Когда семья Элюар приезжает в гостиницу «Мирамар» в Кадакесе, у Дали происходит один из его мощных неконтролируемых приступов смеха, однако Гала остается холодна как лед. На следующий день они снова встречаются в гостинице в час аперитива. Он очень заботливо нарядился для этой встречи. «Мужскими были только белые брюки»; в остальном он был одет как гермафродит – рубашка с пышными рукавами, браслет, ожерелье из фальшивого жемчуга, напомаженные волосы. Это был настоящий маскарадный костюм! Гала не узнает его. Назавтра он снова меняет наряд. Теперь придумывает для себя образ «оборванца»: разрезает рубашку ножницами, натирается «гнусным мускусом», который составил из рыбьего клея и козьего помета, наносит себе порезы и дает струйкам крови высохнуть так, чтобы остались красные полоски вдоль его рук. И наконец, намазывает свое туловище синькой!! Но, увидев издали голую спину Галы, «великолепную, атлетическую и хрупкую, напряженную и нежную, женственную и энергичную», Дали ослеплен и очарован. Он стирает все следы своего нелепого наряда и подходит к ней, трясясь от приступов смеха и от спазмов. Гала смотрит на него удивленно и серьезно, и Дали потом говорил, что в ее зрачке «был призыв». Любая превосходная степень слов слишком слаба, чтобы описать эту встречу, которую Дали поднял на уровень мифа. Все говорят, что он в ту минуту нашел свою «родственную душу». Он не только оказался во власти русского и космополитического очарования Галы, он предчувствует, что теперь вся его жизнь будет преломляться в этой любви, как свет в призме. Полился поток его признаний: до встречи с ней он был только «пропастью, полной ужаса, полной страха»; он «гениальный ребенок, потерявшийся в этом мире», его ужасный смех – лишь «крик отчаяния и ярости, призыв всего существа, последнее послание разума, который теряет дорогу в лабиринте небытия».

Все это он только что понял – осознал мгновенно при свете вспыхнувшей как молния долгожданной любви. Это признание сделало для него доступной любовь к женщинам, от которой он, в сущности, никогда не отказывался и которую подсознательно чувствовал, но скрывал это. Их встреча вызвала беспокойство у Элюара. Необычной в ней была сила доходившей до самозабвения любви Дали к Гале. Необычным было его отчаяние до этой встречи и то, что его засыхавшее тело словно воскресло от прикосновения Галы. Гала услышала крик Дали и ответила на него. Они вдвоем идут прогуляться на пляж и ходят вдоль скал по маленьким бухточкам Кадакеса. У Дали снова начинается приступ безумного смеха, но Гала берет его за руку и говорит ему таинственно и властно: «Мой маленький, мы больше не покинем друг друга». Так она поставила печать под «договором о чуде Дали». Повествование Дали о его прошлом становится ясным и отчетливым именно после рассказа об этой минуте. Он говорит о достоинствах Галы и о чуде, которое она с ним сотворила, и, как отрицательную противоположность, противопоставляет им свою душевную неудовлетворенность и боль. Гала помогла его гению раскрыться – в этом он уверен. Поэтому Дали говорит, что она его «усыновила», называет себя «ее ребенком, ее сыном, ее любимым». Она сразу становится для него мадонной, которая «открывает небо» и помещает его в облаках. Она «защитница, [его] божественная мать, [его] королева». Но его тревога по поводу гетеросексуальных отношений, которую он выразил в своей знаменитой картине «Великий мастурбатор», вовсе не угасла. Обладать Галой как женщиной для него настоящее мучение, но он знает, что это обязательный шаг на пути к чуду. Они становятся любовниками, и это происходит в дни сбора винограда. «Я хотел бы глубоко погрузиться в нее, чтобы лакать, есть, разрывать ее плоть. И я неистово кусал ее губы, пока вкус ее крови не наполнял мой рот, и я мог сосать, как материнское молоко, эту жидкость, более сладкую, чем мед. Я становился вампиром. Я становился свирепым, я падал в бездну неслыханного удовольствия. Я был любовником». В то знойное лето Гала стала его «маяком», его «двойником», его «я» – таким признанием завершает он свой рассказ! «Я чувствовал себя мужчиной, освободился от своих страхов и своего бессилия. Она наделила меня той земной вертикальной силой, которая позволяет мужчине проникнуть в женщину». Итак, искусство Дали развивается и освобождается. Художник, который «наслаждался образами» и предавался «погоне за экстазом», теперь находит в телесном слиянии с Галой пищу для своих картин. В этом смысле все творчество Дали – дань его любви к Гале, и наоборот – Гала по-настоящему существует только в той проекции, в которой ее представил себе Дали, чтобы войти в мир своего творчества. Мастурбация, игравшая в его жизни роль основы до встречи с Галой, еще недавно позволяла ему добиться взрыва образов, вырывавшихся из его сознания непосредственно перед наслаждением. По его словам, это момент приятного эротического удовольствия и большого напряжения творческих сил. Так постепенно возник его знаменитый параноидально-критический метод. Но с появлением Галы этот расклад изменился и ощущений стало больше. Дали объяснял: «В последний момент перед тем, как я взрывался в ней после того, как проник в нее и ласкал ее моим членом в естественном и нежном ритме, я чувствовал, как из глубины моего существа поднимаются мощные образы, которые так восхищали меня, что голова начинала кружиться». Значит, он (это он признавал и сам) применял тот же прием, что и Пруст, который поднимал на поверхность реальности то, что было погребено, используя в роли инструментов связанные с ним запахи, видения и звуки.

