Глава 15. Нарушенные обещания
Когда вошла Анни Леонетти, держа в руках стопку толстых книг, Полик с Верлаком обсуждали версию, что убийца вообще никак с университетом не связан.
– Как вы? Может, вам принести что-нибудь? – спросила она.
Верлак удивленно поднял на нее глаза.
– Спасибо, о нас позаботились, – ответил он коротко.
Она положила книги на стол. Одна соскользнула с вершины стопки и поехала к Полику. Он протянул руку и удержал остальные тома, в благодарность Анни выдала ему свою знаменитую широкую улыбку.
– Иду по горячему следу святой Девоты, – сказала она, продолжая улыбаться. – Кажется, перелопатила кучу работы, пока ждала допроса.
Полик подал доктору Леонетти стул, и она села. «Вид у нее уверенный», – подумал Полик.
– Значит, вы помогли убрать посуду и ушли, – сказал он. – Вы знаете точное время своего ухода?
– Да, я посмотрела на часы в кухне. Было десять минут первого.
– Сколько времени заняла у вас дорога домой?
– Минут десять пешком, – ответила она. – Мы живем в дешевой квартире на бульваре Уинстона Черчилля, возле университета. Совсем рядом с гуманитарным корпусом.
– Когда вы пришли, ваш муж еще не спал? – спросил Верлак.
Он отметил про себя, что для описания своей квартиры доктор Леонетти выбрала слово «дешевый».
– Да. Мы еще какое-то время разговаривали. Я ему рассказала о вспышке Бернара, и какие очаровательные эти мальчишки, Янн и Тьери, и что Гарриг, моя ассистентка, весь вечер промолчала, comme d’habitude.
– Вы с Гарриг в тесной дружбе? – поинтересовался Верлак.
Она подалась вперед, глаза ее блестели.
– Я бы сказала, что да. Не то чтобы она меня почитала или что-то в этом роде… нет, она слишком горда для этого. Но я в ней уважаю интеллект и скромность.
Гарриг когда-нибудь станет ярким светилом, и от этого ее застенчивость еще сильнее раздражает.
– Спасибо, – сказал Верлак. – У нас все.
Анни Леонетти удивленно посмотрела на него:
– Правда?
– Да. С вашим мужем побеседует наш сотрудник, чтобы подтвердить ваше алиби.
Анни быстро встала и собрала книги. Кажется, она была раздосадована. Верлак подумал, не считает ли она, что ей полагалось больше внимания, а не три минуты? Или же хотела высказать свое мнение о том, что случилось с профессором Мутом?
Доктор Леонетти уже взялась за ручку двери, когда сказала:
– Ей проломили голову.
– Простите? – переспросил Верлак.
– Святой Девоте. Голову разбили камнями римляне в триста четвертом году. Как Жоржу.
Она открыла дверь и вышла.
– Я ждал, что она кого-нибудь подозревает, – сказал Полик, когда закрылась дверь. – Про римлян – она имела в виду Джузеппе Роккиа?
– Возможно, – ответил Верлак. – А может быть, она намекала не на него.
Дверь открылась, и вошел приземистый, крепко сбитый молодой человек. Он вошел быстро и сразу же сел.
– Вы?.. – начал Полик. Казаль почему-то исчезла.
– Тьери. Тьери Маршив, мсье.
Верлак с любопытством на него посмотрел. Парень был одет в зеленый шерстяной свитер поверх футболки, в чистые отглаженные джинсы. Не толстый, но щеки круглые и живот гурмана. Густые черные волосы и оливковая кожа выдавали уроженца Прованса… Италия, подумал Верлак, или чисто Массалья – город, основанный греками за шестьсот лет до новой эры на месте финикийского селения. Верлаку представились существующие где-то бабушка с дедушкой, обожающие своего внука.
– Хорошо, Тьери, – сказал он ласково. – Вы нам не опишете события вечера пятницы?
Маршив прокашлялся.
– Ну, мы пришли на прием к профессору Муту уже после восьми. Я помню, потому что Янн беспокоился, как бы мы не опоздали, но это было совершенно не важно, потому что после нас еще многие пришли.
Полик, глядя на юношу, подавил зевок. В этом университете ужасный кофе.
– На приеме было что-нибудь необычное?
– Да, вышел спор между дуайеном и доктором Родье. О чем они пререкались, я не слышал, но никто не ожидал заявления дуайена.
