Глава 7

После приобретения попутчика я стал все чаще и все дальше уходить от дома. Полагаясь на нюх, хоть и не взрослой, но все же собаки, уже не боялся заблудиться в однообразных подъемах и спусках, которыми изобиловали окрестности. Мой пес обладал надежным чутьем, и я уже имел случай в этом убедиться. Как-то раз, когда мы играли с ним у подножия нашего холма, я спрятался за большой валун и решил не выходить из-за него, полагая, что щенок не скоро меня обнаружит. Однако не прошло и минуты, как радостное тявканье возвестило, что мое убежище раскрыто. А в следующую секунду мохнатый комок ткнулся в ноги влажным черным носом. Мне стало интересно - и я уже специально отошел подальше. Все повторилось в точности. Так родилась новая игра под названием "потерять-найти". Естественно, роль потерявшегося, всегда доставалась мне. Я усложнял задачу - уходил все дальше и дальше, выбирал труднодоступные места, заметал следы и, даже старался идти по верху. Благо, возможностей для этого было предостаточно - балки, плиты, воткнувшиеся торчком, уцелевшие стены зданий… Пес отыскивал меня повсюду - рано или поздно. Но ни разу он не усаживался на месте и не принимался скулить от испуга, что его хозяин пропал безвозвратно. Не помогало ничто, что бы я ни придумывал, чтобы сбить его со следа. Я снимал мокасины и специально заходил в воду ручья. Передвигался по верхушкам камней, один раз даже попробовал облиться едкими духами, чтобы совсем перебить запах (это было глупо, подобные проверки могли вообще погубить щенку обоняние!) - не помогало ничего! Щенок уверенно и неотступно преследовал меня повсюду. Я полагал, что он обладает редким даром - верхним чутьем, присущим только очень опытным собакам, специально натаскиваемым для охоты на зверя. Рекордом стала моя почти пятичасовая отлучка - я ушел от него на расстояние не менее трех километров, выбирая участки, почти не преодолимые для пса. Меня обуял азарт - неужели он сумеет? Но щенок и на этот раз не ударил мордой в грязь - он не стал идти точь-в-точь по моим следам. А преспокойно выбрал тропинку поблизости и настиг меня даже раньше, чем я планировал. Я надеялся, что когда он вырастет, то будет надежным помощником в походах и охоте, о которой уже следовало начинать думать… Хоть продукты на складе имелись в достатке, но хотелось чего-то более свежего. И мне не давал покоя вопрос - что за зверь был пойман взрослой собакой, и где?

То, что пес способен к охоте, я понял очень скоро. До того, как мы вернулись вместе со щенком из моего похода, ни разу не встречал в городе ничего, что хоть отдаленно напоминало бы о его обитаемости. И, когда с помощью пса впервые увидел каких-то маленьких и вездесущих зверьков, изумлению не было предела. Они так шустро передвигались и успевали спрятаться, что без него я бы так и продолжал считать, что в городе царит пустыня… Щенок увлеченно и даже яростно преследовал невидимую мне живность, облаивая и пытаясь залезать в узкие щели, каких хватало практически везде. Чем питались эти зверюшки, понять оказалось невозможно - на голой земле, покрывавшей ковром руины, ничего не росло. И, хоть погода стала чуточку теплее, но еще слишком рано для весны и до того времени, когда из земли что-то потянется наружу. Выходило, что они едят либо себе подобных, либо останки людей…

Однажды мы с ним прогуливались по уже протоптанным тропинкам. Они появились в наиболее посещаемых мною местах - по дороге к ручью и на ближайшую свалку, где валялось множество древесины. Вдруг кто-то проскочил почти у ног и принялся удирать в каменные россыпи - щенок мгновенно среагировал и кинулся догонять зверька. Я не успел его окликнуть, как он исчез под почти полностью осевшей плитой. Слышалось только его повизгивание, скоро перешедшее в возбужденный лай, а потом - тишина. Я испугался - вдруг он провалился в какую-нибудь яму и теперь лежит там с переломанными лапами. Достать его оттуда я бы не смог при всем желании - в развалинах существовало множество мест, в которые пролезть просто невозможно. Но щенок объявился сам, измазанный глиной, а в пасти безжизненно висела тушка, лишь немного меньше его ростом. Я округлил глаза от удивления. Он не только самостоятельно справился со зверем, почти не уступающем ему в размерах, но и притащил его мне! Не разодрал, не бросил на месте, а, именно - принес! Хотя никто его этому не учил…

Щенок отряхнулся и деловито затрусил в мою сторону. Он положил законную добычу у моих ног и присел, словно исполняя команду. Я наклонился и стал рассматривать убитого зверя. Тот был какого-то буровато-желтого оттенка, с короткой шерстью и очень массивной головой, составлявшей чуть ли не треть всего роста. Хвост имелся, но совсем короткий. Меня сразу поразила одна особенность - странные лапы. Они очень отличались от обычных - я даже стал тереть глаза, подумав, что мне почудилось. Они чем-то напоминали кошачьи, и, лишь вглядевшись, я увидел всю разницу. У зверя словно отсутствовала пятка. Вернее, она была - но оставалась почти незаметной, из-за того, что была совершенно круглой и прикрытой шерстью, свисавшей с лап. Более всего это походило на совершенно ровный, обтянутый шерстью, столбик. На концах этих лап-столбиков росли внушительные когти - я сразу перевел глаза на щенка, опасаясь, что зверь успел его поранить. Но тот спокойно ждал, пока я закончу осмотр, и ничем не выражал, что у него имелись повреждения. Вероятно, что когти могли втягиваться вовнутрь - это тоже являлось признаком того, что их обладатель в чем-то схож с кошкой! - но на этом сходство и заканчивалось. Он не был похож ни на кого, и я растерялся, не зная, кто это лежит передо мной. Я приподнял зверька - на вес, примерно четыре-пять килограмм! У моего щенка действительно, есть силы в мышцах…

А пес терпеливо ждал, пока я перестану изучать его добычу. Я же не знал, как поступить, и медлил… Решившись, вытащил нож. Разрез пришелся по брюшку - оттуда стали вываливаться внутренности. Мне стало дурно - хотя, когда я снимал шкуру с собаки, не чувствовал ничего похожего. Шкурку все-таки стянул, но с остальным делать ничего не стал - пусть все достанется тому, кто его добыл. Щенок не стал отказываться, и в отличие от хозяина, стал с удовольствием уминать мясо. Мне пришлось отойти в сторону - хруст костей и окровавленная мордашка пса выводили из себя…

Зато я убедился в том, что руины все-таки обитаемы… Пусть не люди, но хотя бы животные, принадлежность которых я так и не смог определить. Меня это обрадовало - жизнь вернулась в город! Это же открытие внесло коррективы и в наше, до тех пор спокойное существование. Раз имелись такие зверьки, по размерам мало уступающие моему псу, то наверняка в руинах водились и более мелкие. А раз так, что мешало им проникнуть в наш подвал и учинить погром, от которого мы бы не смогли оправиться? Придя к этому выводу, я принялся замазывать всевозможные щели и дыры, на которые до того не обращал внимания. Смешивал глину с битым стеклом, и, рискуя порезаться, тщательно забивал смесью все, что попадалось на глаза. Не трогал только те отверстия, через которые шла вентиляция нашего убежища. Лишь одно не решился заделывать - которое вело наверх, сквозь раздавленные этажи магазина. Несмотря на то, что прекрасно помнил, какое зрелище меня там может ожидать, почему-то имелась уверенность, что оно еще пригодится…

Закончив работу, все-таки не удержался, и, соорудив возвышение из ящиков и бревен, решил исследовать дыру на всем ее протяжении. Несмотря на достаточно частые толчки, иной раз сотрясавшие поверхность холма, меж плитами перекрытия, разделявшими потолок подвала и верх первого этажа здания, так и осталось свободное пространство. Очень узкое, чтобы там можно свободно пролезть, и непроходимое еще потому, что в нем оказались останки людей… Вначале я сразу захотел спуститься, но потом, передумав, повязал на лицо тряпку и протиснулся дальше. При слабом свете свечи - масляную плошку я брать не рискнул, боясь, что переверну ее и подпалю здесь все - увидел обломки мебели и какие-то пакеты. Рука едва дотянулась до ближайшего, и я с трудом вытащил один. Пытаться пролезть дальше казалось безумием - плиты могли осесть и придавить меня здесь навсегда.

