Глава десятая
Дипломатия в кунаширском стиле

– И что же ты можешь мне предложить? – Профессиональная заинтересованность стража, в простонародье именуемая любопытством, дала о себе знать.

Безмолвная маска холодной красавицы в форме дала трещину. А это значит, что первый рубеж пройден. Невозможно вести переговоры с тем, кто молчит.

Словно прочитав мои мысли, маг скривила в усмешке губы: мы обе понимали, что, хоть лезвие прижато к ее шее, в зависимом положении скорее я, нежели она. Мне нужно от нее согласие на сделку, а потому я начала словесную партию с козырей:

– Распределителя.

Ответ был решительным, безапелляционным, как у строгого преподавателя, на глазах которого студиозус пытается опровергнуть аксиому.

– Это невозможно! Я читала твое досье, хоть оно и было толщиной с кирпич, и в курсе твоего потенциала, но изменить узел времени, переиграть ключевой момент прошлого даже тебе не под силу…

А вот тут усмехнулась уже я, недобро так.

– Что вы, милая страж… Кстати, как ваше имя? Что вы знаете о магическом фонтане во Дворце дожей в Венеции?

Переход на другую тему был весьма неожиданный, отчего красавица на автомате произнесла:

– Катарина, – а потом, словно опомнившись, добавила: – При чем тут пересохший три столетия назад магический источник?

Мысленно лишь уважительно присвистнула: а девушка неплохо знает историю, в отличие от меня. Я в них обычно влипаю.

– Хотя бы при том, что это как раз я – причина исчезновения источника. Это мой резерв был восполнен в середине восемнадцатого века за его счет.

Глаза красавицы, отражавшиеся в зеркале, начали округляться до размеров, столь любимых анимешниками, вопреки всем законам человеческой анатомии и физиологии.

– Это же был один из мощнейших источников! – потрясенно прошептала она. – Одно из двенадцати чудес нашего мира, и ты…

– Варварски его разграбила, – устало произнесла я. Похоже, постоянные пикировки с Паулем не прошли даром. – Извини, не знала, что этот источник – такая реликвия. Но сейчас не об этом. Я веду к тому, что, кажется, мне все же удалось притащить из прошлого настоящего, сильного Распределителя.

Страж все так же недоверчиво смотрела на меня, но ее тело, до этого натянутое как струна, расслабилось. Обманчиво расслабилось.

Когда твой противник напряжен, ты и сама невольно в тонусе. Но стоит неестественно прямой спине слегка ссутулиться, плечам поникнуть, как и твой организм, повинуясь древнему инстинкту «опасность миновала», требует выхода из боевого режима.

Не поддаваясь, я лишь крепче сжала рукоять меча. Это не укрылось от пленницы, и она вздохнула, впрочем, неглубоко, памятуя о лезвии, прижатом к шее. Один: один в этой игре обмана тел.

– Так значит, ты утверждаешь, что сумела вытянуть из прошлого старика-нефилима? – начала она.

– Я этого не говорила, я сказала, что нашла Распределителя…

– И что это меняет? – резко оборвала меня Катарина. Видимо, излишне резко, поскольку сама скривилась от своих же слов и интонации.

Не иначе, она начала терять выдержку? Попробовала зайти с другой стороны:

– Ты ведь веришь, что Лим невиновен, – утверждение, не вопрос. В ответ моя собеседница предпочла промолчать. – А я не верю, а точно это знаю. Потому что это я, защищаясь, убила старика Распределителя, напрочь слетевшего с катушек.

Говоря, уже не смотрела ни в зеркало, на Катарину, ни куда бы то ни было. Чувствовала, что глаза открыты, но зрачок не фокусировался ни на чем. Перед взором плыли лишь цветные пятна, все сильнее темневшие.

– Кто-то из тех, делящих сейчас распределительское кресло, просто воспользовался ситуацией, подставил Лима, а заодно и попытался спихнуть самого перспективного из кандидатов – Франческо. Этот некто руководствовался тем, что за неимением мага с сильным даром комбинатора вероятностей будут выбирать того, чьи методы борьбы за власть окажутся более… эффективными, – слова давались мне с трудом.

Но инквизиторша не зря была командиром, то, что я не договорила, она додумала сама:

– И ты предлагаешь использовать того, кого ты нашла, в качестве приманки? – спросила она.

Я слепо кивнула. Не знаю, увидела ли страж мой жест, но уже уверенным, привычным к допросам голосом продолжила:

– И кто же он, этот счастливчик?

– Марио Медичи, семнадцати лет от роду, до вчерашнего дня считалось, что сгорел на инквизиторском костре в 1584 году.

Потрясенное молчание было мне ответом. Тишину разбивал лишь звук льющейся воды из так и не выключенного крана. Неужели я ошиблась? Неужели приказы начальства и общественное мнение для этой женщины важнее собственного представления о том, кто такой Лим, на что он способен, а на что нет? Она же знала его не только как начальника, но и как… друга? любовника?

Ее голос, прозвучавший в затянувшемся молчании, заставил вздрогнуть:

– Я помогу тебе, но при одном условии: чем бы ни закончился твой план, ты предстанешь перед судом как убийца Распределителя. И признаешься во всем.

– Согласна.

– Простых слов мне мало. Поклянись.

– Тогда и ты поклянись, что не сдашь меня своим сослуживцам до того момента, пока не выясним, кто подставил Лима.

Плечи инквизиторши вздрогнули, но слова божбы Катарина все же произнесла:

– Я, Катарина из рода Шелье, клянусь своим дыханием и своим даром, своей жизнью и своим посмертием, что не предам Светлану, принятую в род Дейминго, не передам ее в руки инквизиции до тех пор, пока не будет найден оклеветавший ее саму и ее супруга.

Я повторила ее слова почти точь-в-точь, с той лишь разницей, что мои жизнь и дар стали порукой выполнения условий сделки.

Почувствовала, как по запястью побежали две змейки: одна – обжигающая до боли, другая – леденящая. Первая – знак того, что мне принесли клятву, вторая – что дар и жизнь стали зароком моего обещания.

А после будто кто-то спустил сжатую внутри меня до предела пружину, и я почувствовала, как банально теряю сознание. Последней мыслью было: «Не ошиблась!»

Очнулась я от хлесткого удара по щеке, судя по боли в обеих скулах и занесенной в замахе руки Катарины – очередного.

– Наконец-то, – облегченно выдохнув, без тени сожаления об избранном для пробуждения способе, произнесла инквизиторша, – минут десять уже валяешься без сознания.

Я попробовала подняться, но была остановлена властным:

– Полежи пока, а то опять шлепнешься.

Голова у меня слегка кружилась, и я предпочла последовать совету. Девушка меж тем продолжила то ли беседу, то ли допрос:

– Что это вообще с тобой было?

– Обморок, – провозгласила очевидную истину.

– Да я поняла, что не придворный реверанс. Раз уж мы с тобой сейчас гребем в одном направлении, мне необходимо знать, когда ты в очередной раз решишь выкинуть нечто подобное Так по какой причине потеря сознания? – въедливостью Катарина могла посоперничать с концентрированной азотной кислотой.

– Беременность, – мой ответ заставил собеседницу присвистнуть.

Страж задумчиво глядела на меня, выстукивая ногтем замысловатый ритм по кафелю.

– Любящая, беременная и, как посмотрю, способная на все, – вынесла она свой вердикт в отношении меня. – Итак, сумасшедшая, у тебя есть хотя бы план действий?

– В общих чертах…

Начать пришлось издалека, с 1905 года, а именно с рассказа об обезумевшем Распределителе и причинах, побудивших инсценировать собственную смерть: мне не хотелось становиться в очередной раз заложницей обстоятельств. Участь племенной кобылы, которую без спросу выдадут замуж за того, чей дар сильнее, а кошелек – толще, а именно таковая ждала выпускниц Института благородных чародеек, не прельщала. Рассказала и про то, как Лим меня нашел, несмотря на все уловки, как бежала с собственной свадьбы, как искала того, кто сможет спутать все планы сиятельных магов, грызущихся за распределительское кресло.

