Глава 9. Наречение имен
– Я умираю с голоду!
– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.
Янн удивленно посмотрел на Тьери:
– А ты есть не хочешь? Уже почти девять утра.
– Меня мутит.
Янн открыл маленький холодильник и заглянул внутрь:
– Это потому, что ты ничего не ел.
– Не в этом дело, – вздохнул Тьери. – А в том, что мы с тобой подозреваемся в убийстве.
Янн засмеялся, повертел в руке баночку малинового джема, поморщился, увидев на джеме толстый слой зеленой плесени.
– Этот мелкий живчик – псих. А здоровенный регбист, комиссар, нас не подозревает. Это по его физиономии видно. Так что волноваться тебе не о чем.
– Как у тебя получается быть таким спокойным? – спросил Тьери, посмотрев на приятеля. Тот уже сидел на софе, держа биографию какой-то рок-звезды.
– Мы только проникли в помещение… это ерунда по сравнению с убийством. И об этом нашем проступке быстро забудут, вот увидишь.
– А как ты думаешь, кто это сделал?
Янн отложил книгу и встал, начал ходить по комнате.
– Вопрос интересный. Кражу я не рассматриваю, поскольку в этом мерзком кабинете красть было нечего. Разве что…
– Что? Картину со святым Франциском? Так если убийцам она была нужна, почему они сбежали без нее?
– Да нет, глупый, – засмеялся Янн. – Ваза Галле, которую я видел. Но эту гипотезу мы отбрасываем, потому что ваза осталась на месте, а я не думаю, что человек может убить ради произведения искусства и забыть это самое произведение забрать. Особенно, друг мой, если это религиозная мазня конца девятнадцатого века.
Янн подошел к книжной полке, снял какую-то книгу, открыл ее наугад и сделал вид, что затягивается трубкой.
Тьери засмеялся:
– Отлично, тогда назови мне подозреваемых.
Янн поднял указательный палец:
– Бернар Родье, дорогой мой Уотсон, и наша любимая пышногрудая Анни Леонетти.
Тьери потрясенно уставился на приятеля.
– Смотри, что они на этом выигрывают, – сказал Янн. – Квартира, за которую можно умереть: на лучшей площади и без того невероятно дорогого Экс-ан-Прованса плюс к тому пожизненная должность. И неплохо оплачиваемая, учитывая пожертвование Дюма.
– Да, понимаю твою мысль. Это как для нас – стипендия Дюма.
– Н-ну, – протянул Янн, – не совсем так. А еще есть Джузеппе Роккиа…
– Это вряд ли, – перебил Тьери. – Он живет в Перудже.
– Посмотри на карту. Оттуда день пути на машине. Мы нашли Мута в два часа ночи. Это значит, что Роккиа мог убить дуайена после приема, потом всю ночь ехал к себе в Перуджу. Вижу, как он сейчас сидит в своем любимом кафе на любимой площади, ровно в девять утра, как в любой другой день.
Тьери пожал плечами и почесал в затылке.
– Ладно, а Одри Захари?
Он хотел внести свой вклад в список подозреваемых.
– А что она на этом выигрывает? – спросил Янн.
– Хм… может, любовная ссора? Ты видел, как она с ним кокетничала на приеме.
– Это возмутительно. Она втрое его моложе!
– Я вижу, ты эксперт. – Тьери откинулся на спинку стула, потер живот. На самом деле ему очень хотелось есть, но он сильно нервничал. – Послушай, Янн. Я думаю, тебе нужно сказать судье, что ты не все время был со мной в пабе.
Янн нервозно рассмеялся:
– Ну, Тьери, спасибо!
– Я просто считаю, что надо поступить честно!
– А я честно. У меня голова пошла кругом от вина и пива, и я вышел прогуляться. Прошелся по улице Италии и облевал пальму в кадке, потом заснул на скамейке напротив Сен-Жан-де-Мальт. Минут сорок меня не было?
Тьери нервно теребил бахрому покрывала на кресле.
– И ты меня оставил одного на все это время с теми американками.
– Ты слишком стеснителен с девушками. Я тебе одолжение сделал. А вернувшись, я уже был в приличном виде, верно?
Тьери кивнул, потирая живот.
– Кажется, в буфете есть сушеная паста.
Янн встал, посмотрел на друга.
– Ты еще скажи, что это «Де секко».
– Это «Де секко».
Янн потер руки, открыл дверцу, взял знакомый синий пакет с любимой пастой.
– Ты меня действительно слушаешь!
– Так она же в самом деле отличная, – сказал Тьери, запуская пальцы в волосы в деланом смущении.
– А соус? Соус у нас есть?
– И опять тебе повезло. Соуса нет, но есть дядина бутылка оливкового масла. Она у меня под кроватью, я ее сберег.
Янн побежал в спальню Тьери, опустился на колени и пошарил под неубранной кроватью.
– Того дяди, у которого оливковый сад в Аллоше? – спросил он оттуда.
– Ага! Насыщенный вкус историй Марселя Паньоля – по крайней мере, так дядя говорит.
Найдя шлепанцы и одну кроссовку, Янн в конце концов добрался до оливкового масла и прижал бутылку к груди.
– Только вина у меня не спрашивай, – сказал Тьери, вставая, чтобы помочь.
– Печаль, печаль.
– Прости, что с пастой так вышло, – сказал Марсель Фо, убирая посуду.
– Не так уж это было плохо, – возразила его жена.
– Ты очень добра, но она была переварена, а я знаю, как корсиканцы трепетно относятся к пасте.
– Честно говоря, я даже и не заметила. А дети вообще ее заглотили, не жуя. Кстати, где они научились добавлять в нее кетчуп?
– В доме моих родителей, – ответил Марсель, наливая жене чашку травяного чая.
Он приготовился к рассуждению о неправильных пищевых привычках своих родителей: у государственных служащих на пенсии денег было больше, чем они могли потратить. Они точно не спускали их на еду – как Анни регулярно жаловалась – и Марсель часто гадал, нет ли у отца тайной страсти к игре и не стала ли мать жертвой виртуальных мошенников. Но Анни молчала, а потом сказала:
– Гибель профессора Мута – это ужасно, но я не могу слишком печалиться по этому поводу. Для теолога это же очень плохо – сознаваться в таком?
– У теологов нет иммунитета к нечистым мыслям, – ответил муж, кладя на стол пачку печенья. – Плюс к тому доктор Мут был не самым обаятельным человеком в этом мире. С тобой и с Бернаром он поступил ужасно. Заставил ждать до последнего момента, а потом взял и передумал уйти в отставку. Тем более тебя все время дразнил обещанием этой должности. И с Бернаром наверняка обращался так же.
– В этом я не сомневаюсь. Вспомнить хотя бы то, как Бернар повел себя на приеме. Но ты же не думаешь…
Марсель удивленно посмотрел на жену:
– Анни, я вообще не могу себе представить, как человек может убить, и мне странно, что ты так могла подумать о Бернаре.
– Да, прости, ты прав. Скорее, это Роккиа.
– Анни!
Анни рассмеялась, взяла печенье, макнула его в чай.
– Я была так воодушевлена до вечера пятницы, уверенная, что этот пост за мной, и уже мысленно переехала в квартиру на площади Четырех дельфинов.
– Ну, – поморщился Марсель, – ребята целое лето развозили бы воду из фонтана по всему дому. Ты подумай, сколько пришлось бы убирать.
Анни засмеялась, потянулась через стол и поцеловала мужа.
