9
Ужасы работы
Я спала.
И во сне видела себя в образе богини Бастет с телом человека и головой кошки. Я стояла на задних лапах в сине-оранжевом платье, шею и запястья украшали драгоценности. У меня были хорошенькие розовые руки, лишенные подушечек и когтей, но зато с суставчатыми пальцами, чем-то напоминавшими лапки паука. Вокруг меня, в храме города Бубастис, собралась огромная толпа, состоявшая из тысяч людей, хором скандировавших мое имя: «Бас-тет! Бас-тет!»
Вместо одной служанки у меня их было несколько сотен. Все несли мне еду, кузовки с еще трепещущими мышами, блюдца молока и тарелки с готовым кошачьим кормом.
Один из тех, кто явился преподнести мне дары, особенно привлек мое внимание. У него было тело человека и голова Пифагора. Я взяла его за руку, прильнула к нему, наши губы соприкоснулись, и мы проникли друг в друга языками. Это оказалось намного приятнее, чем могло показаться вначале.
«Каждое утро твоя служанка уходит на работу… – шептал мне на ушко Пифагор. – Продолжительность жизни людей составляет восемьдесят лет, в то время как мы умираем уже через пятнадцать… вот в каком направлении движется эволюция: рыбы, динозавры, люди…»
Потом он показал мне на толпу наших обожателей и мяукнул: «А кто придет после них?»
Приверженцы культа Бастет все еще несли свои дары, но вдруг откуда-то появился человек в очень странном наряде. У него было лицо Томаса, его окружали какие-то люди, вооруженные щитами, к которым были привязаны кошки, извивавшиеся и орущие во весь голос. Потом эти кошки погибли в неравном бою между нашими адептами и вооруженным отрядом. После чего захватчики убили наших слуг, разрушили гигантские статуи и окружили Пифагора.
В душе моей поселилась печаль, а из глаз, точно как у людей, брызнула соленая жидкость.
Проснулась я благодаря Феликсу, который явился ко мне и лизнул мое веко. Желая наказать его за нарушение запрета подходить к моей корзинке, я выпустила когти и расцарапала ему щеку. Он настаивать не стал и тут же покорно поджал хвост.
Я встала, спрыгнула на пол, потянулась, зевнула и облизала себя, чтобы избавиться от его слюны.
Поднявшись довольно рано, я увидела, что моя служанка готовится куда-то идти. Меня это заинтриговало, и я решила пойти вместе с ней, чтобы посмотреть, в чем же конкретно заключается ее работа.
Когда хлопнула дверь, я воспользовалась отверстием для кошек и вышла на улицу.
Далеко от дома мне доводилось отходить один-единственный раз – когда за мной погналась псина, угрожавшая Пифагору. Но тогда у меня не было времени извлечь из этого пользу.
Утром от тротуара исходили ароматы собачьей мочи и испражнений. Кошачьих запахов не было и в помине. Со всех сторон меня окружали куда-то торопившиеся люди. Вот моя служанка спустилась в какой-то подземный тоннель, и я незаметно последовала за ней.
Там, без конца стуча подошвами ботинок, суетились сотни людей. Я побежала вперед, лавируя между чулок и брюк. Никто не обращал на меня никакого внимания.
Толпа подошла к какой-то яме и неподвижно замерла. Вдруг из глубины темного тоннеля донесся грохот. Мне стало интересно, какой такой монстр сейчас вынырнет из мрака. В этот момент я увидела два пятна света – должно быть, его глаза. Огромный, рычащий зверь. Может, после пятого вымирания на земле все же остались динозавры? Светящиеся глаза приблизились, и предо мной явственно предстал лик чудовища. Плоская морда и ни одной лапы. Очень длинное. Внезапно его бока разверзлись. Люди, в том числе и моя служанка, хлынули и плотно набились внутрь. Я последовала за ней. Меня накрыла волна огромного количества непривычных запахов. Натали пристально смотрела перед собой. Она стояла неподвижно, опустив руки, и будто спала. Что касается меня, то из-за дверей, которые то разъезжались в стороны, то закрывались вновь, неприятных звуков и скрежета металла я уснуть не могла. Время от времени зверь останавливался, его бока открывались, одни люди выходили из него, другие, наоборот, заходили, то и дело сталкиваясь друг с другом.
