Глава 23

Пожар увидели издалека. Клубы густого черного дыма поднимались вверх, сразу возле скалы, верхушка которой окуталась этим облаком, как саваном. Мы переглянулись… На лицах появилось знакомое выражение - странствия, и голод, присущие первым дням, вновь вспомнились людям. Горел наш форт. Горели наши припасы, наши шкуры, все, что удалось сберечь и приобрести. И это означало новые испытания - для всех.

Оставив Нату на попечение Элины и Чера, мальчика на Тучу, и, приказав Стопарю с Бугаем караулить возможное появление врага, а Салли стеречь пленного, мы с Беном, Ульдэ, Черепом и Доком бегом понеслись к пожарищу. Увы, наши глаза не солгали - форт у Синей реки перестал существовать…

Со слезами радости на глазах, нас встретила Лада. Мы удивленно смотрели на девушку. После своего освобождения, она надолго не задержалась в форте, и, едва пришла в себя после долго перехода по степям, ушла в лес - посмотреть на место гибели всей своей семьи. После мы потеряли ее из виду и лишь по слухам знали, что она ушла в одно из дальних стойбищ, где у нее имелась подруга. Впоследствии, там собрались практически все бывшие пленницы Клана, из числа тех, кого Сыч не отпускал после назначенного им самим срока. Но жить там, в разоренном и наполовину уничтоженном селении, было трудно, а лица девушек несли несмываемую печать страданий, от которых она так хотела уйти. И тогда она вспомнила о моем предложении - поселиться с нами. Уговорив подругу, она направилась к берегам реки. По дороге к Синей, вновь посетили руины, оставшиеся от ее дома… Девушки, задержались на несколько часов - пережидали тот самый ливень, во время которого я и Сова пытались догнать бандитов. Они лишь немного разминулись с Ульдэ - та как раз вела людей в поселок, где надеялась нас найти. Немало удивленные тишиной и отсутствием обитателей форта, они, тем не менее, решили остаться в нем и ждать прихода хозяев. Лишь чудо спасло Ладу от неминуемой расправы: через пару дней на форт налетели бандиты. Она успела заметить, как из Черного леса, к стенам, построенных нами домов, стремительно бегут вооруженные люди. Их синие, рваные и практически потерявшие цвет, куртки, забыть Лада не смогла бы уже никогда! Банда бесчинствовала и крушила все, что могла сломать или сжечь. Она не успела предупредить свою подругу - та как раз ушла к реке. Сама Лада в этот момент находилась на вершине скалы, влезть на которую уголовники не отважились. Слишком узкой и ненадежной была тропка, едва намеченная вокруг этого природного бастиона, и всего один человек мог сдержать устремления целого отряда - вздумай они завладеть вершиной. Она кидала в них камни, которых в избытке хватало наверху, и этого хватило, чтобы отпугнуть самых настойчивых, стремящихся добраться до нее по узкой и опасной тропе. Бандиты бросили свои попытки. Зато со второй девушкой изверги повторили все, что выпало на долю ее сестры… После этого, они кинули ее изувеченный труп в колодец, над которым мы столько трудились. Затем, бандиты подожгли все, что могло гореть - Лада вынуждена была дышать едким дымом и смрадом полыхающих шкур и бревен.

Бес - она узнала предводителя уголовников! - привел в негодность и горн, над которым так старательно трудились Стопарь и Бен. Все было разбито и разграблено. Они бесчинствовали здесь, отрываясь за свое унижение и позор, практически все то время, которое мы провели в горах, сражаясь с Сычом и его людьми. Не было сомнения, что Бес следил за фортом, и только потому отважился расквитаться таким образом - не имея смелости напасть на вооруженных охотников. Но удар был нанесен точно - теперь нам некуда возвращаться!

Ко мне подошел Док.

- Лада сказала, они направились в Предгорье. Пошлешь погоню?

- Нет. Мы измотаны и без этого. Люди уже несколько суток на ногах, без отдыха - о каком сражении сейчас можно думать? Даже если их всего человек десять...

- Их было даже меньше - Лада насчитала сверху семерых.

- Ты вернешься в поселок? - я и сам не заметил, когда стал обращаться к Доку на «ты». Но тот не обиделся - после всего произошедшего, учтивые обращения меж людьми почти везде стерлись…

- Нет. Мое место сейчас здесь. Ната в большой опасности, и я приложу все свое умение для того, чтобы хоть как-то помочь ей!

- Ульдэ! - я устало окликнул смуглянку, бесстрастно разглядывающую разорение нашего общего гнезда. - У тебя зрение сокола и опыт рыси. Лада могла не заметить очевидного - но ты сразу поймешь, если враг скрывается поблизости. Поднимись на скалу и посмотри оттуда - не шатаются ли эти твари, где-либо, рядом?

Она отрицательно махнула рукой - все-таки, Бес не мог быть настолько глуп, чтобы ждать возмездия в непосредственной близости от наших разъяренных людей… Но приказ девушка исполнила, и принялась карабкаться наверх, взбираясь на самую вершину. Я настороженно ожидал сигнала - что мешало им затаиться поблизости, ожидая нашего возвращения? Лада, хоть и сумела уцелеть при нападении, вряд ли могла точно утверждать, что враги действительно ушли. Но северянка, внимательно осмотрев все, доступное ее взору, подтвердила слова девушки. Более того, спустившись, она обошла все подступы к селению - и подтвердила факт ухода бандитов.

Форт догорал… Из моего дома, построенного самым первым, валили клубы едкого дыма, выедая глаза и не давая возможности подойти ближе. Еще полыхала хижина Салли и Бена. Другие дома уже догорели - на их месте оставались лишь черные головешки и почерневшие фундаменты, снести которые, уголовники были не в состоянии. Колодец, до середины, был завален, чем попало из наших вещей, и, самое страшное, оттуда торчала скрюченная рука убитой ими девушки - мы лишились даже возможности набрать чистой питьевой воды. Подвал с провизией разорен полностью. Все, что мы бережно и с трудом переносили из моего первого убежища: драгоценные крупы, сохранившиеся консервы, остатки стеклянных банок и, что было самым важным для меня сейчас - чемоданчик с лекарствами - разбито, порвано, рассыпано по земле и раздавлено со злобой и бешеной ненавистью беспредельщиков Беса.

У меня перехватило дыхание - Ната! Бедная, страдающая девочка, нуждается в отдыхе и лечении, а тут... Погибло почти все. Оставив попытку потушить огонь, мы понуро вернулись к остальным, в тревоге ждущим объяснений случившемуся. На немой, полный тревоги вопрос Элины, я только подавленно опустил голову. Бен раздраженно ответил Салли:

- Все гореть... Все, все! Мы нет еда, нет дом. Все погибель! Мы тоже погибель!

- Перестань, Бен. - Я оборвал его причитания. - Мы еще живы…

Он обреченно вздохнул. Салли склонилась над ним и что-то быстро заговорила, на непонятном нам языке. Элина кивнула мне, показывая на Нату - та неотрывно смотрела на меня. Я встал возле нее на колени.

- Как ты, девочка моя?

Она попыталась улыбнуться в ответ, преодолевая мучительную боль:

- Уже лучше... Ты со мной, и теперь все будет хорошо...

- Все будет хорошо, - в унисон подтвердил я.

Туча вдруг схватилась за грудь - Стопарь, угрюмо слушавший наши пояснения, подскочил к жене. Никогда раньше она не жаловалась на сердце, даже тогда, когда оставалась одна с маленьким мальчиком, а мы воевали где-то далеко с бандой Сыча. Но любая человеческая выносливость имеет свой предел - он наступил и у пожилой, ослабевшей от всех обрушившихся на нас невзгод, женщины. Док вытащил из своей сумки пузырек с едко пахнувшей жидкостью и помазал ею виски старухи.

- Через пару минут придет в себя, - он устало кивнул озабоченно глядевшему на все, Стопарю. - Поменьше бы таких новостей…

Бугай, несмотря на грузность и вес матери, поднял ее на руки и вопрошающе взглянул в мою сторону. Я кивнул:

- Пора. Слезами горю не поможешь. Нужно идти в форт…

Мы опять подняли носилки, и пошли вперед. Как бы там ни было, ночевать я хотел на месте, в лагере.

…Разместившись под скалой, мы занялись неотложными делами - надо было навести, хоть какой-то порядок. Я велел женщинам собрать с земли рассыпанную крупу - всю, до горсточки, и приготовить похлебку для Наты, да и для всех нас, тоже. Бен с Бугаем из одеял и шкур, принесенных с собой из логова клана, мастерил шалаш. Маленький мальчик, с не понимающим взглядом, бегал по пепелищу. Я с болью на сердце разбирал тлеющие головни, пытаясь обнаружить хоть что-то, что могло уцелеть из лекарств. Но все попытки оказались тщетны...

