Глава 62
Филлис отпирает дверь и говорит ему, сияя улыбкой:
– Вот и наступил твой счастливый день.
Гарри Пирс садится в кровати.
– О чем ты?
– О мороженом, – отвечает она. – Мы отправляемся есть мороженое.
Гарри смотрит на нее с недоверием.
– Не надо попусту дразнить меня.
– Но я говорю правду. Мы в самом деле сделаем это.
Он становится похож на ребенка, которому подарили новую плюшевую собачку.
– Тогда это действительно лучший день в моей жизни!
Ее не перестает поражать, насколько он со временем все больше впадает в детство. Когда-то такой буйный и неуправляемый, теперь Гарри послушен и покорен, стоит пообещать ему самое элементарное удовольствие.
– Да, время пришло, – кивает Филлис. – Сейчас самый подходящий момент. Но нам потребуются немалые усилия, чтобы поднять тебя наверх. Не жди, что мы успели за эти годы установить в доме лифт или рампу для инвалидного кресла.
– Это ничего, – отзывается он, свешивая с постели ноги и наклоняясь вперед, чтобы ухватиться за кресло-каталку. – Мы как-нибудь справимся.
Он приподнимается над кроватью, разворачивается и падает на сиденье кресла. Если его ноги с годами ослабели и стали тощими, как палки, то руки, наоборот, налились мускулатурой от необходимости постоянно то поднимать себя с кровати в кресло, то возвращаться обратно. Хотя места для того, чтобы кататься в кресле, у него совсем немного. Комната, где он провел последние семь лет своей жизни, размерами всего десять на десять футов, да и это пространство не все свободно. А атмосфера здесь далека от здоровой: холодный бетонный пол, стены из шлакоблоков в смеси с цементом. Поэтому Филлис изредка разрешает ему прокатиться по всему подвалу мимо стиральной машины в комнату для шитья и рукоделия, а порой даже в мастерскую, столь любимую им прежде, где все еще сложены в образцовом порядке гаечные ключи и прочие инструменты.
Но каждый такой выезд за пределы камеры заставляет ее нервничать. Если бы в дом нагрянул нежданный гость, ей пришлось бы спешно возвращать Гарри на место, закрывать дверь, навешивать замок.
Филлис убеждает себя, что эту комнату и нельзя считать тюремной камерой. Долгое время помещение служит палатой для выздоровления Гарри, где она и Ричард лечат его, присматривают за ним, заботятся о том, чтобы силы к нему вернулись. Конечно, он уже никогда не станет прежним. Даже близко похожим на себя самого. Но что сделано, то сделано. Нужно научиться справляться со столь скверной ситуацией наилучшим образом, и разве они не сделали для него все возможное? Разве не стремились к этому изо дня в день?
Оглядываясь назад, ей приходится признать, что они все-таки допустили ошибки. Могли в чем-то поступить совершенно иначе. Например, если бы они сразу вызвали «Скорую помощь» после того, как Гарри свалился с лестницы, медики, вероятно, успели бы что-то предпринять. Но кто тогда мог предположить, что его полностью парализует ниже пояса, а позвоночник окажется, по всей видимости, сломанным? Откуда простому человеку знать такие вещи? И слишком многое было поставлено на карту. Ведь Ричард тогда только что стал сотрудником полиции Гриффона. Перед ним открывались блестящие перспективы. Разве стоило лишать его будущего всего лишь из-за единственного неверного решения? Разве справедливо по отношению к нему?
Если разобраться, то виноват во всем прежде всего Гарри. В целом он был хорошим человеком, нельзя не признать. Он очень поддержал Филлис, когда много лет назад она потеряла первого мужа: утешал ее, помогал обустроить дом, приглашал ужинать, брал их с сыном в поездки по Калифорнии и Мексике. К Ричарду он относился как к собственному сыну. Гарри искренне любил его, а мальчик, отчаянно нуждавшийся в мужчине, который заменил бы отца, отвечал полной взаимностью. Прежде всего именно из-за теплых отношений между ними Филлис разрешила Гарри переехать к ним, а потом и приняла его предложение и вышла за него замуж.