В пакете обнаружилось женское нижнее белье. Я не смог сдержать улыбки, когда увидел, что добыл в рискованном предприятии. На многих даже стояли ценники, и я вконец рассмеялся - купить их в подарок, для девушки, мог позволить себе далеко не каждый! Но мне оно оказалось совершенно не нужным…

Отверстие вело выше, продолжаясь в еще нескольких слоях упавших плит, пролезть мимо которых я уже не рискнул. Оно могло вывести к вершине обрушенного здания, снаружи превратившегося в сглаженный ветрами и пеплом холм. Я не стал его заделывать. Кто знает, вдруг оно, когда-нибудь, мне еще понадобиться? Попробовал отыскать снаружи, где оно выходит наверх, в каком месте холма. Но, как ни старался, так и не обнаружил. Возможно, оно скрывалось где-нибудь под плитами, сдвинуть которые я даже и не пытался. А копать специально не сильно хотелось. Довольно и того, что я знал о его существовании. В конце концов, как вентиляция, отверстие работало исправно - хорошо и на этом.

Ну а пока - мы развлекались тренировками и прогулками по ближайшим окрестностям. Я продолжал упражняться в метании ножа и маленького топорика, добавив еще и метание копья. Лезвие, укрепленное на конце древка, пробивало деревце-мишень почти насквозь - при особо удачном броске. От скуки еще раз сходил в "библиотеку". Наверное, это могло показаться кощунственным, и быть может, даже наглым - но я бы отдал все эти произведения всего за пару-другую неприметных тетрадок с описанием, как вести себя в данной ситуации. Советы, которыми щедро снабжали туристов во всевозможных передачах, теперь мало годились… « - Идите по течению ручья, и он приведет вас к реке!» - но мои ручьи впадали в провалы в земле или могли увести к пропасти. «Осторожно разводите огонь в лесу, пользуясь сухими веточками и мхом!» - а где, собственно, тот лес, который следовало беречь? В городе уже давно сгорело все, что могло гореть, и огни костров поддерживались теперь чем-то иным, вырывающимся из недр. Все это не очень-то связывалось с тем, что меня окружало. Вот как выделывать шкуры, как ставить силки, как обеззараживать воду? Ради этих сведений стал бы раскапывать эту кучу до самого конца. А классики уже не привлекали ничем. Впрочем, как и более читаемые, модные и увлекательные авторы - все, что описывалось их произведениях, теперь не имело никакого смысла. Это не было даже историей… Потому что история теперь писалась с чистого листа. И одним из этих листочков стал я и все, что со мной происходило.

Впрочем, несколько книжек я вытащил и принес в подвал. Набрал, не рассматривая - и рассортировал уже дома. Они были полуобгоревшие, сплошь сырые, и мне пришлось сушить их возле очага, на дощечках. Я и сам не знал - зачем я их достал? Читать не хотелось… Герои давно прошедших эпох, приключения и сражения - все это стало очень-очень далеким. Путешествия и открытия - да, когда то было безумно интересно. Но - раньше. А сейчас, даже той земли, которую они открывали, уже не существует. Я знал это, хоть и не мог объять взглядом всю планету. Довольно одного Провала, чтобы удостовериться в том, что земля переменилась. Оказалось, что все, что всегда ценил - стало обыкновенным сборником нескольких сот мокрых листов, пригодных разве что для скручивания папирос. Но я даже не курил… Наверное, так листал сочинения какого-нибудь, древнекитайского мудреца, средневековый студент в Европе - далеко, заумно, скучно, а, главное - зачем?

Но жизнь продолжалась. Щенок, узнав все о подвале и прилегающей местности, не давал засиживаться - он жаждал новых открытий. И мне не оставалось ничего другого, как заразившись его энергией, отправляться, куда глаза глядят, зачастую покидая наш склад надолго. Иногда разживался в этих прогулках находками - вроде фарфоровой чашки или пары согнутых вилок, выброшенных наверх очередным подземным толчком. Сотрясения почвы стали редки и не были столь разрушительны, как вначале.

На всякий случай - я все еще надеялся, что выводы относительно безлюдности руин могут измениться! - натаскал на вершину холма хвороста и укрыл его пологом. Теперь я мог в любой момент развести большой костер, видный издалека. Впрочем, понятие "издалека" - довольно условное, так как хмурое небо и вечные тучи не давали ничего увидеть уже на расстоянии в пятьсот-шестьсот метров. Привыкнуть к этому невозможно - казалось, что оно все сильнее и сильнее пригибается вниз, и, в конце концов, упадет… Оставалось только не поднимать голову.

Я стал печь лепешки. Отсутствие хлеба заставляло изобретать замену. За неимением сита мука просеивалась руками через пару слоев тончайшей тюли. Для этого имелась причина - я надеялся, что таким образом выполняю то, что требуется при просеивании - насыщаю муку воздухом. Дрожжей на складе тоже не нашлось, вернее, их было слишком мало и я их берег. Способ приготовления выбрал достаточно простой: смешивал муку с водой и специями, добавляя жир или масло. Круто солил, потом клал раскатанное в блин тесто на стальные листы. Железа в городе хватало, и я приволок в подвал куски, пригодные для установки на очаг. Лепешки подгорали, пузырились, прилипали к стали - но постепенно я научился печь их, как заправский хлебопек. Это был не хлеб - скорее, жареное тесто. Но и этому я был рад, даже гордился тем, что сумел сделать. Благодаря специям, лепешки хранились на удивление долго, при этом каменея, как сухари. Но достаточно подержать их над паром, и они становились мягкими и доступными для зубов. Наконец-то я мог брать в походы не одни только осточертевшие вконец консервы…

Странствия заставили серьезно пересмотреть рацион - носить множество тяжелых банок не очень-то удобно. Я вскрывал их и в сковородке, на медленном огне, вытапливал жир. Оставшееся мясо, которое и так состояло из одних волокон, собирал на другой лист и вновь просушивал. Так повторялось по несколько раз. Жир смешивал со специями - получался смалец. В итоге чистого мяса становилось очень мало, но оно и занимало мало места, к тому же становилось легким и не пропадало. Практически - пеммикан. Одного мешочка такого порошка мне одному хватало надолго, что, увы, не подходило щенку. Из-за него таскать с собой консервы приходилось почти в том же объеме. Зато я отъедался по возвращении в подвал - или дом, которым он стал для меня и моего четвероного друга.

