Глава пятнадцатая
Кочевник понял, что он, может, и не в тюрьме, но и не на свободе точно. Это ему четко сказали дверные замки черной «Акура ТЛ» Труитта Аллена, щелкнувшие при включении двигателя. Салон автомобиля был непривычно для Кочевника прибран, нигде не завалялась ни случайная салфетка, ни обертка от гамбургера. Даже приборная панель вытерта, и все металлические детали блестят параноидальным совершенством.
— Куда мы едем? — спросил Кочевник, когда машина тронулась со стоянки.
— В медицинский центр. — Аллен надел солнечные очки для защиты от палящего света. В профиль он походил на ястреба со свернутым набок клювом. — Там все ждут тебя.
— Меня? И кто эти все?
— Сиди отдыхай, — сказал Аллен.
Команда была одновременно и благожелательной, и настойчивой.
Кочевник подчинился, решив, что ничего другого ему не остается.
При подъезде к медицинскому центру он увидел толпу человек в сорок, стоящую поперек Ринг-роуд. Они собрались возле двух машин с телекамерами, одна от «Кей-би-оу-эй» и вторая от «Кей-эм-эс-би». Некоторые были одеты в длинные белые халаты и держали плакаты, написанные вручную. Кочевник успел увидеть, что на них было написано что-то вроде «Бог ненавидит музыку дьявола» и «Светская музыка славит Сатану».
— Это они против нас? — удивился Кочевник.
— Я думаю, против вашей музыки вообще, — ответил Аллен, заруливая на закрытую парковку. — Любой шанс засветиться на камеру — и люди начинают суетиться.
Кочевник кивнул. У него был один секрет. Когда-то всех участников «The Five» просто поразило, что Майк Дэвис фанат «Моби Дика». Так вот, они не меньше поразились бы, узнав, что с двенадцати лет, сразу после смерти отца, и примерно до четырнадцати Джон Чарльз был увлеченнейшим слушателем «Даблъю-кей-ар-эс-эф-эм», радио классики в Детройте. Он открыл эту станцию, когда слушал «Оставайся больным» группы «Cramps», поздно вечером на собственном плеере, и пришла мать и просила — умоляла — его сделать тише. Так что он стал возиться с приемником, попадая на разные FM рок-станции, пока вдруг не услышал человека, рассказывавшего о какой-то симфонии Воскресения — потом оказалось, что это Вторая симфония Густава Малера. Этот человек — профессор-музыковед — рассказывал о вокальных партиях части пятой, переводил их с немецкого на английский, а остановил странствия Кочевника с канала на канал его спокойный, сдержанный голос, сказавший: «О, поверь, Ты рожден не зря».
Иногда, в темноте и в тишине, — особенно после смерти отца — он думал, зачем бы он мог быть рожден. Куда лежит его путь? Что должен он сделать в этой жизни. Для человека его возраста вопросы тяжелые, и ответов на них не было, и в темноте и тишине он слышал, как мать читает вслух стихи из Библии, иногда негромко плачет над ними, как будто то, что дает ей Библия, и близко не то, что ей нужно, и вот почему он приучился ненавидеть темноту и тишину.
Но эта странная музыка струнных и фортепьяно, труб и арф на «Даблъю-кей-ар-эс» его захватила. Было в ней такое, что звало погрузиться в сон на сотню лет, было и то, что звучало войной. В ней можно было услышать вопросы, которые он задавал себе о жизни, — если их перевести на язык музыки. Время от времени возникал кусок, который мог бы быть маршем процессии призраков, идущих в полночь с лампадами через кладбище.
В чем-то вроде как «Cramps», только не так громко.
В публичной библиотеке он взял книгу «Жизнь композиторов» и сильно ее задержал, пока не прочел всю. Да, из этих парней многие хлебнули дерьма ведрами. Они писали при свечах, их выбрасывали на улицу за неуплату, их ненавидели, считали, что им нет места на земле, раз они слышат в голове такое, чего не слышат нормальные люди.
Вот эти пикетчики. Ничего в этом нового, подумал Кочевник. Первое исполнение симфонии Воскресения в Берлине приняли в штыки. Потом этот русский, Стравинский. Когда в тысяча девятьсот тринадцатом впервые исполнили его «Весну священную», скандал был невероятный. И история про Моцарта — Майкла Джексона и Принца своей эпохи, — который написал оперу для императора, а тот возьми да и скажи: «Слишком много нот, милый мой Моцарт!»
На что Моцарт ответил: «Ровно сколько нужно, ваше величество».
Вот даже Моцарту, подумал Кочевник, приходилось иметь дело с людьми в костюмах. Хмырями, которые хронометрируют песни и смотрят ноты в поисках сингла. Убийцами оперы «Дастин Дэй».
Все как всегда.
Кочевник не мог не заметить возле больницы полицию. Патрульная машина медленно двигалась по Ринг-роуд, вторая стояла перед больницей, где ее экипаж был виден и видел других. Аллен отыскал место примерно посередине парковки и заехал туда. Щелкнули, отпираясь, дверные замки. Кочевник вылез и за своим новым опекуном пошел в больницу. Коричневую папку Аллен нес с собой. Они прошли мимо лифтов, поднялись по лестнице. Аллен остановился в коридоре предъявить удостоверение полисмену, потом они вошли в тот самый зал ожидания, из которого Кочевник выходил в ночь на воскресенье.