Вот только ей следовало раньше обратить внимание на некоторые тревожные признаки. В Гарри изначально было что-то не вполне нормальное. Но до свадьбы его одержимость ведением записей по любому поводу, стремление сохранить каждый счет из магазина (а он держал у себя шестилетней давности чеки за купленные пончики, чтобы жаловаться на дороговизну) казались просто милыми странностями. Более того, Гарри приносил большую пользу в баре, всегда держа в порядке бухгалтерскую отчетность, вовремя и точно сводя баланс. Но ведь было и другое. Эти его тетради, куда он скрупулезно заносил своим бисерным, но разборчивым почерком сведения обо всем, что ел, непременно проставляя даты. И его не волновало, что завсегдатаи «Пэтчетса» часто подсмеивались над такими причудами. Филлис и в голову не приходило, что Гарри серьезно болен навязчивым неврозом.
Если бы дело заключалось только в этом, она смогла бы смириться или научиться контролировать его поведение. Но ведь бросалось в глаза и другое – частые и внезапные перемены в настроении. Он мог пригласить ее с Ричардом в кино или на распродажу в торговый центр, где не скупился на расходы, но затем погружался в необъяснимую депрессию. А приступы депрессии нередко сопровождались вспышками злобы. И ко всему прочему добавлялось пьянство. Гарри отказывался обратиться даже к обычному врачу – не говоря уж о психиатре или психологе, – хотя Филлис начала догадываться, что в придачу к неврозу он мог страдать от раздвоения личности, от маниакально-депрессивного психоза. С течением времени набор симптомов расстройства психики только увеличивался.
В периоды мрачного настроения Гарри мог цепляться к любой мелочи, во всем искать виноватых. Случайно не выключенный где-то свет становился поводом для скандала. То же самое происходило, когда он садился в машину после того, как ею пользовались Филлис или Ричард, и обнаруживал, что бак полон всего лишь на четверть. Также Филлис приходилось тщательно следить, чтобы на вымытых ложках не оставалось ни капли воды. Гарри просто выходил из себя, если замечал мокрые ложки в стойке для столовых приборов. Он считал, что Филлис и ее сын часто говорят о нем за его спиной, что было, конечно же, правдой.
Изредка он даже прибегал к насилию.
Так случилось, к примеру, когда Филлис потеряла счет за телефон. Гарри, исправно оплачивавший все счета раз в две недели, не мог понять, почему этой бумажки нет среди прочих. Он перерыл все корзины для мусора и пришел к выводу, что Филлис ненароком выбросила счет вместе с кипой бесполезных рекламных буклетов. Гарри тогда чуть не получил апоплексический удар. В приступе ярости он схватил жену за кисти рук, положил ладони на стол, а потом ударил по ее пальцам керамической кофейной кружкой.
Кости остались целы, но Филлис потом неделю не могла без боли пошевелить рукой. Гарри же почти сразу преисполнился раскаяния. Превратился в самого заботливого мужа в мире. Сам стал готовить три раза в день. Купил для Филлис букет цветов. Взял Ричарда с собой на футбольный матч, показывая, какой он хороший приемный отец.
Но, несмотря ни на что, Филлис и Ричард его не возненавидели. Филлис даже извинилась перед ним и признала, что проявила недопустимую расхлябанность. В конце концов, Гарри был психологически надломлен. Воевал во Вьетнаме, видел то, чего врагу не пожелаешь увидеть, выполнял приказы, которые лучше было бы не выполнять никому. Часто по ночам он просыпался с криком и весь в поту, вновь переживая в кошмарном сне ужасы, через которые прошел в конце шестидесятых годов.
«Гарри с честью служил родине, – не уставала повторять Филлис, – и это оставило в его душе глубокие шрамы».