…Нату положили спать в шалаше. Элина осталась с ней, а мы - всем места хватить не могло - расположились прямо на земле. Она прогрелась от жара пылавшего костра и теперь хранила тепло, позволяющее нам обойтись без шкур. Салли покормила ребенка и тот, посапывая, уютно пристроился у нее на коленях. Мы с Беном сидели спина к спине.

- Дар, что есть нам делать?

- Завтра отправитесь на охоту. Нужно раздобыть еду, для всех. А мне надо будет сходить, кое-куда... - я не раскрывал своего маленького секрета. Тайник в яме, на краю мертвого города, мог нас здорово выручить, а главное - там хранились лекарства, возможно, необходимые Нате. Теперь я уже не жалел о том, что когда-то потратил столько трудов, снося туда значительную часть добра из нашего убежища, а впоследствии - что не забрал его с собой полностью. Тогда, все его содержимое не уместилось на плоту, и часть пришлось оставить.

- Ты ходить один?

- Да.

- Это плохо. - Бен покачал головой.

Салли тоже вставила слово:

- Он прав, Дар. Вдруг ты нарваться, на банду? Одному опасно. И куда ты собираться?

- В мертвый город.

- Разве вы не принести все? - Салли уже была посвящена в нашу эпопею.

- Все. И не все… Я оставил там кое-что, теперь может пригодиться.

Она вздохнула:

- Ты есть сильно предусмотрителен. Но это далеко!

- Далеко. Очень. Если я пойду один, налегке, то обернусь меньше чем за две недели. Я ходок не хуже Совы, и давно способен на быстрые переходы. А вы ждите здесь. Тут хорошее место, я не хотел бы его менять. Когда вернусь - станем восстанавливать лагерь. Бену надо наловить рыбы. Черу, вместе с Ульдэ и Черепом организовать охоту. Нужен крол, или птица, - Мулат согласно кивнул. - Мясо зверька полегче, чем овцебыка. Да и Нате понадобится мягкая шкурка. А вы разберите завалы, - я мотнул головой на рухнувшие своды землянки. - И попробуйте вытащить оттуда все, что осталось. Получится - хорошо. Нет, значит, нет. Вода есть в ручье, только берите ее повыше. Док - Ната… Она пришла в себя, но пока очень слаба. Я могу быть уверен, что… она дождется моего возвращения?

Он понуро пожал плечами:

- Я не могу ничего гарантировать… Состояние девочки крайне сложное - у нее повреждены внутренности. Эти уроды, по-моему, били ее ногами! И… я даже удивлен, что она смогла это вынести. Если тебе кажется, что она скоро поправится - это не так. Я знаю - внутри у нее сплошная боль! Но, если ты считаешь, что лекарства, которые у тебя там хранятся, смогут ей помочь - то иди! Мои мази для такого бессильны…

Элина неслышно присела возле меня.

- Ната уснула… Как мне ее жалко!

Я устало повернулся к ней:

- Ната сильная. Она поправится. Я принесу антибиотики, шприцы. А ты - будь с ней. Вы для меня все... И ты, и Ната.

Она опустила голову. После своего неожиданного признания там, в предгорье, и моего холодного ответа, она словно отдалилась… Лина сидела молча - я чувствовал, что она хочет выяснить наши отношения, но не решается заговорить об этом.

- Элина… - я вздохнул, тщетно пытаясь найти нужные слова для объяснения. - Элина… Я…

Она сразу выпрямилась и посмотрела на меня с надеждой.

- Я все помню. И очень рад тому, что услышал. Но сейчас… Давай, поговорим об этом, после того, как я вернусь.

Она грустно улыбнулась.

- Как знаешь…

Девушка чмокнула меня в небритую щеку и ушла обратно, в шалаш. Я смотрел ей вслед и думал о том, что, возможно, своими руками ломаю сейчас что-то очень хрупкое, что, может быть, никогда больше не появиться между нами… Но я весь был поглощен мыслями о спасении Наты, и ничто больше не интересовало меня.

…Я шел ровно, не сбавляя и не ускоряя темпа - волчьим шагом, как говорил Сова. Трудно представить, что человек способен преодолевать подобные расстояния, и при этом не пользоваться машиной, или прочими благами цивилизации. Но у нас не оставалось выбора - мы вынуждены были ходить по долине. Ходить много и далеко. Ходить быстро. Очень быстро! Преследуя зверя, убегая от врага, спасаясь от стихии - все упиралось в ноги. Иная рана не считалась столь опасной, как натертые ступни. И, постепенно, приобретая выносливость и умение, мы научились преодолевать огромные расстояния, которые раньше казались непреодолимыми. И делали это постоянно.

Знакомый изгиб реки открылся передо мной к концу третьего дня, а через несколько часов показался и сам узкий перешеек, где так недавно кончались наши владения, пока мы жили в городе. До тайника от этого места еще далеко - не менее трех переходов.

Как все изменилось с тех пор! Земля залечивала раны - развалин почти не видно, только неровные холмы указывали на то, где раньше стояли тысячи домов, ставших братской могилой для миллионов... Они покрылись бурой почвой, а она, в свою очередь, поросла высокой травой, занесенной сюда ветрами.

Плита, под которой мы устроили тайник еще до землетрясения, так и оставалась на том же пригорке - ее не засыпало песком и не затянуло буйно разросшейся травой. Только мозаика на самой плите, которую мы увидели, когда впервые обнаружили эту яму, покрылась грязными разводами и почти не просматривалась. Валун, придвинутый нами для того, чтобы никто не смог проникнуть в тайник, стоял, как мы его оставили. Мне предстояла трудная задача - одному убрать этот громадный камень в сторону. Пришлось походить в округе в поисках подходящего рычага, и я потратил на его поиски довольно много времени, ругая себя за то, что не предусмотрел этого заранее. Наконец, валун был отжат в сторону, и я боком пролез в образовавшееся отверстие. Я вспомнил об Угаре. Умный пес наверняка влез бы первым, оценивая обстановку - не ждет ли меня, какой ни будь кошмар, внутри? Но все казалось спокойным. Я зажег плошки, когда-то заготовленные Натой, просмотрел земляные полки, где все было сложено в те месяцы - они осыпались и завалились, но главное осталось цело. Я представил себе покинутый подвал, и тут, на миг, невыносимо захотелось посетить оставленный холм - наше жилище, верно служившее мне с Натой и Угаром, а позже - и с Элиной. Наш дом, ставший для меня тем местом, где я впервые познал этих женщин и стал счастлив с ними, несмотря ни на что...

Коробка с лекарствами лежала целехонькой, там, где я ее и оставил. Но к консервам подойти было уже нельзя - темная, ломаная щель, тянулась по всему своду плиты, и она сильно выгибалась внутрь, почти касаясь земляного пола. В любой момент все могло рухнуть. Я не имел права рисковать. Главное сделано - лекарства у меня. Я еще раз окинул прощальным взглядом тайник, уже почти обрушившийся, и выполз. Сдвигать валун на прежнее место не имело смысла...

Вернулся я в лагерь раньше, чем обещал. Новая жизнь сделала свое дело - я стал неутомим, спокойно преодолевая большие расстояния и неудобства. На мое счастье, в дороге повезло не натолкнуться ни на одну из многочисленных стай одичавших собак, или волков. А в форте меня ожидал небольшой сюрприз…

Док, решив дождаться моего возвращения, помогал Салли и Элине разбирать пожарище. Им уже многое удалось найти. Сгорело все, что могло гореть, но уцелели наконечники для копий и стрел, а также посуда, вылепленная Беном из глины. Дома мулата и Салли, Стопаря и всех прочих выгорели дотла. Что касается нашего жилища - то и оно было практически полностью уничтожено и годились разве что на разборку и использование в качестве дров. Отличие меж постройками заключалось в основании - у нас это были камни, спрессовавшиеся в растворе из ила и глины. И на него можно поставить новые стены. Ульдэ еще не вернулась с охоты, на которую отправилась вместе с Беном. Не было видно и кузнеца с сыном - они заготавливали бревна в лесу. Туча возилась у наспех восстановленного очага. Доктор подошел ко мне:

- В форте все в порядке. Все заняты делом, как ты и велел. Жена Стопаря держится неплохо. Я присматриваю за ней - заставляю пить лекарства, которые сам готовлю из трав. Череп ушел, но обещал вернуться. Он, вроде, хочет кого-то привести сюда, жить. И Чер, тоже… Собственно, я и сам хочу сказать, вот только не знаю, как начать…

- Что?