– Правда? – не выдержал Верлак.
– Ну, да. Он же вообще был стар, и казалось, что ему уже трудно. Даже в этот вечер у него был усталый вид, так что все думали, что он хочет уйти. И еще он мне сам об этом говорил.
Полик и Верлак подались вперед.
– Когда? Когда он вам это говорил, Тьери?
– Накануне. Я был у него в кабинете… вы видели его кабинет? Правда, там красиво?
– Да, мы там были, – ответил Верлак. – Продолжайте, пожалуйста.
– Я приходил к нему, чтобы подписать кое-какие бумаги на квартирную ссуду, и он тогда заговорил со мной, вздыхая, спрашивал, чего я хочу от жизни.
Я ему ответил, что после защиты диссертации надеюсь преподавать теологию и когда-нибудь возглавить факультет, как он. Я не трепался, я на самом деле хочу работать в университете. Факультет возглавлять, пусть маленький, пусть даже не во Франции. А он сказал, что звучит заманчиво, а вот он собирается уйти в отставку, может быть, попутешествовать немного. Мне его стало жалко. Как человека, а не только как дуайена.
Тьери сейчас сообразил, что не рассказал Янну об этой встрече с Мутом. Может быть, поэтому Тьери был сильнее приятеля потрясен, когда они обнаружили дуайена на полу в кабинете. Или просто он чувствительнее? Тут же он выругал себя за плохие мысли о лучшем друге. Янн настоящий ученый и заслуживает стипендии Дюма не меньше другого. Но разве эта стипендия или диплом теолога будут чем-нибудь полезны будущему банкиру?
– И в котором часу это было? – спросил Полик.
– Сейчас вспомню, – ответил Маршив, запустив пальцы в густую шевелюру. – После обеда, потому что мы с Янном ходили в закусочную через улицу за «крок-мсье» и я волновался, что опоздаю или профессор Мут еще не вернется с обеда, когда я туда приду… так что выходит между двумя и тремя часами дня. Это важно?
Верлак кивнул. Еще несколько минут поговорили о деталях взлома, совпадавших почти слово в слово с рассказом Янна Фалькерьо, только Маршив почти каждую фразу начинал с «ну». Как звали американских девиц, Маршив тоже не помнил, но запомнил лица.
Он встал, готовясь уйти, и Верлак сказал:
– Я надеюсь, Тьери, ваше желание работать в университете осуществится.
Маршив нервно улыбнулся:
– Спасибо, господин судья. Если я ни во что больше не влипну.
– Не взламывайте запертые двери, и все будет хорошо.
– Да, господин судья.
Когда за Маршивом закрылась дверь, Полик обернулся к Верлаку и сказал:
– Вы сегодня полны сочувствия, господин судья.
Полик думал, что Верлак излишне добр: все-таки допрашивали подозреваемых в убийстве, а не беседовали с кандидатами на работу. Но он сам не верил, что Тьери или Янн могли на кого-нибудь напасть, а пока что в свою бытность комиссаром он ни разу не ошибался. Однако всегда бывает первый раз, а здесь – преступление по страсти.
Верлак вежливо улыбнулся в ответ, но думал о чем-то другом.
– Терпеть не могу видеть загубленную молодость.
Это было бы так обидно…
– Да, было бы…
Верлак не слушал:
– У него такой невинный вид, правда? Совершенно неиспорченный.
Полик не знал, что на это ответить, но от необходимости отвечать его избавила Казаль, которая открыла дверь и объявила:
– Клод Оссар, господа!
Маршив, Фалькерьо и Гарриг Дрюон выглядели молодо, а вот Клод Оссар казался более старшим и измотанным. Уже появились залысины, под светло-серыми глазами легли темные круги. Верлак подумал, что это либо от тревог, либо от слишком долгих занятий в библиотеке. Оссар был худой, среднего роста. Одет в просторный свитер из полиэстера и мешковатые джинсы, так что не видно было, дало ли результат время, проводимое в тренажерном зале.
Оссар сел, не улыбаясь и не хмурясь. Его лицо вообще ничего не выражало, как заметил Верлак.
– Вас не было на приеме у профессора Мута, – начал он. – Почему? Вы же были приглашены?
– Да, меня приглашали, но зачем идти туда, где никто с тобой не будет разговаривать? – ответил Оссар с вопросительной интонацией.