С Ричардом у Филлис тоже проблем хватало. Наверное, когда умирает твой отец, а ты еще совсем мал, это не может не оставить следа. Или с появлением приемного отца, у которого множество странностей, ты каким-то образом наследуешь их, хотя между вами и нет кровного родства. Кто знает? А Ричард, взрослея и становясь подростком, тоже стал проявлять неспособность контролировать некоторые свои импульсы. Были два случая (по крайней мере о которых узнала Филлис), когда в школе он касался девочек неподобающим образом. Точнее, если уж начистоту, лез с непрошеными ласками. Следовали вызовы к директору, извинения, отстранения от занятий. К счастью, никаких более серьезных последствий. Затем у Ричарда проявилась тенденция к внезапным вспышкам гнева. Внешне спокойный и невозмутимый, он в душе весь кипел, как кипит лава в недрах спящего до поры вулкана. А затем происходил взрыв. Филлис и сына хотела показать врачам, но Гарри решительно этому воспротивился. «Рикки всего лишь мальчишка, – заявил он. – Ему необходимо порой выпустить пар».
Именно это и произошло в тот вечер семь лет назад.
Гарри как раз попал под влияние черной собаки, как однажды метко выразился Черчилль, и находился в таком состоянии почти целую неделю. Филлис и Ричард старались по возможности избегать встреч с ним. Филлис сама справлялась с работой в «Пэтчетсе», уговорив мужа оставаться дома, пока у него не улучшится настроение.
И вот в понедельник вечером «Пэтчетс» оставили в распоряжении проверенных помощников, чтобы семья Пирсов смогла устроить себе выходной. После того как Гарри записал в свою тетрадь блюда, приготовленные Филлис к ужину – на этот раз свиные отбивные, макароны, сыр и консервированную фасоль, – он вдруг заявил, что хочет мороженого.
Филлис сказала, что дома у них мороженого нет. Гарри поинтересовался, как это возможно, если он лично составлял список продуктов для приобретения и точно помнил, как вписал в него мороженое.
«Совсем забыла, – призналась Филлис. – В следующий раз непременно куплю».
«Так какой же мне смысл составлять список покупок, если ты даже не читаешь его? – вспылил Гарри. – Может, ты все-таки купила его, но сама об этом не помнишь?»
Он тщательно обыскал морозильник, стоявший поверх холодильника, выкинув из него замороженное мясо и контейнеры с апельсиновым соком, и разметал все по полу.
«Черт бы тебя побрал!»
«Гарри!»
Ричард наблюдал эту сцену, стоя в проеме двери между кухней и столовой и сложив на груди руки. Он прослужил в полиции Гриффона всего несколько месяцев и жил пока в родительском доме. Он еще не успел снять с себя мундир после того, как целый день выписывал штрафы, а потом разбирался с мелкой автомобильной аварией.
«Неужели, мать вашу, я требую слишком много, если хочу, чтобы дома всегда было мороженое? – Гарри продолжал вышвыривать на пол содержимое морозильника. О линолеум ударился лоток для приготовления кубиков льда, и они разлетелись по всей кухне. – У нас есть еще морозильник в подвале, – вспомнил Гарри. – Может, там что-то найдется?»
«Нет», – ответила Филлис.
Но он все равно открыл дверь, которая вела в подвал.
До этого момента Ричард ни на дюйм не сдвинулся с места.
Гарри же резко развернулся, шагнул в сторону жены, поднял палец и поднес почти к самому ее носу.
«После всего, что я делал, помогая тебе и твоему мальчишке все эти треклятые годы, разве мои требования чрезмерны? Ты так считаешь? Богом клянусь, если…»
Остальное произошло за какие-нибудь десять секунд.
«Заткнись!» – крикнул Ричард, врываясь в кухню, хватая первый попавшийся стул и размахивая им перед отчимом, как бейсбольной битой.
Тот инстинктивно уклонился, и стул с силой ударил его по спине. С очень большой силой. Гарри Пирс повалился вперед, попав подошвой ботинка на один из кубиков льда.
В телевизионном сериале это могло бы выглядеть даже комично.
