— Расскажите мне что-нибудь про «Стоун-Черч», чего я еще не знаю, — попросил Труитт Аллен.

— А что вы уже знаете? — спросил Кочевник в ответ с сиденья позади Ариэль.

— Ты посмотри, какой дурак! — Аллен ударил по педали тормоза. Красно-лиловый, раскрашенный спреем прицепной дом прямо перед ним резко вильнул в правую полосу, не показав поворота. — Вот ничего меня так не достает, как беспечный водитель.

На бампере прицепа ярко сверкало с десяток стикеров вроде «Ешь меня, а не мясо» или «Стал бы Иисус стрелять?».

Кочевник подумал, что мистеру Перевоспитание Водителей стоило бы реагировать спокойнее, потому что нескончаемый поток больших домов на колесах, домов-прицепов, фургонов «фольксваген», пикапов и всякой четырехколесной ржавой мелочи, едущей по I-10, по мере приближения к перекрестку с I-18 и прямого отрезка до Хила-Бенд становился все плотнее и таких вопиющих событий можно было ожидать все больше и больше.

Оранжевым ориентиром стоял трейлер, свидетельствуя, что они на правильной дороге к старому, доброму, маленькому и домашнему фестивалю Гарта Брикенфилда — так он описал его Аллену по телефону. Да, фестивалю уже тринадцать лет, и маленьким и домашним он давно перестал быть. Шоссе в десять утра во вторник уже было столпотворением. В огромных количествах присутствовала полиция, но и потенциальных хулиганов хватало. За несколько минут до того «Жестянка» миновала машину с мигалками, стоящую над канавой, куда свалился здоровенный черный грузовик, рассчитанный на перевозку стволов, сваленных Полом Баньяном. Вокруг на земле сидели человек семь-восемь, состоящих будто из одних татуировок. Один из этих безрубашечных бритоголовых орал на полицейских, застегивающих у него на руках пластиковые браслеты, и никто из «The Five» не мог не заметить на его загорелой спине татуировку перевернутой пентаграммы с красной козлиной головой в центре.

«Приятного отдыха в тюрьме графства Пима», — подумал Кочевник.

Но он понимал с беспокойством, что таких любителей музыки будет очень много и не все они съехали в канаву.

Ад ожидался на двухполосной дороге, которая отходит от I-8 через несколько миль к западу от Хила-Бенд и вьется среди холмов до городка Апач-Лип. Погодная дикторша по радио говорила, что будет безоблачное небо и сто градусов в полдень, так что к трем, когда «The Five» выйдет на сцену, будет тоже хорошо за девяносто. Но жара сухая, так что не сварятся, а испекутся.

— А вот у меня вопрос к вам. — Берк впервые заговорила с тех пор, как полчаса назад залезла на заднее сиденье. Она была одета согласно погоде в этот тридцать первый день июля и своему настроению — в черные джинсы и черную футболку без рукавов. Новым элементом ее костюма стала серебряная брошка в виде бас-гитары, купленная вчера в лавочке ремесленника на Северной Кэмпбелл-авеню. — Какой на вас приделать ярлык?

— Ярлык? — Пара пристальных голубых глаз глянула на нее из зеркала заднего вида.

— Как вас называть? — пояснила Берк. — Аллен? Мистер Аллен? Труитт? В смысле, раз вы изображаете нашего разъездного менеджера…

— Нет, — перебил он, и она замолчала сразу, потому что ясно было: когда он говорит это слово, он его говорит всерьез. — Я не изображаю. Уж если я вас прошу… сделать то, что прошу, то я уж постараюсь, чтобы вы на этом денежек заработали. И если Петт здесь не появится, мы будем его ловить в Сан-Диего. Или в Лос-Анджелесе, или везде. Но поверьте мне… Вы слушаете?

Он увидел, что она отвернулась, сделав страдальческое лицо.

— Да, — сказала Берк, но не повернула головы, глядя в окно на белое море песка и чахлую колючую растительность, затемненную зеленым от свежетонированного стекла.