Наконец Натали вышла из чрева монстра и двинулась по тоннелю, заканчивавшемуся выходившей на поверхность лестницей. Она быстро зашагала вперед, остановилась, чтобы пропустить поток машин, перешла на противоположную сторону улицы и заторопилась еще больше, стараясь не наступать на собачий помет. Я по-прежнему незаметно следовала за ней.
Наконец она оказалась в каком-то странном месте, где было полно грязи и высились кучи песка. На обширном пространстве стояли огромные грузовики, исторгавшие клубы черного дыма, и стройные металлические башни, поднимавшие какие-то железные балки. Между ними сновали люди в желтых касках. Натали подошла к одной из бригад, назвала себя и пожала всем руки.
Потом она, в свою очередь, тоже надела желтую каску и стала отдавать приказания людям, транспортировавшим какие-то серые кубические глыбы, куски дерева и длинные черные прутья. Чуть дальше вгрызались в землю огромные машины. В какой-то момент все сгрудились вместе и заткнули пальцами уши, не сводя глаз со старого здания. Натали нажала на красную кнопку, сразу в четырех местах прозвучали взрывы, дом рухнул и исчез в облаке пыли. Значит, работа моей хозяйки состоит в том, чтобы взрывать дома. Как только дым рассеялся, машины тут же стали разгребать строительный мусор.
Как же я жалела, что со мной не было Пифагора! Он бы в подробностях объяснил мне, что означает вся эта человеческая суета.
И это у них называется работой? Так вот что каждый день делает моя служанка, когда не занимается мной. Чтобы лучше охватить происходящее, я подошла ближе и настолько увлеклась, что даже не заметила сдававшего назад грузовика, который чуть меня не раздавил. Лишь в самый последний момент я успела отпрыгнуть в сторону и приземлилась в черную лужу, наполненную чем-то вроде масла столь плотной консистенции, что оно даже сковывало мои движения. Эта липкая субстанция так облепила мое тело, что я даже не могла встать. Барахтаясь и мяукая, я наконец сумела привлечь внимание людей. Чьи-то руки выхватили меня из этой черной жижи и завернули в полотенце. Я не сопротивлялась. Два человека, меня спасшие, издали негромкое кудахтанье (которое Пифагор называл смехом), и вокруг нас мало-помалу стали собираться другие. Натали, узнав меня, сначала удивилась, потом психанула и схватила за шкирку. Я опять же не брыкалась – вспомнила, что в детстве меня так носила мама.
Я ожидала худшего, и худшее, как водится, случилось. Натали отнесла меня в какое-то место, снабженное умывальником, и, не отпуская, открыла свободной рукой кран. Я заорала во всю глотку и еще раз со всей ясностью осознала все неудобства, обусловленные моей неспособностью наладить с людьми действенный диалог. Натали невозмутимо продолжала делать свое дело, не предвещавшее в ближайшие минуты ничего хорошего, хотя и прекрасно знала, что я не выношу даже намека на сырость, не говоря уж о прямом контакте с водой. На этот раз я стала вырываться, но служанка держала меня крепко и хватку не ослабляла.
Затем она насыпала в раковину какого-то белого пенистого порошка, а затем, невзирая на то что я в панике расцарапала ей руку, совершила непоправимое и… сунула меня в эту импровизированную ванну! Какое мерзкое ощущение!