- Знаешь...- он переминался с ноги на ногу. - Я хотел... Как ты отнесешься к тому, что мы, я и Лада... Ну, мы хотим переселиться к вам, в форт. Ты не будешь против?

Я промолчал. Все это было несколько неожиданно.

- Дар...

Ната, сидела на шкуре, опершись спиной о дерево. Я отошел от Доктора и встал на колени возле нее.

- Здравствуй, солнышко! Тебе лучше? Как ты? Я принес лекарства.

- Хороший мой... Только солнышко не я, а она! Видишь, какая рыжая?

Ната пыталась шутить, показывая глазами на Элину.

- Она светлое солнышко, а ты теплое...

- Потому что первая, да?

- Не только. Потому что ты греешь... и меня, и Элину. Ты - хранительница нашего очага.

- Эх, Дар. Милый ты мой... Вот и начал ты выделять одну в ущерб другой. Нет, не говори так больше. Элина - тоже твоя жена.

- Я и люблю вас обеих...

Доктор подвел к нам Ладу, держа ее за руку. Элина и Салли, видимо уже знающие о просьбе Дока, приблизились, желая узнать мое решение.

- Дар... Лада согласилась жить со мной. Ты сам понимаешь, ей некуда идти. Я подумал, еще там, в поселке... У нее ничего нет, да и я, как-то совсем не приспособлен к этой жизни. Мне неловко говорить об этом, я просто обуза для всех.

- Перестань. Ты Доктор, а это значит очень много. Ты умеешь лечить. Кто-то хорошо охотиться, кто-то - собирает плоды. То, что знаешь ты, не менее важно, чем все остальное. Только вы сами видите, - я указал на остатки лагеря. - Здесь все придется начинать сначала. У нас мало, что осталось, от прежних богатств.

Лада, молчавшая до той поры, печально произнесла:

- Оставьте меня, пожалуйста... Я сама.

Я перевел взгляд на Доктора:

- Вы как... Вместе? Или, все же - каждый сам по себе?

Доктор потупился, смутившись, как мальчишка. Ната сказала негромко, показывая здоровой рукой в сторону:

- Линка, подай воды, пожалуйста, пить очень хочется... Лада, ты уже знаешь наши порядки. Вы, Доктор, тоже, - ее лицо исказила гримаса: Ната задела забинтованной рукой обо что-то. Оба, и мужчина, и девушка, молча ждали, что скажет им этот подросток, голос которого, как они понимали, означал в форте немало…

- Старший здесь - Дар. Он не только наш муж, мой и Элины, он - главный. По новым временам - вождь. Слово Дара - закон. Для всех. Для Бена, для Салли, для Стопаря и его семьи. И для нас - меня и моей подруги. Может быть, вас это шокирует - что мы делим его постель вместе - но это так. Мы не собираемся ничего менять… в угоду Святоше, или, кому бы то ни было. И только так - подчиняясь одному! - мы можем выжить. Я не хочу, чтобы здесь стало столько мнений, как в поселке. Теперь вы знаете, к чему это привело…

Лада подняла голову:

- Я согласна. Только оставьте... Мне некуда идти. Дар уже звал сюда - мне следовало сразу принять это решение. Если будет нужно, - она с какой-то пугающей решимостью, посмотрела на Нату. - Я… Я стану спать с вашими мужчинами! Мне теперь все равно… а предложить больше нечего. Я не охотник и не врач, ничего не умею.

Ната устало откинулась назад - слишком длинная речь ее ослабила…

- Я этого не требовала…

Я вмешался:

- Нам не надо подобных жертв, Лада. И здесь нет подонков - у нас не принято платить за кров, таким образом. Тебя никто не тронет…

Девушка, вскинувшаяся было в отчаянном порыве, безвольно опустила руки:

- Простите... Я не знаю, что на меня нашло. Прости меня, Ната! Я сказала глупость!

- Ничего... Присядь рядом.

Я понял, что Ната, испытавшая когда-то нечто похожее, что пережила за эти дни Лада, сможет найти нужные слова в обращении с девушкой.

- Ну, а что решил ты?

Доктор пожал плечами:

- Да все уже решил... Что повторяться? Твоя юная жена ведь дело говорит. Конечно, в мои года все это сложно переносить. Но жить-то, надо! Может быть, я еще на что-то и сгожусь. Конечно, я согласен. Пусть будет один человек, который решает за всех. Я уже немного знаю тебя, так что думаю, мы поладим. Да и Сова все уши прожужжал, о твоем особом предначертании! Кто знает - вдруг эта старуха, и в самом деле умеет предвидеть будущее?

Он увлек меня в сторону от женщин и нерешительно сказал:

- Слушай, Дар... Тут такое дело. Я ведь предложил Ладе, ну, понимаешь... У вас, у всех - жены! У Совы, у Стопаря, даже у Чернонога, вроде, как Шейла в подругах ходит. А у тебя так даже две сразу! Непривычно как-то, конечно. Но я не о том. Короче, она согласилась жить со мной в одной землянке!

- Так что тебя смущает?

- Ну, Дар… Мне неловко, право... Я еще не старик, конечно, но по сравнению с ней? Бедной девочке чуть за двадцать лет, а мне... мне уже под шестьдесят. Как ты думаешь, это возможно?

- Доктор, доктор... Я старше Наты на двадцать семь лет. Ты сам видишь, как мы живем. А Элине, на момент знакомства с нами, не было и восемнадцати. И я не думаю, что это очень уж плохо. Та грань, которая разделяла нас по возрасту, осталась в том мире, который сам пропал... Теперь не надо искать каких-то общих тем, сопоставлять свое и их время, теперь время - для всех одно. Заботить вас должно другое... Сможете ли вы быть ей мужем?

- Это как?

- Ох...- Я раздосадовано присвистнул. - Ну что тут не понять? Быть мужем, это не только нежные слова говорить под луной. Впрочем, сейчас под луной и не встречаются. Жить с ней, как женщиной, если уж откровенно, вы в состоянии?

Доктор ошарашено посмотрел на меня, потом хлопнул себя по лбу:

- Ах, я старая орясина! Нет, я конечно понимаю... Знаешь, Дар, я думаю, что смогу. Правда, я давно этим не занимался, еще задолго до всего, как все произошло. Жена перестала со мной ложиться, года за четыре, до Того дня, да и я как-то не настаивал. Все же возраст, да и желания уже не те. Но иногда, хотелось...

Я промолчал. Мои девочки настолько меня младше - мои силы могут закончиться еще тогда, когда они будут в полном расцвете своих. И, как тогда все будет? Но загадывать так далеко не хотелось...

- Ладно, Док. Ты же - Док? Так вот и думай сам, что да как. Сейчас, возможно, ей это и не нужно. После того, что с ней делали в банде - ни одна женщина не сможет спокойно лечь в постель мужчины… И, вот что. Поговори с Ладой еще раз. Мне кажется, она пришла сюда для того, чтобы уйти из стойбища, где все такие же, как она. А вы просто в нужный момент оказались рядом. Не вините ее, за это. Девочка потеряла все, она не находит себе места. Не торопите ее и, если вам просто показалось, что она дала согласие, не настаивайте...

- Ты так думаешь? - Доктор потерянно захлопал глазами и кивнул. - Да, да, конечно. Ты прав, наверное...

- Не отчаивайтесь. Время лечит. Если не все, то многое. Пойдемте, у нас много дел.

…Время шло. Через несколько дней вернулся Стопарь - после моего возвращения из города, он отпросился в поселок, чтобы забрать оставшиеся инструменты, необходимые ему для восстановления кузни. Он рассказал нам, как обстоят дела у озера. Люди, ошеломленные недавними событиями, стали понемногу отходить от своего страха, но нормальная жизнь налаживалась с большим трудом. Напуганные, как ни странно, именно нами, они не решались отходить далеко от своих жилищ. У всех на памяти еще оставался неведомый и огромный монстр - произведение Бена и Наты. Я так и не позволил Доку и Чайке рассказывать об этой выдумке в поселке, считая, что один раз получившаяся хитрость, может быть, еще пригодится в каком-либо ином, подходящем случае. Теперь стали ощущаться последствия… То одному, то другому жителю поселка, мерещились стаи волков, бродящих возле их домов, только и ждущих, когда хозяева выйдут в поле, чтобы быть разорванными на месте… То женщины, набирающие воду в озере, испуганно убегали прочь, завидев громадные тени, скользящие под поверхностью воды. Кто-то был уверен, что заметил следы медведя... Страх перед людьми сменился страхом перед прериями. И все же, основная его причина крылась в ином…

Виновны в этом были Сыч и его банда. Трупы бывших шахтеров сглодали и растащили крысы, но их черное дело, посеявшее ужас среди уцелевших, оставило тяжелую память. Как-то, само собой, заглох и без того редкий праздник Мены - да и обмениваться на нем стало нечем. Сказалось и постоянное бормотание монаха, исподволь вербующего своих сторонников. Теперь они решили присвоить себе наименование Братьев Креста - и я только насупился, услышав об очередном коварстве Святоши. Сова был не так уж и не прав, когда хотел покончить с этим предателем - сразу, после того, как мы освободили долину от уголовников. И, кажется, что был прав и Сыч - я помнил его предупреждение, насчет этого человека… Страшен был главарь бандитов, с его зверьми в облике людей, страшен, стал я, поднявший многих на беспощадную бойню. Поселок растерялся, разом утратив едва-едва зародившееся спокойствие и хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне.