— Поверьте мне, — повторил он, — я это буду делать всерьез. — Ему не надо было говорить ей, что эту роль он очень тщательно проработал с Роджером Честером. Организация — его кумир. Насколько трудной может оказаться работа? — Кстати, как вам кондиционер?

— Класс, — сказал Терри.

Кочевник хмыкнул. Он не мог не признать заслуг, когда было что признавать. Этот Упакованный Мальчик сгонял «Жестянку» в какой-то сервис — может, в гараж своего ведомства, — и там ее вылизали и отладили, хотя с побитым кузовом цвета военного корабля сделать ничего нельзя было. Но что все крошки прошлогодней марихуаны убрали начисто, и нигде ни брошенной соломинки, ни забытой крышки от чашки, — это впечатляло. И даже положили новые маты, и от них пахло свежей резиной. Разнообразные пятна от кофе, чая, пива, горчицы, соусов и прочего, кляксами Роршаха украшавшие салон, исчезли, как по мановению волшебного пылесоса. Кондиционер работал, словно мечта нефтяного шейха. И притом очень тихо.

Но что действительно заставляло счетчик изумления зашкалить, так это что мистер Ночью-В-Темных-Очках затонировал стекла за один день. У обычного человека на такое ушла бы неделя. Ветровое стекло, боковые и заднее — все отливали прохладной зеленью, отчего и темные очки переставали быть необходимыми, и кондиционеру легче.

Кочевник знал причину, как и все они: если кто-то — человек по имени Джереми Петт — пожелает стрелять по окнам фургона, ему будет труднее целиться.

Увидев машину, Кочевник спросил у благодетеля «Жестянки», в каком состоянии выдвижные пулеметы, пусковые установки ракет и на каком сиденье эжектор.

— Я не очень в курсе про все про это, — был ответ, — но на сиденье стрелка-радиста поедешь?

Вот так и вышло, что Ариэль оказалась на пассажирском переднем сиденье, хотя Кочевник понимал, что мистер Физическая Форма В Пожилом Возрасте просто дергает его за поводок.

Последние пару ночей он плохо спал, и сегодня это сказывалось. Закрывая глаза, он видел лицо Джорджа в кислородной маске, на койке в больнице, запах которой вернул его в далекий Луисвиль. Он видел, как Джордж смотрит в угол комнаты. «Оно ждало. Прямо там», — и взгляд в другой угол палаты.

«Я открыл глаза, и девушка была здесь».

Почему Джорджу привиделась эта девушка? Из всех людей на свете — именно она?

«Я верю в тебя, Джордж».

Жутковато, подумал Кочевник. Еще как жутковато. И потом добавил к песне строчку про удачу и мужество в пути. Ариэль ее записала в тетрадь с другими строками, начатыми словами «Добро пожаловать».

Словами, у которых хватило мощи вызвать слезы на глазах Майка. Хватило мощи заставить его осмелиться и начать писать.

Жутковато, подумал Кочевник. Но вполне объяснимо. Сны — всего лишь сны, и Майк был куда более сентиментален, чем показывал. Так что ничего особенного. Песня, и все. Что еще это могло бы быть?

— Так что скажете? — не отставала Берк от водителя. — Как вас прикажете называть?

Он обдумал вопрос. Было ведь когда-то для него название, в давние времена, еще до того, как стал таким серьезным… нет, серьезным он был всегда, но…

Ему это имя дали… да нет, он заработал это имя, как заработал в своей жизни все сам, тяжелым трудом. Заработал в студенческом братстве университета штата Орегон. И сейчас это имя вполне подойдет.

— Тру, — сказал он. — Как антоним к ложному.

Берк произнесла имя, как бы пробуя, прислушиваясь к звучанию.

— Тру. О’кей, сойдет.

— У меня не получится вас так назвать, — сказала Ариэль.

Тру нахмурился. Тяжелый, толстозадый красный внедорожник ехал прямо перед носом, и нельзя было ни на секунду отвести от него глаз.

— Почему так?

— Не знаю, просто не могу.

— А! — Он понял. — Правильно. Потому что я старый. Потому что мне надо говорить «сэр» и называть «мистер»?

