Глава 22

Выйдя из офиса «Вукс», я соединилась с Максом, коротко рассказала ему о том, что узнала от Брагина, и пошла к машине, засовывая трубку в карман. А она вдруг взорвалась звонком, на дисплее высветился домашний номер. Я занервничала и ткнула пальцем в экран, прикидывая, что случилось. Макс на работе, Киса в садике, у меня все в порядке. Может, что-то с Романом Борисовичем? Аспирант Юрий, безостановочно слушающий песенку про козочек и барана, наконец-то впал в агрессию и накинулся на академика?

– Алло, – пропела Алевтина, – говорите.

– Вы мне звонили? – осведомилась я.

– Да, да, да, – обрадовалась Аля. – Пять минут назад был вызов от какой-то женщины. Она сказала: «Лампа, скоро приеду обмерять мопсов, примерно через час буду у вас». И сразу бросила трубку, я ничего не успела у нее спросить. Даже толком не поняла, о чем речь. А вы-то хоть знаете?

Я ощутила досаду.

– Это Анюта, дизайнер собачьей одежды. Но она должна прибыть вечером. Сейчас попытаюсь связаться со странной девушкой.

Не успела я окончить беседу с Алевтиной, как ко мне прилетела эсэмэска: «Лампа! Изменение расписания, уже еду к вам. Ждите минут через пятьдесят. Нюся».

Дозвониться до дочери Инги Федоровны оказалось невозможно, она не отвечала. Я села за руль и, говоря про себя: «Не стоит злиться, вероятно, у Бункиной-младшей есть веская причина так поступить, она вовсе не плохо воспитанная эгоистка, которая рушит людям по своему желанию планы на день», выехала на проспект.

Навигатор обещал, что я доберусь до дома за полчаса, и, вот уж удивление, не обманул. Не попав ни в одну пробку, я неслась по магистралям, тихо радуясь удаче, и успела очутиться в своей прихожей за пять минут до звонка в дверь.

– Вы ведь Лампа, да? – весело спросила прехорошенькая брюнетка с большой сумкой в руке. – Мама вас очень точно описала: худенькая, прямо прозрачная, волосы светлые, короткие.

Я заставила себя улыбнуться.

– Все правильно, вы приехали по адресу.

– Купаться, купаться! Пошли купаться! – раздалось из комнаты Еськина. – Сколько козочек? Три и один баран!

– Бе-бе-бе, – машинально ответила я.

– Хрю-хрю, – дополнила Анюта.

На секунду мы обе замерли, потом я совершенно искренне рассмеялась. Анюта, захихикав, пояснила:

– Ужасная книга! Ее подарили моему годовалому племяннику, и теперь весь дом сходит с ума. Но есть вещи и похуже этой книжонки.

– Неужели? – усомнилась я.

Анюта сняла пуховик.

– Музыкальный барабан вообще чума. Мишаня по нему ладошкой лупит, а инструмент вопит: «Раз, два, три, четыре, пять, будем папу мы ронять».

– Папу ронять? – поразилась я. – Зачем?

– Никто не знает, – веселилась Нюся, снимая сапожки. – А есть еще «Волшебная тарелка». При попадании в нее любой еды она орет: «Давай, накладывай, наливай!» Я уж молчу про ночной горшок, который весьма натурально крякает. Едва Мишаня на него сядет, раздается: «Кря-кря-кря…» – и так до тех пор, пока ребенок не встанет. А племяшка вот что придумал: устраивается на этом, так сказать, унитазе с барабаном в руках, и начинается концерт: «Кря-кря-кря… будем папу мы ронять…» По назначению малыш «трон» пока не использует, исключительно для развлечения. Где можно руки помыть?

Я показала гостье санузел.

– Пока ополаскиваю лапки, ловите собак, – попросила Анюта. – Не волнуйтесь, с обмером я быстренько управлюсь, дела-то на десять минут. Но мне бы еще хотелось обсудить с вами концепт нарядов. Найдется полчасика на разговор?

Мне вспомнилась фраза, которую моя мама произносила себе под нос, если папа спрашивал у нее:

– Дорогая, мы с Петром Ивановичем засиделись, метро уже закрылось, давай оставим Дружкова ночевать в гостевой?