– И кого же ты подозреваешь? Барто? Хольгу? Виджея? Лакшая? Франческо? – она выстреливала имена, словно отщелкивала костяшки на счетах. Четко. Зло.

Мелькнула мысль: «Неужели сама примерялась к этой аристократической элите от магии?»

– Всех, – ответила, на мгновение задумавшись. Хотя, по зрелом размышлении, Франческо можно было отринуть. Он сам едва не угодил за решетку.

– Ответ, достойный инквизитора, – невесело усмехнулась собеседница, – и как ты намерена выявить того, кто подставил Лима?

– Объявить, что есть более достойный кандидат. Не ясновидящий со слабой ориентацией на вероятника, а полноценный комбинатор вероятностей.

– И ты думаешь, что этот некто ринется устранять твоего протеже как досадную помеху? А не боишься, что все сразу нагрянут?

– Было бы замечательно. Сожрали бы друг друга, как крысы, запертые в одной клетке, – произнесла и поняла, кому я это сказала.

– А ты не отличаешься человеколюбием и гуманностью, как я посмотрю.

– Все врачи – циники, особенно хирурги. Иначе, сожалея, так и не сможешь разрезать беззащитного человека, лежащего перед тобой на операционном столе, а потом еще и зашить, зная, что при пробуждении первое, что почувствует пациент, отходящий от анестезии, – боль.

– А ты у нас, стало быть, врач.

– Еще нет, хотя и дважды пыталась. Но ваша братия постоянно этому мешала.

Наш милый обмен любезностями был прерван неделикатным стуком в дверь и гнусавым:

– Катарина, прошу прощения, но вы там?

Только сейчас поняла, что наша с инквизиторшей приватная беседа затянулась. Единственная причина, почему меня и Катарину не прервала раньше какая-нибудь посетительница уборной, крылась в том, что этих самых посетительниц на всю академию было раз-два и обчелся.

– Это Густав, мой подчиненный. Похоже, он сумел-таки справиться с приступом аллергии, раз уже разыскивает меня, – пояснила Катарина и крикнула уже громче, для мужчины: – Да, я здесь. Через пару минут выйду.

Понимая, что в запасе у нас времени не много, я требовательно произнесла:

– Мне нужно, чтобы не позднее чем сегодня вечером совет узнал, что есть еще один кандидат на должность Распределителя. С истинным даром.

– Для этого надо представить твоего протеже – Марио, кажется? – сиятельным магам, – припечатала Катарина.

– Представить пока не получится. Но, может быть, устроит его кровь, волосы, ногти? – Я не хотела сдавать главный козырь в отбой вот так, сразу.

– Силу и характер дара по крови проследить, конечно, можно. Но боюсь, что сканирование не даст абсолютных результатов…

– А мне и не нужно магическое обследование. Сравните ДНК старика-нефилима и Марио. Думаю, этого будет достаточно, чтобы заставить того, кто подставил Лима, засуетиться.

– И что же такого необычного в генах твоего Марио? – протянула Катарина, поднимаясь с колен и подходя к двери.

– У него ДНК Творца судеб, – ответ получился каким-то усталым и отрешенным.

– Хорошо. Тогда мне нужен будет биоматериал твоего протеже. Где и когда? – одергивая форму и поправляя выбившуюся прядь, деловито уточнила инквизиторша.

– Через полчаса все необходимое можно будет найти… – я задумалась. Место должно быть весьма приметным, успеть намозолить глаза всем обитателям академии настолько, чтобы его и вовсе перестали замечать. И тут вспомнился фикус, нежно лелеемый и охраняемый неким Кэрэлисом П. – Под старым фикусом в нише на втором этаже найдешь все необходимое для экспертизы.

Мой ответ заставил Катарину в очередной раз удивиться. Впрочем, свое мнение она оставила при себе.

Я уже думала, что мы распрощались, когда страж взялась за ручку двери. Но в последний момент инквизиторша обернулась и бросила:

– А не жалко этого Марио вот так? В расход? Его ведь могут и убить…

Ответа она не ждала, перешагнув порог и закрыв дверь. У меня же в душе поселилось ощущение, что я предаю друга. В этот момент я была сама себе противна, гадкое осознание, что поступаю как сволочь, используя других, тех, кто мне доверяет. Ударила кулаком по полу, на котором сидела, прислонившись спиной к стене. Раз, потом еще и еще. Остался последний рывок, игра ва-банк, чтоб ее. Уже нет места чувствам и сожалениям, и, как назло, начали сдавать нервы.

Поднялась, шатаясь, цепляясь руками за раковину, и поймала свое отражение в зеркале: круги под глазами, бледные губы, впалые щеки.

– Красотка, чтоб тебя, Света, – сказала сама себе и неимоверным усилием распрямилась.

Через силу вдохнула полной грудью, зачерпнула пригоршню воды и плеснула себе в лицо. Вторую – уже выпила и медленно пошла к двери.

В том, что Катарина попытается проследить за мной, даже не сомневалась. Я бы на ее месте проследила. Вот только незадача: как не упустить зеленую горошину, если она будет бурлить в кипящей кастрюле с сотнями своих близняшек?

А коридор напоминал мне именно такой котел, в котором потоки кадетов в обезличивающей форме создавали едва ли не завихрения. Я влилась в один из таких водоворотов, юркнула в другой, резко сменив направление, для разнообразия дав еще один крюк, пошла в столовую.

Когда приблизилась к столу, где все еще ждал блудную хозяйку обед, Марио и Пауль, чьи тарелки были идеально чисты, выразительно переглянулись.

Опережая их вопросы, подняла руки в жесте «фашисты сдаются в плен» со словами:

– Даже не спрашивайте, где я была, – а потом без перехода протянула будущему Распределителю салфетку: – Плюнь.

Парнишка от неожиданности подчинился. И тут же получил в награду болезненные ощущения: за неимением растительности на его голове я поработала корректором бровей, выщипнув несколько волосков.

– Ай… За что? – протянул обескураженный моими действиями пацан.

– Это твоя плата за возведение на трон, – пафосно протянула я, при этом на манер Плюшкина бережно заворачивая добычу в еще одну салфетку и пряча ее в карман.

Больше на разговоры я не собиралась тратить ни минуты, прильнув сначала к стакану с соком, а затем вцепившись зубами и в котлету. Как оказалось, обмороки жутко способствуют пробуждению аппетита.

Пока мы поднимались на второй этаж, ощущение, что я просто обязана лично увидеть лица пятерых магов, что делят меж собой распределительское кресло, становилось все более сильным и навязчивым. В итоге к «биоматериалам» Марио добавилась короткая записка:

«Я должна присутствовать при оглашении результатов перед советом магов. Встретимся после здесь же».

Про то, каким образом медноголосая обеспечит мой вход, особо не задумывалась. Голову занимала иная мысль: как незаметно подкинуть под куст «посылку». Задача усложнялась тем, что рядом с фикусом я заметила усердно маскирующуюся в нише Катарину.

«Ну да», – усмехнулась про себя. Формально она клятвы не нарушала: коллегам про меня не рассказала, а следила лично. Наверняка логично предположила, что через меня можно выйти на Марио, а не сдавать будущего Распределителя она обещания не давала. И хотя пока инквизиторша на моей стороне, перестраховаться было нелишне: кто знает, когда она решит начать свою собственную игру. А то, что решит, – это наверняка.