Нога Гарри поехала, он потерял равновесие и рухнул вперед прямо в открытый проем двери на лестницу в подвал. Затем с грохотом покатился по ступеням вниз. Но, как только достиг подножия лестницы, наступила тишина.
Потом взвизгнула Филлис.
«Папа!» – воскликнул Ричард, отбрасывая стул.
Они вдвоем поспешно спустились и обнаружили Гарри, лежавшего совершенно неподвижно и с закрытыми глазами.
«О господи, да он, кажется, мертв», – испуганно произнесла Филлис.
Ричард встал на колени и приложил ухо к груди отца.
«Нет, он жив. Он дышит. И сердце бьется».
Филлис тоже припала на колени и приложила голову к груди Гарри, желая сама во всем убедиться.
«Верно. Я слышу. Я тоже чувствую сердцебиение. Гарри? Ты слышишь меня, Гарри?»
Но Гарри, чье тело приобрело форму странного кренделя, никак не реагировал.
«Я вызову “скорую помощь”», – сказал Ричард, поднимаясь.
Он начал быстро взбираться по лестнице, перепрыгивая через две ступени сразу, и уже вошел в кухню, когда мать его окликнула:
«Постой!»
«Что?» В дверном проеме показалась голова сына на фоне яркого света.
«Не надо… То есть… Просто пока подожди».
«Мама, но ведь дорога каждая секунда!»
«С ним все будет хорошо, – проговорила Филлис. – Ему и нужна-то всего минута. Помоги мне положить его прямо».
«Нам не следует его двигать», – возразил Ричард.
«Мы все сделаем очень осторожно. У меня в задней комнате хранится старая складная кровать на колесиках. Я привезу ее сюда, и мы сможем его положить».
«Но мама…» – Ричард спустился наполовину пролета лестницы.
«Ричард, послушай меня, – сказала она. – Если ты вызовешь “Скорую помощь”, им придется позвонить и в полицию».
«Но ведь я сам полицейский».
«Знаю. Но приедут другие. А когда Гарри очнется и расскажет им, что ты сделал…»
«Но я же… Я же не нарочно. Он просто очень меня разозлил. Я думал, он тебя ударит».
«Я понимаю, дорогой. Понимаю и разделяю твои чувства. Но только полицейские на все посмотрят иначе. Они не вникнут, не станут разбираться в деталях. Ты только начал карьеру. И будет неправильно, очень несправедливо, если против тебя выдвинут обвинения».
«Я… Даже не знаю…»
«Лучше пойди и принеси кровать. Собери ее прямо здесь. А я помогу ему выпрямиться».
Ричард прикатил старую кровать, ржавые колесики которой отчаянно скрипели. Он раскрыл ее, распрямил и выровнял матрац, похлопав по нему ладонями.
«Помоги поднять его», – попросила Филлис.
Вместе они уложили Гарри на кровать.
«Он все еще дышит, – сказала она. – Судя по дыханию, он в нормальном состоянии».
«Я не мог больше его слушать, – объяснял Ричард. – Он никак не останавливался. Не желал успокоиться…»
«Ничего страшного. Все обойдется. Мы присмотрим за ним. Возможно, через пару часов Гарри будет уже в полном порядке. Отделается головной болью, вот и все. Подожди, и сам увидишь. Не стоит раздувать из мухи слона. Ничего ужасного не произошло».
«Ладно, если ты действительно так считаешь, мамочка», – сказал Ричард.
Он привык, что она всегда знала, как поступить верно в любой ситуации.
Но верно ли они поступили тогда? В тот момент казалось, что да. Но Гарри не стало лучше и спустя несколько часов. Он не приходил в сознание двое суток. А когда очнулся, то стал другим человеком. Он словно отупел.
Когда Ричард и Филлис попытались поднять его с постели, то обнаружили, что у него не двигаются ноги.
«Надо вызвать врача, – сказал Ричард. – Ему, наверное, необходим рентген и все прочее».
«Давай подождем еще несколько дней, – настаивала Филлис. – Может, он всего лишь сломал кость, и она сама срастется».