– Так обычно и бывает с вами в университете? – спросил Верлак.
– Да.
Полик посмотрел на Верлака, потом на Оссара.
– Но ведь вы разговариваете с профессором Родье, вашим научным руководителем?
– Эти разговоры ограничены темой наших общих работ – святой Бернар и цистерианцы.
– Когда вы узнали о споре доктора Родье с дуайеном?
Клод Оссар замешкался на долю секунды:
– На следующий день доктор Родье мне позвонил. Рассказал об их размолвке и решении дуайена отменить свою отставку.
– Это при том, что ваши разговоры ограничены святым Бернаром, – заметил Полик.
Оссар улыбнулся, несмотря на серьезный тон комиссара.
– Все же не всегда, наверное. Доктор Родье недавно развелся, и мне кажется, ему просто хочется с кем-нибудь поговорить. Похоже, он еще испытывает чувство вины.
– Вины? – переспросил Верлак.
– Да. Вероятно, он втайне надеется, что теперь, когда профессора Мута больше нет, пост дуайена может достаться ему.
Верлак отметил уверенную взрослость речи Клода Оссара, резко отличающуюся от застенчивого заикания Гарриг или нервной трескотни Янна и Тьери.
– И вы тоже на это надеетесь? – спросил он.
– Конечно. Того, что имею сейчас, я добился большим трудом. Недавно написал совместную статью с доктором Родье. Он больше всех подходит на должность дуайена и вполне заслуживает этого поста.
– И вашей карьере это тоже поможет, – сказал Полик.
– Могу вас уверить, что сейчас говорил только о докторе Родье, – произнес Оссар с серьезностью, не ускользнувшей от внимания собеседников. – Но вы правы, это поможет моей карьере, продолжению моих исследований и популяризации ордена цистерианцев.
– Тьери Маршив сказал нам, что они с Янном встретили вас поздно вечером в пятницу.
– Да, я возвращался домой из тренажерного зала.
Как раз переходил бульвар Мирабо и тут их встретил, они шли в какой-то паб. Пьяные, конечно, были. Звали меня с собой снимать девчонок, но они знают, что я этим не занимаюсь. И я в курсе, что они не испытывают ко мне теплых чувств, так что вряд ли приглашение было искренним.
– Как думаете, кто-нибудь видел, как вы шли домой? Кто-нибудь из соседей?
Оссар покачал головой.
– Нет. Я шел переулками, а живу на первом этаже, так что редко встречаю кого-нибудь – только если одновременно выходим или возвращаемся. На моей улице есть парочка ресторанов, но они уже были закрыты.
– Мне нужно знать больше, Клод, – сказал Верлак. – По какой конкретно причине вы не пошли на прием к профессору Муту? И что вы делали вместо этого?
Клод Оссар ответил не сразу:
– Я был приглашен, как и все аспиранты, но я не люблю общественные мероприятия. – Снова очень короткое молчание, и он продолжил: – Мы с доктором Родье работаем над совместной статьей о цистерианском ордене в Провансе. В тот день мы выяснили интересный факт, и мне не терпелось пойти в библиотеку изучить его. Для меня это более приятный способ провести вечер пятницы, нежели делать вид, будто мне нравятся товарищи по аспирантуре.
– А преподаватели?
– Что преподаватели?
– Они вам нравятся? – спросил Верлак.
– Нет. Боюсь, что я пристрастен… я два года работаю рядом с доктором Родье и вижу объем его знаний, его преданность делу, и они намного выше, чем у его коллег.
Верлак ничего не сказал, но подумал, что вряд ли доктор Леонетти – плохой ученый.
– Вы имеете в виду и профессора Мута? – спросил Полик.
– Его в особенности.
Верлак глянул на Полика, потом на Клода Оссара:
– Клод, подробнее, пожалуйста. Что вы имеете в виду?
– Работы доктора Мута неоригинальны. Любовь клюнийского ордена к искусству интересует его больше любых теологических вопросов.
– Когда вы последний раз видели профессора Мута? – спросил Верлак. Его заинтересовала уверенность – или наглость, – с которой молодой человек указывает на недостатки старших.
Оссар поднял глаза к потолку, будто пытаясь вспомнить.