Натали окунала меня в воду, покрывавшую все мое тело. Длинная черно-белая шерстка отяжелела, но Натали, будто ей было мало моих мучений, стала тереть меня плававшей на поверхности белой пеной. Черное масло постепенно растворялось и смывалось. Я всегда надеялась прожить всю жизнь, не подвергаясь подобным водным процедурам, но из-за любопытства и желания узнать, что представляет собой человеческая работа, подверглась вот такому наказанию. Наконец Натали подняла меня и сфотографировала, пока я не обсохла. Остальные люди, явившиеся поглазеть на это зрелище, продолжали смеяться. Потом служанка сунула меня в какой-то ящик и закрыла. Поскольку стоял день, я решила вздремнуть в этой выложенной чем-то мягким тюрьме, тем более что это позволило бы мне забыть об унижении. (Мне не давал покоя один вопрос: я когда-нибудь высохну окончательно или до конца дней останусь слегка влажной?)
Проснувшись, я обнаружила, что все еще сижу в ящике, но Натали проделала в нем дырочки, и у меня была возможность наблюдать за ее работой со стороны.
Стало темнеть, день близился к концу. В одну из дырочек я увидела, что Натали сняла с себя желтую каску. Наконец-то я окажусь дома, лягу на диване у камина и избавлюсь от этой ужасной субстанции, которая называется водой. Это казалось мне даже важнее еды.
Что на меня нашло? Почему я решила узнать, что делают люди в течение дня? Сидя в ящике, я прекрасно отдавала себе отчет в том, что мы вновь поедем в чреве подземного чудовища.
Я принялась облизывать себя, почувствовала раздражающий вкус мыла и воды с некоторой примесью черного масла, в которое упала. Едва мы переступили порог дома, Натали, будто не желая ничего исправлять, еще и закурила!
Потом включила телевизор, и по экрану побежали картинки: одни люди что-то говорили, другие лежали мертвые в лужах крови, третьи куда-то бежали, четвертые в ярости кричали и потрясали в воздухе черными флагами…
Натали, похоже, нервничала больше обычного, но в виде наказания за то, что она посмела со мной сделать (унижение всей моей жизни!), я не прильнула к ее груди и не стала урчать, дабы ее успокоить.
Служанка, вероятно, увидела в моих глазах упрек – пытаясь вымолить прощение, она схватила фен и стала обдавать мою шерстку горячим воздухом. Я предпочла убежать и укрылась на холодильнике. Через кухонное окно мне было видно, что солнце уже закатилось за горизонт и на улице вот-вот стемнеет, но с мокрой шерсткой мне было слишком стыдно отправляться на свидание с Пифагором.
Тем хуже. Я спустилась со своего возвышения, чтобы чего-нибудь поесть.
Феликс поздоровался со мной и спросил, где я была. Сначала мне хотелось поведать ему историю моих похождений, но потом я вдруг поняла, что чистокровный ангорский кот не в состоянии постичь такие тонкие понятия, как работа, война, динозавры, египтяне, смех или Бог.
Я, можно даже сказать, сжалилась над ним. Его мир ограничивался миской, кухней, гостиной, нашей служанкой. Мир куцый и урезанный, будто специально предназначенный для недалекого ума.
Он даже не подозревал, что именем Бастет звали египетскую богиню с телом человеческой самки и головой кошки.
Может, просветить его? Нет, на данный момент для меня важнее собственное образование, и я не вижу причин для того, чтобы пугать его понятиями, выходящими далеко за рамки его понимания.
Да и что я могла бы ему сказать?
В конце концов, Феликс совершенно счастлив в своем невежестве.
Я испытывала к нему одновременно жалость и зависть.
Глядя на него, я покачала головой. Он это увидел и, руководствуясь ошибочными представлениями о мире, видимо, подумал, что я упрекаю его за отказ заниматься со мной любовью. После чего одним прыжком оказался на полке, где хранились в банке его тестикулы, и показал мне их, всем своим видом выражая ностальгию по былому.
Ох уж эти самцы, у них все, рано или поздно, сводится только к этому.
