14

Утром в понедельник тёмный поток самолётов плыл над нами час или дольше. К сожалению, это были не наши самолёты. Я никогда в жизни не видела такого количества. Они были похожи на тяжёлые транспортные самолёты, и им никто не мешал, хотя полчаса спустя шесть наших реактивных самолётов промчались в том же направлении. Мы оптимистично помахали им руками.

Ранним утром мы вернулись ко мне домой и забрали оттуда очередную порцию груза: продукты, инструменты, одежду, туалетные и постельные принадлежности и несколько разных мелочей, которые забыли в прошлый раз: жаровню для барбекю, пластиковые контейнеры для хранения еды, будильник и, стыдно сказать, грелки. Робин просила привезти Библию. Я знала, что у нас она где-то есть, наконец нашла её и, стряхнув с неё пыль, добавила к коллекции.

Дело оказалось непростым, мы ведь не могли взять вещей слишком много, потому что патрули сразу заметили бы, что в пустом доме кто-то побывал. Поэтому мы поехали в дом Груберов, примерно в километре от нашего, и там набрали ещё еды. Я также прихватила семена и рассаду из теплицы мистера Грубера. Я уже начала думать, как Гомер, и рассчитывать надолго вперёд.

Последним делом мы прихватили с полдюжины кур — наших лучших несушек, — несколько упаковок корма, проволоку для изгороди и колья. На этот раз я позволила Гомеру сесть за руль, прикинув, что ему всё равно нужно практиковаться. Чтобы позабавить Фай, я закрыла глаза, взяла Библию, открыла её наугад, ткнула пальцем в страницу и прочитала подвернувшуюся строчку, сказав сначала:

   — Дух мой укажет мне то, что нам подойдёт!

Строчка оказалась такой: «Я ненавижу их великой ненавистью; я считаю их своими врагами».

   — Вот тебе и раз! — удивилась Фай. — А я-то думала, что Библия — это книга любви и прощения.

Я продолжила читать:

   — «Избавь меня, Боже, от злых людей; охрани меня от жестоких людей, что замышляют зло в своих сердцах и постоянно пробуждают войны».

Это произвело впечатление. И на меня тоже, но я не позволила остальным упустить главное.

   — Вот видите, я же говорила! — заявила я. — Я обладаю особым даром!

   — А ты попробуй в другом месте, — предложил Гомер.

Но я не собиралась так легко терять репутацию.

   — Нет уж, вы услышали мудрые слова, — ответила я. — На сегодня хватит.

Фай схватила Библию и попробовала повторить ритуал. В первый раз она угодила пальцем в пустую часть страницы в конце какой-то из глав. Во второй раз прочитала:

   — «А потом царь послал Седраха, Мисаха и Авденаго в Вавилон».

   — Никуда не годится, — заявила я. — У тебя нет особого дара.

   — Вероятно, то, что тебе подвернулось, поможет Робин чувствовать себя немножко лучше, ну, из-за стрельбы в солдат, — сказал мне Гомер.

   — Мм... я отметила ту страницу. Я ей покажу, когда они вернутся.

Никто даже не заикался о том, что ребята могут и не вернуться. Думаю, это дело обычное. Люди считают, что, если они выскажут что-то плохое, оно может магическим образом осуществиться. Но мне не кажется, что слова обладают такой уж большой силой.

Мы добрались до верха гребня, спрятали «лендровер» и собрали кур и всё то, что могли донести в Ад. Нам пришлось дожидаться темноты, чтобы взять остальное. Слишком опасно было бродить по Тейлор-Стич при дневном свете, когда вокруг так и шныряли самолёты. К тому же день явно будет знойным. Даже внизу, в Аду, где обычно прохладнее, воздух начал отчаянно разогреваться. Но к моему удивлению, мы увидели под деревом на другом конце поляны стоявшего на ногах Ли.

   — Ну и ну! — воскликнула я. — Да ты восстал из мёртвых!

   — Я, конечно, предпочёл бы утро попрохладнее, — усмехаясь, ответил он. — Но меня уже просто тошнит от сидения на одном месте. К тому же пора тренировать ногу, я вполне пришёл в себя после поездки на снегоочистителе.

Ли улыбался вовсю, довольный собой, но всё же потел от усилий. Я намочила полотенце в ручье и вытерла ему лицо.