Увидев мое замешательство, Пауль не преминул поинтересоваться: в чем, собственно, дело? Узнав причину, вампирюга призадумался. Зато Марио, как самый старший по году рождения и младший по сознанию, а оттого не забывший, как это здорово – играть в ножички, предложил нанизать послание на обломок меча и пустить аппендикс некогда могучего и грозного оружия в полет. Его идея показалась нам выходом из положения.

Так и поступили: усеченный клинок с несколькими салфетками у самой рукояти, пущенный Паулем, вылетел из-за угла в лучших традициях бандитской пули и устремился в крону фикуса.

В итоге оказалось, что то ли неизвестный Кэрэлис П. сильно схалтурил с заклятием, то ли обломок меча был какой-то неправильный, то ли рука у клыкастика набита исключительно на вандализм, но бедный куст, в крону которого метательный снаряд влетел, выглядел изрядно поредевшим, а инквизитор, как раз в миг запуска «почтового голубя» отвернувшаяся, узрела плавно опадающие к ее ногам листья и ветви теперь уже некогда зеленой гордости магического кадетского корпуса.

Клинок же, на крейсерской скорости пробороздивший атмосферу, теперь аккуратно торчал из ствола и гордо реял белыми салфетками, как поврежденный противник флагом капитуляции. Что прискорбно – страж не пожелала брать в плен железного посланца, а ринулась туда, откуда оный прилетел, то есть к нам. Пришлось в срочном порядке производить тактическое и стратегическое отступление, или попросту дать деру.

Надо заметить, что, благодаря изрядной практике убегания, смывались мы с места преступления профессионально тихо, быстро и слаженно. Вот только поисковое заклинание, пущенное нам вдогонку, зудело над ухом комариным писком и раздражало жаром.

Минуя лестничный пролет, Пауль все же не сдержался от комментария:

– Какие нынче нервные стражи пошли. Нахамишь им – они пульсаром в лоб. В них клинок кинешь – драться лезут. Начнешь убегать, так ведь и догонять кинутся.

– Угу, – солидно шмыгнул носом Марио.

Забежав за очередной поворот, приняла решение:

– Врассыпную! Встречаемся в комнате.

Сообщники приняли план без возражений, поскольку Пауль тут же ринулся к окну, вспрыгнул на подоконник и приземлился уже на улице, благо первый этаж располагал к полетам. Марио, заприметивший приоткрытую дверь медблока, ринулся срочно поправлять здоровье. А я, за неимением более перспективных вариантов, поспешила вперед, по коридору. Бежала недолго, но вдохновенно, особо не разбирая дороги. Последняя, подло воспользовавшись моей невнимательностью, вывела к спортзалу и раздевалкам.

Хотя день был первый, теоретически не учебный, среди кадетов оказались рьяные любители спорта. Вот только принадлежали эти культуристы от магии явно не к первому курсу. Скорее уж к выпускникам.

На меня, влетевшую в раздевалку на всех парах, посыпались глумливые комментарии и свист:

– О, салага к нам пожаловал!

– Хлюпик решил подкачаться?

– Смотрите, какая красотка…

Последнее высказывание заставило вздрогнуть: «Неужели догадались?» – но потом трезво оценила, что за пару секунд проколоться нигде не успела, и сочла за должное обидеться.

Глянула на эти шкафы с антресолями, бугрившиеся мышцами, пахнувшие потом и ничуть не стеснявшиеся своей наготы. Прущие самцовость и наглость этих индивидов, а еще замашки дедо́в в армии сделали свое дело – я разозлилась:

– Что, девочки, чтобы не передо́хнуть, решили передохну́ть? – с убийственной любезностью протянула я.

По вытянувшимся, побагровевшим лицам, сузившимся глазам, сжатым кулакам, излишне расправившимся плечам поняла: будут бить.

От поискового маяка, в этот момент начавшего зудеть над ухом особо сильно, я машинально отмахнулась, как от комара. Удивительно, но заклинание, то ли плохо закрепившееся на мне, то ли почуявшее поживу пожирнее и поздоровее, отцепилось от скромной магички и понеслось в сторону бодибилдинистых магов и со всего маху впечаталось в качка, что стоял ко мне ближе остальных. Примечательно, что если у меня поисковик зацепился за ухо, то на кадета он полетел, как страстная любовница, и запечатлелся на губах, заставив мага взвыть. Видимо, таких горячих поцелуев несчастному пробовать не доводилось.

Это послужило своего рода сигналом к атаке на бедную маленькую меня. И тут дверь душевой распахнулась, и в клубах пара появился очередной образчик мужской анатомии с фразой:

– Парни, что тут…

Договорить он не успел, зато я оценила степень задымления, прикинула, что путь к двери мне уже перегородил один из громил, и приняла решение ринуться в душевую.

А что, шланг с горячей водой под напором в умелых руках – опасное оружие, а в неумелых – еще и страшное. Причем для всех. И для отбивающихся этим самым шлангом – в первую очередь. Но я верила в себя. С криком: «Я салага – выше флага, а ты магик без трусов!» – проскочила мимо ошалевшего кадета, застывшего на пороге душевой, а потом, толкнув этот центнер мускулов вперед, в раздевалку, захлопнула дверь и щелкнула шпингалетом.

Хлипкая преграда тут же содрогнулась, но не покорилась с первого удара, дав секунды форы. Взгляд пробежал по стенам и душевым кабинам и наткнулся на форточку.

– Открывай, паршивец! – донеслось из-за дверей.

Очередной удар сотряс душевую.

– Не дамся! – вторила я, ввинчиваясь в узкий лаз.

Когда уже почти покинула место омовений, до моего слуха донеслись медные нотки удивленного голоса:

– Мальчики?

Когда вошла в комнату, то моему взору предстала идиллическая картина исключительно мужского междусобойчика: Пауль, то ли травивший анекдот, то ли рассказывающий историю из жизни, гогочущие над нею сокомнатники, раскрасневшийся Марио (видать, рассказ был не для дамских ушей). Предпочла незаметно остановиться на пороге.

– …Так вот она и говорит мне: «Ты – как и все мужчины! Такой же!» – а я ей: «Какой такой?» И эта фифа выдала: «Две руки, две ноги, а посередине – сволочь!»

– Ну а ты? – с интересом спросил оборотень.

– А я не сказал, я ей показал, какая я сволочь, – клыкасто улыбнулся вампир.

Я уже поняла, что подобного рода байки этот бабник может рассказывать не хуже Шахерезады – ночи напролет. Но у меня было настроение язвить, и из чисто женской солидарности я скучающим тоном добавила:

– А потом во время секса она захотела изящно и эротично закинуть ноги тебе на плечи, но промахнулась, заехала по лицу и выбила два зуба.

Пауль, при моих словах рефлекторно схватившийся за челюсть, вызвал взрыв смеха у кадетов.

– Скажешь тоже… – протянул обиженный в лучших чувствах вампир, а потом уже серьезно добавил: – Нам троим наряд этот хлыщ из коридора обеспечил. Тот, который не поверил в историю о крашеном плюмаже.

– Хорошо хоть, не гауптвахту… – протянул рыжий сосед.

Похоже, что вампир уже успел поведать сокомнатникам историю нашего столкновения с этим Горенсо. Надеюсь, что хотя бы в несколько усеченном виде.

– А мог бы? – аккуратно уточнил Марио.

– За то, что слиняли, оставив его наедине с этой престарелой мегерой? Я бы на его месте на одном наряде не успокоился, – протянул не в меру разговорившийся оборотень.

– И когда отбывать? – обреченно вопросила я.

Пауль, лучась оптимизмом, выдал:

– Да уже десять минут как. На кухню. Драить котлы или что там полагается… Тебя вот ждали.

В ответ лишь вздохнула. А потом пришла запоздалая мысль: раз наряд всего один, стало быть, о книжной колонне этот Горенсо еще не знает.