По-настоящему они уже не верили в такую вероятность, но соблазн попытать счастья оказался слишком велик.
Посетители «Пэтчетса» стали интересоваться, куда подевался Гарри.
«Подцепил этот гнусный вирус гриппа, который ходит сейчас повсюду, – отвечала им Филлис. – А мне вовсе не нужно, чтобы он сюда явился и, чего доброго, чихнул на куриные крылышки».
По истечении недели Филлис и Ричард наконец осознали, какую серьезную проблему приобрели на свои головы.
Они слишком затянули с вызовом медицинской помощи. Как им теперь объяснить свои действия? Человек упал с каменной лестницы, а никто не потрудился позвонить врачу. И заявлять о самозащите тоже следовало раньше. Если Ричард всего лишь защищал мать, спасал ее жизнь, они тем же вечером обязаны были уведомить полицию. В конце концов, даже являясь в полиции новичком, Ричард имел четкое представление о том, что представляли собой пределы допустимой самообороны.
Но они ничего не предприняли.
И хотя Гарри Пирс стал явно слабее умом, чем прежде, всякий раз, когда Ричард спускался в подвал проведать его, отец слабым движением поднимал руку, указывал на него и отчетливо произносил:
«Ты! Сукин ты сын».
Причем его слова следовало воспринимать в буквальном смысле.
Приглашать к нему медиков теперь было сопряжено с немалым риском для Филлис и ее сына, но особенно для него.
На работе к ней постоянно приставали люди:
«Как там старина Гарри? Где же он, черт возьми? Когда собирается возвращаться?»
«Что же нам делать?» – спросил Ричард у матери, когда однажды вечером они вдвоем сидели за кухонным столом, слушая доносившийся снизу храп Гарри.
«Ума не приложу», – честно ответила Филлис.
«Ведь к нам постоянно будут приставать с расспросами, куда делся папа».
«Надо сделать так, чтобы расспросы прекратились, – сказала она. – Этому нужно так или иначе положить конец».
Ричард отшатнулся, упершись в спинку стула.
«О чем ты говоришь? Уж не считаешь ли ты, что мы должны…»
«Нет, нет. Разумеется, нет. Но надо внушить всем мысль, что с ним произошло несчастье. Очень серьезное, чтобы люди больше не интересовались, почему не видят его».
«Может, распустить слух, будто он поехал навестить своего двоюродного брата? – предложил Ричард. – Того, из Калгари».
Но Филлис покачала головой:
«Народ продолжит приставать с вопросами, когда он вернется. Нет, нужно придумать историю, чтобы люди вообще прекратили спрашивать о нем. Навсегда. – Она поджала губы. – Я сегодня наведалась в библиотеку. И нашла кое-что очень интересное. Прочитала, что за многие годы произошло немало несчастных случаев, когда кто-то ненароком падал в реку и его уносило к водопаду. Некоторые из тел так и не были обнаружены».
«Постой! – воскликнул Ричард. – Но ты сама сказала: мы не поступим с ним подобным образом. Мы же не бросим его в водопад погибать? Это невозможно… То есть он все-таки мой отец. Да, только приемный, но он долгое время заменял мне настоящего отца».
Филлис протянула руку и сжала его ладонь.
«Я все понимаю. Я хочу лишь заставить людей думать, что он погиб в водопаде, а мы тем временем продолжим заботиться о нем. Гарри останется здесь».
«Как долго?»
«Сколько понадобится».
«Но ведь он может… Что, если отец действительно оправится? Выздоровеет настолько, что сумеет подняться по лестнице и выйти из дома?»
«Ричард, послушай. Гарри уже никогда не оправится. У него сломан позвоночник. И с головой тоже не все в порядке. Он превратился почти в слабоумного. Его больше не хватает даже на странные пристрастия, владевшие им раньше, и он только по-прежнему делает свои дурацкие записи о том, чем его кормили каждый день. Могу твердо заверить тебя: он уже никогда не встанет, не выйдет из дома сам и никому не расскажет, что с ним стряслось».
Потом у них родилась идея с катером. Будто бы Гарри однажды вечером сильно напился и решил прокатиться в моторной лодке по реке. Они оставят машину с лодочным прицепом на берегу. Бросят в машине весла, чтобы позже, когда катер с пустым бензобаком обнаружат ниже по течению от водопада, у полицейских сложилась нужная картина происшествия. Несколько дней продлятся напрасные поиски тела, а потом их сочтут бесцельными.
Так Филлис с Ричардом и поступили.
Об этом написали в газете и передавали в выпусках новостей по радио. Даже Си-эн-эн уделила внимание несчастному случаю. Состоялись похороны, хотя гроб был пустым. Филлис рыдала. Ричард обнимал и утешал ее.
Немного шумихи примерно дней на десять.
А потом жизнь потекла своим чередом. Никто больше не приставал с вопросами о Гарри.
Ричард вскоре перебрался в отдельную квартиру. Для него стало невыносимо и дальше жить в доме 247. Но едва ли не каждый день он находил время – обычно до дежурства или после его окончания, – чтобы проведать отчима. Ричард приносил ему еду, помогал справлять нужду, прибирал за ним, находил для него книги и журналы для чтения. В основном – журналы. Оказалось, Гарри теперь трудно сосредоточиться на целой книжке.
Все вроде бы наладилось.
Но вот однажды поздно вечером Филлис вернулась из «Пэтчетса», заперев заведение на ночь, и обнаружила Гарри, ползущего по полу гостиной всего в десяти футах от входной двери.
Ее чуть не хватил удар.
Еще двадцать минут, и Гарри выбрался бы на крыльцо. Еще десять – и он бы уже полз по дорожке, где его мог увидеть любой случайный прохожий.
После этого происшествия на двери подвальной комнаты Филлис повесила надежный замок.
Что делать? Пришлось принимать меры безопасности.
«А что будет, – спросил ее однажды Ричард, – когда он действительно… Ну, это… Отдаст концы?»
Филлис, разумеется, уже имела готовое и основательно продуманное решение.
«Мы отвезем его в лес, – ответила она, – и выроем для него глубокую, но незаметную могилу. А потом устроим свои частные похороны без свидетелей. Только так нам и следует поступить».
Но сегодня, спустя семь лет, Филлис пришла к выводу, что процесс необходимо ускорить.
Поскольку теперь оставалось лишь гадать, как скоро кое-кто их заподозрит, явится в дом вооруженным и с ордером на обыск, чтобы обнаружить Гарри в его подвальной камере.
Настало время избавляться от улик.
Главной же уликой был сам Гарри.
Если появятся полицейские и заявят, что до них дошел чудовищный слух, будто Гарри держат узником в подвале, Филлис сможет сказать: «Что за чушь вы несете? Спуститесь туда сами и посмотрите. Убедитесь – все это лишь чьи-то безумные выдумки».
Единственным, кто видел там Гарри, стал Деннис. А Деннис рассказал Клэр. Но, к счастью, Ричард вовремя сумел устранить обоих. Теперь волноваться стоило лишь о сыщике и тетради.
Филлис уверена, что тетрадь у него. Если она сумеет разом решить обе эти проблемы, то найдет путь к спасению. Для себя и для своего сына.
Уже скоро она позвонит Кэлу Уиверу. Но не сейчас. Есть гораздо более срочные дела.
«Что во всех этих коробках и ящиках?» – спрашивает Гарри, когда Филлис вывозит его из комнаты и они минуют прачечную.
«Я переселяю тебя наверх, – отвечает она. – А когда твоя комната освободится, устрою там что-то вроде склада».
«Куда ты меня переселяешь? О чем речь?»
«Решила поместить тебя в бывшую спальню Ричарда. Она уже давно пустует. У тебя будет большое окно с хорошим видом и много свежего воздуха, если захочется подышать».
«Даже не знаю, что и сказать… В самом деле?»
«Подожди здесь несколько минут, пока я наведу порядок в твоей прежней комнате».
«Я уже не вернусь туда?»
«Могу твердо обещать тебе, Гарри: ты не проведешь там больше ни одной ночи».
Филлис чувствует, как при этих словах у нее перехватывает дыхание. Она заходит в подвальную камеру с большим мешком для мусора и начинает запихивать в него все, на чем будто написано: «Гарри». Одежду, подгузники для взрослых, объедки, пачку печенья, использованные бумажные носовые платки, постельное белье.
Она складывает передвижную кровать, задвигает в дальний угол, а потом загораживает нагромождением коробок. Приносит еще ящики, которые заранее приготовила в соседних комнатах. Опрыскивает воздух освежителем, принюхивается и решает, что запах теперь совсем не так уж плох. Филлис работает с лихорадочной поспешностью, но у нее все равно уходит не меньше двадцати минут, чтобы закончить. Все-таки она сильная женщина – не зря столько лет сама таскала бочонки и ящики с пивом.
«Отлично. Теперь можем ехать», – говорит она, закрывая дверь и навешивая замок скорее по привычке, чем в силу необходимости.
«Мне понадобится помощь, чтобы подняться по лестнице», – напоминает Гарри.
Потом подъезжает в своей инвалидной коляске к подножию. Филлис просовывает руки ему под мышки, заставляет встать. Правой рукой он хватается за перила, а затем, поддерживаемый слева Филлис, ухитряется добраться до кухни. Там он падает на пол и ползет, пока Филлис бросается вниз, складывает кресло-каталку и тоже поднимает наверх.
«У нас новый холодильник», – замечает Гарри, оглядывая кухню.
Да, она размельчила в порошок несколько таблеток снотворного и подсыпала в его еду в тот день, когда они меняли сломавшийся холодильник на новый. По крайней мере, это было наверху. Но потом начались проблемы с печкой в подвале, и пришлось не только усыпить Гарри, но и связать его и сунуть в рот кляп на случай, если он вдруг проснется, чего, слава богу, не произошло. А уж когда сломалась стиральная машина, Филлис заставила Ричарда порыться в Интернете и найти способ устранить неисправность своими силами. Машина до сих пор немного подтекала, но справлялась со стиркой.
Филлис снова усаживает старика в инвалидное кресло и везет к задней двери.
«А почему нельзя воспользоваться главным входом?» – интересуется он.
«Там будет легче посадить тебя в машину», – объясняет она.
Снова ухватываясь за ручки кресла, Филлис вдруг ощущает, как сильно трясутся у нее пальцы. Заходит вперед, открывает дверь, а потом возвращается и выкатывает кресло наружу. Ей приходится чуть задирать край каталки, чтобы спустить ее по двум ступеням.
Машина стоит наготове. Багажник почти упирается в ступени. И он открыт.
«Зачем ты постелила столько полиэтиленовой пленки в багажник, Филлис?» – спрашивает Гарри.
К счастью для нее, край багажника расположен достаточно невысоко. Филлис опрокидывает Гарри вперед, словно высыпает мусор из тачки. Верхняя часть его туловища падает внутрь. Он протягивает руки вперед, стараясь смягчить падение.
«Какого дьявола ты делаешь, Филлис? Черт побери, я головой ударился!»
«Извини, милый, – отзывается она. – Нельзя, чтобы кто-то тебя увидел по дороге в “Баскин Роббинс”».
«Бог ты мой! Я мог просто пониже расположиться на сиденье!»
Но она уже перекидывает его ноги внутрь багажника, откатывает кресло, складывает и помещает на заднее сиденье машины.
«Филлис, будь ты проклята! Достань меня отсюда немедленно!»
«Подожди еще минутку», – произносит она, бросается в дом и открывает ящик, где хранит ножи.
«Я и так слишком долго была добра к нему, – говорит она себе, чувствуя, как глаза наливаются слезами. – Я сделала все, что могла».
Потом Филлис выбирает тот нож, которым обычно разделывает рождественскую индейку, и снова устремляется наружу.
