Глава 33. Летающие краски

– Пансион, где мы с Сильви и Шарлотт останавливались, где-то здесь, я узнаю дорогу, – сказала Марин, разложив карту на коленях и глядя в окно, где к югу от Ассизи тянулись круглые зеленые холмы. – Его владелец некто Пьеро, Сильви уверена, что он – воплощение святого Франциска Ассизского.

Верлак затянулся сигарой «898», которую обычно курил лишь в одиночестве. Он любил ее вкус, но ему не нравился вид мужчины его габаритов, держащего в руках длинную, тонкую, изящного вида сигару. Бросив взгляд на Марин, он спросил:

– Почему? Пьеро любил животных?

– Это да, животных он любил, но дело не только в этом. Пьеро первую половину своей бурной жизни прожил в Риме, потом только переехал в деревню – точно как святой Франциск бросил солдатскую службу и богатое наследство. У обоих матери – француженки из Прованса… – Правда?

– Да. Странное совпадение, не так ли? И животные тоже, десятками. У Пьеро большая, в рост человека, птичья клетка, которая очень нравилась Шарлотт, а нас с Сильви отпугивала. Птиц он называл «летающие краски». Немного не от мира сего человек.

– Судя по карте, мы с минуты на минуту приедем в Фолиньо.

Въехав в город, они припарковали машину рядом с низкой, приземистой романской церковью красного камня.

– Одним глазком посмотреть! – сказала Марин, выпрыгивая из машины и устремляясь в церковь. Пока Верлак разобрался, как оплатить парковку и начал искать деньги в карманах, потом в машине. К тому времени Марин уже вернулась.

– Нашла Благовещение? – спросил он.

– Да! И Мария улыбается! Она правда, правда счастлива!

Марин взяла Верлака под руку и направилась к массивному куполу, возведенному из бледно-розового камня.

– Если найдем этот музей, то попросим разрешения поговорить с куратором или директором и спросим, нет ли здесь поблизости стекольных заводов, – сказал Верлак.

– Сперва давай поедим, – возразила Марин. – Свежевыжатый сок и шоколадные круассаны нашей хозяйки были уже довольно давно.

– Не понимаю, как ты могла съесть этот круассан, – покачал головой Верлак, прижимая к себе руку Марин и чуть отводя девушку в сторону, чтобы пропустить велосипедиста. – Дай итальянцам что-нибудь совершенное и законченное, и они его до отказа начинят шоколадной гущей.

– И сахаром сверху посыплют! Это ты пропустил, милый.

Верлак засмеялся и посмотрел на часы.

– Четверть второго, во всех музеях перерыв на обед. Давай и мы пообедаем, но заказывать будем одно блюдо, а не все меню.

Они прошли по центральной площади, разглядывая собор. Слева от него находился музей – здание, отмеченное как Палаццо Тринчи. Музей определенно закрылся на обед и открыться должен был в три часа дня.

– Ладно, устроим себе экскурсию по ресторанам, – решил Верлак.

Марин повернулась и хотела взять его за руку, но он уже шел через площадь. Остановился посмотреть меню, вывешенное перед дверью ресторана.

– Ресторан на центральной площади? Разве это не нарушает правило Антуана номер один? – спросила Марин, подходя сзади.

Верлак взял ее за руку и повел прочь.

– Ты права. Пойдем отсюда.

Марин потерла живот.

– Я сейчас сяду и посижу вот на этой скамейке, рядом с пожилой дамой, пока ты найдешь ресторан. Я знаю, что тебя напрягают музыка и пластиковые стулья, а я сейчас слишком голодна, чтобы это меня интересовало.

– Дай мне пять минут, – попросил Верлак.

Они вышли из ресторана в половине четвертого.

– Так наелась, что идти не могу, – со смехом пожаловалась Марин.

Они заказали пробное меню из пяти блюд (которое оказалось все-таки из семи, поскольку владелец заведения был тронут их энтузиазмом и красотой Марин). Сев за стол возле стойки, уставленной местными винами и собранием путеводителей по ресторанам, Марин рассудила, что финансово разумнее заказать пробное меню, нежели порционные блюда. А Верлак утверждал, что ему захочется все, предложенное в основном меню, так что типовой заказ облегчит жизнь.

Палаццо представлял собой знаменитый средневековый дворец, восстановленный, если судить по виду, современным архитектором из Милана или Рима: большие стеклянные двери в арочных проемах, освещение скрытое и раздельное. За столом в вестибюле сидела женщина со скучающим видом, и Марин обратилась к ней, сказав, что с ней судья из Франции и они хотели бы видеть директора.

– Она всерьез разозлилась, что мы не позвонили заранее, – сообщила она Верлаку, садясь рядом с ним на скамью с кожаной обивкой.

Верлак оглядел длинный коридор, в конце которого находился выставочный зал. Людей не было ни там, ни там.

– Да, тут, видишь, работа напряженная. Может, ей пришлось оторвать задницу от стула и что-то сделать.