Группа воссоединилась. Здесь были Ариэль, Терри и Берк, и вид у них был такой измотанный и усталый, будто это они провели две ночи под замком. Еще присутствовали трое других: молодой шатен в темно-синем костюме и в галстуке в красную полоску, которого Кочевник не узнал, зато узнал двух других: Эшваттхаму Валлампати и — неожиданно — Роджера Честера, РЧ из «АРЧ». Все, кроме неизвестного молодого человека с блютузовским наушником, сидели, когда вошли Кочевник и Аллен, а сейчас встали, демонстрируя хорошие техасские, оклахомские, массачусетские, калифорнийские и нью-делийские манеры.
— Ах ты собака! — нежно сказал Терри, улыбаясь и выходя вперед, чтобы похлопаться по плечам. — Как тебе каникулы за казенный счет?
— Бассейна там нет, — ответил Кочевник. — Да позагорать фиг позагораешь.
Ясное дело, они знали, где он был. Капитан Гарца наверняка им в воскресенье сказал. В углу Кочевник заметил спальные мешки. Наверное, пол и диван не слишком удобны. Может, его согруппники мылись и переодевались в общественном туалете, но безмолвный рассказ завершали россыпь банок от газировки, бутылки из-под воды, обертки от конфет и батончиков «гранола». Ребята здесь торчат с самого утра воскресенья.
Берк подошла хлопнуть его по ладони и откомментировать следы горячего поцелуя у него на щеке. Вдруг прямо перед ним оказалась Ариэль. Он заглянул ей в глаза. Сегодня — сейчас — они были темно-серые, цвета дождя с тревожного неба. Он вспомнил свои слова, сказанные из тюрьмы графства Пима: «Хочешь спасать больных собак — иди в ветеринары».
И самое худшее: «Хватит за меня цепляться».
Потому что он знал, что на самом деле наоборот, и без присутствия Ариэль он боялся, что его гнев на мир, на отца за то, что изменял матери и чертовски хорошо умел это делать, на себя за то, что и близко не так талантлив, как притворяется, — мог бы подняться и съесть Кочевника заживо.
Ариэль обняла его.
Она обхватила его руками, склонила голову к нему на плечо, и он понял, что самое восхитительное, самое невероятное…
…это то, что он не отодвинулся.
Несколько секунд они так простояли, а потом она посмотрела на него, кивнула, приветствуя его возвращение в семью, и он сказал немножко нервно:
— Мне вас не хватало, ребята.
— Джон! — Роджер Честер протянул ему коричневую руку, и Кочевник ее пожал. — Рад, что мы вытащили тебя из той ситуации.
У него был голос из тех, что заполняют все помещение. Подтянутый, чуть за шестьдесят, круглогодичный загар от гольфа или пребывания во втором своем доме на Косумеле. Черепаховые очки, слегка увеличивающие темно-карие глаза. Кудрявые белокурые волосы, аккуратно подстриженная бородка. Модные синие джинсы, тщательно потертые, красная ковбойского стиля рубашка с жемчужными пуговицами под темно-синим блейзером. Кочевник видел его только один раз, в тот день, когда он и ребята подписали контракт о представительстве, и даже тогда это было кратко, потому что Роджер Честер просто остановился возле офиса Криди — спросить про новый диск от «I Died Yesterday», зомби-готской группы Криди. Криди — это Этан Крид, бывший агентом группы «The Five» в течение трех месяцев, пока его не перебросили в Майами на другую группу талантов. Карьеру «The Five» передали с рук на руки другому человеку из агентства, Эшваттхаме Валлампати.
Привет, Эш! сказал Кочевник, и Эш ответил со своим резким акцентом:
— Привет, Джон.
Эш его не очень интересовал, и он не думал, что Эша особенно интересует «The Five». Ему было двадцать шесть лет, высокий, по-модному худощавый, красивый экзотической красотой, сражающей техасских девочек или мальчиков, поскольку не очень понятно, кого он предпочитает, — всегда ходит в черных костюмах, белых рубашках и неонового цвета галстуках. Иссиня-черные волосы всегда зачесаны строго назад и зафиксированы блестящей помадой. Пахнет от него горьким лимоном. Кочевнику еще всегда казалось, что у него на лице держится полуулыбка самодовольной надменности. Агентство Роджера Честера занималось примерно тридцатью группами и еще примерно дюжиной одиночек. У них была пара тяжелых хиттеров стиля кантри-вестерн: «Austin All-Nighters» и «Trailblazers», каждая из которых получила «Грэмми». Ими Роджер Честер занимался персонально, как и чудовищной хэви-метал-трэш группой «Shatter the Sky», недавно вернувшейся из европейского турне. Из остальных групп, сражающихся за внимание публики и место под ее солнцем, «The Five», вероятно, находилась в подвале с прочими дворнягами. По крайней мере Кочевнику казалось, что так видит ее положение Эш. Кочевник считал, что Эш вообще сплошь разговоры, далеко идущие планы и полное отсутствие энергии, и его злило до шипения, когда Эш пожимал плечами и ни черта не делал, будто и не обязан.
