6

Номер был незнакомым, но Иван понял, кто ему звонит еще до того, как нажал на кнопку вызова. Голос Евы в трубке звучал растерянно и так, будто девушка до последнего сомневалась, стоит ли тревожить его звонком. «Мне подбросили сумочку. Ту, которую я потеряла ночью. И в ней лежала записка. Мне кажется, она имеет отношение к тебе», – на последней фразе Ева споткнулась и замолчала, словно не решаясь прочитать по телефону написанное. «Я сейчас приеду. Ты где?» – вырвалось у Ивана прежде, чем он успел обдумать ответ. Впрочем, в том, что он моментально сорвался на старую станцию, была веская причина – ощущение, что вокруг них с Евой начала клокотать болотная жижа.

Сегодня утром, в то время, когда он завтракал с Евой в кафе, его мать обнаружила во дворе дома их собаку отравленной, а рядом – напечатанную на принтере новую записку:

Мама плакала и причитала, горюя по Ларсу, отец угрюмо смолил сигарету за сигаретой, хоть в последнее время не курил в день больше трех. Иван мысленно посылал проклятия на голову той дряни, которая убила невинное животное. Но сквозь клокочущий гнев и горячую жажду хорошенько вмазать извергу пробивался холодный страх. Страх за близких, ведь угрозу, что в его родной дом придет смерть, исполнили. И Иван опасался, что «игра» на этом не окончилась. Поэтому, едва услышал фразу Еву о новой записке, рванул к девушке не раздумывая.

В дороге ему вновь вспоминались слова Вовки накануне его гибели: «Я, кажется, знаю, что случилось с Пономарем». Да, человек внезапно смертен, да, случаются и не такие фатальные совпадения, но вот только интуиция, заточенная за годы в большом бизнесе до тонкости осиного жала, не давала успокоиться.

Расплачиваясь с таксистом у въезда на старую станцию, Иван так и не решил, стоит ли рассказывать Еве о полученных им записках, «ужине воспоминаний» и убитой собаке. С одной стороны, ему не хотелось тревожить девушку, переживающую пропажу сестры, еще больше. С другой – кто предупрежден, тот вооружен. Иван рассудил, что посмотрит по обстановке: вначале надо узнать, что за записку подбросили Еве.

Девушку он узнал издали. Она стояла у края платформы и задумчиво грела в ладонях небольшой стаканчик от термоса. И еще раньше, чем он успел ее окликнуть, оглянулась, словно почувствовала его приближение.

– Привет, – поздоровался Иван. С волосами, заплетенными в толстую растрепанную косу, доходившую ей до лопаток, одетая в неяркую и повседневную одежду Ева очень напоминала ту девочку-подростка, которую он знал шестнадцать лет назад. Она словно опять стала «невидимой». Даже цвет ее волос, который, как утром заметил Иван, при свете солнца отливал платиной, потемнел и поскучнел. Ева улыбнулась, но глаза при этом у нее оставались печальными. Грусть шла ей – к ее синим глазам, пепельно-русым волосам, фарфоровой коже и тонким чертам лица. Печаль придавала ей загадочности, а скорбь еще больше делала Еву похожей на снежную принцессу. Но когда улыбка слегка трогала ее бледно-розовые губы и растапливала в синих озерах льдинки, Ева преображалась. Словно в Северном королевстве наступала весна.

– Как ты? – спросил Иван, останавливаясь напротив нее.

Девушка пожала плечами.

– Как видишь. Тут. Не сидится мне дома.

– Есть какие-то новости о Тине?

– Нет, – качнула Ева головой и отвернулась, всматриваясь вдаль, туда, где обследовала свой квадрат одна из групп волонтеров. – У тебя как? Что-то серьезное случилось дома?

– Нет, – после некоторой заминки произнес Иван. Не сейчас и не здесь. – Так… У отца машина забарахлила. Вызвал меня на подмогу.

Она кивнула, принимая его объяснения, и вновь отвернулась.

– Спасибо за то, что приехал. Мне очень не по себе. Это место, поиски… Кошмарное де жа вю. Не думала, что когда-нибудь все повторится. Очень боюсь того, что Тину не найдут, как того мальчика. Или, наоборот, найдут, но…

Она не договорила, только судорожно вздохнула и залпом допила содержимое стаканчика.