Обретение Галы Дали воспринимал как «чудо», благодать и экстаз. Так разве он мог бежать или уклониться от этой любви? Гала окончательно входит в его жизнь как эмоциональный двойник, сестра, возлюбленная, мадонна. Она становится необходимой героиней его жизни. Он не находит достаточно слов, чтобы выразить почтение к ней, потому что именно через ее посредство, благодаря ей он смог создать свой «эликсир, свое наслаждение и суть той силы, которая позволяет [ему] побеждать и господствовать над миром». Гала, которая уже преобразовала Элюара, теперь начинает работать над жизнью Дали. Он признает, что она «успокаивает» его, «проявляет» его, что она его «делает». Возможно, этот труд Пигмалиона больше всего подходит Гале. В это время она начинает понимать, какой властью обладает; теперь она хочет сама применять эту власть. Потом она с величайшей простотой признает, что имеет этот дар, сказав: «Я создала Дали, величайшего художника нашего времени. Он стал Божественным благодаря мне, и этого мне достаточно». А теперь она решила, что будет полностью исполнять свою роль тайной советчицы и создательницы гения. События ускоряются. Гала возвращается в Париж. Дали в Кадакесе пишет, почти под ее гипнозом, «Великого мастурбатора» и «Портрет Поля Элюара». Написать портрет – самое меньшее, что он был обязан сделать для поэта, у которого только что увел жену. Он знает, что Гала, даже когда ее нет рядом, поддерживает его и стимулирует творчество, открывает перед ним двери. Но отец Дали считает иначе. Для него Гала – интриганка и наркоманка, которая может принести его сыну только вред. Дали не желает покориться, тогда отец отрекается от него и прогоняет из Кадакеса. Дали в ответ обривает себе голову и зарывает волосы в песок на пляже своего городка вместе с раковинами морских ежей, которые, по его словам, «пахнут как женские гениталии». А потом он возвращается в Париж. И организует выставку, которая приносит ему огромный успех: все картины проданы. «В моей жизни переворачивается страница: я выхожу из тени на свет», – пишет он.

Гала становится неизбежной; для него любовь к ней – одержимость, полное слияние двоих навечно. Он говорит, что хочет «уподобить ее себе и раствориться в ней». Он хочет запереться на замок вдвоем с любимой, и это происходит: Гала соглашается уединиться с ним в маленькой гостинице в Карри-ле-Руе, на Лазурном Берегу. Там они снимают две комнаты – в одной будут жить, в другой он станет писать картины. Они несколько недель проведут там, не выходя наружу и приоткрывая дверь лишь для того, чтобы принимать подносы, которые им приносят горничные. Живопись и любовь. «Оргиастические объятия, звериные, но совершенные и прекрасные в своей неумеренности». Дали проводит долгие часы, открывая для себя тело Галы, а она отдается ему, как раскрытая раковина. Она подставляет Дали все – свои груди, гениталии, живот, а он «методически исследует ее». Влюбленным приходится поневоле покинуть это убежище: у них закончились деньги. Теперь Гала берет их жизнь в свои руки. Она возвращается в Париж, чтобы забрать деньги, которые им должна галерея «Геманс», ведущая дела Дали. А он в это время получает от своих новых меценатов, семьи Ноай, заказ, который позволяет молодой паре спокойно провести зиму. В замке Сен-Бернар, держа в руке чек на 29 000 франков – аванс за картину, Дали понимает, что деньги – «волшебная палочка». Денежные средства, которые он добывает, станут источниками творчества. Из этого смутного чувства в Сальвадоре Дали родился Avida Dollars – «жаждущий долларов» (такую анаграмму из его имени придумал Андре Бретон в 1949 году. – Пер.).

