По сути, Гражданская война началась 6 января 1918 года с исторического разгона большевиками Учредительного собрания, выборы в которое убедительно подтвердили победу еврейских революционеров вообще, но разочаровали конкретно большевиков.

К этому времени в руках евреев надежно удерживались газеты, банки, иные рычаги управления экономикой и общественным мнением. Русский электорат, в массе своей (86 %) состоявший из малограмотных и вовсе неграмотных крестьян, воспитанных в духе христианской национальной индифферентности, не замечал и не желал замечать, кто – люди какой национальности – возглавляет отряды «борцов за социальную справедливость», «борцов за лучшее будущее для трудового народа». Во время выборов в Учредительное собрание, состоявшихся сразу после Октябрьской революции 1917 года, подавляющее большинство избирателей (свыше 90 %) проголосовало за левые партии, причем 58 % и 25 % (соответственно) именно за эсеров и большевиков, чье руководство состояло в основном из евреев. Но большевики – наиболее оголтелая революционная партия – мечтали о всей полноте власти, рвались к ней. И осуществили свой второй (после Октября) переворот, положив начало Гражданской войне. Решающую роль здесь сыграли именно люди с еврейской кровью: Ленин, Свердлов, Троцкий, Дзержинский, Каменев и Зиновьев.

Это не осталось незамеченным современниками. Сразу после разгона «Учредилки», уже 7 января 1918 года все тот же Шимон Дубнов пророчески стенает: «Нам не забудут участия евреев-революционеров в терроре большевиков. Сподвижники Ленина: Троцкие, Зиновьевы, Урицкие и др. заслонят его самого (Дубнов, как и все тогда, ошибочно считал Ленина русским. – А. С.). Смольный называют втихомолку «Центрожид». Позднее об этом будут говорить громко, и юдофобия во всех слоях русского общества глубоко укоренится… Не простят. Почва для антисемитизма готова».

Еврейские революционеры понимали данные обстоятельства лучше всех. Недаром в первую же (!) ночь после переворота, с 26 на 27 октября 1917 года, большевики добились одобрения Всероссийским съездом Советов «Постановления о борьбе с контрреволюцией», которым запрещались в том числе антиеврейские выступления. А чуть позднее декрет 25 июля 1918 года, принятый сразу после убийства царской семьи Советским правительством по личной инициативе Ленина, объявлял антисемитизм «гибелью для дела рабочей и крестьянской революции» и ставил его вне закона, обрекая нарушителей на немедленную смерть. «Не будет нас – не будет и Советской власти», – ясно понимал еврейский мозг партии. Но евреи делали все для углубления революции еще и потому, что понимали и обратную истину: не станет Советской власти – не станет и евреев, ибо защищать их будет некому, и тогда расплата неминуема.

Об этом понимании лучше всего свидетельствует уникальная книга «Россия и евреи» (Берлин, Основа, 1924). Составившие эту книгу авторы – И. М. Бикерман, Г. А. Ландау, И. О. Левин, Д. О. Линский, В. С. Мандель, Д. С. Пасманик – все до одного евреи, не принявшие революцию и исчезнувшие из революционной России вместе с русской белоэмиграцией. Их позиция, претендующая на объективность, оказалась не ко двору ни среди русских изгнанников, имевших выстраданный, бескомпромиссно твердый взгляд на роковую роль евреев в революции, ни среди еврейской диаспоры. Их устами говорила и пером двигала не только неспокойная совесть, отягощенная страданиями русского народа, но в неменьшей степени и тревога за свой собственный, еврейский народ. Логика тут проста и понятна, она ясно выражена в публикуемых текстах:

– обращение «К евреям всех стран!»: «Советская власть отождествляется с еврейской властью, и лютая ненависть к большевикам обращается в такую же ненависть к евреям. Вряд ли в России остался еще такой слой населения, в который не проникла бы эта не знающая границ ненависть к нам. И не только в России. Все, положительно все страны и народы заливаются волнами юдофобии, нагоняемыми бурей, опрокинувшей Русскую державу. Никогда еще над головой еврейского народа не скоплялось столько грозовых туч»;

– И. М. Бикерман: «Русский человек твердит: «Жиды погубили Россию». В этих трех словах и мучительный стон, и надрывный вопль, и скрежет зубовный. И стон этот отдается эхом по всему земному миру… Нисколько не преувеличивая, отнюдь не изображая дела так, будто весь мир занят только нами, нельзя все-таки не видеть, что волны юдофобии заливают теперь страны и народы, а близости отлива еще не заметно. Именно юдофобия: страх перед евреем как перед разрушителем. Вещественным же доказательством, пугающим и ожесточающим, служит плачевная участь России»;