– Не надо так думать, Ева.

– Сложно, Иван.

– Что за записку тебе подкинули вместе с сумкой? – поспешно сменил он тему.

– Ой, прости. Вот, – Ева поставила пустой стаканчик на край платформы и извлекла из кармана сложенный лист. – Чей-то глупый розыгрыш.

В ее голосе вновь послышалось смущение. И когда Иван развернул листок, понял его причину.

– Хм. Иван-Царевич или Иван-дурак?

Он улыбкой постарался приободрить девушку, показать, что записка и в самом деле – чья-то неумная шутка.

– Даже не знаю, что думать. У меня только один знакомый Иван – ты. Поэтому я подумала, что записка имеет какое-то отношение к тебе. И так когда-то тебя при мне назвал Борис, – призналась Ева, покраснев.

– Вот как? Интересно, в связи с чем?

– Уже не помню, – окончательно смутилась она.

– Точно не помнишь, Ева? – сощурился Иван, не поверив. – Вспомни, пожалуйста. Это может оказаться важным. Почему Долговязый так сказал?

– Кажется, потому, что считал, будто ты не разбираешься в людях.

– Ого! Вот это уже интересно, – воскликнул Иван, мысленно пытаясь выстроить между всеми полученными намеками связь.

– Если бы Борис был жив, я бы еще могла подумать, что записка – от него.

– Но Бориса давно нет. Ева, а кто-нибудь тогда еще мог услышать эту фразу?

– Нет. Он сказал ее мне наедине. В тот вечер, когда я опрокинула Ульяне на джинсы чай. Помнишь?

Иван засмеялся, будто припомнил нечто забавное.

– Было дело. Ульяна тогда развизжалась, как сто поросят. Теперь понимаю, почему так сказал Долговязый.

– Ульяна ему не нравилась, – кивнула Ева и вновь посмотрела вдаль. Иван проследил за ее взглядом и увидел, что возле домика стрелочника остановилась другая группа людей.

– Может, кто-то намекает тебе, что ты в ком-то ошибаешься? – предположила девушка, поворачиваясь к Ивану. – Только не понимаю, почему в таком случае записку подкинули мне, а не тебе?

– А если этот кто-то знает, что мы с тобой вновь общаемся?

– Тогда он должен находиться тут, в поселке. И видеть нас вместе, – предположила Ева. – Где нас могли видеть? Сегодня утром в кафе. Вполне вероятно. В кафе было многолюдно. Или вчера ночью – тут, на станции.

Она невольно поежилась, будто от внезапно охватившего ее озноба. Или потому, что некое воспоминание заставило ее содрогнуться.

– Вчера тут кто-то еще был. Тот страшный старик, о котором я тебе рассказывала. Я увидела его как раз вон возле той будки. Еще утром я сомневалась в его существовании. Но чем больше думаю о той ночи, тем сильнее верю, что жуткий старик был. Веришь ты мне или нет.

– Верю, Ева, – ответил Иван. – Когда утром ты рассказала мне про старика, мне подумалось, что я тоже с ним встречался. Только не вчера, а пятнадцать-шестнадцать лет назад.

– Да что ты?!

– Однажды мы с Вовкой…

Но продолжить Иван не успел, потому что девушку окликнул рыжий бородач.

– Ева, ты все еще тут? – удивился тот, подходя к ним. – Я думал, ты ушла. Смотри, скоро начнет темнеть. Мы приостановим поиски. Людям нужно отдохнуть. Но как только рассветет, продолжим.

– Значит, без результатов? – выдохнула со смесью сожаления и, одновременно, облегчения Ева.

– Пока без результатов. И, если честно, я не уверен, что девочка здесь. Она может одинаково находиться как тут, так и в другом месте.

– Я чувствую, – мягко, но настойчиво перебила мужчину Ева, и Ивану понравился неожиданно прорезавшийся в ее тихом голосе металл. Он посмотрел на девушку с уважением, а на рыжего верзилу с некой долей неприязни.

– Ну, раз чувствуешь… – то ли усмехнулся, то ли вздохнул бородач и оглянулся на подошедшего к их компании молодого парня.