Один раз он сильно поранил лапу - и прибежал ко мне на остальных трех, скуля и поджимая четвертую под брюхо. Занозу пришлось удалять долго и мучительно. Она вошла глубоко, и я не видел ее через окровавленную шерстку. Щенок терпел, и только в самые болезненные моменты прихватывал мою руку зубами - а потом сразу отпускал, словно извиняясь. Я выбросил щепку в огонь, а щенка взял на руки. Там он и уснул, а я, не будя его, тихо просидел в кресле возле очага, несколько часов, дожидаясь, пока он выспится. Кресло мне досталось тоже при толчке. Я нашел его уже давно и все не мог решиться взобраться за ним по почти отвесной стене, где оно зацепилось. Все же я дождался, пока его сбросит с возвышения, после чего приволок домой. Вид, конечно, у него был еще тот, но сидеть в нем оказалось гораздо удобнее, чем на моих табуретах.

Пес припадал на лапу пару дней - а потом как-то незаметно перестал хромать совсем. С момента возвращения в город со щенком, прошло всего несколько недель – но, насколько более разнообразней они стали по сравнению с теми, когда я был один! Блуждания по руинам, приготовление еды, починка вещей… Вместе со щенком это стало намного веселее.

Совершенно перестали сыпаться хлопья, а снаружи стало значительно теплее. Вряд ли можно совсем раздеться, но, по моим прикидкам, температура воздуха составляла около двух-трех градусов выше нуля. Точнее узнать нельзя - градусника среди вещей в складе не нашлось. И даже грязное небо словно приподнялось над головой - что сразу добавило широты в обзоре округи. Мои подсчеты тоже указывали на весну. Оставались сомнения лишь в том, что она вообще наступит… Как теперь происходит смена сезонов на земле? И происходит ли вообще?

В подвале было переделано все, что можно. Перешита и починена обувь. По-новому скроена и сшита очередная куртка - я стал заправским портным, сам кроя и подгоняя для себя всю имевшуюся в наличии одежду. Теперь в ней, свисающей, как звериная шкура, еще больше стал похож на какого-нибудь доисторического человека, вооруженного топором и ножом - не хватало лишь копья, которое стояло в углу. Нож, расшатанный частыми метаниями в дерево, отвалился от древка, и мне пришлось заново его укреплять. Я помнил, как копье могло пригодиться. И как неосторожно я поступил, оставив его валяться дома… Даже обувь стала получаться удобной и легкой, и я больше не тратил столько времени на ее изготовление. К тому же - прекратившиеся морозы заставляли подумать о чем-то более легком. Трудно описать, что обувка собой представляла, но эффект получался несомненный: меховые сапоги уже не годились для этой земли, а "мокасины" - в самый раз. Шить их оказалось несложно - просто оборачивал шкуру вокруг ноги и, простегав места изгибов, закреплял сложенной в несколько раз нитью. Потом проделывал отверстия, и уже зашнуровывал получившуюся обувь чуть ли не до колена. На самый низ наклеивал куски брезента или резины - в зависимости от того, что имелось под рукой. Наступать на острые камни не следовало, но для более бережного применения она годилась. А шагать по развалинам осторожно я уже давно научился.

Я поднялся на холм. Он теперь стал не то что маяком, указывающим на наш подвал, а чем-то вроде фетиша. При виде холма я, откуда бы ни возвращался, сразу наполнялся уверенностью в завтрашнем дне. Не нужно опасаться голодной смерти или непогоды - всегда можно укрыться в больших, надежных помещениях склада. Во все стороны от холма простирались развалины города. Где-то выше, где-то, наоборот, много ниже мест нашего обитания. Что ждало меня в будущем? И ради чего стараюсь, преодолевая все эти ухищрения природы, так осложнившие жизнь? Теперь я предполагал, что уже не один - где-то там, в неизвестном направлении, могли оказаться те, встречи с которыми так жаждал. Но сколько времени пройдет, как произойдет эта встреча? Слишком далеко могли оказаться такие же одиночки, как я… А из собаки, как ни старайся, не сделать человека. Уйти в еще более дальний поход? Дойти до пределов, где земля упрется в горы - и уже там продолжить поиски? Но есть ли в том смысл? Катастрофа все перевернула вверх ногами… И существуют ли теперь эти горы вообще? Вдруг они тоже провалились куда-нибудь в бездну! В городе я мог быть уверен в своем будущем. Был, конечно, еще один путь для разведки - Большой провал. Но даже мысль, что туда придется спускаться, приводила в трепет. Всю жизнь, всегда, я боялся высоты. Это не просто, трусость - а самая настоящая болезнь. И когда мне приходилось совершать поступки, связанные с лазанием по обрывистым склонам, или стенам домов, душа сворачивалась в тугой комочек и пряталась куда-то ниже пяток...

Я обладал несметными богатствами - и не мог до них докопаться. Мог прожить годы, ни о чем, не заботясь - и с отвращением смотрел на ряды коробок и банок, забыв о том, как неистово желал их найти, каких-то пару месяцев назад. Мог бродить, где вздумается, делать все, что хочу - и никто не станет на пути. Но этого-то мне и не хватало. Я был один - не считая преданного пса. Сумасшествие, один раз овладевшее мной, кажется, стало возвращаться - или это действовал укус моего друга, полученный, когда я пытался его забрать из логова. Дни шли за днями - я чувствовал, что если ничего не поменяется, то скоро стану выть не хуже пса. Спасти меня от бешенства могла только постоянная занятость чем угодно. И лучшее, что смог придумать, - отправиться в новый поход, куда бы он ни был направлен!

Раньше, когда слышал, какие испытания наваливаются на психику человека, оставшегося вдруг в полном одиночестве, не мог понять - почему столько драматизма? Ну, нет никого… и что? Иной раз даже хотелось, чтобы все куда-нибудь исчезли, и появилась возможность просто побыть в тишине. Дико, но мое желание сбылось… Сбылось так, что от этой мертвой тишины хотелось выть волком!

Только щенок - верная и неразлучная тень - сопровождал меня в вылазках и путешествиях. Он терся об ноги, выпрашивал ласку и внимание. А я, забываясь, порой начинал разговаривать с ним. Да еще и удивлялся, что не слышу ответной речи!

- Что ты там опять унюхал?

Пес увлеченно копался в очередной куче хлама. Его нос вбирал в себя недоступные мне запахи - он поскуливал от переизбытка чувств, водил им по ветру и всеми четырьмя лапами старался прокопать нору в глубине этой кучи.

- Что, талант землекопа пропадает?

Щенок не оценил шутку. Гавкнув что-то, продолжал рыть свою яму. От нечего делать - мы не спешили - я присел рядом, на слежавшуюся землю. Это была даже не земля - та взвесь, которая падала на мою голову всю зиму. Спрессовавшись под нескончаемыми дождями, она стала столь же крепкой, как твердая порода. Только за пределами города, там, где почти не встречались каменные строения, она как-то разлагалась в почве и не затвердевала настолько сильно. Теперь я понимал, почему дикари, про которых случалось смотреть кино, или телефильмы, всегда носили на задней части какую-нибудь ткань. Повесив кусок пледа по их примеру, я сразу оценил такой способ предохранять кое-какие участки тела, от неблагоприятного воздействия холодных камней. А ведь присаживаться на отдых приходилось часто, причем не на самые подходящие камни или глыбы. Подумав об этом, я с грустью усмехнулся - вот так! Одеваюсь, как дикарь, ем, как дикарь, наверное, скоро стану и думать так же… Разве только что пока еще не охочусь - но что-то подсказывало мне, что это не за горами…

- Как ты думаешь, щеня, когда я начну сходить с ума?