Стопарь пришел не один. Рядом с ним стоял Чер, помогавший кузнецу нести поклажу, а также две женщины, участвовавшие вместе с нами в битве у скал - их намерения были ясны. Мы с Элиной переглянулись. Ната, очень слабая, почти не вставала с постели, и Лина лишь изредка покидала ее, большую часть времени, охраняя покой подруги. Вот и сейчас она вышла из шалаша, только услышав голос Стопаря. Салли, в свою очередь, решила пояснить им правила нашего совместного проживания:

- Вы ведь знать, какой здесь есть законы? Это хорошо... Никто не говорить нет, чтобы вы есть остаться в форт, так жить хорошо. Но надо всегда слушать Дар!

- Мы знаем, - женщины не собирались оспаривать ее слова. - Потому и пришли. Пусть командует Дар.

Чер тоже кивнул. Я спросил его вполголоса:

- Ты без Шейлы…

- Она придет сюда. Когда узнает, где я.

- Ты давал клятву, но тогда мы боролись против общего врага. Сыч убит, и вы стали свободны от нее. Если ты останешься в форте, то, как и все мы, перестанешь быть вольным охотником.

- А что потеряю? Я - не Сова…

У нас прибавилось рабочих рук, но прибавилось и хлопот. Теперь мне надо было думать, как прокормить столько народу, как их всех расселить, а главное - дать им уверенность в завтрашнем дне, в поисках которой они проделали долгий путь. Ната, моя милая девочка, узнав об их решении, улыбнулась:

- Ты становишься популярен, мой хороший... Только сложно это. Справишься ли?

- Постараюсь. Что мне еще остается? Только выздоравливай, солнышко... Вот ты мне и поможешь!

- Не-ет... Я лучше еще немного поболею! Так приятно ничего не делать... - она пыталась шутить, но я видел, как трудно ей становилось дышать, она закашливалась, и алые пятна появлялись на платке, который она прижимала к губам. Сердце у меня сжималось от боли - удар, который нанес кто-то из бандитов, имел плохие последствия. Сам след от него прошел, кожа приняла почти естественный цвет. Сломанная рука, вовремя туго перемотанная между дощечками, заживала, и Ната уже слегка шевелила пальцами. Но внутри было плохо. Элина жаловалась, что Ната часто задыхается, кашляет кровью и теряет сознание. Когда выдавалось свободное время, я проводил его с ней, давая возможность Элине немного отдохнуть. Я садился рядом с ее ложем и брал девушку на колени. У меня на руках Ната успокаивалась и постепенно засыпала. Она хотела поговорить со мной, но я просил ее молчать, чтобы не тревожить грудь. Элина и я кормили ее с рук, причем, вторая моя подруга, чуть не плача, просила ее съесть, хоть что ни будь. Ната отказывалась от пищи, а то, что проглатывала, не могла удержать в себе. Док с каждым днем становился мрачнее, а я сходил с ума...

Мы решили построить серьезное укрепление. Место, выбранное когда-то нами, как нельзя лучше подходило для этого, и еще тогда учитывалось, что оно появиться в будущем. Стены, возведенные ранее, сгорели и частично обрушились, но я и не хотел их восстанавливать. Располагая таким количеством рук, можно было развернуть крупное строительство - а именно, настоящего Форта, взять который не было под силу ни одному врагу! Теперь я мог осуществить задуманное. Оставив на потом постройку домов, мы принялись за рытье траншеи по всему периметру. Задумывалась крепкая, каменная стена, через которую не сможет проникнуть ни один человек, или зверь. Стопарь и Бугай уже принялись за работу - рубили в лесу подходящие для укрепления деревья. Им помогал в этом пленник, и надо сказать, что парень старался. Все удивлялись, зачем я привел его в форт - я и сам пока не выяснил для себя этот вопрос, лишь полагая, что смерть этого, в сущности, мало в чем повинного человека, уже никому не нужна. Почему-то, у меня появилось такое чувство, что он еще не совсем потерян для этого мира, и я хотел дать ему шанс. После всей жестокости этой войны, это было одно из тех редких решений, которое не было направлено на уничтожение себе подобных… Во всяком случае, мое мнение на этот счет разделял весь форт. Разве что индеец мог быть против, но он и не являлся жителем нашего поселка и не мог решать судьбу пленника.

Через несколько дней пришел и сам Белая Сова - Ясная Зорька заболела, пребывание в Клане не прошло бесследно. Она металась в жару и бреду, и даже Стара, не могла ее излечить. Он еще издали увидел сгоревшие остовы домов, а, когда пришел в сам лагерь - следы от погрома и набега банды. Обычное состояние невозмутимости индейца покинуло его - мне стоило больших трудов удержать Сову от того, чтобы он, позабыв про все, не пустился в немедленный поиск уголовников. Сова поинтересовался, как обстоят дела у нас, узнал о состоянии Наты и совсем загрустил.

- Дар… Брат и друг мой, Дар! Форт у Синей реки разграблен и сожжен. Твоим людям предстоит много лишней работы, а в горах опять поселился страх. Если раньше мы являлись грозой и ужасом ночи для бандитов, то теперь они сами, переняв у нас все хитрости партизанской войны, будут наносить удары. Сердце индейца вновь полно тревоги. А еще и Ната! Твоя маленькая скво очень больна - настало время просить помощи у духов! Белая Сова станет танцевать для нее.

- Спасибо тебе, друг мой. Ты как никто, понимаешь мою тревогу… Раз Ясной Зорьке так плохо, пусть Док отправляется с тобой. Мы сами проследим за Натой. Твоя жена должна жить. Пусть он поможет Зорьке, если болезнь моей, слишком сложна для его умения, и знаний…

- Я не прощу себе, если в его отсутствие, холод вечной ночи коснется Маленького Ветерка

- А я не прощу себе, если мой друг, Белая Сова, останется совсем один. Док пойдет с тобой. Я все сказал.

Сова поднял на меня удивленные глаза, но промолчал. Он сам, столько раз заставлял меня отдавать приказы и твердо стоять на своем, столько прививал мне уроки по управлению людьми - и теперь убедился в том, что я их усвоил… Да и не мог он спорить - Сова тоже любил двоих, по-своему - он не показывал открыто чувств. Однажды пережитая смерть Дины являлась для него тяжелым ударом. Потерять еще и Зорьку, было слишком больно даже для индейца…

Они ушли сразу. Доктор перебрал все лекарства и молча покинул лагерь. Он глубоко переживал, что не может облегчить страдания медленно угасающей девочки, а среди тех лекарств, которые я принес, не нашлось ничего, что могло бы помочь ей справиться с внутренним жаром…

Док ушел - Лада осталась одна. Они жили в одном шалаше. Но все видели, что их не связывало ничего общего… Она стремилась находиться поодаль от суховатого врача. Я оказался прав - Лада пришла бы к нам и сама.

Отец с сыном заготовили большое количество бревен. Теперь, Стопарь с Беном копали траншею, а я и Бугай устанавливали столбы, обвязывая их между собой плетенной из травы веревкой. Потом, с внутренней стороны, мы поставили еще ряд бревен, поменьше. Пространство, между этими рядами засыпали землей и всяким мусором, валявшимся поблизости. Получилось что-то вроде узкой площадки, с которой удобно обстреливать приближающегося врага. Туда же пошло все, что мы достали из колодца. Тело девушки предали огню - этот способ прощания с умершими уже стал прочно укореняться в сознании живущих… Колодец сильно углубили, вновь соорудив над ним навес. Чер и Ульдэ целыми днями пропадали на охоте. Салли и Туча готовили на всех, если тем удавалось вернуться с добычей. Впрочем, они оба превратились в настолько искусных ловцов, что на отсутствие свежего мяса жаловаться не приходилось. Теперь наше поселение стало напоминать почти правильный квадрат, три стены которого сооружены руками человека, а роль четвертой исполняла сама скала. Подобраться незаметно стало невозможно. Мы оставили только один вход и всегда закрывали его воротами, которые Бен умудрился повесить на ременные петли, несмотря на их немалый вес. Их запирали на ночь бревном. В скале, где имелось естественное углубление для сторожевого, расширили площадку - теперь там могло находиться сразу два человека. Там лежал запас стрел и дротиков, и, будучи практически недоступными для врага, караульные могли сверху обстреливать любого атакующего.

