Как показано выше, евреев громили все участники Гражданской войны. Абсолютно ясно, однако, что в общем и целом для советской власти любой еврейский погром противоречил самой ее сути и ее суровым постановлениям и был нечем иным, как «эксцессом исполнителя», что называется. И что она, осуществляя себя, боролась с антисемитизмом как в теории, законодательно, так и на практике, не стесняясь самых крайних мер.

Совершенно иначе обстояло дело в Белой армии, ибо, как писал тот же Бикерман, для любого контрреволюционера-белогвардейца было очевидно, что «контрреволюция и евреи – два враждебных лагеря, и на войне как на войне».

Вышеописанными погромами история русско-еврейских отношений на территории ВСЮР и других белых армий не ограничивалась. Поэтому представляется, что реальное число жертв еврейских погромов, совершенных, в частности, чинами Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) в годы Гражданской войны, – вопрос непростой и важный. Ему посвящены работы Александра Аркадьевича Немировского, чьи обширные критические рецензии на книгу Будницкого размещены в Интернете под псевдонимом «Могултай». Сравнительно с книгой Будницкого, отзывы Немировского имеют абсолютное преимущество как по качеству и количеству источников, так и по критическому к ним отношению, чем и объясняется мое предпочтение в поисках фактуры. Поскольку обе работы этого автора взяты из Интернета, я не даю ссылок на каждую цитату, но ручаюсь за точность цитирования.

Немировский полагает, что оценки количества жертв погромов в литературе неоднократно и значительно завышались, отчего и в книге Будницкого оказались недостоверные цифры. Все дело в том, что данные о еврейских погромах собирались по горячим следам и немедленно передавались в мировые и особенно европейские СМИ с целью, прежде всего, получения помощи от различных международных организаций. При этом они, естественно, предельно преувеличивались, чтобы максимизировать размеры помощи. При этом, как пишет Немировский-Могултай, «количество печатной лжи по этому поводу как в отечественной, так и в зарубежной историографии (притом, что еврейские же источники 20-х годов устанавливают в данном вопросе полную ясность) успело перейти в качество, создав устойчивый миф о программно-погромном антисемитизме ВСЮР».

Сбором данных занимались специальные еврейские центры как в России, так и в Европе. Осенью 1919 года в Киеве действовали: 1) Центральный комитет помощи погромленным (ЦКПП) и 2) КОПЕ – киевское отделение ЕКОПО (Еврейский комитет помощи жертвам войны и погромов – общественная организация, предусмотрительно созданная еще с начала Первой мировой войны). При Центральном комитете работала Редакционная коллегия по собиранию материалов о погромах на Украине (далее – Редколлегия). С отступлением войск ВСЮР из Киева в декабре 1919 года ЦКПП прекратил свою деятельность. Многие его члены эвакуировались вместе с деникинцами или эмигрировали позже. В 1921 году в Берлине Редколлегия переросла в новое учреждение – Центральный архив материалов о погромах. Все это время она сохраняла связи «с различными еврейскими общественными организациями» в России. Среди которых на первом месте созданный в июле 1920 года в Москве, по согласованию с ЦК РКП(б) и ЧК, Евобщестком (Еврейский общественный комитет помощи пострадавшим от погромов). На Украине отдельно работала местная структура Евобщесткома – Всеукраинский еврейский общественный комитет помощи пострадавшим от погромов, с центром в Харькове. Комитет собирал «погромные» материалы по всей территории советских республик, обобщал их и направлял за рубеж. В дальнейшем архив Комитета был передан Еврейскому отделу Наркомнаца.