– он же: «Каждый день, каждый час большевицкого владычества увеличивает и без того огромные запасы злобы к нам. Россия уже теперь представляет для нас сплошной пороховой погреб, а взрывчатого вещества все прибавляется. Хватит ли надолго у большевиков силы и умения, чтобы справиться с грозной стихией?»;

– Д. С. Пасманик: «На нас лежит тяжкая ответственность за судьбы России и русского еврейства. Поэтому мы считаем необходимым своевременно указать на содеянные ошибки и на правильные пути к спасению. Мы считаем своим нравственным долгом призвать всех наших единомышленников к борьбе с этим злом, которое растлило Россию, вызвало небывалый рост антисемитизма во всем мире и привело к ужасным погромам в России. Только этой борьбой мы спасем еврейство».

И т. д.

Авторы, безусловно, знали, о чем писали. К моменту выхода книги очень многие страшные подробности в отношении расправ с русским народом, которые ассоциируются с еврейскими революционерами, дорвавшимися до власти в России, были уже широко известны. Юрий Слезкин пишет об этом «неудобном» историческом обстоятельстве так:

«Еврейские имена связаны с двумя наиболее известными и символически значимыми актами Красного террора. В июне 1918 года, в самом начале Гражданской войны, Ленин распорядился об убийстве Николая Второго и его семьи. В организации казни участвовали Свердлов (глава ВЦИКа, бывший помощник аптекаря), Шая Голощекин (комиссар Уральского военного округа, бывший дантист) и Яков Юровский (чекист, руководивший расстрелом и впоследствии уверявший, что лично застрелил царя; бывший часовщик и фотограф)…

Зимой 1920–1921-го, в самом конце Гражданской войны, Бела Кун (председатель Крымского революционного комитета) и Р. С. Землячка (Розалия Залкинд, председатель Крымского комитета партии и дочь богатого киевского купца) руководили уничтожением тысяч беженцев и военнопленных, оставшихся в Крыму после эвакуации Белой армии. За участие в этой операции Землячка получила высшую советскую награду: орден Красного Знамени. Она стала первой женщиной, удостоенной этой чести».

К информации Слезкина следует добавить три важных примечания.

Во-первых, помимо Николая Второго и его семьи в 1918–1919 годах в разных городах России было расстреляно 19 представителей династии Романовых (из них 7 детей) только за принадлежность к царской фамилии. Ряд историков видит в этом следствие той установки («уничтожить всю большую ектению»), которую Ленин в свое время восхищенно заимствовал у создателя «Общества народной расправы», известного террориста-нигилиста русского Сергея Нечаева. Но, на мой взгляд, это лишь попытка свалить вину за цареубийство с больной головы на здоровую. Ведь, кроме того, здесь усматривается и мотив личной мести Володи Ульянова (Ленина) за повешенного старшего брата революционера-террориста Сашу Ульянова. А в общем и целом это злодеяние вытекало, с одной стороны, из цареубийственной традиции, заложенной в России именно евреями еще во времена Александра Второго и Александра Третьего. А с другой стороны, из логики становления юдократии, уничтожавшей даже тень возможной конкуренции со стороны бывшей династии (так Наполеон уничтожил некогда ни в чем не повинного юношу – герцога Энгиенского – только за принадлежность к роду Бурбонов) и сжигавшей все мосты русского народа в «проклятое прошлое».

Во-вторых, решение о терроре в Крыму после ухода Русской армии Врангеля принималось не отдельными злокозненными евреями (Кун, Землячка – исполнители), а непосредственно верхушкой еврейско-большевистской власти: главой государства Лениным, председателем Реввоенсовета Троцким, начальником Чрезвычайки Дзержинским. Непосредственных организаторов Слезкин указал верно. Но кое-что упустил. 14 ноября 1920 года Реввоенсовет Южного фронта принял постановление, в котором говорилось: «Образован Крымревком в составе: председателя – члена РВС Южного фронта Бела Куна, членов: Аиде, Гавена, Меметова, Идрисова, Давыдова-Вульфсона (четыре еврея, два татарина. – А. С.). Крымревкому делегированы неограниченные полномочия». 16 ноября 1920 года Дзержинский послал секретную шифротелеграмму начальнику особого отдела Юго-Западного и Южного фронтов В. Н. Манцеву: «Примите все меры, чтобы из Крыма не прошел на материк ни один белогвардеец… Будет величайшим несчастьем республики, если им удастся просочиться». Во исполнение данного указания на следующий день, 17 ноября 1920 года, распоряжением Реввоенсовета 6-й Армии была организована Особая Военно-Контрольная Комиссия с правами Особого Отдела ВЧК 6-й Армии в составе председателя Айзенберга и членов товарищей Цибина и Берковича. И сразу же против оставшихся в Крыму офицеров Русской армии начался «красный террор». Лев Троцкий, приезда которого ждали в Крыму, заявил в унисон Дзержинскому: «Я не приеду в Крым до тех пор, пока хотя бы один контрреволюционер останется на полуострове». На это отозвался Бела Кун: «Крым – это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит». Его главный помощник, начальник политотдела 13-й дивизии и секретарь Крымского обкома Розалия Самойловна Землячка отчитывалась уже в декабре 1920 года о проделанной работе: «Путем регистрации, облав и т. п. было произведено изъятие служивших в войсках Врангеля офицеров и солдат. Большое количество врангелевцев и буржуазии было расстреляно, остальные находятся в концентрационных лагерях».

