Глава 30

– Ошибаешься, дорогая, – хмыкнула Елена Николаевна.

– В чем? – не поняла Варвара.

– Во всем! – объявила коллега. – Это супруга нашего Евгения. Платье у Ларисы от Энрике и стоит столько, сколько мне за год не заработать, а сумка «Барили», за нее надо тридцать тысяч евро отдать.

– Шутишь? – засмеялась Нерлина.

Елена снисходительно улыбнулась.

– Ты Vogue не читаешь, я же ни одного номера не пропускаю, так что я полностью в материале. На бабе все самое топовое. Ты еще ее серьги не рассмотрела. Там такие караты – просто булыжники, и кольцо на пальце им под стать.

– Если у тетки миллионы, почему она приличного парикмахера не найдет? – выразила недоумение Нерлина. – И косметику не купит?

– Ты ничего не понимаешь, – фыркнула Елена Николаевна, – прическа ее только что из салона «Робертино», это их хитовая стрижка специально для зимнего сезона, и макияж есть, только сделан в технике нюде, то есть невидимый.

– Да уж какой-то совсем незаметный, – рассмеялась Варвара.

– А теперь представь, как Лариса над твоей укладочкой, дома с помощью бигудей сооруженной, и заодно над костюмчиком с вьетнамского рынка сейчас ржет, – не упустила момента уколоть коллегу Елена. – Нам с тобой деньги, которые Шляпина на себя любимую тратит, даже присниться не могут.

– Да пусть хоть в золотом саркофаге приедет, все равно страшная, – не согласилась Нерлина. – Даже если у меня миллиард заведется, я такое платье не куплю. Вкуса у Ларисы совсем нет.

– Вкуса нет, – повторила, усмехнувшись, Елена Николаевна, – зато есть гора бабла и молодой красивый муж, который вокруг жены танцует. Глянь, как он ей сейчас чай подает, – смотрит на супругу влюбленными глазами. Кроме того, у госпожи Шляпиной роскошная квартира, из которой Кремль видно, дорогущий автомобиль с шофером и шуба из соболя в пол. Да, вкуса нет. Не спорю, нет вкуса. Совсем нет. А у нас с тобой этого самого вкуса полная кастрюля, зато нет ни манто, ни шикарных колес, ни квартиры в центре Москвы, ни дорогущей одежды с сумкой стоимостью в годовой бюджет города Зафиганска. И молодого красивого мужа у нас тоже не наблюдается. Да пусть он катится куда подальше, этот хороший вкус. Дайте мне все остальное, что у этой толстухи Ларисы есть! Ладно, пошли, уже второй звонок.

С нехорошим чувством зависти Варвара и Катя, которая молча присутствовала при разговоре, сели на свои места. И через пару минут увидели, как Оля, преподавательница музыки, сидевшая слева от Евгения Олеговича, вскочила, заплакала и убежала. Едва учительница выскочила в проход, в зале погас свет, подруги не поняли, что случилось.

На следующий день Ольга взяла бюллетень. Она отсутствовала две недели, потом написала заявление об уходе. Когда учительница музыки пришла за расчетом, Нерлина столкнулась с ней у входа в школу и спросила:

– Ты почему уйти решила? Нашла другое место?

– Нет, – грустно ответила Ольга. – Это из-за жены Евгения Олеговича. Я в театр одна пришла, потому что не считаю нужным врать, звать соседа и выдавать его за жениха. Ну, нет у меня мужика, и не надо… Когда села на свое место, понятия не имела, что рядом Шляпин окажется. Мы с ним парой вежливых слов перебросились, ничего не значащих, вроде про погоду. И вдруг Лариса громко сказала: «Эй ты… не приставай к чужому мужу. По глазам вижу, готова прямо сейчас раздеться и тут же Евгению отдаться. Убирайся вон, шлюха!»

– С ума сойти, – ахнула Варвара Филипповна. – Прямо таким текстом? Ты ничего не преувеличиваешь?

– Я, наоборот, преуменьшаю, – покачала головой Оля, – весь мат опустила.

– Ужасный поступок, – поморщилась Нерлина. – Но это не повод, чтобы терять хорошую работу. Забудь.

– Ага! – воскликнула Ольга. – Так ведь эта мерзавка мне теперь каждый день звонит и говорит: «Или увольняйся, или тебе не жить!»