— Я не хотела сказать, что вы старый. — Она задумалась, пытаясь понять, что же все-таки хотела сказать. Наступило неловкое молчание, и она спросила: — А сколько вам лет?

— Пятьдесят три. В ноябре будет пятьдесят четыре. Биография: познакомился с женой в колледже, в Орегонском университете, поженились после окончания, женаты уже — и очень счастливо — тридцать лет. Две дочери, одна работает в Тусоне, другая — агент ФБР в Далласе. Один внук по имени Уэсли Труитт Адамс. Мы с женой любим путешествия, рафтинг и горный туризм. Люблю читать книжки по военной истории. Дома у меня оборудован стереозал, и я часто слушаю Брюса Спрингстина и «Eagles», но еще люблю Тони Беннета и стиль блюграсс. Что еще может вам быть интересно?

— От Орегона до Аризоны — шаг широкий, — сказал Кочевник. — Как это вышло?

— Я вообще-то родился в Юме и школу там окончил. Играл в футбол за «Уголовников». Квотербеком за выпускной класс. Пока один из «Королей» не прорвался через защиту и не вырубил меня наглухо за три игры до конца сезона. А меня всегда тянуло увидеть зеленую землю. Посмотреть на лес, услышать дождь. Если ты чего-то хочешь, так возьми и сделай. Так я оказался в Орегоне. Еще вопросы?

— До ФБР вы были полисменом?

— О да. Всю черную работу переделал.

Тру пытался прочесть белый на черном фоне стикер на бампере красного внедорожника. Он чуть прибавил скорость, сократив дистанцию. На красной машине был техасский номер. Часть надписи на стикере, которую удалось прочитать, гласила: «Махни рюмашку». Под ней слова поменьше, не разглядеть. «Мо…» Нет, не видно. Он чуть добавил газа.

— Вы в Тусоне были копом? — спросил Кочевник.

— Секунду, секунду, я хочу…

И тут он подобрался достаточно, чтобы разглядеть мелкий шрифт. Вторая строчка гласила: «Трахни монашку».

И через две секунды после того, как он это увидел, Тру разглядел на заднем стекле в углу черную переводную картинку с перевернутым распятием, а потом понял, что из-за этого стекла на него что-то смотрит.

Были видны белки двух глаз, а под ними — блеск оскаленных зубов. Черная собака, подумал он. Большая. Животное не сводило с него глаз, будто видело его за тонированным стеклом ясно и отчетливо. А может, так оно и было. От неподвижного взгляда (неподвижного, хотя внедорожник и фургон неслись шестьдесят миль в час, и под ними мелькал хайвей) Тру подумалось, что если бы собака могла до него добраться, разодрала бы ему горло от уха до уха.

Всплыла в памяти цитата из Мелвилла: «Я видел отверстую пасть ада».

Волосы на затылке зашевелись. Вдруг из глубины салона возникла белая рука, покрытая татуировкой в виде колючей проволоки, обняла пса за шею и отодвинула от стекла…

…а потом полыхнули красным стоп-сигналы внедорожника, Тру увидел, что сейчас врежется в зад чужой машины, испортив свою безупречную водительскую историю, а заодно крепление собственной головы к позвоночнику, и резко вильнул фургоном и трейлером на левую полосу, подрезав дом на колесах, разукрашенный песочным камуфляжным рисунком. Едва не содрав эту мерзкую наклейку, он почувствовал, как задрожал, виляя, трейлер, дергая фургон за сцепку. Трейлер несколько раз мотнуло из стороны в сторону, а Тру сбросил скорость, чтобы его не снесло с дороги. Все это сопровождалось визгом шин и оглушительным воем клаксонов.

— Господи Боже! — заорал Кочевник.

— Слушайте, вы! — сказал Терри, ерзая на сиденье и пытаясь удостовериться, что ремень безопасности не разрезал его пополам. Вообще-то эти ремни — геморрой, но если твою машину ведет агент ФБР, куда денешься? — Я думал, вы водить умеете.

— Прошу прощения.

Тру глянул в боковые зеркала. Слава Богу, аварий позади не произошло. Водитель красного внедорожника поотстал, включил поворотник и встроился в левую полосу за несколько машин позади «Жестянки».

— Вот это уже лишнее, — заметила Берк. — Я привыкла возить с собой комплект барабанов, а не мусор со щепками.

— Там все в порядке, — ответил Тру. Ощутив с ее стороны невероятную враждебность, он не сумел удержаться: — Если бы не перепаковали, все бы разбилось, конечно.

— Перепаковали? — переспросил Терри. До него только сейчас дошло, что его клавиши даже в твердых футлярах для таких прыжков и плясок не предназначены.

— Я попросил специалистов, они все перепаковали, — пояснил Тру, чувствуя некоторое превосходство. — Пустоты заполнили пенопластом и все пометили цветными наклейками.

— Цветными наклейками? — Берк подалась вперед, насколько позволял ремень. — Это еще зачем?

— А внутри трейлера приклеена схема, показывающая, как следует паковать вещи согласно цветам. — Никто ничего не сказал, и Тру добавил: — Так получается эффективнее.

— Ну, у Джорджа была система. — Берк не собиралась сдаваться. Хмырь в отглаженных джинсах, в бордовой тенниске, вылощенный и помешанный на порядке, начинал доставать ее до печенок. — Он просто знал, куда чего. Ему не нужно было целое ведомство с правительственными чиновниками, решающими, какую цветовую наклейку приделать на мой большой барабан.

— Не сомневаюсь, что он классно работал. — Голос Тру был вежлив и спокоен, но сам он находился где-то не здесь, сосредоточился на дороге.

— Он был одним из нас, — сказала Берк, не договаривая очевидное. Этот из ведомства тоже промолчал.

Она откинула голову на спинку сиденья, закрыла глаза, чтобы отключиться и перезарядить аккумуляторы. Ей сказали, что над сценой будет здоровенный навес от солнца, но жара есть жара, а барабанщик еще собственный жар вырабатывает. Ни хрена, она будет готова. Всегда была и сейчас будет.

— Если ваши ребята видели этот финт, — сказал Кочевник фэбээровцу, — то могут отобрать значок Хорошего Водителя. Это не они там были в кювете?

— Нет.

Его «ребята», одетые фанатами фестиваля «Стоун-Черч», ехали на две машины впереди «Жестянки» и на две сзади. Еще одна группа «ребят» отправилась на место с утра пораньше — все организовать, и еще «ребята» сейчас оборудуют себе посты. У Тру вчера состоялся интересный разговор с координатором на месте, когда он сказал, что нужны металлодетекторы на полдороге к входу в «Амфитеатр».

«Металлодетекторы, сэр? — Координатор был мужчина тридцати двух лет, служивший в спецподразделении полиции и фанат группы „Green Day“, о которой Тру вообще ничего не слышал. — Сэр… вы себе представляете, сколько раз они сработают на этой публике? Это же будет несмолкаемый звон. И… прошу прощения, сэр, но у этих людей бывает металл в таких местах, о которых лучше не говорить. И у мужчин, и у женщин».

Тру про себя отметил, что надо посмотреть в сети подобные примеры, и когда он разглядывал картинку разваленного пополам члена (на обеих половинках болтаются металлические кольца), в кабинет случайно вошла его жена — и расплескала вечерний коктейль по всему ковру.

Так что металлодетекторы побоку. За публикой будут присматривать переодетые агенты, но вряд ли Петт попытается подобраться близко. Его инструмент — винтовка, а защитой ему служит дистанция. Самая большая ответственность ложится на подразделения, курирующие место проведения фестиваля. Но пока что все идет по плану. Фотография Петта, номера его машины и описание этого темно-синего пикапа передавали по местным новостям и по «Фокс ньюз». Накануне вечером Нэнси Грейс повторяла эту информацию перед каждым перерывом на рекламу: она в таких делах цепкая, как бульдог, — на нее можно положиться. С другой стороны, СМИ всегда гоняются за сенсацией, а история про снайпера уже не была такой горячей, ее сместили с авансцены новые события — пропавшая девочка во Флориде и четвертое изнасилование, совершенное в Лос-Анджелесе так называемым скотч-насильником.

Местные телестанции отлично рекламировали «Стоун-Черч». Они гоняли лихорадочные ускоренные ролики, за которые платил Гарт Брикенфилд, и вставляли в выпуски новостей упоминания, что в три часа дня во вторник там будет играть «The Five» — «помните, та рок-группа, дважды пострадавшая от нападения снайпера в Аризоне и в Техасе… Промоутер Гарт Брикенфилд нас заверил, что охрана будет надежной и все меры предосторожности будут приняты».

На последнем пункте настоял Брикенфилд, и он сказал, что ему плевать, если ФБР или ФРС или сам Дж. У. Б. будут иметь к нему вопросы по поводу возврата налогов за последние три года, но отпугивать клиентов, которые платят, он не может.

Да это и без разницы, думал Тру. Петт и так знает, что охрана будет надежной. Увидит ли он в этом вызов? Стимул продемонстрировать, на что он способен теперь, вернувшись на арену?

Время покажет.

Судя по количеству народа на хайвее, напуганных не было. Ехали со всех сторон, с запада тоже, из Калифорнии. Агитационная деятельность Брикенфилда — по телевизору, по радио, в газетах — накрыла весь Юго-Запад и половину левого побережья. Сайт был сделан гладко и профессионально, но фотоснимки групп были почти так же неприятны на вид, как тот раздвоенный член с двумя полуголовками. В дни молодости Тру группы старались показать свои лица. Им не приходило в голову надевать маски палача, проволочные клетки или извитые штуки, похожие на французские сексуальные игрушки.

Первая группа начинала играть в полдень. Фестиваль должен продлиться до полуночи воскресенья, причем группы будут играть круглые стуки. Тру пробежал расписание, но он ни одного названия не знал: «Triumph of the Dark», «Skullsplitter», «FTW», «The Black Dahlias», «Rat Scab», «Monster Ripper», «Anus and Candy», «The Descenders», «Mjöllnir», «The Bleeding Brains», «The Luciferians», «Dear Mother’s Blood», «Fist Deep», «Dreams of Sharp Teeth», «The Sick Crabs», «The Slain» и так далее, и тому подобное.

Он вспомнил, какими странными казались когда-то «Adam and the Ants» в начале Новой волны. Сейчас они сделались обыденными, как записи Митча Миллера, которые слушал отец после обеда.

Вопрос в том… что будет дальше, что придаст уже этим группам привкус заплесневелой старости? Командир его оперативников назвал их группами «дет-трэш». Тру помнил, что сказал Джон Чарльз Роджеру Честеру: «Единственная причина, по которой мы там нужны, — смерть».

Гарт Брикенфилд не достиг бы того, чего достиг, будь он туп или ленив. Он знал, за что платит его публика и что она хочет видеть. Все эти прочие группы могут разводить любой треш по поводу смерти, но только «The Five» видала ее вблизи, в ее окровавленной подлинности.

На этой веселухе они будут героями дня.

— Джереми Петт… — начал Терри и сделал паузу на пару секунд. — Он мог уехать в Мексику, да?

— Может быть, — ответил Тру, глядя на дорогу и на все едущие впереди машины. Такой трафик на двухполосной дороге приводил его в ужас. — Я ж говорил вам: зависит от того, что у него в голове делается.

— В смысле не решил ли он, что убить одного и тяжело ранить еще одного достаточно? — предположил Кочевник. — Что ему этого хватило?

— Именно в этом смысле.

— Блин, да что ж такого, мать его, страшного в этом ролике? Да, там критикуется война. И другие группы тоже войну ругают, но никого не убивают за это! Чего он нас выбрал?

— Это вам его надо бы спросить.

— А я вас спрашиваю! — У Кочевника стало разгораться лицо. — Вы же его видели! Что в нем такого страшного, что нас за него надо убивать?