Но Гала для него главней всего – и денег, и даже славы. Она – суть Дали, для него она не имеет себе равных, как для Данте несравненной была Беатриче, с которой Дали часто сравнивает Галу. Любить Галу – значит вернуться к изначальным истокам, в тепло плаценты, в материнскую утробу – и, самое главное, чувствовать под своим пальцем родинку на мочке ее левого уха, драгоценный талисман. Эта родинка пробуждает во влюбленном художнике порывы чувств – «альфу и омегу Дали»! Влюбленные возвращаются в Каталонию, но они твердо решили, что больше не вернутся в Кадакес. Хозяйка гостиницы, которая дружит с ними, а живет в соседнем маленьком рыбачьем порту Порт-Льигат, дарит им хижину на пляже. Они принимают подарок и превращают его в домик, который Дали называет своим «гнездом» и своей «ракушкой». Но тут Гала заболевает плевритом. Дали лечит ее и нежно заботится о ней. Когда она возвращается к жизни, он привозит ее обратно в Порт-Льигат. «Здоровье вернуло мне Галу-наставницу, и я снова стал ее удовлетворенным возлюбленным». Что значит «Гала-наставница»? Выздоровев, Гала собирает все свои способности, свою беззастенчивую свободу, независимость своего ума, свой любовный жар, свою склонность бросать вызов, свою яростную жажду жизни и осмеливается гулять по пляжу с «победоносно обнаженной» грудью. Но слава еще не пришла. Галерея Геманс обанкротилась, Бунюэль предал Дали – не дал ему роль в своем последнем фильме «Золотой век», хотя предполагал это сделать. Дали, оставшийся без денег и упавший духом, переживал тогда очень тяжелое время. Гала спокойно принимает эти трудности, отчего возлюбленный еще сильней восхищается ею. Он продолжает писать картины, и в один из дней своего отчаяния, после сильной мастурбации, в самый момент своего знаменитого взрыва образов сильно ударяет себя кулаком по щеке, чтобы заглушить душевную боль, и ломает себе зуб. Этот зуб он сразу же начинает считать талисманом, трофеем и пишет о нем: «моя затвердевшая сперма, которую я только что вернул себе». Он подвешивает этот зуб на нитке в центре домика, решив, что будет усиленно работать для семьи Ноай и складывать полученные деньги в сейф, а потом поедет в Париж, чтобы там сделать состояние. «Мой приносящий счастье зуб из спермы заставит пролиться золотой дождь на дом в Порт-Льигате. Это будет золото, которое я заставлю литься струей из моего гения». Гала в этом предприятии следует за ним. Сейчас она больше, чем когда-либо, его женщина, его супруга, его двойник, его вера.

Вера в смысле «мое убеждение», уточняет он. Дали лихорадочно пишет свои картины, а она присматривает за ним – «доблестная маленькая душа, сияющая в темноте, как маяк надежды». Они снова, как в дни медового месяца, запираются ото всех. Теперь они свободны от всех парижских артистов и интеллектуалов, которые их предавали. Они будут избегать «снобизма, порока, наркотиков, коммерции, педерастии и его франкмасонства». Он станет «твердым как скалы Порт-Льигата, непреклонным, гордым, но уверенным в [себе]». Гала почти полностью бросила Элюара и Сесиль – своего ребенка. Чтобы побудить Элюара к творчеству, она несколько раз соглашается встретиться с ним, но постепенно замечает, что Дали заполняет всю ее жизнь. Элюар грезит о ней, но знает, что в эти дни, в конце 1929 года, он переживает последние вспышки той любви, которую не сможет ему дать даже сменившая Галу Нюш. Он пишет пылкие стихи, но это лишь стихи. Их мелодика безупречна, но нет подлинного чувства реальности: «Мой язык весь целиком в твоем рту, в твоих гениталиях. Мой член украшает тебя спермой. Она у тебя на ладонях, на животе, на грудях, на твоем безумно полном жизни лице. И мы снова начинаем обнимать друг друга, ласкать друг друга, пронзать друг друга». Но его вдохновение напрасно рождает эти образы: Гала полностью посвятила себя Дали.

Она медленно «далинизируется» – усваивает от Дали его экстравагантность: ведь и в ней самой живет никогда ее не покидавшее русское безумие.