– Надо было Евгению Олеговичу сказать, – оторопела Варвара.

– Он в курсе, – шмыгнула носом ее коллега. – После первого разговора с сумасшедшей я ее мужу пригрозила: «Или ваша жена от меня отстанет, или я все начальству доложу». Он ответил: «Да, Ольга Яковлевна, Лариса слегка ревнива, но я за нее не в ответе. Хотя все же потолкую с ней». А вечером, когда я домой от метро шла, меня у гаражей схватил парень, впихнул в пустой незапертый бокс и…

Оля заплакала.

– Потом насильник сказал: «Не уйдешь из школы, не оставишь Евгения Олеговича в покое, каждый день с тобой такое делать буду. В конце концов тебе понравится. Сама просить станешь».

– Боже! – ахнула Нерлина. – Немедленно иди в милицию и пиши заявление. Пусть Ларису накажут.

– Нет, нет, нет! – испугалась Ольга. – Меня тогда и вовсе убьют. Все, прощайте…

В шоке от услышанного Варвара отправилась домой. Конечно, она рассказала об этой беседе Екатерине, и женщины все выходные только и говорили, что о Ларисе.

– Хорошо хоть, психопатка в школе не появляется, – заметила Катя.

И как сглазила.

В понедельник владелица сети медцентров заявилась в школу и закатила скандал биологичке. Через несколько дней Лариса накинулась с кулаками на секретаршу директора, потом обвинила еще одну учительницу в приставаниях к Евгению…

К весне преподавательский состав потряхивало, как мокрую мышь, которая села попой на оголенный провод. Все теперь понимали, по какой причине Шляпин за десять лет службы ухитрился сменить кучу рабочих мест – обезумевшая от ревности Лариса являлась к коллегам супруга и закатывала скандалы. Директора образовательных заведений какое-то время терпели, уж больно им не хотелось терять прекрасного педагога. Но потом ситуация становилась невыносимой, и Евгений Олегович покидал гимназию… по собственному желанию. Самое интересное, что сам он делал вид, будто ничего не случилось, по-прежнему был мил со всеми коллегами.

В декабре, незадолго до Нового года, Шляпин заболел. Причем скрутило его на работе. Учитель русского языка посерел, схватился за живот и прямо посреди урока упал на пол. Перепуганные дети кинулись к директору, тот вызвал «Скорую». Но врачи не смогли помочь – когда они приехали, Шляпин уже скончался. Игорь Михайлович позвонил в отделение милиции. И тут скончалась библиотекарша, Нинель Ивановна Рожкова. «Скорая», которую опять вызвали, зарегистрировала смерть до прибытия. В школу прибыли парни в форме. Едва они вошли в здание, как стало плохо химичке Маргарите. Но она сознание не потеряла, успела сказать, что ее и погибшую Рожкову угостила конфетами Варвара Филипповна. Оперуполномоченный кинулся к Нерлиной, та сообщила, что коробку элитного шоколада получила из рук ученицы Наташи Якименко. Девочка принесла ее для Шляпина, сказала, что подарок передает к Новому году ее мама. Евгения Олеговича в тот момент не было в учительской, Варвара велела Наташе оставить коробку на столе. Минут через пять появился словесник, узнал про подношение, открыл упаковку, съел несколько конфет и сказал:

– Угощайтесь, Варвара Филипповна.

– К сожалению, у меня аллергия на какао-бобы, – вздохнула та, – могу даже умереть от удушья. Или покроюсь прыщами.

– А меня вот не обсыплет! – воскликнула библиотекарша, которая как раз вошла в учительскую.

– Ешьте на здоровье, – предложил Шляпин.

И Нинель Ивановна потянулась к коробке. Следом за ней угостилась Маргарита, учитель химии…

Не успела Нерлина до конца рассказать милицейским, что произошло, как стало плохо еще и преподавательнице биологии, которая тоже полакомилась конфетами Наташи.

Началась паника. Спешно вызвали родителей Якименко, их вместе с дочерью увезли в отделение. Но вскоре стало понятно, что десятилетняя малышка ни при чем. В нескольких московских больницах умерли от отравления люди. Все они перед смертью ели шоколадные конфеты фирмы «Цукерзюс», купленные в одном супермаркете. Милиция нагрянула в магазин, изучила товар, обнаружила в упаковках крохотные дырочки, а в самих конфетах какой-то редкий яд. Наташа просто купила конфеты не в том месте в плохой час.

