил планы, не буду отрицать. Но с самого твоего детства знал – ты выкинешь нечто подобное. Поэтому и отправил тебя учиться к инквизиторам. Только у них ты мог получить знания, недоступные остальным. И право выбора, конечно. Согласись, когда настал момент, ты сам смог решить, как тебе жить дальше.

Я и не спорил. Давно уже понял, не маленький. Но все же приятно было услышать правду от отца. И представить себе не мог, что его поддержка так много значит. Ощущать себя не изгнанником, а членом семьи… Вот только…

– А Мила? Зачем ты отдал ее в школу?

Отец помрачнел. Я почувствовал, как он сжался от боли. Инвар и тут оказался прав – он не участвовал в обмане. И до сих пор не знал, что Мила жива. Инвар решил, мне будет полезно самому сообщить ему об этом.

– Ее нужно было спрятать, на пару лет… – внезапно признался отец. – Ее руки собирался попросить человек, которому я не смог бы отказать. А мне не хотелось для нее такой судьбы… Откуда мне было знать, как все обернется? В школе до нее не добрались бы, и ты рядом…

Он винил себя. В его словах было столько горечи и страдания, что я не смог и дальше скрывать правду.

– Мила жива.

Отец непонимающе на меня посмотрел и нахмурился.

– Это правда, я сам недавно узнал.

– Как такое возможно?! Где она?!

Он взорвался, вскочил, забегал по комнате. Я поспешил рассказать историю Милы. Сначала кратко, в общих чертах. Потом, когда отец поверил, что я не лгу, – подробно, отвечая на его вопросы.

– Невероятно… – повторял он.

Еще как вероятно, папа. Наверное, мне было проще поверить в то, что произошло с Милой. Отец прекрасно разбирался в политике и экономике, а я – в магии и инквизиторских многоходовках.

– Мила может вернуться домой? – поинтересовался я. – Она не хочет, привыкла к свободе. Но оставить ее одну тоже будет неправильным.

– Погоди, а ты… Нет, я могу устроить ее возвращение. Браслет подчинения! Кстати, где он?

– У меня. Деактивированный, конечно. И я не могу присматривать за ней ни в Крагоше, ни в Армансу. Я возвращаюсь в Мурильмию.

Мне удалось удивить отца второй раз за вечер. И, пожалуй, не меньше, чем когда объявил о Миле. Пришлось рассказывать о решении участвовать в сопротивлении и о возможных заложниках из богатых и влиятельных семей. К сожалению, отец подтвердил – мои опасения не беспочвенны. За последние пять лет несколько отпрысков знатных родов или исчезли, или были объявлены умершими. Мне определенно есть чем заняться на родине.

Время подошло к концу. Отец не мог задерживаться дольше определенного срока. Мы простились тепло, и он обещал все уладить.

– Навряд ли я смогу снова выбраться, Бен, – сказал он, – поэтому связь будем держать через Инвара. Подожди несколько дней. Думаю, в семью вернется не только Мила, но и ты. Браслет подчинения – серьезное обвинение против инквизиции, я смогу многого добиться.

В наше временное убежище я вернулся в смешанных чувствах. С одной стороны, приятно снова осознавать себя частью семьи, с другой – все это еще больше отдаляло меня от Дженни. Предчувствия редко меня обманывали – если что-то находишь, то тут же и что-то теряешь. Так всегда, как будто соблюдалось некое природное равновесие радостей и гадостей.

Новостей из дома не пришлось ждать долго. Все решилось еще до Зимнего праздника, накануне театральной премьеры в горном университете. Инвар принес мне письмо от отца.

Даже не сомневался, что с его способностями и возможностями история с Милой будет вплетена в политику и станет частью плана по свержению безграничной власти инквизиции. Да, браслет подчинения – веский аргумент. И свидетелей предостаточно, доказать его применение будет несложно.

Однако, как я и предчувствовал, была и плохая новость. И касалась она меня.

«Вам с сестрой придется какое-то время пожить вдали от дома, – писал отец, – такие дела быстро не делаются. А ты сможешь приступить к поискам заложников, как только подпишешь соглашение о заключении брака. Мой совет – прими взвешенное решение. Мне не хотелось бы принуждать тебя, и я не буду. Но это единственное условие, выдвинутое императором. Он хочет видеть тебя мужем своей младшей дочери. Иначе помилования не будет. Прости, Бен, я сделал все, что мог».

Отложив письмо, я достал подарок, который собирался вручить Дженни. Родовой браслет был заказан еще летом, но я так и не решился сделать ей предложение. К счастью? К сожалению? Теперь уже неважно. Какой бы выбор я ни сделал, он будет неправильным и правильным одновременно.

Брак с принцессой… Лойи, я даже не помню, как ее зовут! Отказ – опала для семьи. Отец не упомянул об этом, но я не нуждался в напоминании – и сам прекрасно знал крутой нрав императора Аллишу. Что ж, мне дали право выбрать свободу, а я сам захотел вернуться в золотую клетку. Мой выбор, моя жизнь. А Дженни… Дженни… Дженни… Нет, нельзя. Нельзя ей говорить! Не сейчас… Но если я встречусь с ней, она почувствует… Значит, и тут нельзя. А вдруг удастся все изменить? Переиграть? Ведь я – баловень судьбы, разве нет? Тем более нельзя говорить сейчас. Надежда нужна нам обоим!

– Я не пойду с тобой в горный, – сказал я Лину утром следующего дня. – И не пытайся уговаривать, бесполезно. Передашь Дженни вот это.

И я протянул ему коробку, перевязанную ленточкой.