— Джон, — сказала рассудительно Ариэль, — он на этот вопрос ответить не может. Он не знает. Никто не знает, кроме Джереми Петта, а он не в своем уме. Может быть, что-то в ролике напомнило ему о пережитом. О таком, о чем он не хочет, чтобы ему напоминали. Так я думаю.

— Да, — согласился Тру. — И я думаю так же.

— Так мне что, идти на телевидение и извиняться? — спросил Кочевник у них обоих. — Вылезти на сцену и извиниться, что мы сделали этот ролик и Майка за него убили? Или дело не в ролике, а в песне? Извиниться за то, что мы написали эту песню, но больше никогда ни за что не напишем песню, которая может кого-нибудь разозлить? Знаете, что после этого останется?

— Знаем, — ответила Берк. — Хилые мелодии, как у Ван Халена. Которых, к моему сожалению, мы написали много. Вроде «Злого копа».

— А чем вам не нравится Ван Хален? — поинтересовался Тру.

— А чем тебе не нравится «Злой коп»? — Кочевник повернулся к ней, насколько позволял ремень безопасности. — Развлекательная песенка, людям нравится.

— Алкашам нравится, — бросила Берк, дернув губами в презрительной ухмылке. — И барменам.

— И владельцам клубов.

— С этой публикой не проканает, — напомнила она. — Вылезем с такой ерундой — нас сметут со сцены. Хочешь к Джорджу в больницу? Я — нет.

— Что?

До нее дошло, что она только что сказала. Послание из другого мира.

— Я в смысле… только не я. И точка.

— А мне Ван Хален нравится, — сказал Тру, обращаясь к Ариэль.

— Я всего лишь сказала, — продолжала Берк, уже заведенная на ход, — что играть мы должны для этой публики. Если мы с ними не установим контакт, они повытаскивают приборы и проделают нам новые анусы прямо во лбу. Так что, наверное… может, надо сразу ударить «Бедлам-о-го-го». Дисторшн врубить на всю катушку. На полную громкость. И ты, Джон, когда будешь петь, микрофон прямо в пасть захреначивай. Ори так, чтобы ни одна собака слов не разобрала. Сожри микрофон. Нормально?

Наступило молчание. Потом Кочевник кивнул:

— Нормальный план.

— Дисторшн — мое второе имя, — добавил Терри.

— И темп надо набрать, — сказала Берк. — Медленное станет быстрым, а быстрое — бешеным. О’кей? За мной, ребята, и я вас выведу.

— Вот это для меня концерт, — отозвалась Ариэль. — Люди, если у меня руки отвалятся посреди «Сочувствия», кто-нибудь их подберите и засуньте в холодильник.

— Прорвемся, — сказал Кочевник с улыбкой, которую можно было бы назвать нервной. — Девяносто минут шума, искажений и темпа. Может, какие-то песни придется петь дважды, но мы прорвемся.

Дорога I-10 свернула на I-8. Примерно через шесть миль после Хила-Ридж Тру и практически все, кто ехал на запад, свернули на двухполосную дорогу, какое-то время идущую ровно, а потом начинающую подъем в раскаленные кирпично-красные горы в сторону городка Стоун-Черч. На забитой дороге машины ползли. Пассажир едущего перед «Жестянкой» серого фургона опустил стекло и выплеснул на дорогу желтую жидкость из ведра. Она запузырилась, испаряясь. Стали появляться молодые люди в шапках-зонтиках с красной надписью «Стоун-Черч 9 — 2008». Они ходили между машинами, продавая воду в бутылках, футболки и шапки-зонтики с той же красной надписью.

— Награжденный, — вдруг сказала Ариэль. Это пришло ей в голову при мысли о Джордже, лежащем на больничной койке. — Вы говорили, детектив Риос вам сказала, что Петт награжден. — Она подождала, пока Тру глянул на нее, подтверждая, что услышал. — А что за награда?

— «Бронзовая звезда за храбрость». — Тру смотрел прямо перед собой, ровно ведя «Жестянку» вперед. Горы стали большими и неровными. — Это было в Фаллудже, в ноябре две тысячи четвертого. Он был на позиции в заброшенном доме, со своим наводчиком, высматривал цели. Очевидно, их обнаружили и выследили разведчики инсургентов. В рапорте, который я читал, было сказано, что в их убежище влетела граната. При взрыве наводчик Петта был ранен в голову с серьезным повреждением мозга. В результате он попал в госпиталь ветеранов в Темпле, пожизненно. Сразу после попадания гранаты на штурм бросились от тридцати до сорока инсургентов со штурмовыми винтовками.

У Тру были плотно сжаты челюсти, дергался мускул. Ариэль отметила, что голубые глаза приобрели цвет стали.

— Как написано в рапорте, у Петта был шок и кровотечение из ран, но он стал отстреливаться, — ровно и медленно продолжал Тру. — Нескольких он подстрелил, свалил прямо на подходах. Тогда они подвезли грузовик с гранатами и стали из гранатомета разносить дом, комнату за комнатой. Согласно рапорту, Петт вытащил своего напарника, оказав ему возможную в тех условиях первую помощь. Он вызывал подкрепление по рации, но дом был окружен, и пути отхода не было. — Стальные глаза глянули на Ариэль. — Можете себе представить, каково это было? И какие у него были мысли? Да, он был тренирован, но война такого типа… когда сидишь, как собака в клетке, гранаты влетают и делают в стенах дыры, а у напарника из головы мозги вываливаются, — что делать человеку в такой ситуации?

Чуть помолчав, Тру продолжил:

— Он сделал вот что: перебрался со своим наводчиком в подвал, в темноту, и нашел там укрытие, где можно было встать спиной к стене. И стал ждать. Бои шли по всему городу. Помощь была в пути, но быстро она добраться не могла, и ей надо было пробиваться с боем. Согласно рапорту, Петт с наводчиком пробыли в подвале около трех часов. Голова наводчика лежала у Петта на коленях, а руками он наводил винтовку на дверной проем наверху лестницы. Обстрел гранатами продолжался, но внутрь противники не совались. Была уже почти ночь, когда до него добралась помощь. Он успел убить шестерых, ранить примерно вдвое больше. С напарником он согласился расстаться не сразу, и ему дали вынести раненого вверх по лестнице. Это было его последнее боевое задание. За спасение друга и за проявленный героизм под огнем он был награжден «Бронзовой звездой». Полиция Темпля нашла орден у него в квартире, в шкафу на полке, в коробке с письмами жены.

— Жены? — Кочевник поразился, что у него есть жена. — А где она?

Тру ответил не сразу. Он смотрел на приближающиеся горы — сейчас они казались массивной линией сломанных зубов.

— Как-то вечером в феврале две тысячи четвертого года жена Петта и их семилетний сын выезжали с парковки у молла. На перекрестке их стукнул внедорожник, ехавший, по оценкам хьюстонской полиции, со скоростью почти семьдесят миль в час. Две восемнадцатилетние девчонки, хорошо обкуренные. Та, что была за рулем, ругалась по телефону со своим бойфрендом. Свидетели утверждают, что она на красный даже не затормозила. Я видел отчеты полиции и статью в газете. — Фотография в «Кроникл» была жуткая. Мини-вэн смяло в бесформенную массу металла, и обломки пролетели сквозь витрину ресторана «Попай фрайед чикен». — Жена Петта скончалась на месте, мальчик прожил еще сутки. Водительница внедорожника умерла через несколько дней, пассажирка осталась калекой. Петт приехал на похороны, но через пару недель вернулся обратно на службу.

— Зачем? — Терри был поражен.

— Наверняка понимал, что он нужен ребятам в Ираке. Это была его вторая семья, — ответил Тру. — По всему, что я читал, он собирался посвятить жизнь Корпусу морской пехоты. В полевой работе он был очень успешен, но не уверен, что это можно слишком долго выдерживать. Мне кажется, он хотел стать ганни — ганнери-сержантом. Новобранцев учить дисциплине. Или тренировать снайперов. Но после Фаллуджи… Тут самое печальное, что можно отлично проходить тесты, но что-то в тебе меняется фундаментальное. Ты теряешь какую-то внутреннюю форму. Я видал, как такое случалось с агентами. Все делают правильно, все по книге, даже похвалу зарабатывают за храбрость, но посмотришь им в глаза — и видишь что-то такое, что ушло в подвал, в темноту, стоит, прижимаясь спиной к стене, и знает… знает, что в следующий раз страх может взять верх. И это тот страх, который толкает к ошибкам, страх, который приводит к гибели. Я думаю, что когда Джереми Петт стрелял из винтовки после Фаллуджи, он не мог в двухстах ярдах в стену сарая попасть, потому что стоило ему взять оружие — и все то возвращалось как прилив. Вот его и вывели из Корпуса в отставку с «Бронзовой звездой» и отправили в Хьюстон, где на кладбище лежат его жена и сын. Почти сразу он переехал в Темпль — очевидно, хотел быть поближе к госпиталю ветеранов. По книгам регистрации посетителей видно, что он навещал приятеля каждую среду.

— Вот это да, — тихо сказала Берк. Уж что-что, а преданность она ценила.

Кочевник ни на что это не клюнул:

— И что? Мы должны проникнуться к нему сочувствием?

Губы Тру дернулись в мрачной улыбке, и он ответил пустым голосом:

— Проникайтесь чем хотите. Не мое дело.

Машина уходила вверх, в коричневые неровные зубья. Несколько минут дорога двигалась, потом ее снова перекрывала пробка, и вспыхивала длинная полоса стоп-сигналов. Низко над дорогой парил вертолет.

— Смотри, вертолет! — сказал Терри. — Внушительно.

— Не мой, — ответил ему Тру. — То ли телевидение, то ли охрана Брикенфилда ведет наблюдение. Мои ребята не должны быть заметны.

Это еще слабо сказано, подумал Кочевник, вспоминая, как ловко Труитт Аллен сунул под водительское сиденье гладкий кожаный пакет, когда сел за руль. Телефон? Переносная рация? Компактный пистолет? Наверное, все сразу.

— Вопрос? — сказал Труитт с вопросительной интонацией, будто прочел мысль Кочевника.

— У меня вопросов нет.

— Я хотел сказать, что у меня есть. Хотелось спросить… какова история этого фестиваля «Стоун-Черч»? Он же начался не под этим названием. — Это Тру знал. В девяносто пятом, когда фестиваль организовали впервые, он назывался «Апач-Лип», а в двухтысячном стал «Стоун-Черч». — Здесь самый высокий пик называется Апач-Лип, верно?

— Думаю, так.

— Ну а кто знает точно? Меня интересует, почему сменили название. — Он не стал спрашивать Гарта Брикенфилда или Роджера Честера или даже своего командира оперативников — среди миллиона подробностей, которые надо было продумать в этой операции, да и вряд ли это существенный момент. Но все равно любопытно. — Кто-нибудь мне поможет?

— Я об этом читала, — сказала Ариэль, хотя свои знания она недооценивала. Она говорила с другими музыкантами, которые играли на «Стоун-Черч», и по их опыту она тщательно углубилась в тему, как детектив Рамона Риос — в рапорты о пропавших людях. — Про Апач-Лип легенда такая…

— Один храбрец залез туда сразиться со злым духом, — перебил Тру. — И спрыгнул с пика, когда понял, что зло ему не победить — оно в нем самом. Школьная история. Я хотел узнать про «Стоун-Черч».

— Эта легенда и Стоун-Черч взаимосвязаны, — пояснила она. — Город Стоун-Черч очень долгое время был обиталищем злых духов.

— Это вы кого-то цитируете? — Он прибавил газу, потому что поток снова тронулся, но тут же опять впереди загорелась цепочка стоп-сигналов. Бросая на дорогу темную тень, огромной птицей пролетел вертолет. — Или это ваше мнение?

— Я вам расскажу, что читала и слышала, если вы хотите слушать.

— Хочу, — ответил он, чуть не сказав «ваш выстрел».

Ариэль начала рассказ.