– Василий! – обратился к рыжему вновь подошедший. – Почему у нас тут посторонние разгуливают? Здесь все же не парк аттракционов.

– Он не посторонний, – бросилась на защиту Ивана Ева. – Иван – мой школьный друг.

Она слегка запнулась, когда произнесла последнюю фразу, словно справлялась с каким-то внутренним препятствием.

– Да я не про него, – улыбнулся молодой человек и махнул куда-то в сторону. – А вон про нее.

Рыжий, Ева и Иван посмотрели туда, куда указывал парень, и увидели женщину в многоярусной юбке и бесформенной вязаной кофте, которая сновала туда-сюда между группками людей. Подходя к каждому встречному, женщина что-то выкрикивала, заставляя людей отпрядывать от нее. Иван присмотрелся к несчастной и узнал в ней ту безумную, которая жгла возле подъезда Ева ароматические палочки. На этот раз женщина ничего не палила, но размахивала руками, как мельница.

– Ненормальная какая-то!

– А что она выкрикивает? – заинтересовался Иван.

– Да что-то про то, что без ее помощи девочку не найдут.

– Очень оптимистично, – пробормотал Иван и, увидев, как переменилась в лице Ева, поспешил сменить тему:

– Василий прав, скоро начнет темнеть. Ева, ты устала и наверняка голодная. Пойдем, провожу тебя домой.

Она вопросительно посмотрела, но не на него, а на Василия, словно ожидая от того разрешения. И после того, как рыжий одобрительно кивнул, сняла с платформы стаканчик и протянула его бородачу:

– Спасибо за чай, Василий. Завтра увидимся. Звони мне в любом случае и в любой час.

– Это понятно, Ева. Спокойной тебе ночи. И постарайся отдохнуть.

Иван предложил для обратной дороги другой путь: он помнил, что основной подход к станции сейчас заполнен людьми и палатками. Там многолюдно, шумно и суетно. А Еве нужен отдых. Он знал, что со станции можно выйти, если идти по одному из путей. Получится немного в обход, но зато без шума и суеты. Ева его идею одобрила. Она и правда устала и, может, мечтала поскорей оказаться дома, но еще больше, чем очутиться в родных стенах, желала спокойствия и тишины.

– Что ты хотел рассказать мне про старика? – вернулась к прерванному разговору она по дороге.

– А, да, – вспомнил Иван. – Однажды мы с Володькой забрались на старую станцию. Это было незадолго до того, как ты пришла к нам в компанию…

Сейчас уже сложно было сказать, чья это оказалась идея со старой станцией – его или Вовкина. Кажется, все же друга. Тот день запомнился Ивану в виде обрывков, словно некто порезал ножницами цельную кинопленку, оставил на свой произвольный выбор несколько кусков, а остальные выбросил. К примеру, у того дня не оказалось начала – как они попали на станцию, на автобусе ли приехали или пешком добрались? Но зато запомнилось, как они с Вовкой шли по прятавшейся в сухой травой колее: друг – прыгая со шпалы на шпалу, а он – балансируя, словно канатоходец, по одному рельсу. Они что-то оживленно обсуждали, им было весело. Кажется, Володя смешно пошутил, так, что Иван от смеха оступился и едва не промочил ботинки в собравшейся возле рельса луже. Еще он помнил, как они с другом лезли через сетчатые ворота, закрывающие вход в старое депо. Только так и не рискнули обследовать весь ангар из-за сгустившейся в нем темноты. Но зато вдоволь нагулялись в других постройках, открывая для себя каждое помещение с восторгом искателей сокровищ. В складских и технических зданиях было пыльно, грязно, пахло сыростью и мышами. Но это нисколько не умаляло их жадного любопытства. Еще вспоминалось, как они рассматривали замерший навечно непогребенным динозавром старый советский локомотив, выкрашенный в пожарно-красный цвет и с желтым юбилейным посвящением В.В.Ленину на боку. А потом Иван на какое-то время оказался один: то ли внимание друга привлекло что-то другое, то ли Вовка банально отошел по нужде. Иван не стал дожидаться его и решил самостоятельно подняться в расположенную высоко над землей кабину машиниста. Он довольно ловко справился с лесенкой, но вот с дверью пришлось повозиться. Она не была заперта, но проржавевшие петли и замки не позволяли ее легко открыть. Ему бы отступить и спуститься на землю, но им овладело неожиданное упрямство. Одной рукой удерживаясь за поручень, другой Иван надавил на ручку и навалился на дверь плечом. И та поддалась. Иван обрадовано распахнул ее, намереваясь войти в кабину, но обнаружил, что та уже занята худым высоким стариком, который встретил незваного «гостя» жуткой ухмылкой. Пару мгновений Иван оторопело таращился на старика, пока тот вдруг не поднял костлявую руку в обтрепанном рукаве, то ли собираясь коснуться парня, то ли намереваясь втащить его в кабину. Иван испуганно отпрянул назад и выпустил поручень.