   — Ты уверен, что не слишком рано поднялся? — спросила я.

   — Да вроде всё нормально, — пожал плечами Ли.

Я вспомнила, как это бывало с нашими животными, заболевшими или поранившимися где-нибудь, — чаще всего это случалось с собаками — и как они день за днём лежали под овечьим навесом, пока либо не умирали, либо не оживали и не выбирались во двор, виляя хвостом. Может, и Ли такой же. Он был очень тихим с того момента, когда его ранило, просто лежал между камнями, погрузившись в собственные мысли. Сейчас он, правда, не вилял хвостом, но на его лицо вернулась живость.

   — В тот день, когда ты пробежишься бегом от одного края поляны до другого, — заявила я, — мы зарежем одну из куриц и устроим настоящий пир.

   — Робин сможет снять швы, когда вернётся из Виррави, — сказал Ли. — Они уже не нужны.

Я помогла ему дойти до тенистого местечка у ручья, где мы могли посидеть рядом на влажных тёмных камнях, — это, наверное, было самое прохладное место в Аду в тот день.

   — Элли, — заговорил Ли и нервно откашлялся, — я собирался кое о чём тебя просить. В тот день у тебя дома, когда мы прятались в сенном сарае, ты подошла, когда я там лежал, легла рядом, и мы...

   — Эй, довольно, довольно! — перебила я его. — Я помню, что мы делали.

   — Я подумал, а вдруг ты забыла.

   — Эй, ты что себе позволяешь? По-твоему, я так часто этим занимаюсь, что могу и забыть? Вообще-то, со мной такое не каждый день случается!

   — Да, но ты с тех пор ни разу на меня не посмотрела. Ты со мной почти не разговариваешь.

   — Я в последние дни была как бы не в себе. Просто спала и спала.

   — Да, но потом...

   — Потом? — вздохнула я. — А потом я была растеряна. Просто не знаю, что и думать.

   — А ты всегда знаешь, что думать?

   — Если бы я могла ответить на этот вопрос, я бы, наверное, знала всё на свете.

   — Я сказал что-то такое, что тебя огорчило? Или что-то не так сделал?

   — Нет-нет. Дело во мне самой. Я вообще часто не понимаю, что делаю. А иногда делаю то, что не означает, будто я так думаю. Ты понимаешь, что я имею в виду? — с надеждой спросила я, сама не очень уверенная в сказанном.

   — Выходит, то, что ты говоришь, ничего не значит?

   — Да нет... Что-то значит, но я не понимаю, значит ли это то, что тебе бы хотелось услышать... Скажи просто, что я вела себя непристойно, и на том покончим.

Ли был явно задет, и так сильно, что я пожалела о своих словах. Я ведь ничего такого в виду не имела.

   — Послушай, мне немного трудно здесь сидеть, — сказал он. — Но если хочешь от меня избавиться, тебе придётся уйти самой.

   — Ох, Ли, я не хочу от тебя избавляться! Я не хочу ни от кого избавляться! Нам всем придётся жить здесь, где мы очутились, и ещё невесть сколько.

   — Да, — кивнул Ли. — В этом месте, в Аду. Иногда это и вправду похоже на ад. Сейчас, например.

Я не понимала, почему говорила с ним так. Всё произошло как-то уж слишком неожиданно. Это был разговор, к которому я оказалась не готова. Наверное, мне хотелось владеть ситуацией, а Ли вывалил всё на меня в то время и в том месте, которые сам выбрал. Мне хотелось, чтобы здесь была Корри и я могла бы сейчас пойти и поговорить с ней об этом. Ли оказался так настойчив, что пугал меня, и в то же время я ощущала какую-то силу, когда он был рядом... я только не знала, что это такое. Я всегда была настороже, оказываясь рядом с ним, при этом у меня разгоралась кожа. Краем глаза я наблюдала за Ли, говорила, обращаясь именно к нему, отмечая его реакцию и прислушиваясь к его словам внимательнее, чем к словам других. Если он высказывал какое-то мнение, я относилась к нему более вдумчиво, чем, например, к мнению Кевина или Криса. Я очень много о нём думала, забираясь вечером в спальный мешок, а засыпая, мечтала о нём. И так уж получилось — хотя и звучит довольно глупо, — что Ли стал у меня ассоциироваться с моим спальным мешком. Когда я видела одно, думала о другом. И наоборот. Это вовсе не означает, будто мне хотелось, чтобы Ли очутился в моём спальнике, но они как-то связались у меня в голове. Я чуть не заулыбалась, сидя рядом с Ли и подумав об этом, гадая, как бы Ли выглядел, если бы вдруг прочитал мои мысли.