– На прошлой неделе он вызвал меня к себе в кабинет. Это произошло перед тем, как я должен был вести семинар у первокурсников по Ветхому Завету, значит, среда, сразу после обеда.
– Зачем он хотел вас видеть? – поинтересовался Полик.
– Помахать у меня перед носом стипендией Дюма, – ответил Оссар без малейшей враждебности. – Он любил так делать – намекнуть, а потом сменить тему. Еще он должен был мне подписать грант, на который я подавал документы, но оказалось, что он забыл бумаги дома. Я просто зря потерял время и опоздал из-за него на семинар! – Впервые за весь разговор Оссар повысил голос. – Ненавижу опаздывать, – закончил он.
– Понимаю, – кивнул Верлак. – Что ж, пока это все. Вы не могли бы оставить нам свой ключ от здания?
Оссар засунул руку в карман джинсов, достал большой серебристый ключ и осторожно положил его на стол.
– Естественно, я мог сделать с него копию, – заметил он.
– Придется нам поверить, что вы этого не сделали, – произнес Полик, беря ключ. – Сейчас вы свободны.
Оссар встал и, перед тем как выйти, аккуратно задвинул стул под стол.
– Спасибо, – сказал Верлак.
– Не за что, – пожал плечами Оссар. – Если я понадоблюсь, то буду в библиотеке. Второй этаж, последний стол в конце, лицом к окну.
Казаль внесла обед для Верлака и Полика, пожелала им приятного аппетита и закрыла за собой дверь.
– Забавно… то есть странно, что мы должны допрашивать Клода Оссара и Бернара Родье одного за другим, учитывая, что Оссар – ассистент Родье, – сказал Полик, читая список и допивая чай.
Обед состоял из бутербродов с тунцом, салата из тертой моркови с готовым соусом и неожиданно вкусного печенья, которое доставил в университет ресторатор. Кофе в университете был плох настолько, что Полик перешел на чай, вполне подходящий к необычно пасмурной погоде. Верлак отказался и от того, и от другого в пользу газированной воды.
– Да, мы сможем сравнить учителя и ученика, – согласился Верлак.
Он хотел спросить Полика, что тот думает о результатах прошедших допросов, как вдруг открылась дверь, стремительно вошел доктор Бернар Родье и сел на стул.
– Ужасное, ужасное известие! – сказал он, переводя взгляд с комиссара на судью.
– Да, – согласился Верлак.
Он внимательно смотрел на профессора. Тот был красив настолько, что мог бы быть ведущим в каком-нибудь шоу, что смотрит Сильви Грасси. Ростом за метр восемьдесят, широкоплечий, с легким загаром даже в ноябре, с густыми белокурыми волосами. Резкие черты лица, крупная квадратная челюсть и большой рот, идеальные зубы, темные глаза.
– Вы, конечно же, слышали о ссоре, которая вышла у нас с Жоржем вечером на приеме, – быстро заговорил Родье и продолжил, не давая Полику или Верлаку ответить: – Жорж на прошлой неделе заявил, что в этом году уходит в отставку – либо в конце этого семестра, на Рождество, либо в мае. В пятницу вечером, на приеме, я только спросил его, решил ли он уже: Рождество или май. – Родье посмотрел по очереди на судью и комиссара, будто проверяя, слушают ли они. – У меня начинается в январе год творческого отпуска, и я просто хотел знать, когда Жорж объявит своего преемника. Если бы мне предложили этот пост и занять его надо было бы в январе, мне бы пришлось изменить свои планы, как вы понимаете.
Верлак кивнул и быстро сказал:
– Да, я понимаю. И тогда профессор Мут повысил голос?
– Да просто закричал! Он крикнул, что не собирается уходить ни сейчас, ни в ближайшее время. Я был совершенно обескуражен. Такое обращение, да еще перед лицом коллег и аспирантов! Так что я немедленно ушел.
– И куда вы направились? – спросил Верлак.
И снова слова потекли легко и быстро, так что Верлак подумал, не отрепетированы ли они.
– Вышел, сел в свою машину в парковочном гараже и поехал домой. У меня квартира на улице Филиппа Солари, к северу от центра.
– И когда вы оказались дома? – спросил Полик.
– Без чего-то десять, потому что ровно в десять уже смотрел новости по телевизору. Больше смотреть было нечего, я немного почитал, потом в одиннадцать выключил свет.
– Вы живете один? – спросил Верлак.