Очнулся он от того, что кто-то довольно ощутимо хлопал его по щеке, перемежая свои действия всхлипываниями и причитаниями. Иван открыл глаза и увидел совсем близко жесткую пожухшую траву с рассыпанными в ней мелкими камешками и бурыми проплешинами земли. А затем – обтянутые джинсами коленки и женские ботинки. «Я же просила тебя! Просила не…» – различил он в бормотании присевшей над ним девушки, лица которой так и не разглядел, потому что следом на него обрушилась боль. Она шурупом ввертелась в затылок, разнесла сознание на тысячу мелких осколков, погасила свет и, кажется, опять на какое-то мгновение окунула в беспамятство. Когда Иван вновь открыл глаза, рядом с ним уже был Вовка. Друг испуганно смотрел на него и что-то спрашивал: губы у него быстро шевелились, но Иван не мог различить ни слова. Возвращение в реальность давалось непросто, словно он барахтался в рассердившемся море среди накрывающих его с головой волн боли, едва успевая в коротких перерывах делать поверхностные вдохи-выдохи. Потом Иван, наконец, смог разобрать, что ему говорил друг. Володя испуганно вопрошал, цел ли он и сможет ли встать. Кое-как друг помог Ивану вначале сесть, а затем подняться на ноги. То, что он смог встать, обрадовало. Боль усилилась, но уже не расплывалась болотной жижей по всему телу, затягивая в гибельную трясину, а сконцентрировалась в левой руке.

Дорога домой утонула в густом тумане без возможности восстановить в памяти подробности. Но с помощью Вовки он как-то добрался. Следующие воспоминания Ивана начинались с того момента, как он копался в домашней аптечке в поисках анальгина или какого-нибудь обезболивающего, потому что предплечье простреливало так, что меркло в глазах, а голова, наоборот, ныла тупой болью. Но вот выпил ли он анальгетик или так ничего и не нашел – вспомнить уже не смог. Родители в тот день куда-то уехали и еще не успели вернуться. Иван лег в свою кровать одетым, потому что раздеться не смог: рука мало того, что адски болела, так еще совершенно его не слушалась, а помочь ему было некому. А потом он то ли уснул, то ли провалился в забытье.

Очнулся Иван поздним, судя по чернильной темноте за окном, вечером. Привели его в чувство сухость во рту и сильная жажда. Но когда он, нащупав выключатель настольной лампы, зажег свет, потолок вдруг качнулся, а кровать завертелась под ним, словно поставленная на карусель. Иван непроизвольно вжался в матрас. Такое противное ощущение, подкрепленное жаждой и тошнотой, он испытал лишь однажды, когда, напившись в первый и единственный раз, проснулся следующим утром в дичайшем похмелье. Парень с большим трудом сумел подняться, но когда оказался на ногах, пол вдруг под ним повернулся и встал ребром, словно кто-то резко выдернул его из-под ног, как коврик. Иван потерял равновесие и рухнул. Так его и обнаружили вернувшиеся вскоре родители – лежащим рядом с кроватью, и, смертельно напуганные, вызвали «скорую».