Петр Иванович Дружков был заместителем и ближайшим другом моего отца. Слегка безумный профессор, шагая по улицам в разных ботинках, обычно твердил себе под нос что-нибудь вроде: «Нет, нам нужно сделать угол в пятнадцать градусов и проверить синусоиду». Мамуля терпеть не могла интеллигентного ученого, который всегда являлся в наш дом с подарками. Хозяйке дядя Петя вручал букет и коробку шоколадных конфет, а мне несколько книг и машинку, мяч или набор инструментов. Дружков был бездетный холостяк, теперь-то я понимаю, что он понятия не имел, какие игры любят маленькие девочки, поэтому преподносил мне то, что нравилось ему самому. Почему моя мама невзлюбила Петра Ивановича? И какую фразу она говорила? Сейчас расскажу.

Всякий раз, сняв в нашей прихожей пальто, профессор брал из рук шофера портфель и объявлял:

– Андрей, ты свободен.

– Вас надо будет домой доставить, – напоминал водитель.

– Я не царь-батюшка, – отмахивался Дружков, – на метро доберусь. Ступай к жене и детям.

Увидев, что радостный Андрей спешно убегает, мама шла на кухню и начинала бурчать, готовя чай:

– Горит озеро! Ох, горит озеро!

А после полуночи, когда папа выходил из кабинета и спрашивал про ночевку у нас Петра Ивановича, мамуля, натянуто улыбаясь, фальшиво ласково изрекала:

– Конечно-конечно, никаких проблем, пусть остается. Дома же его никто не ждет, у Дружкова нет дочки, которая не засыпает, пока отец ей книгу не почитает.

Последняя фраза произносилась голосом, в котором звучали трагические ноты актрисы Малого театра, изображающей Катерину, главную героиню пьесы А. Островского «Гроза», в момент, когда та бежит к реке сводить счеты с жизнью. Но мой наивный папенька искренне считал супругу гостеприимной хозяйкой, поэтому целовал ее и, бросив скороговоркой: «Солнышко, не сочти за труд, дай нам еще чайку. И постели Петру в гостевой», – возвращался в кабинет.

Мамочка, бормоча: «Горит озеро! Ох, горит озеро!», шла к шкафу, доставала чистые пододеяльник, простыню, наволочку, закрывала створки, секунду стояла молча, а затем, громко сказав: «Горит озеро, гори и рыба», отправлялась в комнату для гостей…

– Горит озеро, гори и рыба, – произнесла я сейчас, глядя на Анюту.

– Что горит? – не поняла гостья.

Я опомнилась и, старательно следя, чтобы в моем голосе не прорезались трагические нотки актрисы Малого театра, прочирикала:

– Конечно, мы обсудим все костюмы.

– Ой, спасибо! – обрадовалась девушка, открывая сумку и вынимая из нее жестяную коробку. – Давайте приступим. С кого начнем?

Муся сгорбилась, прижала к голове уши, распрямила хвост, опустила его и на полусогнутых лапах уползла из комнаты. Фира упала на спину, задрала все четыре конечности вверх, повернула голову вправо, высунула язык, закатила глаза, громко икнула и замерла.

– Что с ней? – испугалась Анюта.

– Прикинулась мертвой, – хихикнула я. – Видите ли, у нашего замечательного ветеринара Павла Петухова такая же сумка, как у вас. И он всегда первой вынимает из нее жестяную коробку, которая при открывании издает характерный звук. Мопсихи вас видят впервые, но они заметили знакомую коробку, услышали лязг поднимающейся крышки и сделали вывод: к нам в образе дамы пришел Паша, сейчас их будут лечить. Мопсихи стандартно отреагировали на визит Айболита – Муся поспешила заныкаться под мою кровать, а Фира прикинулась трупом. Фируша более хитрая, она думает так: если спрятаться, то тебя отыщут, а мертвой собаке никто уши чистить, ногти стричь и уколы ставить не станет. В принципе это логично. Но на нервной почве желудок Фиры…

В этот момент черная мопсиха громко пукнула. Я наклонилась над ней.

– Фируша, у тебя филигранно получается прикидываться бездыханной. Но всякий раз ты, моя радость, совершаешь одну и ту же ошибку – громко портишь воздух. А мертвые такого не делают. Вставай, это не Паша пришел, гостья не доктор.