Я повернулась к нему спиной, показывая, что мне это совсем не интересно, и пошла посмотреть, как там Натали. Сначала она сидела в гостиной, потом кому-то позвонила, отправилась на кухню и проглотила какую-то желтую еду, над которой поднимался пар. Потом пошла в спальню, разделась, направилась в ванную, приняла душ (с водой и мылом, потому как влага, похоже, доставляла ей какое-то извращенное наслаждение), потом встала перед раковиной, смыла макияж, наложила на лицо крем, пахнущий травой, и улеглась в постель.
Затем позвала меня, но я сделала вид, что не услышала. Нет, сегодня я не стану урчать у ее ног и даже не устроюсь рядом, чтобы помочь ей быстрее уснуть.
Вместо этого я вышла на балкон спальни, увидела моего сиамского друга и печально, тихо мяукнула, чтобы привлечь его внимание:
– Мне очень хотелось бы увидеться с тобой, Пифагор, но сегодня у меня слишком непрезентабельный вид. Мне пришлось… принять ванну.
– Не мне тебя судить, Бастет. Пойдем прошвырнемся по улицам Монмартра, это поможет твоей шерстке быстрее обсохнуть.
Когда я спустилась вниз, сиамец ласково ко мне прикоснулся, и мы потерлись друг о друга мордочками. Его влажный розовый носик дотронулся до моего, и я почувствовала, как по телу будто пробежал электрический разряд. Да, я решительно испытываю к нему самые сильные чувства. И чем больше он сопротивляется моим чарам, тем глубже они становятся.
Просто встретились два разума – мой и его. Причем его знания меня буквально околдовали.
Я судорожно сглотнула и не стала демонстрировать ему всю свою привязанность.
Пока мы шли, в мою влажную шерстку задувал ветер, вызывая невыносимое ощущение прохлады и влаги. Я задрожала.
Когда мы поднялись на вершину башни Сакре-Кер, я рассказала Пифагору о проведенном мною расследовании тайны человеческой работы и о его ужасной развязке.
– Представляешь? Они стали смеяться!
– Я бы тоже хотел научиться смеяться, – прокомментировал Пифагор.
– Но ведь мы можем урчать и мурлыкать.
– У меня такое ощущение, что порой смех доставляет им небывалое удовольствие, сродни сексуальному. Моя служанка одинаково кудахчет, когда смеется и когда совокупляется.
Вдруг вдали прямо на наших глазах прогремел взрыв.
– Точно такой же я видела сегодня на стройке, но не знала, что они работают и ночью.
– Нет, ночью «производственных» взрывов не бывает. То, что мы видели, не что иное, как террористический акт. Судя по местоположению, он произошел в большой библиотеке. С тех пор как в мире стала шириться война, террористы постоянно пытаются дестабилизировать ситуацию, повсеместно устраивая резню. Их сегодня много. Иногда они стреляют в детей, ты сама это видела, в другие разы взрывают себя в толпе – как правило, в местах, посвященных культурному досугу.
– Почему они так поступают?
– Потому что выполняют приказы.
Отдаленный взрыв превратился в пожар.
– Кто же приказывает им себя так вести?
Пифагор ничего не ответил.
Я несколько раз потянулась, чтобы сохранить самообладание, и сменила тему разговора:
– Больше всего меня беспокоит, что люди принимают решения, совершенно не считаясь с нашим мнением. Я хорошо помню, как познакомилась с Натали. Тогда я была совсем еще юной кошечкой и обитала в деревне. Бегала по травке, лазила по деревьям, жила в мире и согласии с улитками, ежами и ящерицами. А потом, в один прекрасный день, нас с мамой отнесли в какое-то место, где было полным-полно клеток с всевозможными животными – говорящими птицами, разноцветными рыбками, собаками, кошками, кроликами и белками.
– Скорее всего, это был зоомагазин…
– Через несколько дней нас с мамой разлучили, и меня вместе с другими кошечками посадили в большой стеклянный ящик, одной своей стенкой выходивший на улицу.