Хорошо, хоть он меня не понял - я бы точно свихнулся, начни он смотреть на меня, после этих слов с укоризной - что, мол, несешь, хозяин? Он рылся в яме - наружу уже торчал один хвостик.

- Смотри, морду себе не оцарапай! Как я потом тебе ее лечить буду? Не пластырь же накладывать…

Ответом донеслось приглушенное сопение - он меня не слышал. Небосвод заметно потемнел. Первый признак, что через несколько минут нас опять начнет поливать, какой-нибудь дрянью. Я уже научился определять, когда пора сматываться в укрытие, и решил поторопить пса.

- Закругляйся! Нам пора!

Хвост вертанулся еще разок и замер. Из глубины донеслось приглушенное и злое рычание.

- Крыша поехала? Вылазь, тебе говорят!

Рычание стало еще более грозным.

- Что такое?

Какое-то нехорошее предчувствие заполонило грудь - словно знал, что щенок докопался до чего-то, что при ближайшем рассмотрении вряд ли может мне понравиться.

- Ну, чего там? - почему-то шепотом спросил я.

Мой пес понемногу - то ли боком, то ли пятясь, как рак, выползал из отверстия. Он высвободил голову и грозно рыкнул - в голосе щенка уже слышалась будущая мощь! Он повернулся к яме задними ногами… и полил, как метят все собаки встречные столбы во дворах.

- Ого? Помечаешь? Или, презрение выказываешь… Если последнее, то поясни, пожалуйста, на чей счет?

Он неторопливо приблизился ко мне и ткнулся мордой в ладони. Я погладил его по голове. Щенок взвизгнул - отпрянул в сторону.

- Не понял… Ты ранен?

На ладони красными пятнышками отпечаталась кровь. Я притянул его к себе и раздвинул шерсть - на голове пса обнаружился длинный свежий рубец!

- Порезался?

Щенок снова взвизгнул - я задел края ранки пальцами.

- Нет… Не похоже. Словно за крючок зацепился. И что там тебе было надо?

Пес повернулся к яме и зло гавкнул.

- Ага, яма виновата. Не лезь, куда не надо!

По лукавому выражению на мордашке, я понял, что все не так просто, как хотелось бы… Хотелось? Я поймал себя на мысли, что уже, кажется, догадываюсь, откуда эта царапина…

- Ну-ка, отойди, щеня…

Я подобрался, и, выставив копье вперед, наклонился к яме. Пес прокопал около метра, а далее виднелся темный провал…

- Вот как? Дыра… а в дыре кто? Что-то железок не наблюдаю, о которые можно так порезаться, - я вздохнул, вглядываясь в темноту. - А значит… В этой дырке, кажется, что-то есть. Так?

Щенок склонил голову набок, прислушиваясь к моим словам.

- Так. А вот что… и кого ты там нашел, мы выяснять, знаешь ли, не станем. Если оно смогло тебя так уделать - извини, но и мне туда не след соваться. Яму прикроем на всякий случай.

Высмотрев поблизости один из крупных валунов, я с трудом подкатил его к отверстию. Щенок спокойно сидел и наблюдал, ни во что не вмешиваясь.

- Вижу, ты не против… Тогда - так тому и быть!

Я навалил валун на яму и, убедившись, что он плотно лег на отверстие, положил сверху еще несколько камней поменьше. Сдвинуть их с места теперь не сможет даже очень крупный зверь, если решит выбираться наружу. Уже стал накрапывать, вначале легкий, а потом усиливающийся дождик.

- Пошли! А то через минуту нас, как полотенца, выжимать станет можно!

Мы дружно побежали под ближайшее укрытие - я высмотрел его заранее, когда еще сидел на камне. Едва втиснулись в узкую щель, как крупные и тяжелые капли, с силой стали барабанить по земле, и все вмиг покрылось сплошными потоками грязи. Но я знал по опыту, что стоит дождю закончиться, как вся эти вода и грязь исчезнут через полчаса, полностью впитавшись во все всасывающий пепел.

- Ну, и что же это было, щеня?

Смочив тряпку в воде, осторожно промыл ранку. В ремне я всегда носил мешочек с иголками и нитками, и, невзирая на отчаянный скулеж и попытки вырваться, на живую зашил края раны.

- Терпи, родной… Не маленький. Впрочем, извини. До большого, тебе еще расти и расти. По виду сразу и не поймешь. Вроде, вырос малость… Но, если ты в маму - то маленький.

Промокнув тряпку йодом - имелся и он! - очень аккуратно прикоснулся к кровоточащим краям. Щенок завизжал совсем уж обречено, но остался на месте, словно понимая, что эту боль тоже придется вытерпеть, чтобы после не пришла иная, похуже…

- Вот и молодец! Потерпи еще немного - потом легче станет. Вот так!

Все убрав, я прижал его к себе. Мы пережидали ливень, лежа под одной из сотен плит, которых так много теперь валялось в земле. Под ними всегда можно спрятаться от воды или хлопьев - я предпочитал пережидать любые осадки, а не шлястся под ними на открытом пространстве. Зима, не зима, весна или нет, а погода все одно пока не располагала к хождению по руинам в мокром виде.

Щенок оказался прекрасной грелкой. Он вообще очень хорошо переносил и лютый ветер, и воду. Впрочем, имея такую шубу, можно не бояться никаких погодных катаклизмов.

Случайно или нет, но однажды, бродя по городу, мы вышли к берегу реки. Я уже неоднократно бывал здесь и всегда с недоверием и опаской смотрел на пологое дно - оно было гораздо шире, чем в том месте, где я переходил к речному порту. Очень много ям, из которых с шумом вырывались всплески жидкой грязи или столбы дыма. Да еще и затопленные участки, ставшие настоящими ловушками. Достаточно поставить в такое место ногу, как ее начинало усиленно засасывать, словно кто-то внизу пытался тянуть на себя. Один раз я уже оставил так один из своих мокасин - и, если бы не пара запасных, в подвал пришлось идти босиком.

Я смотрел на ту сторону, и постепенно шальная мысль переправиться на тот берег, стала завладевать моим сознанием. Мы не шли сюда с такой целью и даже не были достаточно экипированы. Но, внезапно подумав, что ничего особенного брать в поход и не нужно, я сделал первый шаг. Продуктов могло хватить при экономном расходовании, а все остальное не требовалось. Оружие, веревка и кое-что из мелочей носились за спиной постоянно. Окликнув щенка, который уже где-то копался в земле, стал спускаться по довольно крутому склону. Щенок бросился ко мне, остановился у края и заскулил - для него это казалось очень отвесной стеной. Я сурово пристыдил его, стараясь говорить без малейшей иронии:

- И что? Мне теперь подниматься за тобой? Нести на себе, да? А потом - и на ту сторону? Один раз ты уже покатался на мне, хватит. В тебе веса… А у меня еще и мешок, оружие. Давай, сам спускайся! А нет - оставайся здесь и жди.

Моя ли пламенная речь подействовала или что-то другое - щенок, решившись, кубарем скатился вниз. Я подхватил его, когда он уже пролетал мимо и мог с головой погрузиться в ближайшую, стоячую лужу.

- Эх ты, верхолаз. Пошли уж…

Переход оказался довольно труден. Тогда, в верховьях, дно в основном было почти сухим и не изобиловало ямами и омутами. Здесь же переправа встала сложной - я буквально упал на землю, когда почувствовал, что оставил русло бывшей реки за спиной. Лишь в одном месте крыша здания, снесенная ураганом, упала точно посередине реки и стала единственным надежным покрытием, дававшем возможность посидеть и перевести дух. Щенок спокойно пережидал в мешке - я не мог пустить его самостоятельно. Постоянно приходилось прыгать и перелезать через препятствия, а любой неосторожный шаг означал гибель. Тут следовало обладать цепкостью и ловкостью обезьяны, что как-то не сочеталось с его четырьмя лапами, пригодными для бега по твердой поверхности.