Исправительные работы на кухне, как оказалось, несли в себе основную задачу не помочь бравым работникам половника и кастрюли, а воспитать в нас терпение и осознание собственного бессилия и никчемности, ибо магией пользоваться было запрещено. А чародей без волшебства – и не чародей вовсе, а простой смертный, серый и убогий. Эту простую истину изрек нам пузатый гном в белом колпаке, когда мы заявились в столовую отрабатывать повинность.

Готовку, которая заключалась в чистке картошки, не доверили. Видимо, на наших лицах были крупными буквами написаны убийственные намерения в адрес этого представителя семейства пасленовых. Повар опасался, что в итоге тонна нечищеной царицы русского стола превратится в пару килограммов белых клубней. По этой нетривиальной причине мне всучили губку, Паулю – швабру, а Марио – раздаточный поднос. Как нетрудно догадаться по этим магическим атрибутам, будущему Распределителю предстояло грязную посуду собирать, мне – мыть, а клыкастику – драить пол.

Этим мы и занимались с превеликим энтузиазмом и вдохновением до самого вечера. Может быть, задержались бы в столовой и подольше, но я, глянув на часы, поняла, что развлечение развлечением, а от деловых встреч уклоняться тоже не стоит, и поспешила на рандеву с Катариной.

Несчастный фикус при виде меня, как показалось, даже возмущенно зашелестел листьями. Куст теперь опоясывали два кольца магической защиты.

Вместо приветствия инквизиторша произнесла:

– А ты быстро бегаешь…

– А еще высоко прыгаю и больно бью, когда понимаю, что противник ведет нечестную игру.

– Как будто на моем месте ты не поступила бы так же.

– Ну да – одно дело, когда к тебе подходит один из тысячи безликих кадетов, а другое – точно знать, кто он, на каком курсе учится, да и вообще контролировать ситуацию… – протянула я.

– Именно, – усмехнулась Катарина, протягивая мне пакет. – А ты мысли, случаем, не читаешь?

– Очевидные выводы сами лезут и в глаза, и в уши.

Развернув принесенный целлофановый сверток, я увидела джинсы, ковбойку, кроссовки, кепку и очки. Причем последние – не черные, а обычные, прозрачные, в роговой оправе.

Переодевалась в кабинке туалета. На этот раз мужского, дабы не вышло конфуза на пороге: кадет вроде как юноша, а выходит из женского ватерклозета.

Когда я в новом образе появилась перед Катариной, инквизиторша протянула мне жетон на цепочке со словами:

– Сегодня ты у нас акула пера, а точнее, журналист газетенки «Магическое сообщество. Вчера. Сегодня. Завтра».

– Солидное название, – хмыкнула я.

– Зато ее сплетни скандально-несолидные, – парировала страж, у которой, по-видимому, на издание был собственный зуб.

– Ну что, готова?

«К чему?» – я так спросить и не успела. Вопрос инквизиторши был чисто риторический, потому как мгновенно вспыхнул переход портала.

В следующую секунду мы уже стояли в беломраморном зале, освещенном сотнями канделябров. Подумалось: «И почему многие аристократы предпочитают вычурность и излишний лоск, позолоту с закосом под старину практичному и лаконичному хай-теку? Наверное, оттого, что зачастую эта старина – единственное напоминание о доблести предков рода, раз уж потомкам ныне нечем блеснуть. А современный минимализм – как белый лист. И чтобы заполнить его пустоту, нужны незаурядный ум, изрядная отвага и доблесть (а может, и подлость) – качества выдающиеся, редкие среди аристократических посредственностей изживших себя сиятельных родов».

С такими невеселыми мыслями я шла по лестнице, устланной красной ковровой дорожкой. Впереди слышались щелчки затворов объективов, тот особый шум суеты, что характерен лишь проникающей везде, как тараканы, вездесущей журналистской братии.

– Ну, до встречи, – то ли напутствие, то ли прощание, и Катарина поспешила удалиться.

Я же неспешно поднялась по ковровой дорожке, на входе продемонстрировала магический жетон охраннику и затесалась в пеструю журналистскую толпу. Здесь были импозантные дамы и кавалеры – этакие придворные сюжетники, и охочие до истины полевики – голубые воротнички, и жадные до сенсаций, живущие скандалами желтопрессники. В числе последних была и я.

Рыжие всполохи магического пламени, то застывающие, будто на фото, то с новой силой вспыхивающие прямо на паркете в ритме фламенко, были гораздо эффективнее плюшевых красных ленточек, которыми обычно огораживают пресс-зону. Хотя бурлению внутри журналистской братии это ничуть не мешало, скорее даже наоборот. Акулы пера изнывали в нетерпении, окидывали цепкими взглядами пятерку магов, что восседала в президиуме, косились на ораторскую тумбу и вполголоса обсуждали причину столь экстренного сбора. Но как только в поле зрения показался див в сюртуке покроя начала прошлого века, смолкли и стрекот затворов камер, и разговоры. Лишь благоговейный шепот: «Сам глава ордена Смотрящих» – мазнул слух.

Пока этот странный демон быстрым, уверенным шагом шел к тумбе, у меня создалось впечатление, что он как будто состоял из одних костей, сухожилий и нервов. Такой умеет контролировать себя, каждый мускул своего узкого, сухощавого до худобы лица и в минуты эйфории, и на похоронах. Белая рубашка, галстук с затейливой булавкой в виде кадуцея – это мог бы быть лорд, сошедший с картины прошлых столетий, если бы не рога и хвост, выдающие его магическую сущность. И взгляд. Слишком волевой, такой не встретишь ни у нынешних денди, ни у современников Диккенса и Морриса.

Его голос оказался таким же властным и не терпящим возражений, как и внешний вид:

– Дамы и господа, перед тем как объявить, по какому поводу мы все здесь собрались, разрешите мне от лица ордена принести извинения за спешку. Но дело не терпит отлагательств. Завтра должно было состояться избрание нового Распределителя среди пяти достойнейших, чей дар хоть и не идет в сравнение с талантом предшественника, но все же чуть более к нему приближен, чем у остальных магов. Однако, как стало известно буквально несколько часов назад, в нашем мире есть тот, кто по силе превосходит любого из собравшихся в этом зале. – Он выдержал паузу, приличествующую моменту, давая представителям четвертой власти переварить услышанное, и продолжил: – Опережая ваши вопросы: это юноша с даром истинного комбинатора вероятностей. Физически здоровый, о чем свидетельствуют данные магомедицинской экспертизы.

Его слова произвели такой фурор, что на минуту представители чародейской прессы все же не смогли сдержать комментариев: как же – впервые за всю историю накануне выборов такой резкий поворот.

Мне же не было дела до взявших след сенсации гончих (хотя, судя по поведению некоторых, были среди журналюг и борзые) пера и бумаги. В эти краткие мгновения тишины я внимательно смотрела на квинтет сиятельных, чьи взгляды напоминали пятерку скрещенных шпаг.

Они сидели рядом, как присяжные на суде, хотя мне бы хотелось видеть одного из них на скамье подсудимых. Вот только кого именно? Первое впечатление часто самое верное, особенно когда тот, кого ты желаешь увидеть с истинным лицом, ошарашен, удивлен.

Взгляд – как вздох. Краткий, но пытающийся вобрать в себя все. Время, словно поделившееся на пять ударов сердца, замедлившееся до тягучей янтарной смолы.

В годах, но еще не старик, сутулый, с выцветшим взглядом и желтыми ногтями, какие бывают у заядлых курильщиков. Умный, проницательный, повидавший многое и оттого осторожный, чем и опасен вдвойне. Похоже, это и есть тот самый Барто. Мог ли он разыграть эту комбинацию с Лимом? Да запросто.

Второй удар сердца, и я перевожу взгляд.