Все очень устали. Места внутри лагеря было много, и мы, несмотря на вновь прибывших людей, размещались без стеснения. Тратя все свое время на постройку оборонительной стены, мы не заботились о самих жилищах, продолжая спать на голой земле. Два раза Туча жаловалась на ломоту в костях, и на третий, оборвав старуху на полуслове, я объявил:

- Хватит! Сегодня всем отдых. Пойдем на речку. Мыться, стираться, отдыхать - в конце концов. Ужин - из припасов. Все.

Измученные тяжелым трудом, люди с радостью согласились.

Мы сидели возле Наты. Я и Элина. День заканчивался… Двое - Салли и Бен - находились в наблюдательном пункте, в скале, и дежурили, наблюдая за всеми подступами к укреплению. Я ввел такой порядок сразу, как только мы подняли стены. Никто, даже очень искусный, не смог бы подойти незамеченным: со скалы вся округа просматривалась, как на ладони. Сторожили по двое - так легче не уснуть, коротая время в разговорах.

Мы молчали. Ната совсем перестала есть, и, лишь изредка, еле шевеля губами, просила воды. Тогда я или Элина смачивали ей губы, выжимая несколько капель в рот. Ната находилась в постоянном забытьи, а когда приходила в себя, никого не узнавала. Ее лицо осунулось, нос заострился, а желтизна, вновь появившаяся на коже, неровными пятнами распространилась по всему телу. Глаза девушки сильно запали, и в них постоянно присутствовала боль… Элина, опухшая от рыданий, бессильно роняла мне голову на колени, и мы взглядами спрашивали друг друга - неужели это все? Ната, девочка моя, милая, родная Ната! Так больно мне уже давно не было... Мне приходилось покидать ее - заботы по устройству лагеря, ежедневная охота или рыбалка, сбор плодов в лесу - все требовало моего внимания и моего присутствия. Люди очень быстро приспособились к тому, что теперь есть кто-то, кто должен принять на себя часть их груза, и порой это было совсем не то, что мне хотелось решать. Сова предупреждал - привыкать к роли вождя труднее всего будет мне самому… А вечерами, бросив все, я склонялся над измученным телом Наты и, взяв ее узкую ладошку в свою, часами гладил и целовал ее пальцы. Элина, чуть ли не силой, заставляла меня проглотить, что ни будь. Тоже приходилось делать и мне - Огненная красавица совсем похудела и пошатывалась от усталости. Вернувшийся из прерий Док, был мрачен. Он не знал, как облегчить нескончаемые муки нашей девочки. Иногда я на руках выносил ее на свежий воздух, надеясь, что дуновения свежего ветерка, унесут с собой хоть часть ее страданий... За все это время, мы с Элиной только раз были вместе, как муж и жена… И впервые, это происходило так, словно мы оба исполняли какую-то обязанность по отношению друг к другу. Ната, которая на первых порах чувствовала себя лучше, сама заставила нас лечь и с улыбкой наблюдала за нами, уверяя, что теперь непременно поправится, чтобы Линка не отняла у меня всю мужскую силу. Но она не поправлялась... Каждый день, каждая ночь все более ухудшали ее состояние, и все чернее лицом становился я сам. Ната, маленький человечек, встретившийся мне в самые мрачные дни всемирного кошмара, ставшая смыслом этой жизни - она уходила… И я был бессилен, что-либо изменить.

На вершине протяжно засвистел Бен. Кто-то, или что-то, приближалось к нашему укреплению. Я подхватил лук и колчан, которые мне протянула Элина, и выскочил из шалаша наружу. Тревога, поднятая сторожевыми, мгновенно собрала во внутреннем дворе всех, способных держать оружие, а иных у нас, кроме Тучи да мальчика, и не было… Элина вышла следом, подвешивая к поясу мешочек с камнями. Я жестом велел ей вернуться. Девушка вскинула голову и отрицательно покачала ею.

- Ты хочешь оставить меня совсем одного?

- Дар... Я не могу так! - она взмолилась. - Мне невыносимо смотреть на нее, невыносимо сидеть и быть не в силах ничем помочь!

- Элина... Линочка, я прошу тебя! Кто-то должен быть с ней, если... Если она покинет нас именно сейчас. Я не могу остаться - я вождь. Люди ждут меня! Хотя бы ты…

Она понурила голову и, ни слова, ни говоря, вернулась обратно в шалаш. Мне меньше всего хотелось сейчас быть вождем... Мы поднялись на стены и встали возле бойниц, вглядываясь в вечерние сумерки. Бен, спустившийся сверху, шепнул мне:

- Там две тени… Салли увидеть их далеко, в прерии. Мы молчать - не зная, что это быть. Потом убедиться - люди!

- Кто именно? Охотники… или бандиты?

- Нет! Они в шкурах - такие не носить синий человек!

У меня слегка отлегло от сердца - хотя, по прошествии некоторого времени, многие бывшие уголовники, в большинстве своем, заменили истрепавшуюся одежду на кожу и мех зверей. Все напряженно ждали. После возвращения Дока, никто больше не приходил к нам из большой долины. Кто бы это ни был - враг или друг - повторения того, что произошло в форте в наше отсутствие, не хотел никто. И мы были готовы его защищать!

Послышался недоуменный возглас, и я еле сдержал Стопаря, приготовившегося метнуть на шум копье.

- Брат мой, Дар! Слышишь ли ты голос Белой Совы? Или глаза индейца внезапно перестали ему служить?

- Я всегда рад тебя слышать, Сова!

- Мои глаза не видят костра твоего очага! Я не узнаю этого места - хотя был здесь всего три недели назад!

- Это та самая стена, которую я хотел возвести всегда! Бугай! - я повернулся к сыну Стопаря. - Возьми факел и посвети нашему другу!

Индеец пришел вместе с женой. Лекарства ли, или заклинания Стары - молодая женщина поднялась на ноги. И, едва она почувствовала в себе силы пуститься в дальнюю дорогу - упросила Сову немедля проследовать в форт. Зорька хотела увидеть Нату, с которой очень сдружилась в последнее время, а после того, как они обе попали в плен, ощущала себя связанной с ней и иными узами. Индеец не возражал - по своим собственным соображениям…

Мне на удивление, весь последующий день Сова не упоминал о Нате и даже не навестил ее - все утро и почти весь последующий день он просидел на самой вершине скалы, будучи недвижим, словно изваяние… Он медитировал, устремив свой взгляд куда-то вдаль - в широту и простор степей.

Прошло еще два дня. Ната угасала на глазах. Она полностью перестала принимать пищу. Попытки накормить кончалась ничем - ее моментально выворачивало, причем рвота могла продолжаться довольно долго, после чего она еще больше слабела. Мы испробовали все, что только мог придумать Док - не помогало ни что. Болезнь убивала ее изнутри, медленно и верно разрушая организм девушки. Было даже странно, что она еще жива…

К исходу суток я проводил индейца к нашему шалашу. Его усталые глаза с тревогой посмотрели в сторону дежурившей у постели Элины.

- Что?

- Спит. Забылась...

Сова присел рядом и, взяв безвольную и исхудавшую руку Наты, стал нащупывать пульс:

- Сердце Маленького Ветерка бьется еле слышно, мой брат...

- Знаю. Мне кажется, что и мое стало стучать так же.

- Зорька хочет увидеть свою подругу, прежде чем... Ты позволишь?

Я молча опустил голову.

- Пусть войдет… Док поднял Ясную Зорьку. Но мне он не оставил надежды. Если бы были нужные лекарства. Если бы Док был Доком!

Сова отрицательно покачал головой:

- Нет. Горе затмило твой рассудок. Он умеет лечить. Рана твоей жены слишком сложна - она внутри. А он лучше разбирается во внутренностях животных, чем человека. Мужайся, мой брат!

- Лучше бы меня ударили, Сова. Почему я так медлил?

- Ты бежал быстрее всех, мой брат! Не кори себя понапрасну! Но разреши мне осмотреть ее. Всю. Если слабым оказался настоящий доктор - вдруг, что-то тебе сумеет подсказать индеец?

- Ты хочешь испробовать свои средства?

- Да. Но глаза Белой Совы должны видеть тело девушки.