Зато берег оказался гораздо более пологим - мне не пришлось совершать такого же подъема, какой остался на моей стороне. Я спустил щенка на поверхность, и мы стали входить в развалины этой части города. Сказать, что здесь что-то сильно отличалось от моей стороны, нельзя. Все повторялось почти с той же точностью: завалы, холмы, трещины… Возможно, здесь больше преобладало небоскребов - очень многие холмы превосходили по высоте "мои". Но это могло получиться еще и потому, что земная кора не опустилась достаточно низко. Тогда все переворачивалось вверх головой… Сплошные горы бетона, камней, кирпича, породы, глины и еще многого, что находилось в этих домах, а теперь в виде трухи и праха хоронилось пеплом и песком…

Мы уходили все дальше и дальше. Я намеревался совершить что-то вроде круга, с расчетом не заплутать, среди повторяющихся вершин. Но со мной теперь был щенок, и я надеялся, что он выведет нас обратно, даже если я сам не запомню дороги. Несколько раз, оставив его внизу, я взбирался на верхушки холмов - хотел посмотреть на город сверху. Но, ничего, кроме свинцового неба, как назло, начавшего темнеть, не увидел. Я надеялся обнаружить хоть какой-нибудь след - дым костра, например. Но костров здесь было так же много, как и у меня. И также каждый из них мог оказаться и делом рук человеческих, и обычным явлением бушующей в подземелье стихии.

Град начался внезапно. Кроме темного неба, ничто не предвещало, что погода испортится. Не было шквального ветра, не покусывал за уши холод, а то, что иногда срывалось сверху, и дождем-то назвать нельзя - так, редкие капли привычного серо-бурого цвета, пачкающие мне одежду, а собаке - шерсть. Все началось мгновенно. Раздался сильный удар грома, эхом пролетевший по разрушенным улицам, а вслед за ним, с отрывом в пару секунд, - настоящая бомбардировка крупными ледышками, величиной с хороший булыжник. Мы со всех ног бросились прятаться - попадание такого камешка могло убить на месте… Град шел очень долго, что само по себе непривычно. Вся поверхность земли оказалась усеяна крупными ледяными камнями. Они ломали и дробили все, что оказывалось в точке приземления. И так же, как и капли дождя, не являясь чистыми, казались слепленными из песка, глины и льда. Сколько же пыли летает там, наверху, что она до сих пор осаживается на землю… Наверное, этим объяснялось все. Отсутствие солнца, постоянный полумрак, странные изменения погоды, то награждающей нестерпимым холодом, то вдруг - неожиданными порывами очень теплого ветра. В атмосфере скопились последствия чудовищнейших извержений, взрывов, сотрясших всю планету. Как при всем этом, не началась та самая, ядерная зима, о возможности которой так часто предупреждали ученые - неясно. А может, она и началась, да только я этого не ощущал. Или все пошло не совсем так, как предрекали ученые…

От града стало существенно темнее. Хоть я и не рассчитывал на ночевку именно здесь, похоже, выбора уже не оставалось. Достал банку тушенки для щенка и лепешку с сушеным мясом для себя. Тот сразу открыл глаза и потянулся носом к вкусному запаху. Я вывалил содержимое на землю, предварительно постелив кусок брезента, который специально носил с собой. Позволить ему есть из банки нельзя - щенок еще не научился этого делать и мог порезать язык об острые края. Он вылизал все и вопросительно посмотрел на меня.

- Э, нет, дорогой! Достаточно. А то нам никаких припасов не хватит, чтобы домой вернуться. Брюхо от голода не сводит? Вот и достаточно!

Обед запили водой. Это единственное, что мы могли себе позволить, не находясь в подвале. Там всегда имелся выбор - или соки, или, если не полениться - кофе или чай. А иногда я варил бульон, балуя и себя, и щенка. Щенок не только грелся, но и согревал меня теплым боком. На смену граду пришел дождь. Он тоже шел около двух часов. Идти куда-то было уже неразумно - мы и так находились в дороге, считая время, которое провели до того, как вступили на дно реки, не меньше десяти часов. Усталость давала о себе знать. Монотонные удары капель о крышу нашего временного убежища действовали так успокаивающе, что вскоре, прижавшись поплотнее друг к другу, мы заснули… Потерянные во времени и пространстве, не имеющие никого ближе друг друга на многие десятки километров во все стороны света.

Разбудил меня щенок. Он грыз руку острыми зубками и при этом ни издавал, ни звука. Способ достаточно действенный, чтобы я сразу же открыл глаза и потянулся к оружию. Поведение щенка меня встревожило - я осторожно выглянул наружу. Но там все казалось тихо и спокойно - только почти истаявшие куски льда во множестве валялись на земле. И не было никого, кто мог бы испугать пса.

- И что?

Он недоверчиво выставил вперед мордашку, потянул воздух, и, убедившись, что я ничего не опасаюсь, уже смело вылез и встал рядом. Я подумал, что здесь могло пробежать одно из тех непонятных существ, которые неожиданно стали появляться на нашей стороне города. Наверное, щенок почуял их - вот и поднял тревогу.

Лед размолотил землю, превратив ее в скользкую жижу, идти по которой оказалось очень трудно. Ноги скользили и разъезжались, мокасины вязли. Градины таяли медленно, и хоть вода впитывалась в пепел очень быстро, но слишком большое количество грязных ледышек всячески мешало продвижению. Благодаря подземному теплу, на поверхности не образовывались сугробы снега - зато вместо них появлялись сугробы сажи и пепла. И только в очень редких местах это тепло почему-то не действовало - как, например, в том озере, где я обнаружил столько вмерзших в лед, тел… Я подобрал несколько градин. В руке медленно таяли два кусочка, оставляя грязные разводы на перчатке. Все могло измениться в этом мире. Возникнуть и исчезнуть цивилизации, сместиться материки и океаны - а законы природы, как действовали миллиарды лет, так и будут продолжать действовать, пока жива сама Земля. И что ей до нас, прячущихся и мечущихся в жалких попытках спастись? Катастрофа стерла все, что было создано на планете человеком, а, может быть, и само человечество подошло к той грани, после которой уже не могло возродиться никогда…

Прикрыв глаза, я вспоминал неимоверную подземную волну, разом стряхнувшую с поверхности самые прочные и самые устойчивые конструкции. Все и все, кто в них находился, погибли. Но, похоже, что самый главный удар людям нанесла все-таки не она - хотя могла пробудить от вековой спячки дремлющие вулканы - а нечто иное… Не взорвавшиеся атомные станции или ракеты, не землетрясения и наступившая тьма. Я вновь и вновь представлял ярчайшую вспышку, которая тогда ослепила меня и заставила закрыть глаза руками - сама смерть была в ней… Какое-то излучение, от которого я чудом уцелел, провалившись в бездну - именно оно прикончило всех живых, оставив лишь очень редких представителей животного мира. А людей, похоже, не оставив совсем…

Мы прошли несколько часов, все больше углубляясь в не изученный нами до сих пор, район. Дорога становилась все круче - словно взбирались на гору. Я уже хотел было остановиться и попробовать пойти в обход, когда мое чувство тревоги неожиданно кольнуло под сердце. Я остановился, посмотрел по сторонам, и, не найдя ничего подозрительного, сделал шаг…

Пес предупреждающе гавкнул, рванулся ко мне, но было уже поздно - взмахнув руками, я нелепо заваливался на бок, а под ногами, раздаваясь во все стороны, разлетались доски, на которых я стоял. Они были покрыты землей, и я не смог различить их на общем фоне. Яма оказалась неглубокой - около трех с половиной метров. Но вполне достаточной, чтобы довольно чувствительно приложиться макушкой и коленом. Охнув и выругавшись от боли, тотчас вскочил - мало ли что могло оказаться в провале? Но это была просто яма, образовавшаяся при подвижках земли и словно специально замаскированная сверху этими досками. Щенок стоял у края ямы и словно сочувственно поскуливал.