Этакая добрая пышка, славная фея-крестная из сказки. Волосы цвета спелой пшеницы, убранные в толстую косу, подкупающие девичьи ямочки на пухлых щеках, улыбка, еще несколько мгновений назад такая искренняя и открытая… Сейчас же, после слов о новом кандидате, она казалась приклеенным стикером на неестественной маске радушия. «Не ундина, а барракуда, как есть барракуда, что слилась с водорослями и стала неотличима от ландшафта», – подумалось вдруг.

Рыжий, веснушчатый, с задранным, как у зазнайки, носом мужчина чем-то напоминал колобок. Даже сидя, он был ниже остальных своих соперников на голову. Впрочем, это не мешало ему упиваться собственной значимостью и величием, которыми от него буквально несло, не меньше, чем специфическим амбре от сыра с плесенью. Этот кандидат в Распределители никак не вписывался в образ истинно увлеченного ученого, но, судя по всему, это был тот самый Виджей – маг-теоретик, что, по словам свекра, дальше своих исследований и носа не казал. «Как же, милый труженик лаборатории, – отметила с неприязнью, – скорее зарвавшийся сноб, со жмущей на голове короной собственного величия. Такой считает себя центром Вселенной, Юпитером, которому позволено все. И сделать чужие жизни пешками в своей игре он может запросто». Впрочем, у него, как и у предыдущих кандидатов, известие о том, что вожделенное распределительское кресло уплывает из-под носа, вызвало бурю негативных эмоций, которые он, как считавший себя истинным хозяином положения, не преминул высказать.

Краем глаза отметила, как он открыл рот. Но его возглас: «Я протестую! Это неслыханно, чтобы какой-то самозванец…» – и то, как демон, глава ордена хранителей, резко его перебил холодной, вымораживающий изнутри фразой: «Это не обсуждается, господин Виджей!» – пропускаю мимо. Открытое возмущение ситуацией – еще не доказательство того, что в аресте Лима виновен именно этот коротышка.

Сосед коротышки – смуглый, стройный черноглазый брюнет с волосами, собранными в длинный хвост, и серебряной серьгой в ухе – выглядел абсолютно безмятежным. Воистину, этот Лакшай изворотлив, как настоящий ящер. Единственное, что удалось заметить, это то, как на долю секунды его зрачок изменился, вытянувшись в змеиный. Но это был лишь краткий миг, после которого дракон вновь стал образцом дзена и пофигизма. «Истинный дипломат и сволочь», – при других обстоятельствах я даже бы восхитилась этим представителем династии Танвар, настолько он хорошо владел собой.

Франческо. Друг и шафер Лима. Наг, услышав об известии, сначала широко открыл глаза, его пальцы нервно сжались, а спустя секунду он облегченно выдохнул и… рассмеялся.

– Наконец-то я избавлен от этого балагана! – в сердцах бросил он. – Не завидую тому несчастному, который обладает истинным даром. Но, слава небесам, он есть, и не придется занимать этот треклятый пост!

С этими словами Франческо поднялся с кресла и пополз к выходу.

Его слова послужили сигналом. Тут же журналистская братия, до этого жадно ловившая каждое слово, каждый вздох и даже в жужжании мухи, бившейся с упорством камикадзе о магический светильник, пытавшаяся услышать намек, встрепенулась. Посыпались вопросы, защелкали камеры. Для меня же время, совершив очередной кульбит, понеслось с привычной скоростью, возвращая запахи, звуки, цвета.

А глава ордена уже отвечал на словесный обстрел журналюг. Хотя чаще – просто загадочно улыбался. Кандидаты, уже бывшие, прислушивались к его словам едва ли не больше папарацци. Впрочем, от комментариев воздерживались.

– Когда же ждать официального представления нового Распределителя?

Рыжая густая бровь выгнулась.

– А сколько лет новому Творцу судеб?

На холеных румяных щеках проступили белые пятна гнева.

– Вы уверены в его даре?

Рука, пощипывавшая мочку уха с серебряной серьгой, замерла.

– Откуда вы узнали о маге со столь сильным даром и как ранее пропустили его?

На этот вопрос глава соизволил ответить:

– За эту находку нужно благодарить отдел инквизиции, – иронично начал демон и отсалютовал двумя пальцами инквизиторше, стоявшей в стороне, – а точнее, Катарину Шелье.

Взгляды собравшихся сразу же обратились к медноголосой красавице. Такую явную подачу профессиональные сплетники не могли пропустить, и вопросы градом посыпались уже на инквизиторшу. Впрочем, и тут журналистскую братию ждало разочарование: страж оказалась не более многословна, чем ее предшественник.

Катарина лишь подняла руки вверх, сопроводив жест ненавидимой до зубовного скрежета репортерами фразой: «Без комментариев».

Президиум опустел, а журналисты поспешили в редакции: сразу вспыхнуло несколько анте-телепортов – нестабильных, но весьма быстрых и, самое главное, требующих лишь активации амулета, но никак не знаний о пространственных перемещениях. Самое то для тех, кто хочет переместиться куда-то недалеко и как можно скорее. Те, у кого таких вещиц не было, недовольно морщились, вслух сетуя на торопыг, поленившихся пройти до зала телепортаций: скорость и дымность часто шли бок о бок не только в обычном, но и в магическом мире.

Я же, скинув с шеи бесполезный репортерский жетон, на значительном удалении поспешила за Катариной.

Глава ордена не просто так указал журналистам (да и не только им) на инквизиторшу. В чародейской иерархии она была птицей невысокого полета, зато за ней удобно следить. Я бы на месте того, кто хочет занять распределительское кресло, во что бы то ни стало так и сделала: села инквизиторше на хвост. Страж выведет к так не вовремя появившемуся одаренному. А там уже можно и устранить неугодного.

Катарина же вела себя странно: вместо того чтобы пройти по коридору к залу телепортаций, она спустилась вниз, сначала на первый этаж, а потом и вовсе в подвал. Я ненадолго потеряла ее из виду. Двигалась, ориентируясь лишь по звуку ее шагов, четких, уверенных, отдающихся гулом в бетонной тишине.

Узкие проходы, облупленные стены, трубы теплотрассы – ровесницы моих родителей – и сумрак, пропитанный затхлой влагой.

Я кралась в этой полутьме, ощущая себя крысой, которая, выбравшись из норы, усиленно шевелит усами, втягивает воздух, прислушивается. Зрение было не то чтобы совсем бесполезным, но только на него полагаться было бессмысленно.

Оттого я скорее не увидела, а ощутила: между мной и Катариной появился еще один. Он дышал не тяжело, но явно: так, словно красться, преследовать было ему внове. И хотя этот некто и старался, выходило у него дурно, громко выходило.

Когда Катарина вышла в полосу неровного света, что бросал запыленный оранжевый аварийный фонарь, я успела увидеть спину коротышки и летящие в девушку иглы заклинания. Такие сразу не убьют, но пригвоздят намертво. Самое то, чтобы выпытать нужную информацию.

Успела лишь выкрикнуть: «Берегись!» – когда инквизиторша крутанулась на месте, уходя резко вниз и вбок и выпуская уже свое чародейское плетение. Магическая сеть, пущенная стражем из рук, как из пращи, в нападавшего, спеленала тело Виджея.

Я вышла из темноты.

– И незачем так орать. У меня было все под контролем, – досадливо бросила через плечо Катарина и, уже обращаясь к незадачливому убийце, добавила: – Ну что, кто будет говорить: я или ты?

Девушка бесцеремонно схватила рыжего коротышку за чуб и помотала его голову из стороны в сторону. – Кто бы мог подумать… Уважаемый ученый, и так…

– Ты ничего не понимаешь, идиотка, – прошипел он. – Я не буду говорить! Я отказываюсь! Я требую защитника!