   — Ты всё ещё думаешь о Стиве? — спросил Ли.

   — Ох нет, не о Стиве. То есть я хочу сказать, что думаю о нём так же, как обо всех других людях. Мне хотелось бы знать, всё ли у них в порядке, я надеюсь на это, но я не думаю о нём в том смысле, который ты подразумеваешь.

   — Но если я тебя ничем не обидел и тебя больше не привлекает Стив, то в чём тогда дело? — взволнованно спросил Ли. — Или я просто тебе не нравлюсь как человек?

   — Нет! — воскликнула я, ужаснувшись такой идее, но в то же время и начиная немного сердиться, потому что Ли буквально навязывал мне какие-то отношения.

Парни вообще постоянно так делают. Им нужны определённые ответы — если это правильные, с их точки зрения, ответы, — и они думают, что если подольше к вам приставать, то они такие ответы услышат.

   — Послушай, — сказала я, — мне очень жаль, что я не могу предоставить тебе список моих чувств по отношению к тебе в чётких формулировках и в алфавитном порядке. Но я просто не могу. Я запуталась. Тот день в сарае не был случайностью. Что-то это значило. И я до сих пор пытаюсь разобраться, что именно.

   — Ты говоришь, что я не вызываю у тебя неприязни, — медленно заговорил Ли, как будто тоже пытался во всём разобраться. Он отвёл взгляд в сторону, явно волновался, но при этом, без сомнения, подводил меня к какому-то важному вопросу. — Значит ли это, что я тебе нравлюсь?

   — Да, Ли. Ты мне очень нравишься. Но прямо сейчас ты меня с ума сводишь.

Забавно, что я ведь часто думала о возможности такого разговора, но, когда он начался, я просто не знала, говорю ли я то, что действительно хочу сказать.

   — Я заметил, что с тех пор, как мы забрались сюда, ты смотришь на Гомера... ну, вроде по-особенному. Ты к нему что-то чувствуешь?

   — Если и да, это моё дело.

   — Мне кажется, он тебе не подходит.

   — Ох, Ли, ты жутко надоедлив сегодня! Наверное, тебе пока не стоило так нагружать ногу. Похоже, от этого у тебя мозги ослабели. Давай лучше поговорим о погоде или ещё о чём-нибудь, потому что я не твоя собственность и у тебя нет никакого права решать, кто мне подходит, а кто нет. Не забывай об этом!

Я выпалила всё это и ринулась на другой конец поляны, где Фай и Гомер построили загон для кур. Куры уже были в нём, и вид у них был ошарашенный, может быть, потому, что они слышали, как я взорвалась. Но скорее просто не могли понять, какого черта они тут делают.

Ох...

   — Ну и адская жара! — пошутила я.

Какое-то время я наблюдала за курами, потом снова пошла через поляну туда, где ручей уходил в густые заросли кустарника и терялся в тёмном туннеле ветвей. Я уже несколько дней думала о том, что можно было бы попытаться исследовать его, хотя туннель казался непроходимым. Похоже, сейчас наступил подходящий момент. Я могла бы выбросить из головы гневные мысли, обратив их на что-то постороннее. Кроме того, местечко выглядело прохладным.

Я разулась, запихнула носки в ботинки и, связав вместе шнурки, повесила ботинки себе на шею. Потом наклонилась и попыталась представить себя мокрицей, водяной мокрицей. По сложению я вполне на неё походила, ведь только ползком можно было пробраться в заросли. Я воспользовалась самим ручьём как тропой, но это было любопытное переживание, когда я ползла по туннелю. Ветки нависали так низко, что царапали мне спину, хотя я почти утыкалась лицом в воду. Здесь было очень прохладно — не думаю, что солнце хоть раз заглядывало сюда за много лет, — и я лишь надеялась, что не наткнусь на множество змей.