В больнице выяснилось, что у него сотрясение мозга и двойной перелом со смещением. Переломы вправили, руку загипсовали, прописали анальгетики и покой. Иван пролежал в постели несколько дней. В тот период все смешалось в сводящем с ума коктейле из изнуряющей боли и схожего с дурным похмельем самочувствия. Наконец, ему стало легче, и он смог выйти на прогулку. Был уже вечер, в тот день выпал первый снег, который к ночи немного подтаял. Иван шел осторожно, придерживая через куртку покоящуюся под ней на перевязи поломанную руку. Но постепенно напряжение и боязнь поскользнуться и упасть стали его отпускать. Воздух после недельного заточения показался ему таким вкусным, как никогда в жизни. В нем отчетливо проступили мандариновые ноты, и Иван с радостью подумал о том, что скоро – новый год. Если родители уйдут в гости, можно будет устроить грандиозную вечеринку, пригласить Долговязого и компанию и устроить настоящее пиршество. В мыслях о Борисе, по которому, оказывается, он сильно соскучился, Иван незаметно дошел до его дома и поднялся на четвертый этаж.

Открыл ему сам Долговязый и прямо с порога обрушил град беспокойных вопросов. Оказывается, он дважды навещал Ивана, только каждый раз попадал в моменты, когда тот спал. На вопрос, что с ним случилось, Иван отделался расплывчатым ответом. Почему-то не захотелось вспоминать подробности неприятного дня. Одни мысли о старой станции вызывали желчную горечь. К счастью, Долговязого не столько интересовало, где и как Иван травмировался, сколько, как себя чувствует.

В тот вечер они проговорили почти до ночи. Так откровенно, легко и свободно Иван не говорил еще ни с кем. Даже с Володей разговоры были другого содержания и другой формы. Внезапно оказалось, что о музыке можно говорить по-другому. И о книгах – не скучно. И о девушках – без пошлости и смущения. Долговязый не учил жизни, не давал советов, но как-то незаметно для Ивана направлял его, подталкивал на нужный путь. Иван откровенничал с ним все смелее и задавал вопросы все активней, понимая, что тот разговор останется между ними.

– Ты приходи в эту среду, если хорошо себя чувствуешь. Нам тебя не хватает. Предыдущую игру мы завершили, но в среду начнем новую, – сказал Долговязый на прощание. И Иван пообещал быть.

… Все это он рассказал Еве. Впервые Иван поделился с кем-то тем случаем со всеми подробностями. В усеченной версии, которую знали друзья, не было страшного старика, по вине которого Иван сорвался. Просто – скользкая приступка. Только однажды, вскоре после случившегося, Иван поинтересовался как бы между прочим у Вовки, не встречал ли тот на станции кого-нибудь еще? Старика или девушку? Друг удивленно расширил глаза, а затем решительно мотнул головой. Со временем Иван и сам стал думать, что никого в кабине не было, что он просто принял за старика какой-то причудливый механизм или предмет, оставленный там, а женский голос ему почудился. А потом и вовсе перестал вспоминать о том случае. Только Ева своим рассказом о старике разбудила воспоминания и, одновременно, потребность поделиться той странной историей с кем-то, кто бы мог понять его пережитый тогда ужас.

– Выходит, старик на самом деле есть, – сказала Ева.

Как и в тот день, когда они с Вовкой залезли на станцию, Иван шел, балансируя по рельсу. А девушка переступала по шпалам, сосредоточенно глядя себе под ноги – то ли боясь споткнуться, то ли не желая встречаться с ним взглядом.

– Выходит, так, – согласился мужчина. – Не мог же он нам обоим померещиться.

– Но кто он?

– Скорей всего какой-то бездомный, Ева. Ободранный, страшный, исхудавший, нашедший приют в одной из заброшенных построек. Сколько этих пустующих зданий на станции!

– Логично, – задумчиво произнесла девушка. – Только вот между моей встречей с ним и твоей – почти шестнадцать лет. Неужели какой-то бездомный живет на станции столько времени?

– Кто его знает.

– Но внешний вид у него какой-то инфернальный, – поежилась Ева. – Как вспомню эти светящиеся в темноте глаза! И не знаю, что страшней – встретиться с этим стариком в темноте или, как ты тогда, при свете дня.

– Может, не такой он уж и ужасный, только в обоих случаях появился слишком неожиданно, – усмехнулся Иван и непроизвольно потер левую руку, которая уже давным-давно не болела, но под воздействием воспоминаний неожиданно заныла.

– Тогда, если этот старик существует, вполне вероятно, что и девушка, чей голос ты слышал, тебе не померещилась, – предположила Ева. – Скорей всего это была случайная незнакомка, которая тебе помогла.