Смотрела на то, как побагровело лицо коротышки, как раздувались его ноздри, и… эта реакция мне отчего-то не нравилась. А еще слух царапало шипение. Едва уловимое, на грани инфразвука. Меж тем Катарина достала маленькое зеркало и бросила в подернувшуюся рябью гладь:

– Я его поймала. Присылайте группу сопровождения.

И почти сразу же заклубился туман телепорта, из которого один за другим вышли пятеро в инквизиторской форме.

Катарина указала на коротышку, оплетенного заклинанием:

– Забирайте! Нападение на инквизитора.

Виджея подняли, причем сразу за руки и за ноги, безо всякого почтения к его сиятельной персоне и поволокли в телепорт. На удивленно-заинтересованный взгляд в мою сторону, дескать, что штатский тут делает, медноголосая командир махнула рукой:

– Этот со мной.

– Капитан, вы телепортируетесь с нами в отделение? – прозвучал вопрос все того же любопытного инквизитора.

– Сейчас, ребята. – Катарина выглядела уставшей и изможденной: тяжело идти в темноте, точно зная, что тебя попытаются убить, но при этом неизвестно, кто и когда именно.

Вызванные «ребята» исчезли в телепорте вместе со связанным коротышкой, а Катарина присела на бетон и тяжело вздохнула.

– Ну что, я твое условие выполнила… – начала было она.

Я позволила себе усомниться:

– Все, что можно предъявить этому низкорослому – это нападение на инквизитора, но в остальном… Он может с легкостью отрицать свою причастность к подтасовке фактов по делу Лима.

– Мои ребята, когда знают точно, что подследственный это совершил, умеют развязывать языки. К тому же это тот случай, когда можно добиться принудительного ментального сканирования.

– Ну что, теперь дело за тобой, – инквизитор начала подниматься с бетонного пола, – пошли.

Голос, прозвучавший из темноты, заставил нас обеих вздрогнуть и остановиться.

– Я бы так не торопился…

Шелест листьев, падающих с деревьев в осенний штиль, белая манжета с запонками с монограммой «ФО» и черный смерч, раскручивающий свою воронку на ладони, торнадо, казалось, вбирающий в себя те крохи света, что были в подвале.

Его лицо еще не показалось из темноты, но я уже знала, кто это будет.

– А я по ошибке обвинила в предательстве Аарона…

Франческо вышел к нам не таясь, он даже приветливо улыбался мне, как старой знакомой. А я смотрела на черную бездну в миниатюре, что он держал в руке, и понимала: проиграла. Окончательно и бесповоротно. Судя по тому, как побледнела Катарина, ставшая похожей на экспонат музея мадам Тюссо, в голове стража мысли были аналогичные.

– «Пожиратель душ», – одними губами прошептала она. – Запрещенная магия запертой бездны.

– Отрадно видеть вашу осведомленность. – Франческо улыбнулся одними губами. Сейчас он не напоминал мне уже того беззаботного парня. Двуликий Янус мог бы обзавидоваться способности к такой метаморфозе. – А раз вы знаете, что это за заклинание, уверен, и объяснять не нужно, что мертвые вы мне интересны даже больше, чем живые.

А у меня перед глазами стояла картинка: зимний вечер, за окном вьюга, а в камине горит огонь, теплый плед – один на двоих. Мы с Лимом, закутавшись в него, пьем горячий липовый чай с малиной, согреваясь после прогулки. А мой несносный, любимый рыжий рассказывает о своей работе, уже бывшей работе, о примененном одним из преступников заклинании, именуемом «Пожиратель душ». Оно из раздела запрещенной магии, за применение которой – пожизненное заключение, и примечательно тем, что вытягивает, пожирает душу, оставляя телесную оболочку. И умелому магу, применившему его пусть и без дара некромантии, становятся подвластны все воспоминания своей жертвы, правда, ненадолго. Но иногда достаточно и десяти минут, пока мозг окончательно не умрет, чтобы узнать нужную информацию. Так что Франческо не обязательно нас пытать. Все, что нужно, он узнает и так.

– И не пытайтесь позвать коллег, – насмешливо протянул наг, обращаясь к Катарине, заметив ее смазанный пасс. – Соглядатаи из вашего отдела уже отбыли. Преступник же пойман почти с поличным, – его губы изогнулись в кривой усмешке. – Виджей всегда был слишком вспыльчив, импульсивен и неосторожен. Я верно предположил, что он подставится.

У меня же в душе воцарились пустота и какое-то безразличие. Единственный вопрос, который еще волновал, – зачем? Его-то и прошептала онемевшими губами.

– Все просто, девочка, – то, с какой насмешкой он это произнес, должно было меня задеть. Но есть порог, переступив который тебя покидают обычные чувства. Так произошло и со мной. – Мне нужно было стать на голову выше всех остальных кандидатов. Показать, что я – жертва грязных козней соперников. Что я не такой, как эти маразматики. Так и получилось. Сначала обвинение, нелепое, абсурдное, в сговоре с отошедшим от дел другом-следователем. История любви бывшего помощника главы инквизиции и юной девушки, жертвы обстоятельств, – простые обыватели это любят. Поэтому, как ни парадоксально, но шумиха вокруг моего имени, выпады Хольги, Виджея, Барто – все это обеспечило мне симпатии со стороны обычных магов, большинство электората, как говорят в твоем мире, Света, – закончил он.

Я покачнулась и, чтобы не упасть, сделала маленький шаг вперед. Камешек, на который при этом наступила, вылетел из-под ноги и, ускакав в темноту, обо что-то звонко ударился.

«Труба», – отстраненно подумала, вдыхая спертый воздух с характерным душком. И тут даже не сознание, подсознание, которому приличествуют инстинкты, и в первую очередь основной – самосохранения, завопило. Труба, характерный запах протухшего, шипение, что так и не прекратилось, хотя наг стоял неподвижно. Газ, обычный бытовой газ, нашедший лаз в изрядно погрызенном временем и ржавчиной стояке.

– Скажи, неужели предательство друга, убийства, ложь стоят этой несчастной должности? – задала риторический вопрос, не особо рассчитывая на ответ. Лишь в надежде потянуть время.

И тут Катарина совершила отчаянный рывок, выкинув руку вперед. Она попыталась выпустить во Франческо серебряную звезду. Как оказалось, инквизиторы в своем арсенале имеют не только заклинания, но и заговоренное оружие.

Наг уклонился. Сюрикэн просвистел мимо и впился острием в ржавое брюхо трубы. Струя обжигающей воды под напором окатила Франческо, и наг потерял контроль над заклинанием. Оно сорвалось с его руки, мгновенно увеличившись в размерах, обвив всех троих кольцом. Тьма начала вращаться вокруг меня, Катарины и Франческо с немыслимой скоростью, все сужая круг. Я чувствовала себя в эпицентре торнадо, а Катарина, истерично рассмеявшись, протянула:

– Ты говорила, чтобы пауки попали в банку и сожрали друг друга? Так вот, твоя мечта отчасти сбылась. Этот каракурт умрет в собственной ловушке, и мы вместе с ним.

Франческо не обращал на нас внимания, ошалело переводя взгляд на движущуюся по кругу с безумной скоростью стену из тьмы, и, вытянув ладони вперед, пытался обуздать свое детище. Но магия бездны была беспощадна ко всем, даже к своим создателям. Вырвавшаяся на свободу, она высасывала жизнь и силу из всего, что было вокруг. Оттого Катарина безуспешно ломала уже третью капсулу телепорта, а я не могла влить энергию в матрицу временно́го переноса.

Кольцо все сжималось, стирая в пыль бетон и железо. «Прямо как песок заносит пирамиды в Гизе», – пришло отстраненное сравнение. А потом подумалось: – «Интересно, а магия бездны тоже, как и эти самые пирамиды, не боится времени?» Терять было уже нечего, и я, сделав шаг к Катарине, оказалась с девушкой спина к спине.