– Да, с женой я развелся больше года назад. Дом в Пюрикаре остался ей.
– Кто-нибудь видел или слышал, как вы пришли домой?
Для Родье этот вопрос был неожиданным, будто он только сейчас понял, что его спрашивают об алиби.
– Вообще-то нет, – ответил он, на этот раз медленно и неловко. – Моя квартира на первом этаже, вход с задней стороны дома. Соседи сверху, молодая пара, пришли домой поздно, когда я уже выключил свет. Я слышал, как они смеялись в холле.
Полик отметил, что и Родье, и его ассистент живут на первом этаже и алиби ни у одного из них нет.
– Такая конфронтация – обычное дело в ваших отношениях с профессором Мутом?
– Совершенно нет! Мы с ним ладим… то есть ладили вполне, учитывая все…
Верлак посмотрел на Родье:
– Что именно учитывая?
– Дело в том, что мы с Жоржем придерживаемся противоположных взглядов на историю католицизма во Франции. Он – специалист по Клюни, а я занимаюсь цистерианцами. – Родье впервые улыбнулся. – Он и жил очень роскошно, как изучаемые им священнослужители.
– Вы хотите сказать, что вам это было неприятно? – спросил Верлак.
– Нет-нет! – буквально залепетал Родье. – Я только хотел сказать, никак не осуждая, что я живу совсем иначе.
– Но все же не в пещере в далеком монастыре?
«Родье засмеялся фальшиво», – подумал Верлак.
– Нет, совсем не так аскетично, как следовало бы. Скажем так – просто.
– Вы разбираетесь в искусстве? – спросил Полик. – Дуайен был коллекционером?
– Да, был. Но у меня по истории искусства только самые базовые знания. Вот это и был один из пунктов наших разногласий. Я считал его занятие коллекционированием… неподобающим. А так мы вполне нормально взаимодействовали, и он практически обещал мне…
– Пост дуайена? – договорил Верлак.
– Да, – кивнул Родье. – Доктор Роккиа и доктор Леонетти, кажется, думают, что это место предназначено им, но на прошлой неделе Жорж мне сказал:
«Когда будете на этой должности…» Так что вы понимаете, отчего я так расстроился и как это было неожиданно – такая вспышка и такое заявление в пятницу. Я был настолько уверен, что даже велел Клоду – это мой аспирант – упаковать книги с полок в моем кабинете!
Родье вдруг тяжело вздохнул, чем напомнил Полику его дочь Лею, которая понимала, что вторую порцию мороженого ей не разрешат. То есть слишком наигранно.
– Ваш ассистент, Клод, на приеме не был, – сказал Верлак.
Родье улыбнулся:
– Нет, конечно. Приемы, вечеринки ему не по сердцу. Он был в библиотеке, исследовал одну находку, которую мы сделали в тот день.
– И вы вечером в пятницу не рассказали Клоду, что произошло на приеме? – Верлак таким образом проверял ответ Клода. – Он знал, что дуайен отменил свою отставку?
– Нет, я Клоду не звонил. У меня нет мобильного телефона, и у Клода тоже. Я сообщил ему на следующий день. Но по дороге с приема к машине я зашел в телефонную будку и позвонил своей бывшей жене.
Верлак приподнял брови:
– В самом деле?
Родье пожал плечами:
– Мы были женаты тридцать лет, и она знала Жоржа. Всегда его осуждала, говоря, что он двуличен и больше интересуется стеклом и женщинами, чем университетом. Я ей позвонил рассказать, что он только что сделал. Она была в ярости!
– А потом вы пошли домой?
– Да. Улицы Мазарена были необычно тихими. Я пришел домой, посмотрел новости, почитал и лег спать.
Допросы на этот день кончились. Доктор Родье решил идти домой пешком – путь составлял пять километров, последним участком его был крутой подъем, но Родье не любил все время ездить на машине. Бруно Полик пошел искать кофе покрепче, а Верлак остался сидеть в тишине, листая блокнот. Допрашивать ученика и учителя одного за другим оказалось интересно, как и предположил Полик, но какая-то странность привлекала внимание Верлака во время допроса Родье, и сейчас он понял: из этих двоих казался взрослее и лучше владел речью именно ученик. Если бы Верлак был студентом и ему пришлось выбирать, у кого учиться, то без размышлений он выбрал бы Клода Оссара.