Я заколебался лишь на мгновение… Элина вопрошающе посмотрела на меня, и я кивнул.

- Что ж… Пусть так и будет. Раздень ее, если так хочет шаман прерий.

Сова еле уловимо кивнул, похоже, он ждал именно этих слов.

Вошедшая Зорька тихо охнула и опустилась на колени возле тела своей подруги. Сова очень бережно стал касаться кожи девушки, внимательно ощупал место удара, потом покачал головой. Я вздохнул, догадываясь, какие слова придется сейчас услышать. Индеец еще долго смотрел в лицо, забывшейся тяжелым сном, Наты, потом встал и, взяв меня за руку, вывел наружу. Зорька, еле сдерживающаяся сама, осталась утешать, давшую волю слезам, Элину.

- Великое небо оставило мне мою скво... Твои лекарства и знания Дока помогли ей встать на ноги. Я благодарен тебе, друг мой! Но мое счастье омрачено тем, что видят мои глаза. Маленький Ветерок... ей совсем плохо. Готов ли ты проститься с ней?

Я закрыл лицо руками и опустился на землю. Сова сел рядом.

- Я знаю твою боль... Дина, Тихая Вода, снится мне! Она будет рада встретить твою подругу в стране, где не бывает боли. Но мне все же легче, чем тебе. Моя жена умерла сразу, и я не испытал страха за ее жизнь. Только горечь… Тебя же он не покидает.

- Эх, Сова... Что мне делать? Она - все для меня... Мог ли я подумать, что встречу ее и полюблю? Она совсем еще ребенок - а стала для меня всем! Я свыкся с тем, что настало, я учусь у тебя принимать новую жизнь! Но я не могу смириться с тем, что она уходит от меня!

- У тебя тяжкий груз на душе...

- Да...

- Я искал и нашел утешение в объятиях Ясной Зорьки. После гибели Дины, она стала мне вдвое дороже, и она это знает. Она сумела облегчить мое горе, и оно перестало казаться таким тяжелым... Огненная Красавица, думаешь ли ты о ней? Ты же не один, мой друг. Не отвращай от нее своего сердца!

Я вздохнул. Сейчас мне казалось, что я люблю только Нату. Элина, желанная и страстная, как-то потерялась в связи с болезнью подруги. Я понимал, что это не так - она тоже была мне дорога, и страх за нее посещал мою душу. Но маленькую, все понимающую и мудрую девочку, лежащую в шалаше на мягких шкурах, я еще больше боялся потерять... Элина чувствовала это и старалась, как могла, не зная, что сделать для того, чтобы ни отдалиться от меня совсем. После ее признания и моего достаточно сухого ответа, между нами словно пролегла холодная тень… Как нам не хватало чуткой и умеющей погасить любой конфликт Наты!

- Ты просил Великое Небо помочь ей?

- Великое Небо? Ах, да... Нет, Сова, я и раньше не верил, а уж теперь… Кто бы там ни был, каким бы именем он не звался - разве мог Он допустить такое? Весь мир погребен в развалинах...

Сова покачал головой:

- Нет, Дар. Не в имени суть. Не проси кого-то, кого все считали и считают, высшим... Я, шаман великого племени, верю древним сказаниям своего народа, убежденного в том, что у земли есть душа. Наша Земля, наше небо и воды, степи и горы - все, что мы видим и что дает нам пищу и кров - проси их!

- Я не умею... Но просить я готов у кого угодно, лишь бы моя Ната осталась жива!

Сова кивнул и громко произнес, привлекая внимание всех, находившихся поблизости, людей.

- Я, Белая Сова, первый шаман нового племени, племени землян, рода моего брата - имя которого он еще не назвал, говорю! Я буду танцевать для твоей жены и вашей подруги - Маленького Ветерка! Это танец жизни и смерти! Он или проводит душу женщины в прекрасные земли Великого Неба, или вернет ее вам!

Бугай ошеломленно проворчал было:

- Что он там несет?

Но Стопарь залепил ему рот своей пятерней:

- Молчи!

- Пусть зажгут большой костер! Женщину вынесите наружу - она должна видеть пламя и звезды!

Чер, Ульдэ и даже Салли, позабывшая, о своих обязанностях караульной, со всех ног бросились складывать посередине двора, заготовленные нами ранее, дрова. Сова, ушедший в тень, что-то доставал из своего мешка и молча отмахнулся, когда я направился к нему. Я повернулся и пошел к шалашу, позвав за собой Стопаря и Дока.

- Помогите мне. Я возьму ее, а вы - шкуры.

Я поднял Нату. Девушка стала совсем невесомой. Она не проснулась, ее голова сильно запрокинулась назад, обнажив ключицы. Слезы выступили у меня на глазах - так беззащитна и слаба, стала наша девочка... Я встал на колени и бережно опустил ее на приготовленные Элиной шкуры. И остался рядом, положив ее головку на свои руки. Костер, в который женщины набросали много дров, взметнулся высоким пламенем, осветив весь двор и разбрасывая искры. Но я не чувствовал жара, более того, смертельный леденящий холод сковывал мое сердце... Все, кто был в форте, собрались вокруг костра в один круг. Из темноты выступил Сова. Он разделся, оставив на себе лишь подобие набедренной повязки. Индеец расписал все свое тело белыми и черными полосами и стал похож на скелет, на котором только по недоразумению, кусками, висела живая плоть. Сова распустил волосы, глаза подвел густым слоем красной краски, с желтыми лучами, уходящими в стороны. В руке он держал маленький бубен, которого я еще ни разу у него не видел. Он встал в центр, образованного нами, круга, возле костра. Его силуэт словно вырос, заполнив собой все видимое пространство.

- Йе-Хо!

Что-то резко кольнуло меня в грудь - предчувствие чего-то необъяснимого и пугающего, очень древнего, вдруг стало исходить от разрисованного мрачными красками, индейца! Сова склонился над Натой и дотронулся до нее посохом, который, неведомо откуда, появился в его руке.

- Хэй! Йе-хо! Верь Великому Небу! Верь Земле!

Я прошептал:

- Верю... Спаси Нату...

- Йе-Хо! Бейте в бубен, люди рода! Прочь гоните зло из сердца! Руки вместе все сцепите - вместе легче нам согреться!

Мы изумленно переглядывались, слушая неожиданный речитатив индейца, и нерешительно стали поднимать руки, протягивая их друг другу. Сова, ритмично ударяя в бубен, обходил круг и тем же звонким и суровым голосом, продолжал:

- Каждый небо пусть попросит - так быстрее нас услышат! Вождь пусть руку девы держит, пусть нам скажет - она дышит?

- Да...

- Громче, звонче бейте в бубен! Ритм единый всем нам нужен! Первый вздох услышат губы - пусть не плачет сердце мужа! Смерти нет, как нет бессмертья - но взлетают искры выше! Верим все, в ее спасенье - Вождь! Скажи нам - она дышит?

- Да!

- Заклиная все живое, жизнь дарующее время, я хочу узнать у рода - верит ли в спасенье племя?

- Да!!!

Громовой ответ завороженных людей слился в одно целое. Белая Сова все сильнее и быстрее бил в бубен, все скорее обходил круг и уже почти бежал, успевая на ходу выкрикивать, обращаясь ко всем сразу:

- Отступи, дыханье ночи! Пламя пусть в груди зажжется! Боль и немощь рву я в клочья - дочь земли пусть отзовется!

Я обомлел - у Наты дрогнули ресницы!

- Вместе, вместе все просите! Ритм сердец пускай сольется! Этой силы нет сильнее! Вождь! Проверь, как сердце бьется!

Я положил ладонь на грудь девушки. Она сделала глубокий вздох и открыла глаза. У меня задрожали руки. Ната, не мигая, смотрела на огонь и скачущего, дикими прыжками, Сову.

- Прочь, могильное безмолвье! Возвращайся к нам скорее! Кровь свою мы все смешаем - этим кровь твою согреем!

При этих словах, Сова выхватил из набедренной повязки, какой-то удивительный нож, очень криво изогнутый, и полоснул им себя по руке, сделав разрез. Капли крови, появившиеся на руке, стали стекать в небольшую чашу. Не колеблясь ни мгновения, Элина и Ульдэ, смотревшие во все глаза на индейца, протянули ему свои руки. Сова подскочил к ним и резко взмахнул своим ножом. Кожа на руках обеих женщин покрылась багровой полоской разреза… Шаман собрал несколько капель в чашу и направился к Салли. Та молча подала руку шаману. Тоже сделала Лада, а за ней и все остальные. Я один, продолжая удерживать голову Наты, ожидал, когда индеец завершит круг и подойдет ко мне. Но мне он уготовил иное! Он высоко приподнял чашу с кровью над костром и четко, и громко произнес:

- Кровь сердец - и пламя ярче, пусть вздымает свои всплески! Жар пусть к небу устремится - просьба с кровью будет веской! Пусть услышат и увидят духи Неба всех, кто просит! А теперь, огонь проверит и того, кто деву носит!