– Держись за меня, – бросила через плечо, соединяя ладони и закрывая глаза.

Тьма поглощала магию, но я не буду кастовать заклинаний. Лишь время в его чистейшем виде. Не материя, не энергия, просто время, пущенное в противоход с той же бешеной скоростью, что и торнадо. Два круга. Один внутри другого.

– Что ты собралась с нами сделать? – прокричала Катарина, и ее голос потонул в вое Франческо: нага затянуло его же заклятие.

– Сама точно не знаю. В крайнем случае, мы станем двумя скелетами. Очень древними скелетами.

Когда мой дар впервые назвали, я очень удивилась. «Скользящая по спирали времени» – вот как полностью он звучал. Тогда еще удивилась: почему скользящая? Почему по спирали? И только сейчас, раскручивая временну́ю воронку, поняла: а ведь действительно спираль, огненная, со сполохами – от кармина до синеющей белизны, такая яркая, что слезятся глаза под плотно сомкнутыми веками.

Сужающийся круг тьмы, расширяющийся – света. Они сошлись на бешеной скорости. Смерч, который я контролировала из последних сил, отдавая всю себя, растворяясь в безумном, безжалостном потоке. Я стала самим временем, не отдельной песчинкой, которой отведен лишь краткий миг жизни. Было ощущение, что принадлежу Вселенной, что родилась и умерла одновременно, что я была и при строительстве Великой Китайской стены, и при падении колосса Родосского, что мимо меня свистели ядра в Аустерлицком сражении, и бомбы, падающие на Хиросиму. Пришло осознание: я – само время. Вот только собственные воспоминания поблекли, выцвели и казались такими далекими… Детство, стершееся напрочь, школьные годы, от которых не осталось ничего… Еще немного, и забуду и саму себя, и того, кого люблю.

Одна часть меня вопила от осознания этого. Так нельзя. Неправильно.

Вторая же стремилась туда, где покой, где вечность, где ты – реальность прошедших эпох и небытие одновременно.

Звук, напоминавший комариный писк, раздражающий, все же пробился через рев пламени, через временны́е заслоны:

– Лим, вспомни о Лиме и вашем ребенке, – почти шепот, заставивший меня вспомнить, казалось, уже успевшее забыться.

Ребенок – новая жизнь, новый виток времени. Мое дитя. Оно должно жить. Эта мысль, как якорь, резко брошенный в воду, заставила дернуться назад, вытянула из пучины обезличенного временно́го потока.

Я открыла глаза и увидела, как пламя пожирает тьму, как ветер времени мгновенно старит все вокруг.

Это позже я узнала, что воронка, которую создала, вытянув в настоящее временной пласт в несколько тысяч лет, была способна поглотить не только заклятье «Пожирателя», но и состарить, превратить в пыль половину Парижа. А пока я пыталась обуздать собственную стихию. С трудом, до безумия боясь вновь раствориться во временно́м потоке, я подчиняла ее себе, усмиряла, стягивая кольцо, шипя от боли и перенапряжения.

Уже заканчивая, не сразу сообразила, почему Катарина, вцепившись мне в плечо, крикнула:

– Здесь сейчас все рухнет. Держись! – и тут же нас поглотил телепорт.

Осень – с недавних пор я ее полюбила. Это время тихой радости и время несбывшихся надежд, шуршащих осколками золотых листьев, время, когда впервые встают на крыло, примеряют оскал, когда солнце светит, но не греет, а моросящий дождик шелестит по крыше и ветви рябины склоняются под тяжестью рубиновых гроздьев. Осень – время осознания старых как мир истин и открытия новых рубежей. Прекрасное, хотя и грустное время.

Я брела по усыпанной кленовыми листьями дорожке под руку со свекром. За нами конвоем шли двое инквизиторов. Не в камере – и то ладно. Чуть округлившийся животик тянуло. Его постоянно тянуло, что бы ни делали целители.

Врачи так и вовсе разводили руками, поражаясь, как я умудряюсь вынашивать малыша: постоянный тонус, который не могли ликвидировать ни один спазмолитик и ни одно успокаивающее. По результатам УЗИ было обнаружено несколько гематом на стенках, недалеко от плода. Добавить к этому отвратительные анализы крови… Но мало́й внутри меня так просто сдаваться не собирался, рос вопреки всем медицинским прогнозам и чувствовал себя там вполне нормально.

А вот свекра наша эскапада здорово потрепала: он ссутулился, изрядно прибавилось седины и морщин. Но остался все такой же сноб: драповое пальто, сидящее точно по фигуре, белоснежная рубашка и манжеты, галстук, пришпиленный булавкой, занятной такой, в виде кадуцея…

Почему-то последнее меня и смущало. Я порылась в памяти, силясь вспомнить, где видела подобный.

Глава ордена! Точно, у него была такая же булавка, но…

– Сегодня глава ордена Смотрящих официально ввел Марио в должность Распределителя, – помолчал и, видя, что я никак не реагирую, продолжил: – Как же все-таки хорошо, что новый Творец судеб не только силен даром, но и чист душой.

А я же спросила невпопад:

– А правда, что все члены ордена Смотрящих приносят клятву действовать в первую очередь в интересах этого самого ордена?

Свекор сбился с шага и с запинкой ответил:

– Да.

А я продолжила:

– И даже пожертвовать собственным племянником?

Мой спутник побледнел.

– Как догадалась?

«Как? Хороший вопрос», – подумала про себя. Два месяца – неплохой срок для раздумий, для того чтобы вспомнить каждую деталь, жест, улыбку, нечаянно оброненные слова.

«Ты самый талантливый из всех», – слова свекра на свадьбе и то, как он пожимает руку Франческо.

Брошь в виде кадуцея, с которой Таргос не расстался даже в Венеции.

А еще: именно Дейминго-старшему принадлежала идея найти нового Распределителя. Именно он, виртуозно манипулируя, направлял меня через время и пространство к своей цели. Даже та книга с генеалогическим древом Медичи – его «нечаянная» находка.

Старый интриган все верно рассчитал. Вот только зачем?

Мы уже давно остановились, и наш конвой тоже замер чуть поодаль.

– Я отвечу на ваш вопрос, а вы на мой, – холодный, спокойный голос. Кто бы знал, чего он мне стоил. Хотелось вцепиться в лицо Таргоса.

Старик рукою в перчатке сжал трость так, что по дереву пошла трещина. Тоже волновался. Изрядно.

– Кадуцей. Эти две змеи, обвивающие жезл, вас и подвели.

Дейминго посмотрел на серебряных предательниц.

– Вот уж на что бы не подумал, – протянул он. – Что же, я готов ответить на второй вопрос.

– Зачем вы сделали это? Лим же ваш племянник.

Таргос замолчал. Надолго. С неба начал накрапывать мелкий моросящий дождик, такой, меж капель которого сквозит хандра. Я уже не чаяла услышать ответ и собиралась развернуться и уйти, чтобы никогда больше не видеть этого демона в своей жизни, но тут он заговорил:

– Сильные маги вырождаются. Без Распределителя за пару сотен лет останутся только искры дара. Бывший Творец судеб хотя и изрядно зарвался, упиваясь властью, но был необходим, а когда он исчез… Нам нужен сильный вероятник во что бы то ни стало. Барто, Хольга, Виджей, Лакшай, даже Франческо – это лишь жалкие пародии. Ни один из них не мог и десятой доли того, что должен уметь истинный Распределитель. Мы с братьями ордена искали упоминания в летописях, генеалогических книгах о тех, кто когда-то был наделен даром подобной силы, в надежде, что наследие в спящем виде есть у одного из потомков…

– И нашли Марио Медичи? – уточнила я.