Немировский резюмирует: «Так сложились два еврейских центра сбора и публикации данных о погромах: заграничный (Центральный архив в Берлине) и советский (Евобщестком). И они сотрудничали друг с другом». Политические последствия этого состояли в том, что преувеличенные сведения о погромах сразу же доводились еврейскими и левыми – коммунистическими и социалистическими – СМИ до сведения правящих кругов европейских стран, во многом формируя их позицию по отношению к происходящему в России. В первую очередь – по отношению к правительствам белых армий, с одной стороны, и к правительству большевиков – с другой. От этого зависели, в частности, вопросы политической и материальной, военной поддержки белого движения странами Антанты. Одним из регулярных получателей такого рода информации был Уинстон Черчилль, на чью позицию как военного министра таким образом постоянно оказывалось воздействие. И Черчилль реагировал с большой живостью. Так, он телеграфировал командующему британскими силами 18 сентября 1919 года: «Очень важное значение имеет, чтобы генерал Деникин не только сделал все, что в его власти, для предотвращения убийств евреев в освобожденных районах, но и выпустил декларацию против антисемитизма». Возможно, он уже знал про отказ Деникина возвестить о равноправии еврейского населения и о недопущении «эксцессов» по отношению к нему, с каковой просьбой к генералу обратились представители Ростовской, Екатеринославской, Таганрогской и Харьковской еврейских общин 8 августа 1919 года – и счел необходимым вмешаться.

Немировский приводит в своих работах ссылки на разные источники, показывая огромный, ни с чем не сообразный разброс данных о числе жертв. Примером может служить несчастный городок Фастов, который за всю историю Гражданской войны громили ни много ни мало двенадцать раз – не только белые, но и атаманы, петлюровцы и поляки. Рассказывая именно о белогвардейском погроме 9–15 сентября 1919 года, «общее мнение» жителей города «повысило число одних только жертв погрома до 1500–2000». Газеты воспроизвели «общее мнение» в его высших оценках («Киевское эхо» с его 2 тыс. убитых). «Еще более поздние воспоминания довели это число уже примерно до круглых 10 тыс. жертв» и даже до 13 тыс. (10 000 непосредственно-де убито, еще 3000 скончалось от ран и лишений). Между тем специально составленный для главкома ВСЮР Управлением генерал-квартирмейстера секретный доклад о еврейских погромах утверждает, что в Фастове всего было убито 224 еврея. Немировский считает, что здесь «занижение, если и имело место, то незначительное», всего погибло «примерно 400 человек», «потому-то и вызывают удивление те числа, которые встречаются в обобщающих публикациях». При этом того, что в числе убитых имеется неопределенная доля погибших не от погрома, а от военных действий, не учитывает вообще никто.

Немировский делает на примере Фастова весьма далеко идущий вывод о том, что хотя объективные данные о белых погромах имелись достаточно в наличии, «однако при их использовании авторы, принадлежавшие к кругу еврейских общественных деятелей, связанных с киевскими органами еврейской взаимопомощи, допустили ряд сознательных или бессознательных искажений, «преувеличивая и без того страшное», по выражению Иосифа Бикермана».

Преувеличения продолжались и в 1920-е, и в 1930-е годы, продолжая будоражить еврейскую и нееврейскую общественность в Европе и мире, продолжаются и до нашего времени, включая вышеупомянутую книгу Будницкого («известный и плодовитый историк просто, без специальной проверки, воспроизвел оценки, приведенные в работах нескольких еврейских авторов 1920–1930-х годов, хотя они включают значительно завышенные числа жертв»).

«Общее число жертв погромов 1918–1920 годов среди евреев на территории Российской империи (без Польши), – пишет Немировский, – вообще также определяется по-разному. Евобщестком, после подробных подсчетов, пришел к суммарной сводке в 33,5 тыс. документированно погибших от всех погромов евреев на всей описанной территории в 1918–1920 годах. Н. Гергель, суммировавший все документальные сведения уже после Второй мировой войны, получил сумму в 30.5 тыс. документированных жертв всех погромов по той же территории в 1918–1920 годах, что практически совпадает с данными Евобщесткома. Оба источника полагают, что реальное число жертв было выше документированного и определяют его условно: Евобщестком – в 150 тыс. чел., Гергель – в 50–60 тыс. Гусев поднимает эту условную оценку до 200 тыс. чел. …Фантастические рассказы Лекаша (Лекаш Б. Когда Израиль умирает. Л., 1926. С. 27), приписывающего Доброармии 80 000 жертв, можно вообше не принимать в расчет. Они говорят только о том, с какой могучей силой творилась «черная легенда» о ВСЮР».

Будницкий, как мы помним, также указывает на разброс в цифрах, но при этом не отвергает ни одну из них, в т. ч. и 200 тыс. В действительности же, как полагает Немировский, от действий ВСЮР, даже «считая с убитыми на дорогах, явно незаконно в контрразведке и т. д. и округляя – 2000 убитых – обоснованный максимум, 2500 убитых – крайняя завышенная оценка».