Он выплеснул содержимое чаши в огонь - всем показалось, что пламя и на самом деле вспыхнуло намного ярче. Сова выхватил из костра, дымящуюся головню и поднес ее ко мне. Все стихло…

- Верни ей силы! Твоя боль смешается с ее болью! Но ты - воин! Ты сильнее - ты справишься со своей болью, и ты заберешь боль у нее!

Я молча протянул руку перед собой. Ната, широко раскрыв глаза, смотрела на свирепое лицо Совы. Он прислонил головню к моей руке. Шаман глядел на меня, не мигая, а я, стиснув зубы и ни единым стоном, не выдавая невыносимую боль, старался отвечать ему столь же твердым взглядом. В зрачках индейца мелькнуло одобрение. На несколько секунд воцарилась полнейшая тишина - ее нарушало лишь потрескивание дров в костре. Вдруг раздался отчаянный вскрик:

- Нет! Не надо!

Я вздрогнул - кричала Ната. Голос ее, по-прежнему звонкий, как хлыстом ударил меня по обнаженным нервам. Сова мгновенно убрал огонь от моей руки и швырнул палку обратно, в костер.

- Ты вырвал ее из дыхания ночи! Ты достоин, быть мужем этой женщины!

Он скрестил руки и встал перед Натой. Я сглотнул, в пересохшем горле сперло дыхание - она заговорила! После двух недель молчания, после того, чего мы с ужасом ожидали - заговорила! Ната с трудом подняла свою руку и положила на мою, закрывая ладонью след от ожога.

- Муж мой! Что это?

- Это мы все - возле тебя!

- Нет…- она с трудом разжимала губы. - Зачем ты и Сова… Зачем вы жгли руку? Это ведь так больно!

- Это обряд - он его проводил ради тебя. Чтобы у тебя появились силы! Чтобы ты очнулась и захотела жить!

- Я очень хочу жить…- она слабо улыбнулась мне. - И очень хочу быть с тобой… Мой любимый…

- Ната! Наточка! - Элина рванулась к ней, падая на колени перед девушкой. Сова поднял руку, призывая всех к молчанию:

- Это сделали все вы... Древняя вера, силы которой были в забвении. Я никогда не пел такого, мой брат Дар! И я не знал, смогу ли… Не индеец - весь род, дал ей силы, своей верой в то, что сможет отдать частичку себя!

- Ты действительно шаман, Сова! Ты великий шаман!

Я протянул к нему руку, и он крепко пожал мне ладонь. Индеец перевел взгляд на Нату и посуровел:

- Мы сделали все. Но силы ее иссякли.

Ната вновь закрыла глаза и опустила голову мне на колени. Сова продолжил:

- Теперь ее может спасти только ее воля... Или чудо. Я - не великий шаман. Я только смог пробудить в ней желание жить. Она услышала нас. Но услышало ли нас небо?

Жуткий, громоподобный рык, стал ему ответом. Все без исключения схватились за оружие, но никто не успел им воспользоваться. В темный проем раскрытых ворот черной молнией ворвалась громадная тень и всеми четырьмя лапами затормозила возле меня и Наты.

- Угар... - прошептала Элина. - Это же Угар... Угар!

Я не мог произнести не слова. Это, в самом деле, был наш пес! Все затихли, завороженные неожиданным появлением огромной собаки, которую все уже давно считали погибшей.

Угар стал еще крупнее и мощнее. Даже при неверном свете костра было видно, что это именно он: со свалявшейся шерстью, в грязных засохших пятнах своей, или чужой крови, с характерной подпалиной на правом боку, от которой он получил свое имя. Высунув широкий язык и тяжело дыша, от бега, он смотрел на нас преданными глазами.

- Угар... - пронеслось по кругу.

Я медленно протянул к нему руку. Пес подался вперед и подсунул под нее влажный нос. Я коснулся его, ощутив жаркое дыхание запыхавшегося пса.

- Ты вернулся... Ты жив...

Пес, вздрагивая от возбуждения, с силой бросился вперед, и я прижал к себе его лобастую башку. Элина, всхлипывая, схватилась за косматую шерсть и наклонилась к морде собаки.

- Угарушка! Песик наш! Вернулся! Этого не может быть!

- Небо услышало твои мольбы! - Сова воздел руки ночному небу. - Тот, кто спас нас от лап громадного медведя, вернулся! Это знамение! Это - знак неба!

Я не верил своим глазам - Угар, бросившийся в пропасть и увлекший за собой чудовище, которое, чуть было, не прикончило всех нас, стоял передо мной и всем своим видом выражал бесконечную радость. Он поскуливал, кидался от одного к другому, успевал каждого лизнуть своим шершавым языком, возвращался ко мне, затихая на несколько секунд, и опять вскакивал и носился по кругу. Внезапно пес остановился и устремил взгляд своих блестящих черных глаз на недвижимо лежащую возле меня Нату. Он одним прыжком оказался возле ее лица и прикоснулся к нему носом. Ната, с большим трудом, разомкнула ресницы - то, что заставил сделать нас Сова и что, на удивление всех, дало такой неожиданный эффект, истощило ее силы... Она, не узнавая, смотрела на мохнатую морду притихшего пса. Угар лизнул ее прямо в лицо.

- Я умерла? - с уст девушки еле слышно раздались невнятные слова. - Ты ждал меня здесь? Как странно...

Пес снова лизнул ее. Ната шевельнула пальцами руки.

- Значит, это так... бывает. Дар? Ты тоже? Муж мой... Любимый... Ты умер? Но почему?

- Нет! - слезы потекли у меня из глаз. - Нет! Он живой! Ты не умерла! Он вернулся! Он вернулся к нам! К тебе! Ты живая, солнышко мое! Ты живая! Ты должна жить! Ты будешь жить! Ната!!!

Она вновь прикрыла глаза и уткнулась мне в грудь. Угар, низко склонив морду над лицом девушки, напряженно слушал ее слабое дыхание. Затем, втянул воздух и отпрянул, переведя взгляд на меня.

- Ты снова с нами... А она умирает. Ты видишь, Угар, наша маленькая девочка умирает, и никто ничего не может сделать... Никто...

Словно решив что-то, Угар внезапно сорвался с места и стремглав бросился в открытые ворота, прямо в ночную степь. Элина громко, навзрыд закричала, схватив немеющую руку Наты. Салли спрятала лицо на груди Бена. Сова мрачно произнес:

- Ее призывает небо... Мужайся, вождь! Твоя скво уходит...

Все молчали. Костер, еще недавно так сильно пылавший, постепенно угасал, подъедая остатки сучьев. Вместе с тем, все темнее и больше становились тени, заполнившие дворик укрепления, сгущая подступающий мрак. Сова глухо сказал:

- Форт открыт. Прикажи людям закрыть ворота, вождь. Сердце твое полно печали… но ты в ответе и за других.

Я молча кивнул. Стопарь тронул Бена за плечо:

- Пойдем.

Его жена, Лада и Салли подняли с земли обессилевшую Элину и под руки повели в наш шатер. Я продолжал сидеть, чувствуя, как с каждым ударом сердца, тело девушки покидает жизнь...

- Дар...

Я подумал, что ослышался.

- Дар... Родной мой...

Ната, собрав все силы, сцепила свои руки на моей шее.

- Я ни о чем не жалею... Как мало мы были вместе, любимый! Как счастлива я была! Мне совсем не больно... Только очень, очень холодно. Не отпускай меня туда, там страшно... и нет тебя! И Элины! Обещай мне... Обещай, что ты будешь любить ее, как любишь... как любил меня! Ей так плохо… одной...

- Ната, Наточка!!! Ната! Нет!

- Родной мой…

Она замолкла. Руки девушки обмякли и начали сползать вниз... Я прижал ее к себе, не сдерживая и не стыдясь своих рыданий. И тогда, вновь, жуткий вой донесся из степи. Не замолкая, напротив, становясь, все сильнее и переходя в яростное рычание, он становился все ближе и ближе к нашему поселку. Элина, которую уводили под руки, выпрямилась и громко вскрикнула:

- Ворота! Скорее! Откройте ворота!