Кочевник решил, что Эш на пути в Лос-Анджелес, и подумал, что его работа скорее быть нянькой при избалованных плаксивых детишках, чем профессионально раскручивать группу. Да, что-то он делает. Вот, например, организовал съемку у Феликса Гого и, очевидно, для пяти-шести других групп, которые курирует, тоже что-то делает, но Кочевник всегда помнил, как Эш один раз сказал у себя в кабинете: «Ваша группа нам денег не приносит, но мы вас держим из личной симпатии».
Кочевник с Эшем здороваться за руку не стали.
— Я в трауре по поводу этой трагедии. — Роджер Честер стоял к Кочевнику так близко, что слышался запах оранжевых конфеток «тик-так» в его дыхании. — Майк Дэвис был великим басистом, великим музыкантом. А Джордж Эмерсон… слава Богу, что он должен выжить.
Кочевник не думал, что Роджер Честер вообще знает, кто такой Джордж.
— Его родители здесь? — Вопрос был адресован Аллену.
— Они прилетели в ночь на воскресенье. Я с ними говорил, хорошие люди.
— Еще раз повторю: хорошо, что он выживет, — произнес Роджер Честер, будто снова беря управление в свои руки. Итак, мистер Аллен… или надо сказать «агент Аллен»? Куда мы отсюда едем?
Кочевник уже полагал, что Аллен побывал здесь, говорил с Берк, Терри и Ариэль, а также с родителями Джорджа, но понятия не имел, о чем говорит Честер. Он нахмурился:
— Куда едем? В Остин, вот куда. Турне кончено. — Никто ничего не сказал. — Слушайте, если за нами охотится этот… — а, черт с ним, что там Аллен подумает, — хренов снайпер, так не лучше ли двинуть домой? Вы как думаете?
Он смотрел на Аллена и Честера по очереди.
— Не так все просто, — ответил ему Аллен, и в этой короткой фразе прозвучал приговор судьбы. — Присядем? — Он двинулся к одному из складных стульев, принесенных, чтобы на всех хватило. — Давайте сядем, и я вам расскажу, с чем мы имеем дело.
Кочевник сел на стул рядом с Ариэль. Он думал о том, что сказал в тюрьме Аллен: «Ты мне поможешь поймать Джереми Петта».
Когда сели все, кроме молодого человека в темном костюме, которого так и не представили и который остался стоять у двери, Аллен занял середину комнаты и открыл коричневую папку.
— Я уже вам сказал, как его зовут, но не сказал, кто он. — Аллен посмотрел на собравшихся. — Он ветеран морской пехоты. Два срока отслужил в Ираке снайпером, так что дело свое знает. Тренировка на снайпера в морской пехоте самая тяжелая. И учат их вот чему: одна пуля — один труп. — Он сделал многозначительную паузу. — В идеале — так. На поле боя не всегда получается. Но в послужном списке Петта тридцать восемь подтвержденных результатов и еще сорок два вероятных. Однако последний убитый за ним числится в две тысячи четвертом году, а сейчас — это сейчас. Он пережил тяжелые времена, оставившие на нем свой след. Наверняка позволил себе опуститься физически — и ментально тоже. Совсем не так остер, как был когда-то… Но он придумал себе какое-то Дело. Придумал задание, и в задачу явно входит ликвидация всех членов вашей группы. Он следовал за вами до Свитуотера и нашел себе позицию напротив той заправки. Наверняка ехал за вами всю дорогу от Далласа.
— Стоп! — Берк подняла руку. — Откуда вы все это знаете? Откуда вы вообще знаете, что это он и есть?
Она видела фото с водительских прав Джереми Петта — Аллен показал его сегодня утром, когда появился. Он сказал, что все объяснит, но сперва надо вытащить из тюрьмы Джона Чарльза.
— Полиция нам передала информацию от детектива Риос из Свитуотера. После вашего отъезда она сумела кое-что накопать. Полностью понять, что к чему, она не могла, но все выглядело так, будто стрелял профессионал. Она стала думать, не всколыхнул ли ваш ролик человека с военной биографией и с опытом стрельбы с дальней дистанции. Если так, то этот человек, очевидно, решил следовать за вами по местам ваших концертов. — Аллен глянул на Кочевника: показать, что у него для человека его возраста хорошая память. — Скрадывать вас и отстреливать. По ее мнению, это похоже на военного снайпера. Вопрос был вот в чем: откуда он начал? Она взяла на себя труд позвонить сперва в полицию Остина, потом в полицию каждого города между Остином и Далласом.
— И что она искала? — спросил Кочевник.
— Рапорты о пропавших людях, поданные где-то около двадцатого числа. Проблема была та, что если снайпер подходит под психологический профиль, то живет он наверняка один в съемном доме или квартире, с трудом идет на контакт с людьми и ему трудно сохранять работу. Так что если он снялся и вышел за вами на дорогу, вокруг него могло никого не быть, кто бы это заметил. Но в нашем случае Джереми Петт… установил контакт, и нашлось сообщение о пропаже человека, которое привлекло внимание детектива Риос. Оно было зарегистрировано в понедельник, двадцать первого, в Темпле, штат Техас.
Аллен вытащил из папки другой лист, читая имя по бумажке.