- Ну, знаешь… - я раздосадовано развел руками. - Мог бы и настойчивее предупреждать. А если бы тут лететь метров сто?

Он замахал хвостом и обиженно тявкнул. Я даже не нашелся, что ответить - настолько естественно это получилось - "сам, мол, виноват!". Пыль улеглась, колено слегка ныло, но стоять я уже мог. Ничего не оставалось, как попытаться найти способ покинуть ловушку. К сожалению, ничего подходящего под руками не виднелось. Конечно, можно забросить наверх веревку - но, даже если щенок и догадается ее тянуть - его сил на мой вес явно недостаточно. Доски, как назло, отлетели в сторону - на дне нет ничего, кроме обрывков линолеума и нескольких кирпичей. Еще хорошо, что не упал на них…

Я осмотрелся: везде земляные стены, которые могли поддаться под руками. Единственный способ вылезти - пробить в них ступени. Либо обвалить край ямы… Оружие, упавшее вместе со мной, не пострадало. Я отложил в сторону копье, и, с сожалением посмотрев на лезвие топора, которое придется затупить, стал с силой рубить им землю. Несколько хороших ударов, подсечка по низу - и из земли выпал здоровенный кусок. Лезвие высекало искры - под сталь попадались ржавые гвозди, куски раскрошенного бетона, камни, да и просто всяческий мусор. В любом случае, это была не та земля, которую рачительный хозяин стал бы нести на свой участок - так она засорена всяческим хламом.

Вдруг, с очередным ударом, я, не удержавшись, крепко врезался стену плечом - топор, пробив кажущуюся монолитной стенку, чуть не вырвался из рук, уйдя в пустоту. Расширить отверстие было делом нескольких секунд. Передо мной предстала небольшая ниша, в которую очень плохо попадал свет. В яме и так его не хватало, и увидеть что-то в образовавшемся отверстии сложно. Расширив пролом, принюхался, не решаясь влезть внутрь. Пахло сыростью и еще чем-то, неуловимым, напоминающим гниль. Возможно - запах тления… Если так - нужно как можно скорее покинуть это место. Но любопытство пересиливало… Протиснулся в дыру и попытался посмотреть, что же удалось найти? Почти ничего не было видно, и я, лишь по некоторым предметам, догадался, что нахожусь возле придавленного прилавка какого-то торгового зала. Массивная плита, упавшая сверху, была круто накренена, верх упирался в груду земли - своеобразный потолок сооружения. Она могла соскользнуть в любой момент. Внутри стоял жуткий запах, от которого выворачивало внутренности - похоже, действительно, трупный… Но доступ к ящикам и нескольким сохранившимся столам был! Когда я это понял, мною сразу овладел охотничий азарт - в недрах прилавка обязательно могут оказаться какие-нибудь интересные вещи! Я вылез назад, обмотал лицо платком и, стараясь производить как можно меньше лишних движений, полез обратно. До стеллажей оставалось около четырех метров. Передвигаться пришлось, где ползком, где на четвереньках. Почти в полной темноте - не рискнул зажигать факел! - я шарил руками, убирая в сторону стекло, куски какой-то рамки и кафельной плитки. Что-то хрустнуло вверху. Я похолодел: плита могла осесть, и я оказался бы завален без всякой надежды выбраться. В который раз, кляня себя за безрассудство, остановился, подумывая, что не стоит так рисковать. Весь интерес сразу улетучился, и я пополз к выходу. Что-то зацепилось за ногу - от испуга дернулся, рванулся вперед - и когда перемахнул за проем, позади сильно ухнуло, из отверстия шибануло осколками и пылью. Я отер капли пота на лице, чувствуя, как похолодела спина…

Щенок встревожено гавкнул сверху. Нужно выбираться. Попытался встать - и сразу обнаружил, что нога все время за что-то цепляется. Я опустил глаза вниз - на ступне, каким-то образом обвившись вокруг, повисла ременная петля. Второй ее конец терялся в только что случившемся завале. Я потянул ремень на себя - он не подавался. Пришлось откапывать, отбрасывая в сторону камни и кирпич. Резать ремень не хотел, посчитав, что он может мне еще пригодиться. Пальцы ухватились за что-то жесткое. Через некоторое время освободил длинный предмет, очень похожий на своеобразный саквояж причудливой формы. От его ручки и тянулся этот ремень. У меня от радостного предчувствия слегка заколодило сердце - попытка все же оказалась не напрасной! Вскрыть саквояж было просто - ударом обуха по замкам. Я потряс его, и к моим ногам выпало что-то, завернутое в узорчатую ткань. При этом послышался чистый звон металла. Я развернул сверток, предвкушая, как увижу что-то необычайное… и широко раскрыл глаза от восторга и удивления! Ожидание не обмануло! На ткани лежал настоящий, прекрасно изготовленный меч! Великолепная костяная рукоять, украшенная вырезанным по всей длине лежащим львом. Узкая чашечка гарды, защищающая руку от ударов, длинный, суживающийся к концу клинок, острый с обеих сторон. По лезвию шли непонятные надписи, начинаясь у кровотока и заканчиваясь у самого кончика. Сам клинок абсолютно прямой, наподобие скифского акинака. Мне, как человеку, много и жадно прочитавшему книг по истории войн, было знакомо описание и внешний вид различных типов вооружения. Но этот совсем не походил на музейный экспонат! Напротив - весь вид меча указывал, что он изготовлен совсем недавно. Он очень подошел бы, для, какого-нибудь, фильма в стиле фэнтези - его вид просто навевал мысли о сказочных временах и сражениях… Почему-то пришла уверенность, что это отнюдь не бутафория. Напротив - изделие настоящего мастера! Повертев его в руках, решил проверить - если игрушка, то испытание покажет. Я рубанул по доске. Та рассыпалась в куски. Но дерево могло и сгнить, следовало выбрать что-то более твердое. Для большей верности я поискал глазами - и уперся взглядом в кусок арматуры, торчавшей из завала. Лезвие с такой легкостью снесло кусок железа, что я даже вскрикнул от радости. А на самом клинке не осталось даже царапины! Приложив к плечу, измерил - длина лезвия вместе с рукоятью равнялась как раз длине самой руки, плюс еще ладонь. Так как рукоять оказалась удлиненной, его можно было брать и двумя, и одной рукой. Скорее всего, при отливке использовались особо прочные и самые современные сплавы. Но я мог только догадываться, нисколько не разбираясь в металлургии. Тем не менее, изделие явно готовилось не для широкой продажи. Оно могло быть только разовым, заказным. Что-то помешало его будущему владельцу прийти за мечом… Может быть, именно катастрофа. Это было настоящее грозное оружие, и мне еще предстояло в будущем научиться владеть им.