Стопарь недоуменно посмотрел на нее, но индеец уже налегал всем телом на тяжелые бревна, пытаясь сдвинуть их в сторону. Бугай, Бен, Док - они устремились следом и вместе открыли проход. Едва там образовалась щель, как в нее втиснулся наш пес, и, обдирая и оставляя на коре клочья шерсти, метнулся прямо к Нате. Он положил на грудь девушки изжеванное в своей пасти, резко пахнущее растение и коротко, но выразительно заворчал, подталкивая их носом.

- Что это? Что ты принес? Ты хочешь, чтобы я дал их Нате? Да?

Угар громко гавкнул, мотнув башкой. Я знал об особых способностях нашего пса, но такое даже я не мог предвидеть... Времени разгадывать этот ребус, не было! Я схватил растение и, с силой, стал растирать стебли в ладонях. Листья этого растения были очень сочными, и через несколько секунд появились первые капли ядовито-зеленой жидкости. Угар снова гавкнул. Тогда я поднес ладонь к губам побледневшей девушки и смазал их этим соком. Сова, наблюдавший за происходящим, снова вытащил свою чашу, и, отобрав у меня растение, начал быстро давить и размалывать стебли прямо в ней. Ната повела губами. Несколько минут ничего не происходило… Сова протянул мне чашу, на треть, заполненную студенистой массой. Я недоуменно посмотрел на индейца. Он с силой оттянул мою руку от Наты и запрокинул ей голову назад.

- Открой ей рот! Слышишь, открой ей рот!

Я подчинился. Тяжелый запах гниения, поврежденных внутренностей девушки, вырвался наружу. Я невольно отшатнулся.

- Быстрее! Она должна проглотить это! Да скорее же!

Я поднес чашу к губам Наты, но она, впав в забытье, не отреагировала. Тогда я набрал жидкости в рот и выпустил эту массу в ее горло, боясь того, что она попадет в дыхательные пути. Но все обошлось. Ната непроизвольно сглотнула.

- Еще! Дай ей еще! Пес знает все лучше нас! Это лекарство прерий! Он убегал за ним!

Я снова проделал ту же процедуру, потом еще и еще раз, пока в чаше ничего не осталось. Сова пальцами собрал остатки, начавшие густеть на стенках посуды, оголил грудь Наты и нанес их на следы от ран. Угар, наблюдавший за нами, удовлетворенно рыкнул и лег в ногах девушки, прикрыв ее ступни одеялом своей кучерявой шубы. Все люди форта вновь собрались возле нас и теперь молча ждали дальнейшего… Неожиданное возвращение собаки, которую уже столько времени все считали погибшей, эта трава, которую Угар, будто бы понимая ее необходимость, принес из прерий - все это поражало даже нас, видавших уже всякое…

Прошел час, второй. Небо начало светлеть и все отчетливее становились предметы, находившиеся поблизости. У меня затекла спина, ноги, но я боялся даже пошевелиться, чтобы не потревожить сон девушки. Дыхание Наты стало более ровным, она уже не издавала пугающих меня хрипов и спазмов. Я почувствовал, как во рту начинается жжение, становившееся нестерпимым. Элина, неотрывно следившая за происходящим, заметила, как я облизываю губы, и тотчас принесла воды. Я с благодарностью кивнул ей и выпил прямо из ее ладоней - мои, которыми я держал Нату, были заняты. Едва-едва первый луч солнца коснулся лица Наты, она открыла глаза. Я перевел дух. Она провела ими по моей груди, потом по лицу и слегка улыбнулась:

- Дар! Я еще жива?

- Ты будешь жить, солнышко! Теперь ты будешь жить! Угар спас тебя! Он принес лекарство, подобного которому мы еще не встречали, и тебе стало лучше! Тебе стало лучше?

- Да... Мне легче дышать. Очень сухо и жжет в горле.

- Элина!

Она подала нам плошку с водой. Я прислонил ее к губам Наты, и та, медленными, маленькими глотками, опорожнила ее.

- Теперь все наладится! Ты выздоровеешь! Мы снова будем вместе бродить по этой земле, вдыхать запах трав в степи, пить прозрачную воду ручья у Синей реки! Мы опять встретим с тобой рассвет. Ты хочешь увидеть долину, степи? Ты хочешь увидеть даль?

- Да!

Я поднялся, не выпуская ее из рук, и сразу покачнулся, едва не свалившись: ноги затекли так, что были не в силах удержать даже меня. Но чуткие руки друзей сразу подхватили нас, не дав упасть. Сова, Элина, Док, Лада - они все были рядом. Я постоял немного, ощущая, как с покалыванием проходит онемение, и, дождавшись, когда смогу твердо держаться на ногах, сделал шаг вперед. Я нес Нату, ступая по узкой тропке, вьющейся по скале, поднимаясь на сторожевой пункт, где нас уже ждали и подстраховывали Салли и Бен. Солнце всходило над долиной, закрыв собой полнеба. Его лучи прогнали последний мрак, выгоняя его даже из самых укромных уголков, лаская живительным теплом наши тела и лица. Ната, широко раскрыв глаза, смотрела вдаль, медленно обводя взглядом всю открывшуюся перед нами ширь.

- Как красиво... Как хорошо жить!

Мы находились на самой вершине скалы - я даже не заметил, как поднялся туда с этой ношей на руках, и не заметил высоты, которой так не переносил раньше… Элина, вставшая рядом, смахнула набежавшие слезы и счастливо улыбаясь, ткнулась мне в плечо.

- Натка! Как я рада! Я бы не смогла без тебя!

Ната дотронулась до нее лица кончиками пальцев:

- Элина... Как ты изменилась! И Дар, тоже! У меня расплывается в глазах...

- У тебя слезы! - я прикоснулся губами к ее ресницам. - Не плачь! Мы всегда будем с тобой!

- Это от радости... Я буду жить... И мы вместе!

Возле нас появился, неслышно поднявшийся на скалу, индеец.

- Мой брат счастлив - небо услышало его просьбу и оставило жизнь Маленькому Ветерку. Вместе с ним радуется весь его род - те, кто живет в форте у Синей реки!

- Небо? Это ты, Сова, древними знаниями смог остановить смерть и дал ей силы продержаться еще немного, до того, как из прерий примчался Угар!

- Называй эти силы, как хочешь, мой брат. Они услышали тебя - это главное. Белая Сова тоже счастлив - он видит, как улыбается солнцу маленькая скво!

Сова повернулся к прериям, которые расстилались перед нами, океаном трав и кустарников, и громко воскликнул, простирая перед собой руки:

- Духам земли пою я! Духам великого неба! Солнцу, живущему вечно! Водам несущихся рек и снегам на вершинах! Травам и камню, зверю и птице - Хэй-йя!

Шаман стал издавать переливчатые звуки, в которых уже невозможно было понять человеческой речи - скорее, так пересвистывались меж собой птицы, или рычали животные. Мы, завороженные этой, вновь открывшейся для нас стороной тайной жизни индейца, внимали дикому пению, не нарушая его ни единым словом, или жестом… А солнце над долиной всходило все выше и выше, и его тепло все сильнее прогревало остывшие за ночь камни и травы, леса и реки, луга и овраги. Начинал светиться яркими красками, отражающимися от сверкающих в лучах крон деревьев, Черный лес. Снова стала, из бездонно черной и мрачной - ослепительно синей, Синяя река. В кустарниках и зарослях прерий защебетали ранние птахи - они уже в изобилии населили их и теперь повсюду сопровождали людей, понемногу привыкающих к многоголосью птиц. Далекими и грозными вершинами поднялись снежные пики гор. Солнце высветило своими лучами проступающие в мареве, суровые, неприступные гребни Каменных Исполинов. И, нам троим, казалось, что отсюда, с вершины скалы, видны даже останки города за ними - приютившего и сведшего нас вместе, в первые, самые жуткие и страшные дни…

- Мы будем жить… - я прошептал, крепко сжимая Нату в руках. - Мы, приговоренные к смерти, но не покорившиеся ей! Мы - обреченные жить! Под новым солнцем и в новом мире! Несмотря ни на что! Мы! Будем! Жить

...Наверное, на этом и нужно было закончить мой рассказ о тех днях, когда мы, ведомые надеждой, пересекли приречные степи и, миновав проход меж скал, вышли в прерии. Там мы встретили тех, встречи с кем так долго ждали - людей долины. Судьба - а, может быть, воля случая, дала всем нам еще один шанс... Новая община, возникшая на берегу Синей реки, выстояла в кровопролитной борьбе за само право жить. Враг был уничтожен, казалось, больше никто не мог угрожать форту. Последующие события показали, что это не так. Но уже ничто не могло сломать тех, кто прошел через смерть. Тех, кто выжил и был готов жить дальше, зная, что они - ОБРЕЧЕННЫЕ ЖИТЬ!