Девочка в школе более не показывалась, ее перевели в другое учебное заведение. А Варваре Филипповне директор вскоре сказал:

– Лучше вам уволиться по собственному желанию.

– Почему? – не поняла Нерлина. – Ничего плохого я не совершала.

– Родственники тех, кто погиб в школе, в том числе Лариса Шляпина, требуют, чтобы вы покинули наше учебное заведение, – пояснил директор. – В противном случае они грозят огромными неприятностями, у Ларисы много влиятельных знакомых, она легко до министра дойдет.

– В чем меня обвиняют? – возмутилась Варвара. – Какой-то псих отравил конфеты, продававшиеся в магазине, надо ловить этого сумасшедшего, а не бросаться на женщину, которая ничего общего с преступлением не имеет.

Игорь Михайлович взял со стола лист бумаги.

– Лариса утверждает, что Наталья Якименко пыталась соблазнить покойного Евгения Олеговича.

– Окститесь! – разозлилась классная руководительница. – Малышке десять лет, она понятия не имеет, чем мужчина с женщиной занимаются в спальне.

– Нынешняя молодая поросль развратна с пеленок, – отрезал директор. – На днях на совещании нам сообщили, что в трех гимназиях есть беременные ученицы в возрасте от одиннадцати до пятнадцати лет.

– Жена покойного сумасшедшая, вы же знаете, как она себя ведет. Правда, не все вам доложили, – отбрила Нерлина. И рассказала, как Лариса поступила с Ольгой.

– И все же советую вам уйти, – не дрогнул директор. – Это же вы коробку на столе в учительской оставили, из-за вас люди погибли.

– Из-за меня? – закричала Варвара. – Забыли, что шоколад Якименко подарила?

– Она уже покинула нас, – ответил Игорь Михайлович.

– Вы умалишенный! – взвилась Нерлина. – Ни ко мне, ни к девочке у следствия претензий нет!

– Конечно, – согласился директор, – десятилетний ребенок не подлежит наказанию. И вы вроде как ни при чем. Но тем не менее кто коробочку-то на стол водрузил? Все вас убийцей считают…

Варвара Филипповна прервала рассказ и взглянула на меня.

– Слышали когда-нибудь подобный бред?

– Да уж, действительно бред, – кивнула я. – И вы уволились?

– Сначала-то отказалась писать заявление, – поморщилась бывшая учительница. – Резко ответила: «Это произвол». Но Игорь Михайлович сумел от меня избавиться. Дело в том, что в день смерти педагогов или на следующий, уж не помню точно, в школе произошла кража. У двух мальчиков из класса Якименко утащили всю одежду – куртки, брюки, пуловеры. Дети занимались в школьной секции дзюдо. Они переоделись в форму и ушли в зал. А поскольку школьный гардероб запирается в шесть вечера и уборщица, которая за него ответственна, домой уходит, ребята унесли в раздевалку свою верхнюю одежду. Короче, у них только ботинки остались. А я, как на грех, была дежурным педагогом. Если бы ничего не случилось со Шляпиным и другими, я вплотную занялась бы кражей. Но у меня просто сил не нашлось. Потом прибежали мамаши, орали в учительской: «Что за безобразие? Дети сидели в вестибюле, нам никто не позвонил! Как вам не стыдно? Развели воров! Оплачивайте украденное!» Я начала извиняться, объяснила им: «У нас трагедия. Скончалось несколько педагогов». Но родительницы вопили еще пуще, им было плевать на смерть учителей, они требовали компенсацию морального и материального ущерба. В конце концов бабы помчались к директору. То-то он обрадовался! Вызвал меня и прямо при истеричках заявил: «Варвара Филипповна, вы проявили черствость и равнодушие к мальчикам. Это недопустимо. Учитывая вашу до сего дня безупречную работу, предлагаю прямо сейчас написать заявление об уходе по собственному желанию. Или уволю по статье, а мамочки на вас в суд подадут». И что мне оставалось делать?

– Не повезло вам, – вздохнула я.