— Менеджер дома, где снимал квартиру Петт, некто Тейо Салазар, сообщил полиции Темпля, что вошел в квартиру, открыв ее своим ключом, чтобы принести пакет лепешек-тамалес, поскольку, как он сказал, Джереми был очень удручен своим финансовым положением. В квартире он увидел кровь на ковре, на стене и в ванной. Вода из ванны была выпущена, но следы крови были очевидны и там. Обнаружен был также нож для резки картона и кое-какие лекарства. Поэтому мистер Салазар вызвал полицию, и она стала искать Джереми Петта, но найти его не удалось. Эта информация была передана детективу Риос, которая начала исследовать биографию Петта. Выяснилось, что Петт — снайпер корпуса морской пехоты, награжден, вышел в отставку в две тысячи пятом году после второй битвы при Фаллудже. Обнаружилось, что он на свою кредитную карту покупал бензин на заправке в десяти милях к западу от той, где был убит Майк Дэвис. Время покупки — через двадцать с чем-то минут после смерти мистера Дэвиса.
— Ой, блин! — сказал Терри, ошеломленно выдохнув.
— Это еще не все. — Аллен оглядел слушателей холодными синими глазами. — В ночь на двадцатое он снова воспользовался кредитной картой, чтобы заплатить за номер в мотеле «Лассо».
Берк издала звук, будто ахнула на вдохе, но никто на нее не посмотрел. Кочевник с ощущением бешенства и растерянности сказал:
— Так этот гад был в мотеле вместе с нами? Блин. Что мы ему сделали, мать его?
Роджер Честер встал:
— Джон, спокойнее. — На самом деле он встал потому, что после перелета из Остина геморрой жег огнем, и на складном стуле ему лучше не становилось. Он посмотрел на Труитта Аллена. — Тут должно быть нечто большее, чем ролик. Убивают ли кого-то за то, что ролик не понравился?
— Не могу сказать. Но я знаю из опыта, что люди умеют у себя в мозгах создавать исключительные обстоятельства. Особенно те, кто не совсем в себе, — а я думаю, у нас именно такой случай. Такие люди создают сценарии, от которых бы глаза на лоб полезли у любого, кого мы назовем нормальным. Помните белтвейского снайпера в две тысячи втором году? В Вашингтоне, Виргинии и Мэриленде?
— Я помню.
— Десять убитых и трое тяжелораненых. Четверо убитых за одно утро, в течение двух часов. Если помните, оказалось, что это работа одного взрослого и одного мальчишки. Взрослый был сержантом во время войны в Заливе, эксперт по обращению с «М16». После поимки объяснил свои мотивы. Он намеревался убивать по шесть человек в день в течение месяца. Собирался вытребовать у правительства миллионы долларов, чтобы прекратить убийства, потом поехать в Канаду, останавливаясь в гостиницах ИМКА и сиротских приютах, чтобы набрать детей, которых можно подготовить на снайпера. — Аллен приподнял черные брови. — Собирался быть отцом-командиром армии юных снайперов. Их предполагалось послать в главные города США ради массовой стрельбы. Безумие? Для нас — да, а для него — вполне осмысленно. Достижимая цель, в которую, прошу прощения за каламбур, стоит метить.
«Не хрен тут хихикать», — хотел сказать Кочевник, но промолчал.
— Я хочу отметить, что проверка принадлежащих Джереми Петту лицензий на огнестрельное оружие выявила наличие «Ремингтона 700 CПС», стреляющего такими же дальнобойными пулями для «винчестера» триста восьмого калибра, как те, которыми был убит Майк Дэвис и ранен Джордж Эмерсон. Винтовка аналогична тем, которыми он работал в Ираке, и при хорошем оптическом прицеле и на открытой местности стрелять он может на пятьсот и более ярдов. Возможно, не каждый раз попадая, потому что кое-какие навыки он растерял и у него нет наводчика. У него также есть автоматический пистолет сорок пятого калибра, и на близком расстоянии он тоже может быть опасен, но я думаю, он больше доверяет себе как снайперу, чем как стрелку из пистолета. — Аллен невесело улыбнулся. — Это его основное умение.
— Так найдите же его! — Кочевник сам услышал, что голос у него слишком напряжен. — По кредитной карте выследите или как-то еще там! Вы знаете, на какой он машине ездит?
— Как раз перед моим приходом к вам в СМИ были переданы номера его машины и описание его самого и его пикапа. Сегодня должны начать показывать по местным каналам, как только будут готовы. А кредитной картой он пользоваться перестал. Последняя покупка — бензин в Эль-Пасо, двадцать третьего во второй половине дня. Где-то раздобыл денег. Может, пистолет заложил — кто знает?
— Ну хорошо, — сказал Терри. — Но разве нельзя… ну… как-то оповестить все мотели в городе и попытаться его обнаружить? В смысле… это ведь не очень трудно?
— Мы над этим работаем, но пока ничего не нашлось, — ответил Аллен. — Я люблю свой город, но сам первый вам скажу, что здесь полно гадючников с почасовой оплатой, в которых он может скрыться, а если он платит вперед наличными, то никто ни удостоверения не спросит, ни номеров машины записывать не будет. Он может останавливаться не под своим именем. Пусть этот человек уже не тот, что был, но тренировка морпеха никуда не делась, и импровизировать он умеет.
— Может быть, он уехал? — предположила Ариэль. — Решил, что Майка и Джорджа ему достаточно.