– Они всегда выставляют напоказ самых симпатичных, в целях привлечения покупателей.
– А утром явилась моя служанка. Она оглядела всех окружающих меня котиков и кошечек, а потом ткнула в меня пальцем и произнесла одну-единственную фразу.
– Наверное, сказала: «Я хочу вот эту».
– После чего меня схватила чья-то рука, и я… оказалась у Натали на руках.
– Самая обычная для кошки судьба.
– Она внимательно на меня посмотрела и несколько раз повторила это слово – «Бастет».
– Очень многим хотелось бы оказаться на твоем месте. Кошечек, которых никто не взял, вероятно, уничтожили. Это называется «непроданный товар».
Пифагор не сводил глаз с пятна света в том месте, где произошел взрыв. Там по-прежнему полыхало яркое пламя.
– Не знаю, что ты, Бастет, почувствовала, глядя новости по телевизору твоей служанки, но ситуация становится все хуже и хуже. Число погибших постоянно растет, и с каждым днем все больше людей желают убивать своих собратьев.
– На мой взгляд, их могла бы спасти религия, – сказала я.
– Религия? На данный момент именно она оказывает на них самое пагубное влияние и подталкивает к саморазрушению.
– Это потому, что они поклоняются не тому божеству. Лично я выступаю за возвращение культа богини Бастет.
Пифагор покачал головой, и в этот момент я увидела, до какой степени его взволновал взрыв в большой библиотеке.
– Хочешь прослушать третий урок по истории людей и кошек? – спросил он.
Я как можно удобнее устроилась на каменном полу и выставила вперед ушки. Наступил мой самый любимый момент.
– Итак, египтяне создали цивилизацию, которую сначала постиг бурный расцвет, а потом уничтожила война.
– И возглавил ее этот ужасный убийца кошек, царь Камбис II.
– Евреи, когда-то бывшие в Египте рабами, получили свободу, двинулись на север, облюбовали территорию, известную как Иудея, построили города и с помощью портов стали развивать торговлю на море.
– А что такое торговля?
– Одна из самых древних форм работы. Заключается в обмене продуктов питания или предметов, изготовленных в каком-то одном месте, на съестные припасы из другого. Три тысячи лет назад евреи под предводительством своих царей Давида и Соломона создали целый торговый флот, но вскоре обнаружили, что перевозимые ими запасы продуктов часто уничтожаются мышами и крысами. И тогда цари приказали постоянно держать на борту каждого корабля кошек.
– В результате наши собратья стали путешествовать на более дальние расстояния?
– Сначала по Средиземному морю, а потом и по суше вместе с караванами верблюдов.
– Значит, нас использовали для защиты человеческой еды от грызунов? Что ни говори, а это прискорбно.
– Высаживаясь в портах, торговцы повсюду оставляли кошек, родившихся на борту кораблей. И наши сородичи пользовались огромным успехом у людей, которые их до этого не знали. Но по мере распространения нашего вида образовался раскол между людьми, любившими кошек, и теми, кто отдавал предпочтение собакам.
Пожар в большой библиотеке, маячивший вдали, постепенно стал затухать.
– Любители кошек, как правило, ценили их за ум, в то время как адепты собак обожали их за силу. Если мы всегда ценили свободу, то псы ставили превыше всего подчинение и покорность. Мы любили ночь, они – день.
– Значит, эти два лагеря прекрасно дополняли друг друга.
– Они смотрели на это иначе. Уже тогда любители собак нередко натравливали своих питомцев на кошек. В некоторых деревнях даже устраивали облавы с целью поймать и уничтожить как можно больше наших собратьев.
– Ты говорил, что наши предки были на каждом корабле… Но разве это возможно? Ведь мы совершенно не умеем плавать.