Пусть читатель сам судит, сравнивая эти цифры – от 2.5 до 200 тыс., – о том, кто и как создавал в отношении Белой армии, в особенности на Юге России, под командованием Деникина и затем Врангеля, эту «черную легенду». Здесь же необходимо привести мнение Немировского о тех мотивах, которыми руководствовались фальсификаторы всех мастей, двигая в массы заведомо ложную информацию:

«…Все это приводило к систематическому завышению данных относительно действительного числа жертв. Это завышение вызывалось следующими факторами:

– сведения в Красный Крест и институты еврейской взаимопомощи подавались не для истории, а для получения помощи из расчета на определенную численность пострадавших. Чем больше было пострадавших, чем крупнее были размеры бедствия, тем больших пожертвований и помощи можно было добиться (что, при крайней скудости «нормативной» помощи, было весьма немаловажным). Таким образом, еврейские общины на местах и отдельные семьи были крайне заинтересованы в завышении данных по гуманитарным соображениям;

– для журналистов мировой социалистической и большей части мировой еврейской прессы, как и тем более для большевистского Евобщесткома, в силу их однозначно отрицательного отношения к Доброармии, было тем лучше, чем большее число жертв они указывали;

– кроме того, погромы, учиненные всевозможными атаманами и бандами на территории, номинально контролируемой Вооруженными силами Юга России, все наши источники могли путем самой добросовестной ошибки (впрочем, для Евобщесткома можно смело предполагать и не очень добросовестные ошибки) записывать на счет самих ВСЮР. Сами громимые не всегда могли бы толком отличить одних от других, что говорить об инстанциях, компилировавших их cообщения!.. Между тем только на территории Киевской губернии «под деникинцами» оперировали 22 атамана».

Для нас тут важнее всего то, что какими бы ни были мотивы фальсификаций, но в мировую прессу и мировое общественное сознание систематически и целенаправленно внедрялись представления о Белой армии как армии погромщиков. Что немедленно вызывало напряжение в отношениях Деникина и затем Врангеля с Англией, Америкой и Францией. Правительства белогвардейцев отлично понимали эту взаимосвязь и делали все, чтобы обелить себя от обвинений в потворстве погромщикам. «По яркому выражению Штифа, – замечает Немировский, – противопогромных приказов была «куча» (издавались они Главнокомандующим ВСЮР, всеми командующими армиями, многими комендантами городов); грозили они обычно расстрелом, в том числе расстрелом на месте».

Немировский-Могултай задается, однако, вопросом: «Могла ли военная власть бороться с погромами в большей степени – то есть так, как боролись хотя бы красные, подчас расстреливавшие в таких случаях собственных военнослужащих громогласно и десятками?». И вполне резонно отвечает: «Могла – рискуя немедленным развалом армии или собственным уничтожением в результате военных бунтов». Потому что «именно как целое еврейство проявило себя в 10-е годы таким образом, что просьба к командованию ВСЮР вести специальную пропаганду в защиту евреев как таковых была бы претензией не просто необоснованной, но и довольно бестактной… Меры специально проеврейские могли разве что дополнительно разжечь ярость войск и населения и уж во всяком случае придали бы командованию устойчивую репутацию «продавшихся жидам»…

Почему мы должны были сосредоточиться на проблеме именно белогвардейских погромов, в то время как евреев громили все славянские участники Гражданской войны – русские, белорусы, украинцы? Как метко заметил Немировский, «иметь дело непосредственно с народными массами украинским евреям было опаснее всего – атаманщина на Украине истребила больше всего евреев из всех действующих сторон». На втором месте были петлюровцы-гайдамаки, рядом с «подвигами» которых против евреев деяния добровольцев просто меркнут.

Потому что, во-первых, от информации о них зависела политика союзных стран по отношению к белым и красным. А от поддержки или неподдержки, признания или непризнания Англией, Францией и Америкой белогвардейцев или же большевиков – как основных воюющих сторон в Гражданской войне – зависела конечная судьба России в те роковые, решающие годы.

А во-вторых, русско-еврейская война в России, увы, не закончилась с поражением белых в Гражданской войне и с эмиграцией двух миллионов русских за рубеж, и это обстоятельство весьма важно для понимания дальнейшего.