— Может быть. Зависит от того, что у него в голове творится.
— Но ведь он мог уехать? — Взгляд Роджера Честера сделался резче. — Вероятность есть?
— Вероятность есть, — согласился Аллен, хотя и осторожно. — Вполне может быть сейчас в Мексике.
— Для «The Five» это было бы неплохо. — Честер по очереди оглядел членов группы и сосредоточил взгляд на Кочевнике, поскольку Эш его проинформировал, кто в группе лидер и кто принимает решения. — Вам известно, Джон, что за последние двое суток ваша группа продала почти двадцать тысяч дисков?
У Кочевника отнялся язык. Казалось, этот голос звучит из другого мира.
— Двадцать тысяч?
У Берк сорвался голос. Язык не привык к таким цифрам.
— Восемнадцать тысяч триста сорок шесть было час назад, и это только новые диски, — ответил Честер. Его голос наращивал силу, снова заполнял всю комнату. — Заказы идут со всех концов страны, из Мексики и Канады. Начинают появляться заказы из Англии, Франции, Нидерландов и Германии. По предыдущему каталогу тоже продажи тысячами, а скачиваний синглов на iTunes к девяти часам утра было более сорока тысяч. Число заходов к вам на YouTube и MySpace зашкаливает, а в ночь на воскресенье ваш сайт уронили трафиком. Вы в первых строках новостей — видео и почтовых — на Yahoo. Ваша история во всех газетах. Сегодня звонили из журнала «Пипл». Новость про снайпера повторяется каждый час на «Фокс» и «Си-эн-эн». Она попала в сеть «Уорлд ньюз нетворк». — Он перевел дыхание, лицо у него горело. — Мне не надо вам рассказывать, что могут сделать национальные — поправка: международные — СМИ для продукта и для исполнителей, — сказал он. — Нам всем повезло, что вы так хорошо смотритесь в телевизоре.
У Кочевника кружилась голова. И даже слегка поплохело. Как можно быть счастливым — в такую минуту? До него дошло, что группу вдруг постиг невероятный успех, хотя единственное, что изменилось в эти два дня, — за ними стал охотиться снайпер, репортеры за это уцепились, и публика заинтересовалась. Он подумал, что многие из этих дисков продаются как товар для психа-коллекционера или что их перепродадут на eBay, когда… когда что? Когда перебьют всю группу?
«Чертов Гений-Малыш, — подумал Кочевник. — Устроил такое освещение в СМИ, но я так не хочу».
— Ребята, скажете что-нибудь? — спросил Эш, и Кочевник едва не вскочил и не врезал ему по пакету орешков с пряностями.
— А что ты хочешь услышать? — Ариэль встала. В глазах ее поблескивало вулканическое пламя, и Кочевнику показалось на секунду, что она сама ему сейчас врежет. Его это так поразило, что он остался сидеть разинув рот. — «Спасибо»? За что? Всю работу проделали мы. И мы та же группа, которой были в субботу вечером, но вдруг мы — знаменитости? Потому что Майк убит, а Джордж в больнице? Так что ты хочешь, чтобы мы сказали?
Роджер Честер кашлянул, привлекая внимание к себе.
— Вы могли бы сказать, — заговорил он спокойно, — что будете продолжать турне до конца. У вас еще… сколько? Восемь запланированных дат? Эш, какое там расписание? Сан-Диего в пятницу и Лос-Анджелес в субботу — я правильно помню?
— Да, сэр… но есть еще одно, если они захотят.
— Что там еще одно? — спросила Берк.
— «Стоун-Черч». — Эш предпочел смотреть на Кочевника, не на Ариэль. — Вчера в офис пришло приглашение играть на «Стоун-Черч». Предлагают…
— Нет, — перебила Ариэль. — «Стоун-Черч» — нет.
— Можно мне договорить?
— «Стоун-Черч» — нет, — повторила Ариэль с вызовом. — Я там играть не буду.
Кочевник понял, что кое-что из сказанного им в телефон застряло у нее в голове. «Тебе надо начинать самой. Создавать свою группу. Ты могла бы сделать это сразу после „The Blessed Hours“, если бы захотела».
Он видел по ее лицу, по решительно сжатым челюстям, по новому огню в глазах, что она ему поверила.
Но все-таки эта новая Ариэль Коллиер не была готова выйти на сцену сама по себе, потому что прежняя выглядывала из нее, как малый ребенок, и сказала:
— Извините, мистер Честер.
— Я слыхал про «Стоун-Черч», — сказал Аллен. — Это был шахтерский городок? Возле Хила-Бенд?
— Да, теперь там музыкальный фестиваль на открытом воздухе. — Кочевник глянул на него саркастически. — Если в ваше представление о музыкальном фестивале входит наличие мотоциклетных банд, сатанистов и сектантов с культом смерти, то это ваш рай.
— О чем это мы? — решительно вступила Берк. — Кто-то нас пытается убить, а мы так себе спокойно ездим и даем концерты? Без меня. Я еду…
«…в Сан-Диего», — собиралась она сказать. Открывать коробки Флойда, мать его, Фиска в гараже у матери. Мать сходит с ума и звонит Берк по нескольку раз в день, проверяя, все ли в порядке.
Когда стало ясно, что Берк не станет заканчивать свое заявление, Роджер Честер сказал:
— Давайте я вам изложу суть дела. Предлагают шестьсот долларов за одно выступление. Фестиваль открывается в четверг в полдень. Вы — гвоздь программы в четверг вечером. Можем с ними договориться насчет раздела продажи сувениров. — Он перенес внимание на Кочевника. — Одно выступление, шестьсот долларов. Присутствие местных и национальных СМИ. Вы играете полтора часа, и на этом ваша работа закончена. Ответ надо дать сегодня до двух часов дня, чтобы сунуть вас в промо. Мы вам нашли нового разъездного менеджера. Скажите только слово, и Эш купит новый фургон. Только скажите, что вам нужно.
Владельцем «Жестянки» был Джордж. И «Жестянки» в жизни группы «The Five» больше не будет. Кочевник не знал, что ответить. Чувствовалось, что Ариэль очень хочется резко отказаться.
— Единственная причина, по которой нас зовут, — сказал он, глядя в глаза Честеру, — это из-за погибшего Майка и раненого Джорджа. И вы это знаете.
— Вас зовет Гарт Брикенфилд, — не сдавался Честер. — Он лично вас просит.
— Кто такой Гарт Брикенфилд? — спросил Аллен.
Ему ответил Честер. Кочевник знал, что Гарт Брикенфилд — Большая Медведица на звездном небе промоутеров Юго-Запада; своим бизнесом он управляет из Тусона, и фестиваль «Стоун-Черч» создал он. Лет ему было за шестьдесят, в свои закатные годы — отшельник, и ходит легенда, что он дважды пытался подняться на Эверест. У него свой аэродром и коллекция винтажных самолетов, а в Луизиане — аллигаторовая ферма. Когда он был важной шишкой в бизнесе звукозаписи, у него была долгая вражда с Бобом Диланом, а Мика Джаггера он однажды вызвал на фехтовальную дуэль.
— Позвольте мне задать вам вопрос. — Аллен обращался не только к Кочевнику, но и к Терри с Берк. — Если я смогу добыть вам восемьсот долларов и обеспечить безопасность, вы будете играть? Мы говорим о дневном показе, не о вечернем.
— Сэр? — В голосе Роджера Честера послышался ледок. — Спасибо, но мы вполне справимся сами! Я много раз имел дело с Гартом Брикенфилдом, и когда он делает денежное предложение, оно окончательно. И ни за что на свете не станет он платить такие деньги за дневной… как вы это назвали, показ. Это для закатившихся и для пытающихся взойти, a «The Five» — звездный материал.
— Так, может, стоит дать сказать звездам! — Голос Кочевника сочился ядом. Он поднялся, встал с Ариэль плечом к плечу. — Что это все значит, черт… — он сумел не вставить ни слово «старый» перед «чертом», ни «вас» после, — …побери? Какой-то псих убил одного из нас и чуть не убил другого, и он сейчас то ли в Мексике, то ли гоняется за нашими скальпами, а вы хотите, чтобы мы продолжали наше турне? Зачем? Потому что мертвые мы для вас ценнее живых?
Берк и Терри остались сидеть. Одна думала о содержимом коробок в Сан-Диего, другой — о рок-легенде и вожделенном клавишном инструменте в доме под Альбукерком.
— Продолжать турне — это моя идея, — сказал Труитт Аллен, все так же глядя в пол. — Все это я вывалил мистеру Честеру сегодня утром. — Он посмотрел Кочевнику в глаза. — Почему бы это я вытащил вас из тюрьмы? Я уже вам говорил: мне нужна ваша помощь, чтобы поймать Джереми Петта.
— А, понял. Мы, блин, будем наживкой?
— Сыром в мышеловке, — ответил Аллен.
— У меня аллергия на сыр. Особенно на такой, за который меня… нас могут прикончить.
Аллен пожал плечами:
— О’кей, вы вернетесь в Остин. К обычной своей жизни. Если Петт все еще за вами гоняется, чем это вам поможет? Он вас сможет выбивать по очереди, поодиночке. Пока его не нашли, можете мне поверить: вам безопаснее вместе, на дороге. Особенно если будете делать то, что я говорю.
— Ну еще бы! — нахмурился Кочевник. — А вы кем будете, нашим новым дорожным менеджером?
Агент поскреб безукоризненно выбритый подбородок.
— Ну, — сказал он, — это бы решило одну из ваших проблем.
Для Берк это было уже слишком.
— Да вы спятили? Агента ФБР — к нам менеджером!
Ей понадобилась вся сила воли, чтобы не добавить крепкое словцо.
— Именно так, — ответил ей Аллен. — Потому что вам нужна охрана, которую я могу организовать. Нужна группа моих людей, следующих за вами на шоссе и прикрывающих вам спину. Группа людей, едущих впереди и проверяющих место, куда вы едете. И этот фестиваль «Стоун-Черч» — вам там надо будет играть в четверг днем, и нужно будет завалить местные каналы рекламой, и в новостях про вас все уши прожужжать, чтобы Джереми Петт это увидел и приперся в Хила-Бенд со своей винтовкой, а я поставлю своих людей в горах его ждать. Вот почему вам придется играть днем. И вот почему я столько прыгал через обручи, чтобы получить вас на свое попечение… мистер Чарльз, — закончил он.