Ручей стал уже, чем он был на поляне, — около полутора метров в ширину, а глубиной сантиметров в шестьдесят. Дно выглядело каменистым, но камни были старыми, гладкими, у них почти не осталось острых граней, а ноги у меня слегка огрубели за последние дни, так что всё было в порядке. Ещё я увидела несколько тёмных спокойных заводей у берега, выглядели они очень глубокими, так что я их обошла. Ручей булькал тихонько, занимаясь собственным делом и ничуть не беспокоясь из-за моего упорного движения вперёд. Он ведь так давно здесь бежал...

Я прошла уже около сотни метров, миновав множество изгибов и поворотов. Начало приключения было интересным, как и большинство новых приключений, наверное. Ещё меня поддерживала надежда, что в конце ждёт нечто особенное, но потом стало немного скучно. У меня уже болела спина, и я основательно оцарапала руки. Опять стало жарко. Но вот шатёр ветвей как будто приподнялся, посветлело, я заметила, как то тут, то там на поверхности воды вспыхивают блики, и вот уже тайная прохлада туннеля уступила место привычной сухой жаре, которая царила и на нашей поляне.

Я немного выпрямилась. Впереди я увидела место, где ручей как будто сильно расширялся, метров до десяти, а потом поворачивал вправо и снова исчезал в зарослях. Да, он стал широким, потому что теперь его берега не были крутыми, почти вертикальными. Они уходили под небольшим углом, и вот впереди я уже видела чёрную почву, красные камни и пятна мха в небольшом тенистом уголке, размером примерно с гостиную в нашем доме. Я продолжала брести к нему, всё ещё согнувшись. Вдоль берега были разбросаны голубые дикие цветы. Когда я подобралась ближе, то смогла рассмотреть и множество розовых цветков, за кустами. Я пригляделась и вдруг поняла, что это розы. Моё сердце бешено заколотилось. Розы! Здесь, посреди Ада! Невозможно!

Я прошлёпала последние несколько метров к месту, где берега становились открытыми, и выбралась из воды на поросший мхом камень. Всматриваясь в густую путаницу растений, я пыталась разобраться, где там тени, а где что-то твёрдое, устойчивое. Но единственным, что могла определить с уверенностью, был розовый куст, на который сквозь высокую ежевику падало достаточно солнечных лучей, чтобы он сиял как некая живая драгоценность. Но наконец я стала различать кое-что в общей пёстрой картине. За прогалиной я увидела длинные горизонтальные полосы чёрного гниющего дерева, две вертикальные линии, тёмный проем входа... Я смотрела на заросшую, заброшенную хижину!

Я медленно, на цыпочках двинулась вперёд. Здесь было очень тихо, и я ощущала нечто вроде почтения, как в те моменты, когда входила в гостиную моей бабушки в Страттоне, — там стояла тяжёлая старинная мебель, а занавески на окнах всегда были задёрнуты. Конечно, эти два места разительно отличались друг от друга — спрятавшаяся в кустах хижина и старый каменный особняк, — но оба жилища выглядели давно лишёнными жизни, дыхания. Конечно, моей бабушке не понравилось бы, что её сравнивают с каким-то убийцей, но ведь и она, и человек, который жил здесь, скрылись от мира, создали собственные замкнутые острова. Они как будто похоронили себя, хотя и оставались ещё на земле.

В дверях хижины мне пришлось отвести в сторону множество ползучих растений и какой-то высокий ягодный куст. Я, вообще-то, не была уверена, что мне хочется входить внутрь. Это было похоже на проникновение в склеп. А что, если Отшельник всё ещё там? Что, если его тело лежит на полу? Или его дух ожидает возможности сожрать любое человеческое существо, которое сунется в эту дверь? Атмосфера вокруг хижины висела странная, тяжеловатая, да и над всем этим местом тоже... Только розы, казалось, привносили на поляну немножко тепла.