– Не особо она помогла. Тут же и исчезла. Да и что девушка могла делать на станции? Небезопасное же место, как видишь. Это мы, пацаны, отправились туда из любопытства. Кому из мальчишек не хотелось полазать по старой станции? А девушкам такие приключения разве интересны? Вряд ли она случайно проходила мимо. Впрочем, думаю, девушка действительно была. Я же не только ее голос услышал, а увидел ее колени и ботинки. Последние мне даже запомнились. Такие или подобные были у Ульяны: кожаные, с вязаным голенищем. Похожие на калоши с шерстяными носками, но какие-то жутко модные.

Ева невольно улыбнулась и наконец-то подняла на мужчину глаза, показавшиеся Ивану в сумерках, мазками ложившихся на землю, светлее и прозрачнее. Словно в ее глазах наконец-то улеглась взбаламутившая чистые озера буря тревог. Ивану вспомнилось, как однажды, перед Новым годом, Борис при всех восхищенно воскликнул, что Ева такая красивая, как Снежная Королева. Девочка тогда сильно смутилась. А Ульяна громко фыркнула, тем самым давая понять, что Королева в компании – лишь одна, и бросила на подругу уничижительный взгляд. Сейчас, вспоминая юность, Иван согласился бы с Долговязым, что на самом деле Снежной Королевой была вовсе не Ульяна, а Ева – с ее светлой кожей и чистыми синими глазами, с оттенком волос, который на солнце отливал платиной, с ее холодной отчужденностью, с которой она всегда с ним держалась.

– Я поняла, о каких ботинках ты говоришь, – продолжила, как ни в чем не бывало, Ева, не заметив взгляда Ивана, которым он скользнул по ней. – В тот год к нам в поселок завезли такие во все обувные. У каждой уважающей себя девушки были эти… калоши с носками. У Ульяны. У меня.

– Но ведь на станции была не ты? – насторожился Иван.

– Нет, конечно. Что я там забыла?

– И не Ульяна точно. Мы с ней познакомилась, когда у меня рука уже была в гипсе. Ульяна еще расспрашивала, где и как я ее сломал.

– И ты ей рассказал про станцию, падение и старика?

– Нет, – помедлив, ответил Иван. – Отшутился, что как в том фильме: «Упал, очнулся – гипс». Если честно, после того происшествия у меня возникло серьезное предубеждение к этому месту. Даже вспоминать не хотелось.

– И все же потом ты не выступил на общем собрании против проведения игры на станции, – заметила девушка.

– Ева, в те времена я бы скорее согласился снова поломать руку или еще что, чем признаться, что это место – опасное, и оказаться в глазах Ульяны слабаком и трусом, – усмехнулся Иван. – Впрочем, на станцию я больше не лазал. Во второй раз оказался там уже во время игры.

– Я думала, что ты помогал Борису в организации.

– Нет, он отказался. Причем категорично. И запретил нам появляться тут до поры до времени.

– И ни один из вас – ни Вовка, ни ты, не проговорились ему, что уже нашли «приключения» на станции еще задолго до того, как Борис предложил игру? Может, потому он изменил свое мнение и долго не соглашался использовать станцию в качестве полигона?

– Нет, Ева. Я точно ему не проговорился. И Вовка – вряд ли. Ему наоборот, хотелось той игры! Станция его манила. Да и он ведь не знал о моей «встрече» со стариком.

– Логично, – вздохнула Ева и неожиданно спросила:

– Не по этому ли пути вы тогда шли с Володей?

– Не думаю. Потому что этот путь, как ты заметила, обрывается тупиком. А тот, по которому мы шли, тянулся дальше. Но не волнуйся, этот тоже нас выведет со станции. О, глянь, какое дерево! – воскликнул Иван и указал рукой на возвышающийся рядом с одной из построек ствол с раскинутыми во все стороны высохшими ветвями. Дерево само по себе выглядело устрашающе, но готичности ему добавляли черные лепешки, густо усеявшие голую крону. Разглядеть, что именно так плотно налипло на мертвые ветви, оказалось не так просто, потому что в сгущающихся сумерках очертания уже виднелись нечетко, как сквозь плотный тюль.

– Что это? – озадачилась Ева и приостановилась, чтобы лучше рассмотреть дерево. – На что это может быть похоже?