Всего в Крыму было уничтожено, по разным оценкам, от 20 до 120 тысяч бывших белогвардейцев и сотрудников администрации Врангеля, которых под угрозой расстрела заманивали на учетную регистрацию, необходимую якобы для последующего снабжения документами и трудоустройства, а потом расстреливали или топили в море. (В фильме Никиты Михалкова «Солнечный удар» достоверно показано, как это делалось.) Это было эпизодом планомерного уничтожения русской элиты, который нельзя списать на «эксцесс исполнителя».

В-третьих, Слезкин забыл или не захотел рассказать про третий, самый массовый эпизод антирусского еврейского революционного террора – про расказачивание. Зловещая Директива Оргбюро ЦК РКП (б) от 29 января 1919 года о беспощадном поголовном истреблении «всех верхов казачества» (понятие растяжимое; основные исполнители – командарм Иона Якир, секретарь Донбюро Арон Френкель, евреи) была подготовлена и подписана лично Свердловым. Последствия были страшными, особенно в отношении терского, гребенского, да и донского казачества. Ибо части особого назначения не только расстреливали подряд взрослых мужчин-казаков, но и приходили в казачьи села, где мужчины были на войне, неважно, у красных или у белых, и полностью изымали всякое оружие. После чего с гор спускались горцы – чеченцы, ингуши и др., резали, убивали, насиловали, грабили, угоняли скот… Геноцид казачьего субэтноса есть важнейший эпизод истории геноцида русского народа вообще.

Что и говорить, даже если мы ограничимся только этими, наиболее яркими, примерами, у авторов книги «Россия и евреи» были все основания опасаться за свой еврейский народ, навлекший на себя ненависть и месть русского народа. Приходится отметить, однако, что даже эта разумная, более чем обоснованная и оправданная постулатами еврейского этноэгоцентризма предусмотрительность не нашла отклика в душах единоплеменников Пасманика и Бикермана. Как заметил их соавтор Ландау: «Во всех народах, переживших подобные испытания, идет процесс самокритики, самопознания, самопретворения – где он в русском еврействе? Я слушал наших критиков, противников. Ни о чем подобном не было у них слышно; точно не о чем тревожиться и не с чем бороться. Виноваты все посторонние – правительство, генералы, крестьяне. Мы же не при чем… Когда некоторые из авторов этого сборника выступили в Берлине с докладами, посвященными еврейской ответственности, еврейскому участию в деле великого развала, – эти выступления были встречены великим возмущением. Даже признавая, гласно или молчаливо, правильность фактических указаний и анализов, выражали негодование или удивление по поводу решимости с ними выйти на гласную арену».

Если это глухое равнодушие к нашей русской боли и трагедии было характерно даже для оказавшегося в относительной безопасности, эмигрировавшего в Европу и отстраненного от российских неурядиц еврейства, то что же говорить о тех евреях, которые остались в России и сами принимали участие в ее преобразовании-убиении?!

Я не хотел бы, чтобы меня упрекнули в предвзятости, пристрастности и необъективности, поэтому воспользуюсь теми аргументами, которые подарили нам авторы упомянутой книги «Россия и евреи», будучи сами еврейской национальности, но честно смотрящие на жизнь, как она есть. Работая в свое время над предисловием к данной книге, я произвел выборку из их статей, которую и предлагаю вниманию читателей.

Читатель должен понять, прочувствовать ту атмосферу, которой была вызвана и в которой протекала русско-еврейская этническая война, ведь она в значительной мере определяла содержание т. н. Гражданской войны в России. Лучше, чем цитируемые ниже авторы-евреи, об этой атмосфере не сказал никто. Итак…