Но любопытство меня подстёгивало. Я и подумать не могла, что, зайдя так далеко, не пойду дальше. Я шагнула в тёмную внутренность хижины и огляделась, пытаясь понять смысл теней, которые увидела, точно так же как несколько минут назад пыталась разобраться в очертаниях самой хижины, выглядывая из кустов. Здесь были кровать, стол, стул. Постепенно стали проявляться и другие предметы. На стене висело несколько полок, рядом с ними стоял примитивный буфет, имелся и очаг, над которым всё ещё висел чайник. В углу тоже что-то темнело, и мне не сразу удалось понять, что это такое. Оно казалось похожим на какого-то спящего зверя. Я сделала несколько шагов и всмотрелась пристальнее. Вроде бы это был металлический сундук, когда-то покрашенный в чёрный цвет, но теперь покрытый ржавчиной. И всё здесь было таким же, как этот сундук, всё разрушалось. Земляной пол, на котором я стояла, был усеян веточками и комками глины, осыпавшимися со стен, и загажен опоссумами и птицами. Чайник заржавел, полки покосились, а с потолка свисала паутина. И даже сама эта паутина выглядела старой и мёртвой, она висела безжизненно, как волосы у мисс Хэвишем.

Мои глаза уже привыкли к тусклому свету. Я с облегчением увидела, что на кровати нет тела, которое я боялась увидеть, а лежали лишь сгнившие остатки серых одеял. Сама кровать была сооружена из нескольких брёвен, сколоченных вместе, и казалась ещё вполне крепкой. На полках стояло лишь несколько старых блюдец. Я снова повернулась, чтобы посмотреть на сундук, и ударилась головой о ящик для мяса, что висел на потолочной балке. Он основательно двинул меня углом в висок.

   — Чёрт! — пробормотала я, крепко потирая голову.

Было по-настоящему больно.

Я опустилась на корточки, чтобы заглянуть в железный ящик. Похоже, в этой хижине и не было ничего другого, что дало бы мне возможность увидеть больше, чем я уже увидела. Только содержимое сундука оставалось скрытым. Я попробовала поднять крышку. Она сопротивлялась, её удерживали грязь и ржавчина. Мне пришлось с силой подёргать и потрясти сундук, чтобы крышка немного сдвинулась с места. Металл скрипел о металл, когда я постепенно справлялась с делом, но при этом крышка так деформировалась, что едва ли можно было снова закрыть её как следует.

Моей первой реакцией, когда я заглянула внутрь сундука, было разочарование. Внутри почти ничего не было, лишь жалкая кучка какого-то старья на дне. В основном это были бумаги. Я вытащила всё и вынесла наружу, на свет. В сундуке нашлись: старый плетёный кожаный ремень, сломанный нож, вилка и несколько шахматных фигурок — две пешки и поломанный слон. Бумаги же представляли собой в основном старые газеты, но были здесь и листы с рукописным текстом, и ещё половина книги в твёрдом переплёте — «Сердце тьмы» Джозефа Конрада. Когда я открыла её, оттуда выполз большой чёрный жук. В книге на самом деле было две повести, вторая называлась «Юность». А остальные бумаги были такими истрёпанными, грязными и поблекшими, что едва ли ими можно было заинтересоваться. Похоже, жизнь Отшельника и впредь должна была оставаться загадкой, даже теперь, через много лет после его исчезновения.

Я шарила вокруг ещё минут с десять или около того, в самой хижине и рядом с ней, но ничего интересного не нашла. Увидела лишь знаки того, что здесь пытались выращивать всякое: кроме роз, я увидела яблоню, белый нивяник с нежным ароматом и ещё заросли одичавшей мяты. Я попыталась представить убийцу, который старательно сажает все эти чудесные растения и ухаживает за ними, попыталась, но не смогла. Но ведь даже убийцы должны что-то любить, думала я, и чем-то ведь они занимаются в свободное время. Не могут же они просто сидеть целыми днями всю оставшуюся жизнь и думать о своих преступлениях.

В конце концов я взяла ремень и книгу и вернулась к ручью, чтобы, согнувшись вдвое, пройти по зелёному туннелю к нашему лагерю. И как же было приятно очутиться снова на солнце, выбравшись из унылой полутьмы! Я и забыла, каким жарким был день, как ярко светило солнце, — но я почти порадовалась его жгучим лучам.

Как только я появилась на поляне, ко мне бросился Гомер.

   — Ты где была? — спросил он. — Мы уже волноваться начали!

Он был сердит не на шутку. И говорил прямо как мой отец. Похоже, я отсутствовала дольше, чем мне казалось.

   — Я поближе познакомилась с Отшельником из Ада, — ответила я. — И предлагаю всем экскурсию. Но только после того, как что-нибудь съем. Я умираю от голода.