– Я думаю, что… – начал Иван, но договорить ему не дал шум. Короткий резкий свист оказался таким внезапным и громким, что Ева испуганно вскрикнула и втянула голову в плечи. Крона вдруг ожила, ее ветви заколыхались, словно на сильном ветру, а черные «комья» разом взмыли в воздух и огласили округу оглушительным карканьем, сопровождающимся хлопаньем крыльев.

– Вороны! – воскликнула потрясенно Ева. – Жуть какая. Не птицы, а сама картина! Точно уж готичная. Мне здесь не нравится! Пойдем скор…

Иван, вовремя заметивший опасность в виде внезапно появившегося за их спинами локомотива, успел среагировать – рвануть на себя девушку и вместе с ней соскочить с колеи в густые заросли сухой травы. Поезд, состоящий из локомотива и трех пассажирских вагонов, неторопливо прошел в метре от них. И пока мимо проплывали вагоны, в окнах которых сквозь задернутые шторы тускло проступал желтоватый свет, Иван продолжал крепко прижимать девушку к себе. От волос и кожи Евы пахло тонко и волнительно. Ивану не к месту подумалось, что такие духи и должны быть у Снежной королевы – с морозной свежестью и мандариновыми нотками. И, может, потому, что этот аромат был еле уловимым, показался ему таким притягательный. Иван невольно вспомнил душно-сладкие духи бывшей жены. Их запах опережал появление Эльзы, словно глашатай, объявляющий о шествии Ее Величества, следовал за ней шлейфом и потом долго оставался в помещении и на предметах, к которым прикасалась Эльза. Иван подшучивал над женой, что она «метит» территорию. Эльза обижалась и обзывала его идиотом. Но как бы там ни было, такая агрессивная навязчивость отталкивала. К Еве же хотелось принюхиваться, словно прислушиваться, поэтому, даже когда поезд уже прошел, Иван не сразу выпустил девушку из своих объятий. Она сама мягко, но решительно высвободилась.

– Откуда взялся тут поезд? – страх погасил в ее голосе все звонкие ноты, и потому прозвучал он глухо и еле слышно. У Ивана ответов не было. Он сам задавался тем же вопросом.

– Пойдем, – сказал он и взял Еву за руку, чтобы вывести поскорей из этого небезопасного места. Пальцы у девушки оказались неожиданно горячими для «снежной королевы». Они неуверенно шевельнулись в его ладони, словно не зная, «разместиться» ли тут с удобством или «отвергнуть» помощь.

– Не глупи, Ева, – тихо сказал Иван, поняв сомнения девушки. – Уже стемнело. И поезда тут всякие ходят. Выныривают так неожиданно.

– Спасибо, – запоздало поблагодарила она его за свое спасение и тихо вздохнула.

– Скоро уже выйдем, недолго осталось.

– И все же… Откуда выехал этот поезд? Тут же тупиковый путь!

– И по тупиковым путям ходят поезда, Ева.

– Но не мог этот поезд выехать из тупика, потому что мы проходили мимо и увидели бы локомотив, если бы он там был!

– Ева…

– И эта станция не действующая! Ее давно закрыли!

– Ева, давай об этом подумаем, если хочешь, завтра, – с некоторым раздражением, вызванным не столько ее вопросами, сколько тем, что не может дать на них ответы, прекратил ее расспросы Иван.

Они вскоре, как он и предполагал, вышли со станции. И только когда оказались возле автобусной остановки, Иван выпустил руку Евы. Девушка тут же отошла от него на шаг, словно его близость напрягала или раздражала ее.

Иван не стал дожидаться общественного транспорта, а, как и накануне, остановил проезжающую мимо машину. Вначале он отвез Еву и проводил ее до квартиры, а потом вернулся домой. И хоть ему хотелось поскорей покончить с этим днем – непростым, опасным и тяжелым, отдохнуть ночью как следует не удалось из-за неприятных, наполненных отталкивающими образами сновидений. Иван встал по своей привычке очень рано, но с чувством, что предыдущий день так и не закончился. Это ощущение усилил обнаруженный на ковре бумажный самолетик, залетевший ночью в форточку. Иван развернул самолетик и прочитал: