Глава 37
Мы уселись, и Бурков начал.
– Мне было шесть лет, когда умер мой родной отец. Не могу сказать, что очень переживал, мама-то соврала, что папа уехал в командировку. Он постоянно мотался по стране – был крупным хирургом и консультировал или оперировал в разных городах. Я как-то привык к его отсутствию. И в материальном плане у нас ничего не изменилось, мать ведь прекрасно зарабатывала. У меня была няня, потом репетиторы. Учился я хорошо, но мать считала, что в школе дают поверхностные знания, поэтому наняла преподавателей. Когда мне исполнилось двенадцать, она вышла замуж за Евгения, и вот тот стал мне настоящим отцом. Брак матери вызвал волну негодования среди ее родных, подруг и знакомых. Буквально все в один голос твердили: «Лара, у тебя собственное дело, деньги, роскошная квартира, дача, а парень нищий, ни кола ни двора, поэт-неудачник, работающий учителем в муниципальной школе. И сей фрукт тебя намного моложе, к тому же смазлив. Лариса, ты сажаешь себе на шею альфонса. Жиголо оберет тебя и смоется. Если уж очень хочешь спать с ним, то флаг тебе в руки, но зачем расписываться?»
Сергей встал и начал ходить по гостиной.
– Мама была очень сильной женщиной, просто стальной. Она в конце восьмидесятых, как только появилась возможность, продала свою квартиру, переехала жить в съемную, на вырученные деньги основала медцентр и преуспела. Сейчас делами занимаюсь я, у клиники двадцать восемь филиалов в разных городах России и ближнего зарубежья. Крохотное первое заведение, всего четыре кабинета, превратилось в разветвленную сеть. А ведь когда мать начинала бизнес, те же приятельницы хватались за голову, говорили: «Дорогая! Ты решила лишиться своих квадратных метров? С ума сошла! Рискуешь ведь стать бомжихой. Имей в виду, мы тебе тогда помочь не сможем». Но мама поступила по-своему, создала клинику. А потом, когда дела пошли в гору, ссужала тех, кто предрекал ей крах, деньгами. Кстати, долги ей почему-то никогда не отдавали. Но в случае с Евгением она поступила иначе – заявила тем, кто лил грязь на жениха: «До свиданья. Более не желаю с вами общаться». И опять вытянула выигрышный билет.
Бурков подошел к окну и стал смотреть на улицу.
– Женя очень любил детей, умел с ними общаться, посвящал ученикам и мне массу своего времени. Стихи он писал по ночам. Мама договорилась в каком-то издательстве, и там выпустили за ее счет сборник. Годы жизни с Женей я вспоминаю как самые счастливые, Шляпин был замечательным отцом. Когда мне предстояло получить паспорт, я сказал ему: «Возьму твою фамилию и отчество Евгеньевич». Он ответил: «Не совсем верное решение. У тебя был отец по крови, не стоит его обижать». Евгений был воцерковлен, приобщил к вере маму, по воскресеньям вся наша семья всегда ходила в храм. Я думал, так продлится вечно.
Сергей повернулся к нам.
– Был лишь один негативный момент – мать бешено ревновала мужа. Умная, умеющая себя вести, успешная бизнесвумен, очень богатая дама, создавшая состояние исключительно за счет собственного ума, трудолюбия и нечеловеческой работоспособности, превращалась в тринадцатилетнего вздорного подростка, если ей казалось, что кто-то кокетливо смотрит на ее супруга.
Бурков сел в кресло.
– Евгению она скандалов никогда не закатывала, а вот с «разлучницами» разбиралась жестко, могла даже руки распустить, подраться. Женя ей всегда говорил: «Ирисочка, я тебя люблю. Для меня никто другой не существует». Это он супругу так звал: Лариска – Ириска, Ларисонька – Ирисонька… Моя мать начинала плакать: «Я просто не управляю собой, когда вижу рядом с тобой какую-то бабу. Сразу думаю: «Зачем я ему? Старая, некрасивая, толстая. Вон та, что попу перед Женей сейчас оттопыривает, хороша собой, молода…» И немедленно с катушек слетаю». Муж смеялся: «Ирисонька, курага очень полезна для сердца и к тому же слаще зеленого абрикоса». И тут же вытаскивал какой-нибудь подарок. Как-то раз Женя преподнес маме плюшевую кошку. Та очень ей по душе пришлась, и муж стал дарить ей мурок всех видов. Постепенно у мамы составилась коллекция: стеклянные, керамические, деревянные, пластмассовые фигурки. Потом на Новый год он вручил маме корзинку, а в ней лежал… котенок. Живой.
Сергей улыбнулся.
– Мама медик, к животным в доме она всегда относилась отрицательно, говорила: «У них глисты». Поэтому у нас никогда не жили ни хомячки, ни собаки. Но кошка Луиза стала для нее близким существом – спала в хозяйской постели, мать с кисой обнималась, целовалась, о кишечных паразитах не вспоминала. Из-за ревности жены Евгению приходилось часто менять места работы, однако он не роптал, просто нанимался в очередную школу. Хороших словесников мало, а уж мужчина в школе и вовсе редкий экземпляр, так что проблем с трудоустройством не возникало. Год Шляпин преподавал в заведении, где учился я. Все девочки, от малышек до выпускниц, были в него влюблены, носили ему подарочки, сделанные собственными руками, конфеты, книги. Учительницы от учениц не отставали, изощрялись в кулинарии, таскали из дома пирожки, котлеты, торты и угощали Евгения. А тот мило улыбался, у детей брал только книги и относил их в местную библиотеку. Через год в учительскую ворвалась пунцовая от гнева мама, разбила зеркало, обозвала педагогов шлюхами…
Бурков засмеялся.
– Мама была огонь, а Женя святая вода. Их Господь друг для друга создал. И все внезапно закончилось – папа Жека умер. После похорон мать попала в больницу. Я приехал к ней и не узнал ее. Она лежала в своем медцентре, вокруг нее доктора прыгали, палата оборудована, как ее спальня, еда из ресторана, лучшие лекарства, процедуры – все на высшем уровне. Сомневаюсь, чтобы даже за президентом так ухаживали. Но мать почернела, похудела, чахла на глазах, ничего не ела, не спала, сидела, глядя в одну точку. Когда я вошел в палату, мама неожиданно заплакала: «Сережа, ее отпустили!» – «Кого?» – не понял я. Мама встала и заговорила. Оказалось, что к ней утром приезжал директор школы, где работал Евгений, и занудил: «Мы не виноваты. Родители Якименко служат у какой-то большой шишки, поэтому девчонку в спецучреждение не отправят, но я ее и классную руководительницу выгоняю из школы». В общем, идиот сказал маме, что эта учительница, не помню, как ее звали…
– Варвара Филипповна Нерлина, – подсказал Макс.
– Точно, – кивнул Бурков. – По словам директора, учительница влюбилась в Евгения, строила ему глазки, а он был с ней ровно вежливым, не более того. Его поведение бесило Варвару, и в конце концов она задумала отравить Шляпина.
– Ну да, почти по известной драме, в смысле, если мне не достался, то пусть никому не достанется, – пробормотала я.
– Вроде того, – кивнул хозяин квартиры.
– А при чем тут Якименко? – не поняла я.
Сергей встал и опять принялся мерить шагами гостиную.
– Якобы Варвара Филипповна решила отвести от себя подозрение, изобразить невинную жертву. Она вручила Наталье коробку конфет и приказала: «Ты ее подари мне, а я оставлю в учительской. Если сделаешь, как велю, поставлю за год по своему предмету тебе «отлично». Троечница Якименко сразу согласилась. Вот такую историю поведал маме директор.
– Интересная версия, – усмехнулся Макс. – Вопрос: зачем он все это придумал? Мы видели милицейские документы, знаем, как обстояло дело. Наталья хотела подольститься к словеснику, поэтому решила вручить ему коробку «Цукерзюс». Вовсе не Нерлина являлась автором идеи, сценарий написала школьница.
– Если не можешь понять, по какой причине человек затеял глупость, подумай о деньгах, – хмыкнул Сергей. – У директора болел сын, он попросил у матери крупную сумму на его операцию.
– Ясно, – кивнула я. – Ну, молодец! Приехал сообщить, что выгоняет «преступниц», а потом протянул ручонку, сложенную ковшиком.
Бурков тяжело вздохнул.
– В институте у нас был курс психологии, я им увлекся, бегал на лекции на психологический факультет, благо он с нами в одном дворе располагался. Много интересного узнал, до сих пор кое-что при работе с пациентками применяю. Я хорошо помню, как профессор объяснял: «Подчас человек внезапно теряет кого-то из близких. Ну, допустим, брат погиб в катастрофе… Заранее морально подготовиться к такому нельзя. А вот длительная тяжелая болезнь родственника приучает семью к мысли о неизбежной утрате. Иногда муж-жена-дети устают наблюдать за мучениями недужного, им тяжело просыпаться утром и с ужасом думать: «Как там наш-то, жив?» И когда больной наконец уходит, родня скорбит, но одновременно испытывает и облегчение, в котором никогда не признается. В случае же чьей-то неожиданной смерти все обстоит иначе. Никакого томительного ожидания конца, покойный был здоров, силен, мог бы еще жить, и вдруг случилось нечто совершенно непредвиденное. Близкие ошарашены. Думаете, почему многие из них затевают суды, требуют компенсации? Из жадности? Чаще всего нет. Им необходимо найти виновного, наказать его, растоптать, отнять у человека деньги, только тогда, кажется им, их горе станет меньше. Главное, отомстить тому, кто виноват.
Сергей сел и начал барабанить пальцами по столешнице.
– Мама повела себя так, как описывал лектор: решила отправить за решетку тех, кто лишил ее любимого мужа. Как это ни странно, но визит директора школы сначала вверг ее в депрессию, но потом сыграл роль бикфордова шнура. Огонь побежал по фитилю, и случился взрыв, мама принялась доказывать, что Якименко и Нерлина убийцы. Мотив уже был готов: Варвара якобы страдала от неразделенной любви, а Наталья хотела получить хорошую отметку в дневнике.
– Мда, – буркнул Макс.
– Мать наняла частного детектива, но тот ничего не накопал, – продолжал Сергей, – побежала в милицию, но ее вежливо послали лесом, домой она вернулась в слезах. А я как раз сидел с Ростиком Кругловым, бывшим одноклассником, своим лучшим другом. Ростислав обожал моих родителей, очень переживал из-за смерти Шляпина, и вообще он не мог видеть женские слезы. Представьте картину – мама рыдает, я ей валокордин в рюмку капаю, а Ростик вскакивает и объявляет: «Тетя Лара! Клянусь своим счастьем, мы с Сережкой найдем доказательства вины училки и Наташки! Засадим убийцу за колючую проволоку!» Я оторопел. Ростик с ума сошел? Как мы это проделаем? Что за чушь Круглов несет? Смотрю, у мамы слезы вмиг высохли, глаза заблестели, улыбка на губах появилась. «Мальчики, верю, что вы сделаете это!»
Бурков посмотрел на Макса.
– Оцените, в какое положение я попал.
– Мда, – снова произнес Вульф, – весьма щекотливое.
Хозяин квартиры кивнул.
– Мне просто деваться было некуда. Мать воспряла духом, перестала рыдать, зато каждый день спрашивала: «Ну? Как дела? Если деньги нужны, только скажите, любую сумму сразу получите». Что оставалось делать, а?
– Искать улики, – вздохнула я.
Сергей встал.
– И мы этим занялись. Два студента. Медик и математик. Никаких знаний по криминалистике у нас не было. Ни я, ни Круглов чтением детективов не увлекались, наши родственники в сферу интересов правоохранительных органов никогда не попадали. Мы ничего не знали о темном мире преступности и о борьбе с ней. Не видели разницы между следователем и оперативником. Думали, что прокурор – это кто-то вроде начальника судьи. Но мы сумели собрать массу сведений, видеоматериалов. Все документы у меня сохранены, перенесены в компьютер. У Ростика аналитический ум, а я умею поставить себя на место другого человека. Я представил, что являюсь Натальей, как бы перевоплотился в девочку и стал думать за нее: хочу отравить конфеты. Как пронесу яд? В шприце.
– Кто вам сообщил, что отрава была жидкой? – уточнил Макс.
– Нам ничего не было известно, – покачал головой владелец сети медцентров. – Но мозги-то на что? Коробка конфет запаяна в целлофан. Как в нее порошок насыпать? Невозможно. О мстителе с упоением писала желтая пресса, но в каком виде был яд, не сообщала, это мы с Ростиком решили, что мерзавки использовали шприц. Я мысленно превратился в Наталью, стал говорить себе: «Я девочка, мне десять лет. Нужно отравить несколько упаковок, чтобы все выглядело как случайность. Сразу это делать нельзя, надо подготовиться, изучить обстановку, примериться…» Я понял: Якименко должна была несколько раз сходить в супермаркет, так сказать, порепетировать. Милиция проверила запись на видеокамере, там видно, как Наталья… Сейчас все вам покажу. Мы накопали тонну материала, он весь у меня.
Некоторое время мы с Максом рассматривали то, что старательно собрали Сергей и незнакомый нам Ростислав, потом, взяв материал, сели в машину и отправились в офис.
– Интересная картина складывается, – заметил Вульф.
– Да уж, – кивнула я. – И как мы поступим?
– Через несколько дней после того, как проведем некоторую работу, устроим в офисе встречу с участием главных героев, – решил Макс.
– Жаль, не будет Наташи, – сказала я, – мертвые молчат.
– С этим не поспоришь, но за них говорят улики, – усмехнулся Макс. – Алло, слушаю… Да, Витя… Это хорошая новость.
Вульф вернул трубку в подставку на торпеде.
– Елена Рыльская, наша клиентка, сестра покойного Вадима, пришла в себя. Состояние больной стабильное. Похоже, ее жизни уже ничто не угрожает.
– А Светлана Звонкова скончалась, – напомнила я. – И тебе пока не прислали отчет о вскрытии.
– Несколько раз я запрашивал его, но полицейский эксперт, сказав, что согласен сотрудничать, на деле явно не собирается этого делать, – рассердился муж. – Сейчас буду искать того, кто сможет нажать ему на самое нежное место в организме и тем самым вынудит мужика передать нашему агентству необходимые документы.
– Бедная Лариса, – пожалела я Шляпину, – теперь мы знаем, почему она спустя двадцать лет после смерти мужа легко опознала Якименко. Ее сын нам все рассказал. Тебе эта история не кажется странной?
Макс свернул в переулок.
– Давай-ка вспомним, как обстояло дело.
…Накануне празднования в ресторане дня рождения Сергея Николаевича Рыльского Бурков вернулся домой поздно и нашел мать в состоянии крайнего возбуждения. Лариса Алексеевна бросилась к сыну и сказала:
– Завтра в шесть часов мы должны быть с тобой в харчевне «Семь радостей».
Бурков удивился.
– Зачем? У кого-то из твоих подчиненных праздник? Ты же не любишь посещать вечеринки.
– Мне туда надо попасть, – коротко ответила мать. – И ты идешь со мной. Это юбилей.
– Чей? – продолжал удивляться сын и услышал:
– Сергея Николаевича.
– Он кто? – никак не мог сообразить Бурков. – Мама, прости, у меня завтра…
– Часто я прошу тебя сопроводить меня на праздник? – перебила Лариса Алексеевна. – Это старинный знакомый, ты его не знаешь. Одна туда идти не хочу, мне нужен спутник.
Сын вздохнул, отменил дела, запланированные на следующий вечер, и в урочный час отправился с матерью в ресторан «Семь радостей».
Они вошли в зал, Лариса Алексеевна прямым курсом направилась к длинному столу, за которым сидели люди, и накинулась на Наташу.
После того как Шляпину и Буркова выставили вон, Лариса Алексеевна подошла снаружи к большому окну, открыла сумку, вынула оттуда… куриные яйца и начала бросать их в стекло, крича:
– Не успела в Наташку засандалить в вашей обжорке, то хоть так получите! Убийцу привечаете!
Сергей испугался, что сейчас явится полиция, схватил мать в охапку, запихнул в машину и по дороге домой потребовал ответа на вопрос, какого черта она устроила дебош? И что вообще все это значит?
Вдова заплакала, заговорила сквозь слезы:
– Вчера мне позвонила какая-то баба… и сказала: «Завтра в роскошном ресторане Наталья Якименко будет наслаждаться вкусной едой, а ваш муж Евгений уже давно сгнил в земле, его черви съели… Я бы на вашем месте поехала в кабак и рассказала всем, что Наташка убила такого прекрасного человека, как Женя»…
Я внимательно посмотрела на мужа.
– Ты сейчас подробно повторяешь факты, которые мы только что услышали, значит, эта информация кажется тебе особенно важной и вызывает недоумение. Ты всегда так поступаешь, когда нападаешь на след.
– Может быть, может быть… – бормотал Макс. – Слушай, а кто мог знать, где Рыльские соберутся на праздник?
– Члены семьи, друзья, – перечислила я, – работники ресторана. Столик заказывают заранее, обычно на фамилию юбиляра. Его имя могли сообщить кондитеру, который написал на торте «С днем рождения, Сергей».
Вульф повернул направо и затормозил на светофоре.
– Правильно рассуждаешь. Заказ сделали на фамилию «Рыльский», на торте могло красоваться имя «Сергей». Но про Наташу-то Якименко, одну из приглашенных гостей, в ресторане никто не знал. Подозреваю, что таинственная особа, которая довела Шляпину до состояния комы, находилась среди приглашенных. Возможно, была на вечеринке в качестве чьей-то жены, подруги. Если вас зовут на юбилей и компания невелика, то обычно говорят: «Будет двадцать человек, все свои». Иногда сразу имена тех, кто должен прийти, сообщают. Одним словом, той даме было несложно выяснить, что Наталья есть в списке.
– Иногда в ресторанах ставят карточки с именами, – настаивала я на своей версии, – а их могли видеть все присутствующие в зале.
– Так делают, если ожидается большое количество гостей, – возразил Макс. – И звонок Ларисе был накануне, а за сутки столы не накрывают.
Я вынула телефон и набрала номер.
– Есть идея… Елизавета? Добрый день. Вас беспокоит Лампа. Вы помните празднование юбилея отца Вадика? Тогда еще появилась сумасшедшая женщина и налетела на Наталью. Наверное, когда все собрались, попросили официанта сделать общий снимок? Вас не затруднит прислать его мне? И вообще какие-либо фото с того вечера. Спасибо. Если не трудно, укажите фамилии всех присутствующих.
Я нажала на экран и осталась сидеть с трубкой в руке, пояснив:
– Сейчас выясним состав приглашенных, увидим всех.
Телефон издал характерный звук, я открыла ватсапп.
– Так… Прилетело несколько снимков. Вот этот сделан, похоже, в самом начале вечера. Два стула пусты – Лиза с матерью слегка опоздали. А вот уже все на месте. Да, компания совсем маленькая. И каков ее состав? Естественно, сам юбиляр и его близкие – Галина Алексеевна, Елена, Вадим с Наташей, также семья Волковых – Юрий Михайлович, Екатерина Андреевна, Никита, Лиза. Еще некие Петровы, Николай Михайлович и Ольга Трифоновна, и Александр Семенович Береговой. Минуточку…
Я опять набрала номер жены Никиты.
– Елизавета, простите за беспокойство. Кто такие Петровы и Береговой? Ясно. Спасибо.
Макс притормозил у небольшого кафе, предложив:
– Давай перекусим?
– С удовольствием, – ответила я, набрасывая на голову капюшон куртки. – Петровы – соседи Рыльских, живут с ними в одном доме. Береговой – двоюродный брат юбиляра. Все знакомы друг с другом много лет. Ну и кто из честной компании звонил Ларисе? Ставлю на Галину Алексеевну.
Макс открыл дверь кафе.
– Почему?
– Мать Вадима терпеть не могла Наташу, – пояснила я. – Якименко не состояла в браке с боксером, но он вроде собирался оформить их отношения. Вот будущая свекровь и решила устроить прилюдно скандал, натравила на Наталью Ларису Алексеевну. Наверное, она рассчитывала, что Шляпина явится одна и громогласно озвучит историю про отравленные конфеты, смерть Евгения. Но владелица сети медцентров прихватила с собой сына, а тот не дал матери развернуться, и громкого скандала не получилось. Затея не удалась, присутствующие посчитали незнакомую дебоширку умалишенной, которая бросается на кого ни попадя.
– Возможно, – согласился Макс, помогая мне снять куртку. – Но есть маленькая деталь. Откуда дизайнер собачьих нарядов узнала эту давнюю историю? Кто ей сообщил про то, что случилось двадцать лет назад?
В моем кармане зазвонил телефон. Я посмотрела на экран, удивилась и нажала на него.
– Лампа, это вы? – спросил чуть запыхавшийся женский голос.
– Добрый день, Регина Павловна, – ответила я.
– Можете ко мне приехать? – продолжала Львова.
– Что-то случилось?
– Я упала, – коротко сказала пожилая женщина, – головой ударилась. Не сильно, но наложили пару швов. Меня толкнули в метро, сбросили с платформы. Я чудом жива осталась. Но видела, кто это сделал, и могу назвать имя.
– Скоро будем у вас, – пообещала я, снова натягивая куртку.
Домой мы вернулись очень поздно.
– Ты бледная, как привидение, – сказал Макс, когда я вышла из ванной.
– Голова невероятно болит, – прошептала я, – выпила уже четыре таблетки, и никакого толку.
– Попробуй фонарь, который тебе в фирме «Вукс» подарили, – предложил муж.
– Хорошая идея, – кивнула я. – Можешь его зарядить?
Утром я проснулась совершенно здоровая и сказала мужу:
– Просто волшебный ночник!
– И пахнет очень приятно, – согласился супруг. – Давай только поставим его не на тумбочку, а на консоль. Боюсь, ты ночью можешь ненароком его скинуть, ведь часто во сне руками двигаешь.
Муж взял в руки ночник.
– О, смотри, ножки-то столешницу поцарапали!
– Да, и правда, – сказала я и задумалась. – Где-то такие же следы мне на глаза попадались… Вспомнила!!!