В ткани лежали и ножны - не менее изукрашенные, чем сам клинок. При нужде они так же становились оружием - я видел извивы, словно специально подогнанные под захват, чтобы ножны использовать как дубинку. Слегка утолщенный кончик внизу превращал их в подобие палицы с острым и увесистым шипом. Кроме того, в ножнах, в едва заметных выступах, оказались два узких стилета - они хитро вынимались, и их предназначение явно угадывалось по форме. В них совсем отсутствовала рукоять, само лезвие трехгранное и тяжелое - клинки для метания!

В футляре еще что-то гремело, и я, оставив меч, заглянул внутрь. Там находилась еще одна ткань, сквозь которую проступали очертания какого-то сложного устройства. Я вытащил и его. После того, как была развернуто и это полотно, у меня закружилась голова…

На этот в моих руках оказался лук. И какой лук! Если меч поразил необычностью и качеством стали, то лук - совершенством форм. Это было великолепное, не серийное производство, и даже неспециалисту вполне по силам понять, что за ценность нашлась в куске грязной тряпки. Лук состоял из двух половинок, крепящихся друг к другу обычным ввинчиванием одного в другой. Каждая имела сложно изогнутый рог, очень крепкий и отлитый, как мне показалось, из пластика. В отдельном мешочке лежал набор - тугая тетива, в количестве двух штук, напальчник, защитный кожаный браслет… Все, что необходимо профессиональному лучнику. В футляре не нашлось только стрел - наверное, они остались в засыпанном землей и мусором помещении, из которого я так вовремя успел сделать ноги. Что ж, предстояло изготовить их самому. Но, после того как нашел такую вещь, вопрос стрел стал казаться далеко не сложным - надеялся, что справлюсь с этим достаточно быстро. О луке я уже думал - мешало только отсутствие подходящего материала и то, что его не для чего применять.

Выбравшись после долгих трудов наверх, еще раз рассмотрел свои находки - и отдал им должное неуемной радостью в виде громких восклицаний. Щенок, ткнувшийся любопытным носом, был немедленно отогнан, прочь - я опасался, что он порежется об очень острое лезвие меча. Но тот вел себя осторожно, словно знал, что дотрагиваться до него не стоит… После падения и нахождения футляра всякое желание бродить по неизвестным развалинам пропало немедленно. Хотелось вернуться домой и испробовать приобретения в деле. Я повернул назад. Щенок, которому было все равно, куда идти, послушно развернулся и забежал вперед. Пес всегда стремился первым разведать тропинку, по которой приходилось идти. Мы никуда не сворачивали. Дорога запомнилась хорошо, и я не терялся в выборе пути к переправе.

Через пару часов должен был показаться берег. Не успели мы преодолеть эти километры, как щенок, опять убежавший вперед, остановился как вкопанный, и, поджав хвост, бегом направился в мою сторону. Меня заполнило очень нехорошее предчувствие…

- И что на этот раз?

Я и не заметил, как перешел на шепот… Щенок прижался к моим ногам и лишь сверкал встревоженными глазенками. Он явно что-то увидел впереди - или унюхал! - что не могло ему понравиться, но вот что? От волнения взмокли ладони. А если, это люди? Но почему тогда я не чувствую радости, а напротив, встревожен не меньше своей собаки? Эта тяжесть в груди появляется всякий раз, когда следует ожидать очередной неприятности. Я не знал, не мог объяснить, что со мной - но чувствовал, что там, куда мы направляемся, нас ждет что-то такое, встречи с чем... Или кем? - Мне вовсе не хочется.

Рука сама собой легла на рукоять топора. А потом, опомнившись, потянул к себе футляр, в котором лежали лук и меч. Оказалось, у ножен было еще отличное приспособление, позволяющее носить его на спине. Я торопливо нацепил их и сразу почувствовал уверенность в собственных силах. Проверив, как вытаскивается меч, я, стараясь говорить спокойнее, обратился к щенку:

- Ну? Пойдем, посмотрим, что там?

При первом же моем шаге он заскулил и стал упираться. Мне это очень не понравилось - я полагал, что щенок не станет капризничать по пустякам. Но выяснить, что же его могло так испугать, было необходимо - чтобы не бояться самому!

Оставив его на месте - он даже не лаял, видимо, сознавая, что может этим привлечь внимание - отправился вперед. Когда я прошагал шагов двадцать, щенок сорвался с места и легко меня догнал.

- А ты не такой уж и трус…

Я улыбнулся - все-таки, в этом лохматом клубке билось храброе сердце. Тем более что я прекрасно видел, как нелегко ему решиться. Но не делал ли я большую глупость, отправляясь туда, куда так отчаянно не хотел ступать пес? Решив не нарываться - мало ли? - свернул в сторону и стал взбираться на холм. Отсюда не было видно ничего подозрительного - только наша часть города, темной полоской выделяющаяся на той стороне реки. Что испугало щенка? Мы направились к берегу. Чтобы ни шаталось в этой части города, ночевать я здесь больше не желал. Наша сторона все же была более родной и хорошо изученной… И там щенок не делал таких испуганных стоек. Мы прошагали около двухсот метров, когда он опять остановился и глухо, как-то очень по взрослому, зарычав, прижался ко мне. А потом я увидел, как на нем дыбом поднялась шерсть, отчего он стал, чуть ли не вдвое больше! От удивления у меня не нашлось слов - такое я видел впервые! Но в следующую секунду заметил то, что заставило мое сердце сразу забиться учащеннее, и поудобнее перехватить копье в руках.

Это были следы! И менее всего они походили на человеческие… Такие могли принадлежать только зверю. Вернее - нескольким. Следов было много, совершенно круглых, словно впечатанных в оплывающую грязь. Впечатление такое, будто туда опустили и вытащили обратно чайные блюдца. Вот только у этих блюдечек имелись характерные выступы - когти! Я сравнил размеры следа, с возможными размерами чудовищ - даже собака, которую мне пришлось убить, вряд ли могла иметь такие! Эти же, если верить отпечаткам, должны быть как минимум раза в три больше! А главное, они появились совсем недавно - еще вчера их тут не было. Я хорошо запомнил, где мы переходили реку, и никаких следов здесь не видел. На влажной поверхности могло отпечататься все, что угодно, вот и наши со щенком следы остались в грязи почти полностью, расплывшиеся, и уже почти не различимые. Но - наши. А эти - чужие. И - свежие. Они появились здесь не больше трех часов тому назад. И… Я вгляделся, и по телу волной прошел жар - следы уходили в развалины, продолжая наши собственные! Звери шли по ним! Какое счастье, что мы, возвращаясь, случайно сделали небольшой крюк - иначе столкнулись бы с ними нос к носу. Количество и мощь этих зверей совершенно точно не в нашу пользу.

Я очень плохо разбирался в следах. Всю жизнь, прожив в городе, работая в городе, редко выбирался на дикую природу. А уж чтобы уметь ее понимать - для этого следовало выбирать иную профессию. Но даже моих, более чем скромных познаний хватило, чтобы высчитать, сколько всего зверей шло по илу. Не менее шести. У пары следы оказались несколько крупнее - это могли быть вожаки. Если скорость этих монстров высока (а стоит ли в том сомневаться?) то очень скоро они набредут на место, где мы свернули. И тогда нюхом легко определят, что идти дальше не стоит. А вот вернуться по нашим, более свежим следам - очень даже нужно.