– В том-то и дело, люди на судах знали, что кошки сделают все возможное, дабы судно не пошло ко дну. А кошки становились все умнее и умнее: им нужно было помогать людям предвидеть проблемы, из-за которых пришлось бы противостоять стихии воды. Поэтому они научились заранее чувствовать бури и ураганы.
– Раз уж ты знаешь все, ответь мне: почему собаки умеют плавать, а мы нет?
– Насколько мне известно, причина кроется в том, что у нас совершенно разные шерстки. Хотя, по всей видимости, в мире все же есть кошки, любящие воду. Однако лично мне, как и тебе, сама мысль намокнуть внушает глубочайшее отвращение.
Воспоминания о сегодняшней бане бросили меня в дрожь. В последние дни на долю каждого из нас выпали самые суровые испытания.
– Таким образом, наши сородичи расселились по всему миру благодаря торговцам из Иудеи. В древних текстах говорится, что в 1020 году до Рождества Христова они появились в Индии.
– В Индии? А что такое Индия? Где это?
– Это такая большая страна на Востоке. Там торговцы меняли нас на пряности. Едва с нами познакомившись, индусы тут же стали нас обожать и возродили древний культ богини с телом человеческой самки и головой кошки, хотя и нарекли ее иначе: Сати. Она тоже считалась богиней плодородия.
– Эти индусы оказались очень и очень проницательными, воссоздав «мой» культ.
– Статуи Сати были полыми, изнутри в них ставили масляные лампы, благодаря чему глаза богини горели, отгоняя грызунов и злых духов.
– Наверное, это было очень красиво.
– Индусы полагают, что йоге (специальная гимнастика, базирующаяся на потягиваниях сродни нашим) и медитации (дальнейшее развитие нашего послеобеденного сна) их научили именно кошки.
Последняя произнесенная Пифагором фраза вызвала у меня желание потянуться, я сунула головку под правую лапку и лизнула животик.
– В 1000 году до Рождества Христова кошки добрались до Китая – огромной страны, расположенной еще дальше на Востоке. Там торговцы обменивали нас на тонкие шелка, специи, масло, вино и чай. Правившая в ту эпоху династия Чжоу превратила кошек в символ мира и безмятежности, в итоге нас стали считать чем-то вроде талисмана. Китайцы тоже сотворили в нашу честь божество – богиню Ли-Шу, аналогичным образом изображавшуюся в облике кошки.
– Таким образом, культ Бастет опять возродился.
– Кошки завоевывали не только Восток, но и северные территории. По некоторым данным, в 900 году до Рождества Христова наши предки появились в Дании. Это привело к рождению культа богини плодородия Фрейи, колесница которой была запряжена двумя кошками. Первую звали «Любовь», вторую «Нежность».
Я не знала ни Дании, ни Китая, ни Индии, ни тем более Иудеи, но из рассказа Пифагора поняла, что кошки, ареал распространения которых когда-то ограничивался исключительно Египтом, воспользовались путешествующими людьми для расширения своего влияния на все новые и новые территории.
Впервые за все время я попросила Пифагора повторить свой рассказ и объяснить каждое слово, которого не поняла. Настояла на том, чтобы он описал мне декор, одежду, внешний облик людей, о которых он говорил, а также поведал о том, чем они питались.
Сиамец артачиться не стал и в полной мере удовлетворил мое любопытство. Теперь я жаждала в полной мере понимать смысл каждого произнесенного им слова.
Пифагора моя просьба, похоже, совсем не удивила. Он был терпелив, разжевывал каждое выражение, объяснял особенности человеческого мышления и тем самым способствовал расширению границ моих познаний.
Я опять спросила, откуда ему все это известно.
Пифагор тихо покачал головой, будто не решаясь открыть тайну, о существовании которой я знала с нашей первой встречи.
В этот момент где-то совсем рядом прогремел еще один взрыв.
Пифагор знаком велел мне следовать за ним. Когда мы скатились по ступеням лестницы, он бросился в ту сторону, откуда донесся этот ужасающий грохот. Мы припустили рысью и вскоре оказались на широком, залитом ярким светом проспекте. Там, разбившись на два лагеря, сошлись лицом к лицу несколько тысяч человек. Пифагор сказал, что с дерева нам будет видно лучше, и мы взобрались по стволу и устроились в ветвях платана.
– Это и есть война?
Пифагор не удостоил меня ответом и лишь жестом велел следить за тем, как будут вести себя здесь люди.
Те, что выстроились справа, потрясали в воздухе черными флагами и скандировали одну и ту же фразу.
Слева выстроились их противники, на них были темно-синие костюмы и каски с желтыми лентами. В руках они держали палки и щиты. Никаких флагов у них не было, они стояли в полном молчании. И те и другие будто чего-то ждали. В воздухе отчетливо ощущался специфический запах самцов, мои усы распознали волну чистейшего экстаза.
В людей в синих костюмах полетела зажженная бутылка, но те вовремя расступились, самодельный снаряд взорвался на земле и тут же растекся огромной пылающей лужей.
В ответ они тут же стали швырять какие-то штуки, за которыми тянулись шлейфы густого дыма.
– Нет, это еще не война. То, что ты сейчас перед собой видишь, лишь предвестие столкновений. Люди в синей униформе защищают существующую систему. А вот те, кто им противостоит, хотят ее разрушить.
– И кто из них прав?
– А разве это имеет значение?
Вдруг толпа под черными флагами ринулась на людей в синей униформе, и две волны сошлись в рукопашном бою.
Полыхали огнем мусорные баки. Дым от самодельных зажигательных снарядов стал меня раздражать. Люди вопили, выкрикивали какие-то слова, били друг друга кулаками и пинали ногами, а некоторые даже кусались. Лица исказились злобой, рты изрыгали ругательства, одежда трещала по швам.
Воздух пропитался едкими запахами. Мне стало плохо. Меня стошнило.
– И ты говоришь, что «это» еще не война?
– Нет, всего лишь терроризм, до гражданской войны еще далеко. Это лишь манифестация, перешедшая в столкновения. В данный момент противники пользуются лишь коктейлями Молотова (бутылки с зажигательной смесью) и гранатами со слезоточивым газом (штуковины, из которых валит дым). Война начнется тогда, когда вместо синих мундиров и обычной одежды представители обеих лагерей будут одеты в зеленую униформу.
Меня поражало то, с каким остервенением люди давили друг друга.
– Мне тяжело дышать, – мяукнула я. – Этот дым еще хуже сигарет моей хозяйки. Зачем ты меня сюда притащил?
– Хотел, чтобы ты посмотрела на это вблизи своими глазами. К тому же ты должна знать, что аналогичные события происходят в других больших городах Франции, Европы, да и всего мира. Люди везде будто охвачены истеричной лихорадкой взаимной агрессии. Некоторые полагают, что нынешний кризис обусловлен пятнами на солнце, которые приводят в смятение чувства людей, побуждая их убивать друг друга. По всей видимости, нечто подобное повторяется каждые одиннадцать лет. Как бы там ни было, то, что ты перед собой видишь, недвусмысленно доказывает, что люди переживают фазу саморазрушения. И на этот раз события принимают странный размах. У меня такое ощущение, что для людей наступил последний этап их эволюции.
Загипнотизированная зрелищем, я осталась наблюдать за противоборствующими сторонами дальше, хотя в глазах стояла резь, а в груди горело. Спустя какое-то мгновение я пошевелила ушами: пора было возвращаться.
Потом мы оставили людей и дальше устраивать свои «манифестации», и каждый из нас вернулся под надежный кров его дома.
Я вошла через отверстие для кошек и растянулась в своей корзинке. Наконец-то в моей жизни появилась амбициозная цель: восстановить культ богини с головой кошки – здесь и сейчас, в этой стране, как и во всех остальных.
Поклонение мне объединит людей, и они вновь будут жить в мире.
