Глава 15
– Максим Михайлович, проходите, присаживайтесь, – следователь Муранов встретил Иконникова радостной улыбкой, словно дорогого и любимого родственника.
Максим прошел в кабинет молча, без эмоций на лице. Он сейчас походил на монаха-старообрядца: весь в черном, худой, голова обрита наголо, густая черная борода.
– М-м-да, наворотили вы дел, – сокрушенно покачал головой Муранов. Сощурившись, пристально посмотрел в глаза подследственному.
Максим наградил следователя таким прожигающим взглядом, что тот не выдержал, опустил глаза, торопливо открыл лежащую на столе папку.
– Ну-с, как говорится, приступим с божьей помощью, – следователь плюнул на указательный палец, стал листать листы толстого дела. – Итак, нападение на конвой во время транспортировки в СИЗО, статья двести девяносто шестая; убийство, совершенное с особой жестокостью, статья сто пять, пункт «б», одно это уже тянет на двадцатник…
– Какое убийство? – Максим удивленно уставился на следователя.
– Ну, как же, гражданин Иконников, во время нахождения в ИВС вы напали на дежурного, отобрали у него прут, а затем стали зверски избивать заключенного Утюгова Ярослава Борисовича, который разносил обеды…
– Я никого не убивал.
– На следующий день Утюгов умер от ваших побоев.
– Откуда вы взяли?! – возмущенно воскликнул Максим. – Зашли трое уголовников, чтобы отобрать у нас деньги и еду. Я только защищался…
– Вот свидетельские показания сотрудника изолятора Горяинова А. С. Они подтверждаются свидетельскими показаниями других заключенных, которые находились в то время в вашей камере: подследственные Хорошилов и Фещенко…
– Это полная чушь! Я не хотел им отдавать передачу, которую получил от жены. Эти так называемые прессовальщики с разрешения начальника изолятора постоянно отбирают у заключенных еду и деньги, того, кто отказывается, избивают. Об этих порядках в изоляторе вы должны быть осведомлены…
– Это все ваши фантазии, гражданин Иконников. В суде вам никто не поверит. А вот это, – он потряс несколькими листами свидетельских показаний, – суд учтет, и не в вашу пользу. Так что давайте признаваться. Договоримся так: вы признаетесь в убийстве, а я со своей стороны убираю в деле особую жестокость во время драки. А это уже на пять лет меньше.
– Я не буду признаваться в том, чего не совершал.
– Ну что ж, очень жаль, – следователь многозначительно цокнул языком, – я вам предложил, вы отказались. Тем хуже для вас.
В это время у следователя зажужжал сотовый телефон. Он посмотрел на дисплей, встал из-за стола, включил телевизор, подошел к окну.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – как можно тише поприветствовал он своего начальника.
– Как подследственный? – коротко поинтересовался начальник следственного отдела.
– Как обычно: упорствует, в убийстве не признается. Вначале всегда так. Дожму, товарищ полковник. Факт драки есть, факт смерти потерпевшего есть, свидетельская база есть. Так что – вопрос времени. Психологическая обработка, пара подсадок в камере, и защите крыть нечем. А суд всегда на нашей стороне…
– Тут вот что, Александр Юрьевич, – шеф перебил Муранова, – сегодня подъедет его начальник, генерал Плешкунов, из ГРУ, обеспечь ему доступ к Иконникову…
– Но я разрешение не давал! – возмущенно воскликнул Муранов.
– Свое разрешение засунь к себе в задницу. Мне позвонил сам Смирнов, зам директора ФСБ, попросил разрешить свидание этого генерала с Иконниковым.
– Понял, товарищ полковник, – уныло произнес Муранов.
– Да ничего ты не понял! – раздраженно воскликнул начальник следственного отдела, – свидание будет в комнате для встреч подследственных с адвокатами. Во время их беседы включи технику. Только аккуратно, очень аккуратно!
– Товарищ полковник, вы ж понимаете, что мы идем на…
– Да понимаю, – прошипел начальник, – но и ты пойми: если они до сути докопаются, то на суде все рассыпется. Нам надо знать их ходы наперед. А триста восемьдесят восьмая, дезертирство, – это фуфло. Об этом нечего даже вякать в суде.
– Да, согласен.
– Так что давай действуй. И еще раз: оч-чень аккуратно! Спецслужба все-таки. Потом доложишь. – Начальник отключился.
Следователь глубоко вдохнул, шумно выдохнул, вернулся к столу, сел, задумчиво посмотрел на подследственного, будто видел его впервые:
– Ну что, Максим Михайлович, диспозицию я вам обрисовал, думайте! А на сегодня пока хватит, – нажал кнопку под столешницей, – увести!
Когда Максим вошел в комнату для свиданий, Плешкунов соскочил со стула и быстро подошел к бывшему подчиненному:
– Как ты, Максим Михайлович?
– Физически нормально, психологически – хреново, – усмехнулся Максим.
– У нас времени немного, минут сорок. Так что садись и все подробно мне обскажи.
– Вы не получали мое письмо?
– Какое письмо?
– Я послал его полтора месяца назад на ваш домашний адрес.
– Нет, я ничего не получал.
– Жаль, – Максим мотнул головой, – я там все подробно написал. Ладно. У вас есть ручка и лист бумаги?
– Да, – Плешкунов протянул Максиму маленькую записную книжку и авторучку.
Максим поднял голову, посмотрел вверх и по сторонам, написал четыре цифры и шепотом сообщил:
– Это номер ячейки на Павелецком вокзале. Там компра на Каретникова, признание в похищении денег из тайника. И доллары, возможно, оттуда же.
– Понял. А теперь рассказывай.
– Сначала о нападении боевиков на нашу колонну в Сирии. Дело был так…
Максим старался рассказывать о своих приключениях кратко, но рассказ все равно занял полчаса. Плешкунов слушал молча, изредка задавая уточняющие вопросы. Особенно его заинтересовал рассказ о Мустафе. Он спросил у Максима, пойдет ли этот бандит на сотрудничество с российской разведкой, и получил положительный ответ. Когда Максим закончил рассказ, Плешкунов повторил ту же фразу, что и следователь Муранов:
– М-м-да, наворотил ты… – провел пальцами по лбу, – но зачем сбежал из изолятора?
– Если бы я этого не сделал, то у меня не было бы признания Каретникова.
– На тебя вешают убийство какого-то уголовника.
– Да не убивал я! – возмущенно воскликнул Максим.
– Я тебе верю. Но против тебя сейчас сильно играют, и игроки нехилые. Есть хоть один человек, который может в суде подтвердить твои показания?
– Пожалуй, только один, Артур Долидзе. Это бизнесмен, у него фирма по бурению скважин для частных хозяйств. Других данных не знаю.
– Возраст, приблизительно?
– Лет тридцать пять – сорок.
– Я найду его.
– Ростислав Аверьянович, скажите честно, у меня есть шанс выбраться из этого…
– Если честно, шанс есть, но небольшой. ФСИН – самая закрытая система в нашей стране. Да и, пожалуй, самая поганая.
В дверь комнаты постучали: «Время!»
– В общем, так, Максим, – Плешкунов поднялся, Иконников тоже встал, – я буду за тебя бороться. Адвоката мы наняли хорошего. Держись! – Он протянул руку, затем обнял подчиненного за плечи.
– Жене передайте… – голос Максима предательски дрогнул, глаза заблестели.
– О жене не беспокойся. Она под моим протекторатом.
– Спасибо, – Максим повернулся к двери, привычно заложил руки за спину.