– Да. Но проблема была в том, что у него не оказалось потомков. Его отправили на костер слишком рано. И об этой истории забыли на время. А потом, накануне свадьбы, я увидел тебя, ту, которая сумела совершить невероятный временной прыжок.

– Но я же рассказала о своем даре после… – начала и осеклась, увидев грустную усмешку Таргоса.

– Кто ты, я понял сразу, как только увидел. Магоснимки институтки с даром временницы, ставшей последней жертвой безумного Распределителя, я в свое время изучил особенно придирчиво.

– Но если вы обо всем знали заранее, почему вам было просто не попросить меня вытащить Марио из его времени?

Таргос грустно улыбнулся.

– Официально это сделать было невозможно. Вмешательство во временной поток незаконно. На подобное не дал бы одобрения совет архимагов. Это одна из причин.

– А другие?

– Другая, – поправил свекор, – Лим. Племянник ни за что бы не дал использовать тебя. – Старик замялся, но потом, решительно выдохнув, закончил: – Временной интервал был огромный. Слишком велика при подобном переносе вероятность смерти скользящего. При такой переброске дар забирает больше, чем дает, и твое сознание могло раствориться в потоке, вытолкнув тело в нашу реальность. Но тот, кто перемещался бы с тобой и не имел дара временника, не пострадал бы.

Я слушала его слова, сцепив зубы. Таргос, ради достижения высокой цели, ради всеобщего блага, не пожалел своего племянника, загнал меня в такие условия, что иного выхода, как приволочь на распределительское кресло нового достойного, не осталось, умело отсек иные варианты развития событий и получил желаемое. Но какой ценой? Обвинил Лима в том преступлении, которого он не совершал, заставил меня преступить закон временно́го бытия, выдернув из шестнадцатого века Марио.

Свекор после своей речи буквально впился взглядом в мое лицо. Чего он ждал? Слез? Обвинений? Истерики? А я… развернулась и молча пошла прочь.

Мне в спину полетело грустно-одобрительное:

– А ты изменилась.

«Ну да, раньше бы я не стала сдерживаться, а высказала все, что думаю по этому поводу», – подумала, но остановилась и, обернувшись, вслух сказала совсем другое:

– Изменилась. Как и время вокруг. Но что осталось прежним – это совесть. Она чиста. А вот как вы будете жить с грузом предательства – не представляю.

Он так и остался стоять. Один на аллее под все усиливающимся дождем. Без зонта, в сером драповом пальто и шляпе, с тростью в руках. Я уходила и чувствовала взгляд Таргоса спиной. Прощальный, неотрывный, тяжелый.

Один из конвоиров приблизился ко мне и вежливо спросил:

– Домой?

Его голос вырвал меня из задумчивости. Мысли разлетелись стаей воронья.

– Нет, в департамент, – ответила тихо, – как обычно.

Каждый день все эти два месяца я навещала Лима. Муж, несмотря на все запреты и увещевания целителей, как только смог стоять на ногах, вернулся на службу. Хотя и не на прежнюю должность. Это был беспрецедентный случай, когда осужденный вновь становился стражем. Причем такому повороту событий удивилась не только я, но и глава отдела магического правопорядка. Последний, к слову, как только вскрылась вся подноготная с Франческо, сам пришел к Лиму и посетовал, дескать, такой следователь и не на службе. Вот если бы Дейминго вернулся в отдел… Сказал скорее для красного словца, пытаясь загладить ошибку своих подчиненных, не проверивших навет, а ринувшихся арестовывать. А Лим возьми и ответь, что рад вернуться в департамент.

Глава инквизиции не смог отыграть сказанного назад, и уже через неделю лицезрел демона у себя в кабинете в форме рядового следователя. Мне же супруг объяснил свой поступок тем, что, не уйди он тогда со службы, узнал бы обо всем заранее и наверняка ареста удалось бы избежать. Хотя, как по мне, это была отговорка. Просто демонюка был из тех, кого бездействие сводит с ума. И хотя Лим и пытался показать, что со здоровьем все в порядке, но врача не обманешь.

Целители так вообще удивлялись, как он продержался столько с насильственно отнятым даром, да еще и в кенийских магических рудниках. А мой несносный демонюка лишь разводил руками.

Улыбающийся, несмотря на кучу шрамов, абсолютно белую шевелюру и отсутствие дара. Как-то я его спросила: зачем ты взял всю вину на себя, позволил заковать в кандалы, отнять магические способности? Ведь был вариант – все отрицать, рассказать правду, что я виновата в смерти старого Распределителя. А этот, уже не рыжий, седой, обняв меня, ответил: «Потому что не захотел такой участи для тебя. Мужчина должен защищать свою любимую, свою семью всеми силами. И раз обвинение прозвучало – виновного найдут и осудят».

Тогда Лим еще не знал, что все случившееся – лишь хитрая комбинация его же дяди. А Франческо – пешка, умело разыгранная и после скинутая за ненадобностью с доски. Нага использовали так же, как и меня. Правда, не поставили в безвыходное положение, а соблазнили посулами великой власти.

Сейчас для всех именно Франческо стал злодеем, чей хитрый гений и повинен в аресте Лима. Катарина, настоявшая на полном ментальном сканировании своей памяти, хранившей в мельчайших подробностях сцену в подвале, добилась того, чтобы Дейминго освободили и сняли обвинения. Когда муж узнал от своих коллег о том, что друг использовал его для того, чтобы завоевать симпатии толпы, он сначала не поверил. Убедили Лима лишь запись с кристалла памяти и мой рассказ. А еще улики. Франческо, как выяснилось при обыске, вел дневник. И хотя страницы тетради на первый взгляд были пусты… в инквизиции есть не только следователи, но и взломщики заклинаний. Уверенным, размашистым почерком на пожелтевших листах был изложен весь план. Не было только одного – имени того, кто натолкнул нага на идею использовать друга.

И сейчас, заходя в кабинет к мужу, подумала, что некоторые тайны должны оставаться таковыми. Почему-то была уверена, что свекор сам не подойдет больше ни к племяннику, ни ко мне.

Дверь скрипнула, заставив мужа оторваться от очередного протокола, а я, вдруг растерявшись, машинально провела ладонью по макушке. Короткая стрижка, по утверждению Лима, мне безумно шла, но я так к ней и не привыкла.

– Привет! – стряхнула с челки капли влаги и не нашла ничего умнее, чем сказать: – А на улице дождь…

В ответ любимый широко улыбнулся.

Едва успела присесть на стул, как дверь без стука широко распахнулась, явив Аарона. Дракон был всклокочен, из его ноздрей едва дым не шел.

– Лим, она меня достала! – загремел он с порога. – Как ты мог с ней работать целых пять лет? Она мне за пару дней всю печенку выела.

Я недоуменно воззрилась на дракона, однако его поведение пояснил Лим:

– Катарина. И, судя по реакции Аарона, они в чем-то кардинально не сошлись, – демон иронично выгнул бровь.

Лим, и до этого бывший сдержанным, после предательства Франческо стал более прохладно относиться ко всем, кроме меня. Вот и сейчас – вроде бы приветливо общаясь с коллегой и другом, он держался на расстоянии.

А я вдруг почувствовала, что внутри меня кто-то шевельнулся. И стало не до Аарона, не до суда и свекра. Внутри рос живой человек, только что напомнивший о себе.

Я поднялась и, подойдя к мужу, положила его руку себе на живот. Лим закрыл глаза и улыбнулся.

– У нас все получится. Вместе мы все преодолеем, – прошептала одними губами, глядя на мужа.

Не заметила, когда Аарон вышел, словно почувствовав себя лишним.

Подумалось: «Говорят, ничего не дается даром и за счастье надо платить. За наше мы заплатили уже сполна. И каким бы ни был приговор суда – мы будем вместе».