— Да ни… за что на свете, — сказала Берк, но голос выдавал, что она уже смирилась с этим будущим.
Ариэль снова попыталась протестовать, но тоже получилось слабее, чем раньше:
— Это не наша публика. Нам не следует там играть. Не наше это место — «Стоун-Черч».
— Что вы их разъездной менеджер, это мелочь, — сказал Аллену Роджер Честер. — Суть тут в другом: Гарт Брикенфилд хочет, чтобы они играли вечером. А что он решит, то и будет.
Аллен задумчиво кивнул:
— А что, если я ему позвоню и попрошу сдвинуть? А заодно уж, чтобы два раза не вставать, попрошу восемьсот долларов вместо шестисот? Так — показать, что гожусь для своей новой работы.
Эш издевательски засмеялся:
— Гарту Брикенфилду не звонят. Звонят в его офис и говорят с его людьми.
— Надо же! — удивился Аллен. — Кен! — позвал он молодого человека у дверей.
— Да, сэр?
— Узнай домашний телефон Гарта Брикенфилда. И попроси его, если не трудно, подойти к телефону.
Молодой человек тут же заговорил с кем-то по блютузу.
— Это даже не смешно, — заявил Эш. — Вы и номера-то не найдете. Его нет в списках, и его люди не пропустят вас без его…
— Дали номер, сэр, — объявил Кен. — Гарт Оруэлл Брикенфилд, Норз-Саммер-Мун-Плейс. Я звоню.
— У него несколько домов, — сказал Роджер Честер, снова покраснев. — Не думаю, что…
— Здравствуйте, мэм. Я агент Кеннет Мак-Гайр из тусонского отделения Федерального бюро расследований. Мне хотелось бы говорить с мистером Гартом Оруэллом Брикенфилдом. Он дома? — Короткая пауза. — Не могли бы вы ему передать, что с ним хочет говорить специальный агент Труитт Аллен? Это очень важно. — Кен кивнул своему боссу. — Да, мэм, я подожду. — Обернувшись к Аллену, он сказал: — Она звонит ему в ангар, он сегодня возится с каким-то из своих самолетов. Сказала, что через несколько минут соединит.
Открылась дверь, заглянула молодая рыжеволосая женщина в синей медицинской одежде.
— Прошу прощения, — сказала она. — Мистер Эмерсон пришел в себя и хочет говорить со своими друзьями.
В больнице знали, кто они.
По пути в отделение интенсивной терапии им рассказали, что в палате Джорджа ни к чему нельзя прикасаться и быть там можно всего несколько минут. У кремовых дверей отделения их встретили мужчина и женщина средних лет, Кочевник остановился побеседовать с ними самым вежливым и внимательным голосом, на который только был способен. Они поблагодарили его за хорошие слова о своем сыне. Отца Джорджа Кочевник узнал бы и в другой ситуации: не по низкорослой фигуре, но по блестящим дискам в туфлях.
Вслед за молодой медичкой Кочевник, Ариэль, Терри и Берк вошли внутрь. Здесь было прохладнее и тише. Негромко шипели аппараты искусственного дыхания, попискивала, создавая тихий фон, следящая за важными показателями электроника. Врачи и сестры в хирургических костюмах тихо переговаривались или сверялись с планшетами. Коридор между палатами, отгороженными задернутыми шторами, был освещен синим светом, будто из-под воды.
— Сюда, — сказала сопровождающая, отдергивая штору палаты слева.
Первым вошел Кочевник, следом сразу Ариэль. Терри входил последним, и когда он увидел Джорджа в центре лабиринта мониторов, серых проводов и капельниц, то подумал, что Джордж сейчас больше машина, чем человек.
А у Кочевника было чувство, что сейчас перед ним не Джордж, а восковая копия Гения-Малыша. Никак не могло быть настоящим это лицо лунного цвета. Рот и нос закрыты кислородной маской, сам он укрыт простыней по шею, и на груди у него что-то такое, то ли бинты, то ли что, отчего она выпирает, как у культуриста. Трубки соединяют кровать с кучей краников. Втекает что-то прозрачное, вытекает желтое. Стойка мониторов высотой футов шесть. Что-то чирикает, попискивает, и вдруг зашуршали ноги Джорджа под простыней — резкий, тяжелый звук, — и Джордж посмотрел на друзей красными припухшими глазами и сказал голосом, похожим на шелест опавших листьев на тротуаре под ветром:
— Привет, команда.
Ариэль отвернулась. Берк положила руку ей на плечо и оставила там, как стальной зажим, пока Ариэль снова не овладела собой.
— Ты весь в проводах, — сказал Терри с неловким смешком.
— Еще как, — ответил Джордж скорее выдохом, чем своим обычным голосом. От маски звук получался гулкий. — Настроен на волну, — сказал он. — Странная штука: я стал лучше видеть.
Кочевник подошел к кровати, опасаясь, как бы не задеть чего-нибудь важного. Что сказать, он не знал, и сказал первое, что всплыло в сознании при виде этого воскового лица:
— Этого гада поймают, Джордж.
— Тот же самый, — ответил Джордж. Без вопросительной интонации.
— Ага. А турне мы доведем до конца. — Решение Кочевник принял внезапно, вдыхая въевшийся горелый запах смертельной раны, тот самый, что стоял над телом отца на луисвиллской парковке. — Мы поможем его поймать.
— Турне… — заморгал Джордж. Он мог подумать, что пришел в себя не настолько, насколько ему казалось. — Доведем до конца?
— Спасибо, что поинтересовался нашим мнением, — сказала Берк, но когда на нее одновременно посмотрели и Джордж, и Кочевник, она поморщилась, будто наступила на больной зуб. — А, блин. — Морщины у нее на лбу стали только глубже. — Ладно, я с вами.
Терри, шевельнув плечами, так что это нельзя было даже назвать пожатием, сказал:
— Я, похоже, тоже.
Ариэль молчала.
— Психи. — Далекий голос почти обесцвеченного человека. — Все психи.
Наступило молчание. Кочевник плохо переносил больницы, и для него это была пытка: хотеть уйти, но знать, что надо быть здесь.
— Я чуть не сдался, — сказал Джордж.
Ариэль уже собралась. Глаза у нее были красные, но она вышла вперед и встала там, где считала нужным, — рядом с Джоном Чарльзом.
— Оно было там. — Джордж дернул подбородком, показывая на потолок. В угол потолка, справа, где висел карниз шторы.
— Что там было?
Кочевник посмотрел туда, куда показал Джордж. Потолок, карниз. Ничего больше.
— Свернутое, с острыми краями. — Он сделал несколько медленных вдохов, потом заговорил снова: — Головы не видно было. И лица. Но я знал, оно на меня смотрит. Оно такое было… как крылья ворона. Или черное оригами. И оно ждало, вон там.
— Чего ждало? — спросила Ариэль.
— Моей смерти, — ответил Джордж.
Терри снова издал нервный смешок.
— Джордж, да не умрешь ты! Брось свои фантазии!
— Не умрешь, — подтвердила Берк. — Худшее уже позади. — Она на это надеялась. — Послушай, нам, наверное, пора уже дать тебе отдохнуть. О’кей?
— Это не все, — сказал Джордж. — Я дрался. По-настоящему. Всерьез. И я не знаю, когда… но услышал, что меня кто-то зовет по имени. Как будто… будто знакомый голос. Может быть, бывший мой учитель. Кто-то, кому я не безразличен. Знакомый голос. — Он издал звук, словно ему трудно стало дышать, и Кочевник готов был уже нажать кнопку вызова сестры, но Джордж произнес: — Я открыл глаза — и она была здесь.
— Кто? — спросила Ариэль.
— Девушка, — сказал он. — Где ежевику собирали. Ну, помните же…
Кочевник и Ариэль переглянулись. Терри глянул на Берк, но та смотрела в пол.
— В углу стояла. Вон там. — Джордж показал подбородком в левый угол. И она мне сказала: «Я в тебя верю, Джордж», — а потом она улыбнулась… да, и кивнула. Голос… чей-то еще голос, не знаю чей. Я испугался, зажмурил глаза, крепко. — Ему пришлось замолчать и сделать еще один тяжелый вдох. — А когда я посмотрел, ее уже не было. — Джорджа встретил взгляд Кочевника. — Джон… я думал, она — ангел смерти. Но сейчас… сейчас я думаю, что ангел жизни.
— Тебе приснился сон, — тихо сказала Берк. — Только и всего.
— Да, сон. Но послушайте… если вы… если вы туда поедете, на это место… она же еще там будет? И все будет такое же?
— Да, — ответил ему Кочевник. — Будет.
— Вернитесь… и проверьте, — попросил Джордж.
Кочевник понятия не имел, о чем он говорит. Уж точно пора было уходить.
— Возьмите «Жестянку». Старый боевой конь. Ни на что не годится… но за музыкой идет.
— Мы не можем, — ответила Ариэль. — Это твоя машина.
— Со мной все. Помнишь, Джон? — Голос его слабел, глаза закрывались и открываться не хотели. — Я сказал… что я с вами. Сказал, что буду о вас заботиться. Как всегда. — Он снова шевельнул ногами под простыней, будто старался устроиться поудобнее. — Ключи у отца, я ему скажу.
Вошла молодая рыжая докторша.
— Джордж, — сказала она небрежно и дружелюбно, — боюсь, вашим гостям пора уходить. — Она бегло глянула на мониторы и системы.
— Эй! — Джордж высвободился из наваливающейся дремоты. — Я насчет песни. Что я придумал, не хотите?
— Песни? — Кочевник не понял.
Ариэль поняла. Песня, которую начал Майк. Последняя, наверное, песня, которую им предстоит написать.
— Да, Джордж, — ответила она. — Хотим.
— Я добавил… что эта девушка сказала. Тебе, Ариэль. «Счастливый путь тебе и мужества в пути. Тебе понадобится мужество в пути».
Гений-Малыш задумчиво улыбнулся, и глаза у него блестели.
— Сейчас как раз понадобилось, — сказал он.
— Увидимся, когда ты выберешься, — пообещал Кочевник.
Все попрощались. Терри, зашедший последним, последним и вышел. Берк пошла первой, опустив голову.
Ариэль поравнялась с Кочевником. Подавленные, они пришли туда, где ждали их бюрократы в костюмах и новый разъездной менеджер, только что добившийся для них восьмисот долларов за девяносто минут на фестивале «Стоун-Черч» под дневным солнцем.