Марин улыбнулась, не желая провоцировать его обычные обличения гражданских служащих. Чего ей действительно хотелось – это растянуться на этой скамейке и закрыть глаза. Она прислонилась к плечу Верлака и уже собралась было заснуть, как услышала голоса и почувствовала толчок в ребра. Перед ними стоял высокий мужчина с седеющими волосами и протягивал руку.

– Добрый день, – сказал он по-французски без малейшего акцента. – Я дотторе Каморро. Извините, что заставил вас ждать, прошу за мной.

Верлак взглянул на Марин и подумал, заметила ли она эту странность: учитывая, что они явились без предупреждения, дотторе вел себя более чем вежливо.

Директор провел их в кабинет на втором этаже, столь же минималистском, сколь и первый. Там он показал на два кожаных стула и предложил сесть.

– Спасибо, что согласились нас принять, дотторе, – начал говорить Верлак. – Я судья из Экс-ан-Прованса, а это доктор Марин Бонне из университета Экса. Мы прибыли сюда, извините, что так неожиданно, – для расследования некоторых возможных следов в деле об убийстве одного из коллег доктора Бонне – некоего профессора Мута.

Директор нахмурился и кивнул:

– Продолжайте, будьте добры. Боюсь, что я никогда не слышал об этом человеке.

– В основном мы здесь по той причине, что профессор Мут коллекционировал художественное стекло, и мы знаем, что он бывал в Фолиньо. Возможно, не один раз.

– А, понимаю, – произнес Каморро, потирая ладони с длинными пальцами. Марин заметила, что они слегка дрожат.

– Мы нашли в квартире покойного среди редких и ценных стеклянных предметов, созданных во Франции, некоторые очевидные подделки, возможно, сделанные здесь. Знаете ли вы подобное место в Фолиньо или его окрестностях?

Дотторе Каморро пожал плечами.

– Нет, в Фолиньо нет. Вероятно, наиболее перспективное место в этом смысле – Венеция.

– Мы тоже так думали, но нам известно, что профессор Мут ездил сюда, в Фолиньо.

Каморро посмотрел на Верлака, на Марин и снова пожал плечами.

– Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь. А теперь прошу прощения, у меня через десять минут деловая встреча. Нужно к ней подготовиться.

Директор встал, пожал руку Марин и Верлаку.

– Спасибо, – сказала Марин, пожимая ему руку. – Очень красивое здание. Вы давно здесь являетесь директором?

– Уже десять лет, доктор Бонне. Рад, что вам нравится то, как оно отреставрировано. Эта работа шла долгих четыре года.

– Выглядит прекрасно.

Верлак придержал дверь перед Марин, они вышли из музея на площадь, где уже медленно темнело.

– Не понимаю, – сказал Верлак. – Наверняка он знал бы о стекольной мастерской. Информация мэтра Фабра оказалась ложной. Бедный старик.

– Здесь есть стекольная мастерская, можешь не сомневаться, – возразила Марин, останавливаясь посреди площади. – И еще я думаю, что если медленно обернуться, то мы увидим, как дотторе Каморро смотрит на нас сквозь стекло окна своего прилизанного кабинета. У кого из нас лучше зрение?

– У тебя, – ответил Верлак. – Я тебя обниму и поцелую, а ты через мое плечо посмотришь на окна кабинета.

Верлак обнял ее и поцеловал в щеку, Марин шепнула ему в ухо:

– Бинго. Был там, я его отчетливо видела. Уже нет.

Верлак взял ее под руку, и они пошли прочь.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Верлак.

– Пожилая дама на скамейке.

– Что?

– Я ее спросила, где тут в Фолиньо мастерская художественного стекла. Сказала, что мне надоела майолика, хочется прикупить стекла. Она ответила, что есть недалеко от города по дороге на Беванью такая мастерская, и ее внучатый племянник там даже работал какое-то время, но ушел, потому что там было sporco.

Верлак вопросительно приподнял брови.

– Грязно, – объяснила Марин. – В смысле нечестно, судя по ее выражению лица.

– Почему ты мне этого не сказала перед встречей с Каморро?

– Не хотела влиять на выбор вопросов, которые ты будешь задавать.

Верлак обнял ее за плечи.

– Отличная работа, доктор Бонне. Поэтому ты его и спросила, давно ли он тут директор?

– Да. Десять лет – долгий срок, а город здесь маленький. Конечно, он не может не знать о фабрике стекла рядом с городом. Поехали туда.

Верлак остановился:

– Увидят французские номера. Он, вероятно, позвонил и предупредил, что мы ездим по Фолиньо и разнюхиваем. А ведь удобно иметь на своей стороне такого деятеля? Директор музея вполне может дать инструкции, как делать безупречное с виду антикварное стекло.

Теперь Марин притянула к себе Верлака, пропуская велосипедиста – старика, везшего в корзине перед рулем кочаны капусты.

– Никогда не видела столько велосипедистов в итальянском городе, – сказала она. – Наверное, потому что местность такая ровная. – Она взъерошила Верлаку волосы и добавила: – Я знаю, как нам вывернуться. Пошли!