Я молча подхватил щенка и бросился к переправе. Кто бы это ни был - бой лучше принимать на своей территории. А еще умнее убежать от него, если такая возможность пока существует. Вряд ли они станут преследовать нас всей стаей по дну реки, там особо не разбежишься. А если и догонят… Что ж, я зло усмехнулся - мне как раз есть, чем их встретить! Становиться кормом для каких-то, пусть и очень больших тварей, я не собирался.

Это было более чем неприятно. Впервые после встречи с большой собакой я почувствовал страх. Но тогда знал, с кем имею дело, а сейчас не мог даже догадываться. Впервые видел, как поднимается шерсть у щенка - меня это встревожило не меньше, чем следы. Что такое происходит с нами? Что твориться с природой, с нашими организмами, со всем миром? Я, получивший неизвестно откуда немалую силу и странные волосы, цвета мокрой стали. Щенок, выказывающий очень большую, не по возрасту, сообразительность. Эти звери. Что все это значит? Нечто, совершенно чуждое всему, что я знал, гналось за нами - и хотело убить, так как иной цели у диких животных просто не могло быть.

Знал или догадывался об этом и щенок. Он не рвался в мешке, не стремился высвободиться - молчал. Я прыгал, как горный архар, с камня на камень, с бревна на бревно, стремясь, как можно дальше оторваться от неожиданных преследователей. Любой неверный прыжок мог занести в сторону, и мы погрузились бы в тину или чавкающую грязь. Взорам открывались затонувшие лодки и катера, нагромождения затопленных стволов, образовавших целые леса, рыбацкие сети и запутанные в них коряги, много посуды, каких-то полуразложившихся шкур. В одной из лодок я увидел два скелета - их уже почти полностью затянуло бурой тиной и водорослями.

Занятый выискиванием безопасного пути, я не оглядывался назад - зато это делал щенок. Он так неожиданно рявкнул за ухом, что я едва не упал, балансируя на одной ноге, на скользком, мокром валуне. Я повернулся. Щенок высвободил морду и теперь глядел на берег, покинутый нами. Проследил взгляд - вдалеке, быстро спускаясь с холма, мелькало несколько почти неразличимых теней…

- Твою мать…

Я сплюнул сквозь зубы. Дело принимало дурной оборот. Нас могли настичь раньше, чем мы доберемся до нашего берега. И сразу земля под ногами стала уходить куда-то вбок - а я, выдергивая одной рукой щенка из мешка, а второй стараясь, куда-нибудь, поставить копье для поддержки, стал падать в вонючую грязь. Все поплыло перед глазами - тина и вода, в которую я должен был погрузиться, вдруг дернулась - и вместо них я увидел черную яму. Копье упало плашмя на обе стороны провала. Кляня все на свете, сделал что-то вроде подъема-переворота на древке и буквально вышвырнул себя из этой западни. Пес захлебывался лаем, бил лапами по воде, отчаянно стараясь не утонуть в зловонной жиже. А вокруг все ходило ходуном… Началось еще одно из сотен постоянных землетрясений, которые продолжались уже более двух месяцев. Пусть не столь мощных, как первое, но тоже очень неприятных. Метрах в пяти дно вспучилось, из кратера вылетел столб кипящей воды, обдав нас горячими брызгами. И я, и щенок закричали - каждый по-своему. Пес погибал. Он уже не мог самостоятельно вылезти, и только его морда торчала из жижи. Я рванулся, копье перехватил лезвием к себе - но древко не доставало до пса! Матерясь, рванул из-за спины веревку. Бросок достиг цели - а щенок, сообразив, что от него требуется, вцепился в нее зубами с такой силой, что я выдернул его из трясины, как пробку из бутылки. Его по инерции пронесло над моей головой, и я едва успел рвануть веревку еще раз, иначе бы он прямиком угодил в кратер… Вся вода, которая была поблизости, стала быстро уходить в трещины на дне. Повсюду творилось что-то страшное - трещины змеились во все стороны. Возникли провалы и гейзеры, маленькие и большие, вулканы, выплескивающие кипяток и огонь. Судно, находящееся всего в метрах ста, накренилось и очень быстро ушло вниз, скрывшись в грязи. Я проследил за ним - было жутко видеть, как, погибшее однажды, оно вновь погружается в бездну…

Тряска кончилась так же внезапно, как и началась. Улеглось волнение среди луж, дыры стали заполняться водой - а там, где мы недавно прошли, появилась извилистая и широкая щель, перепрыгнуть которую было далеко не просто. Я почувствовал нечто вроде удовлетворения - теперь этим тварям намного труднее нас догнать!

- Ну, родной, у нас с тобой сегодня полный набор удовольствий! Или как? Что молчишь, испугался?

Щенок не реагировал. Он нахлебался воды и теперь весь трясся.

- О, да ты никак плох… Ничего, щеня. Сейчас выкарабкаемся на сухое место - я за тебя возьмусь.

Меня самого начало трясти. Выдержать столько в недавнем прошлом, испытать смертельный ужас при катастрофе, выжить в безлюдном городе, суметь убить здоровенную псину - а теперь едва не пропасть при самом обычном толчке. Привычка всегда находиться в шаге от смерти так и не сделала из меня фаталиста.

А меж тем, еще нужно было как-то добраться до своего берега - камни, по которым переходил дно, пропали, погрузившись в трясину, и я абсолютно не знал, куда поставить ногу. До берега оставалось не менее полутораста шагов. А до подвала - об этом и думать не хотелось! Мерить километрами расстояние не приходится - а вот днями и вовсе тошно… Дальнейшая ходьба больше напоминала прыжки с препятствиями. Выждав еще какое-то время, я осторожно стал продвигаться вперед, проверяя дно копьем. Вода доходила в некоторых местах до пояса, но в основном не поднималась выше коленей - идти можно. Я опять засунул щенка в мешок, оставив ему возможность высовывать голову для обзора, и принялся зигзагами лавировать меж опасных мест, все ближе подбираясь к обрывистому берегу. Щенок насторожил уши. Поняв, что его слуху можно доверять больше, чем своему, я остановился. Мы оба замерли, ожидая чего-то, что должно было сейчас произойти…

С покинутого нами берега донесся далекий и жуткий визг - словно скрежет камнем по стеклу. Те, кто намеревался нас настичь, уперлись в невидимую нам преграду, и теперь зло и яростно, выражали свое разочарование… Землетрясение создало там расщелину, преодолеть которую они не осмеливались. Но она не мешала им нас видеть или чуять. Но я, как ни старался, никого не мог различить, стоя почти по грудь в воде. Только щенок, опять топорща шерсть, неотрывно смотрел назад и скалил маленькие клыки…

А визг повторился - и наступила тишина. Весь в грязи, вымазанный тиной, я, закусив губу, вновь стал продираться к берегу. Можно было уже не торопиться - стало ясно, что неведомый враг не решится повторить наш маршрут. Но ведь река тянется на много километров выше и ниже, этого места - они всегда могут попытаться пересечь дно в другом месте!

…Мы сидели на берегу. Я сурово рассматривал русло, пытаясь увидеть и опознать любое проявление движения между черных провалов и тускло отражающих свет водяных озер. Но ничто не нарушало покоя этого дна, кроме легких порывов ветра, заставляющих воду трястись мелкой рябью. Словно не было только что ни толчков, ни нашего бегства… Это могли быть одичавшие собаки - хотя никогда раньше я не мог представить таких больших собак. И следы - они, если разобраться, никак не могли оказаться собачьими. Но тогда - чьими? Я тщетно ломал голову - выяснить, кто это мог быть, можно только увидев их вблизи. Те тени, которые заметил щенок, и увидел я сам, были слишком далеко…