Глава 18

Макс ладонью смахнул со стола крошки.

– Причин может быть несколько. Например, хотела произвести впечатление девочки из элитной семьи. Кстати, в Европе и Америке считают, что если человек уехал работать за границу, то он неудачник, который не смог хорошо устроиться на родине. Исключение составляют представители творческой интеллигенции, которые гастролируют по миру. А в России почему-то наоборот. У нас тот, кто варит щи в столовой крохотного посольства в стране Мамбо-Томбо, считается более успешным и уважаемым, чем тот, кто является шеф-поваром лучшего ресторана Москвы.

– Интересно, отчего так? – вздохнула я. – Многие наши эмигранты живут плохо и трудно. Знаю одного блистательного певца, который в голодные девяностые годы удрал в США, решив, что там станет зарабатывать миллионы. Но, к сожалению, карьера в Америке у него из-за отсутствия в репертуаре песен на английском языке не задалась, и бедняга до сих пор поет на Брайтоне в трактире, подрабатывает ведущим на днях рождения и свадьбах своих соотечественников. Недавно у него был юбилей, к легенде советской эстрады летала специальная группа российского телевидения, потом показали документальный фильм. Певец продемонстрировал свой дом, садик с традиционным для американцев белым штакетником, лабрадора, машину, жену, дочь и начал: «Я живу шикарно. В тихом пригороде». И тут мимо с ревом пролетел поезд – жилище кумира советских женщин оказалось прямо у железной дороги. Представляешь, его супруга и дочь владеют небольшим грузовичком, на котором разъезжают по округе и продают мороженое, за счет этого бизнеса семья и живет. Грустно как-то!

– К тому же дом и машина взяты в кредит, – поморщился Макс, – но докладывать об этом российским зрителям «соловей» наверняка не стал, изо всех сил изображал, что имеет доход, как Мик Джаггер, и купается в роскоши.

– Но все же кто-то верит в сказку о богатстве эмигрантов, – вздохнула я. – Есть люди, которые, насмотревшись подобных фильмов, улетают за тридевять земель и потом глубоко жалеют о содеянном.

– У Павла Ермакова, нашего с тобой общего приятеля, была секретарша. Знаешь, за что Пашка ее уволил? – спросил Макс. И, не дождавшись ответа, продолжил: – Девица снималась на фоне его машины, загородного дома, выставляла фото в сети и нагло врала, что и автомобиль, и особняк, и вообще все вокруг принадлежит ей, она, мол, дочурка олигарха. И никто из ее подписчиков не усомнился в правдивости заявлений сей особы. Возможно, Наташе хотелось выглядеть богатой, вот она и сочинила эту историю.

– Но ее сага не радужно прекрасная, – фыркнула я. – Да, папенька с маменькой из-за границы не вылезали, но они были жадные, посвятили жизнь приобретению вещей, забыли о дочке. Чем тут хвастаться? В данном случае только жалость появляется.

– А вот это, на мой взгляд, вторая возможная причина фантазий Натальи, – заметил муж, – некоторым женщинам просто необходимо, чтобы их жалели.

– Может, Якименко таким образом объясняла, почему она не общается с родней? – предположила я. – Со Звонковой она познакомилась в ранней юности, Светлана могла поинтересоваться, почему Наташа не живет с родителями.

Макс начал намазывать на второй тост варенье.

– Вот! Я не успел добраться до главной, на мой взгляд, мотивации. То же самое могли спросить и предки Вадима: «Деточка, а почему ты с чужой тетей квартиру делишь?» Девочка постоянно находилась рядом с их сыном, явно нравилась ему. Любая мать должна была заинтересоваться личностью подружки своего отпрыска. Вадик-то с Натой познакомились, когда им по пятнадцать лет исполнилось.

– Интересно, это правда? – протянула я.

– Что? – не понял Макс.

– История про совместное проживание с Региной Павловной, – уточнила я. – Может, Наташа вообще все наврала? И Регину выдумала?

Макс бросил в чай кусок лимона.

– Марина Гавриловна еще рассказала тебе, что до третьего класса Якименко ходила в обычное учебное заведение, находившееся в паре шагов от квартиры родителей, а потом ее перевели в школу, до которой ей приходилось очень долго добираться, то есть буквально на другой конец столицы, – сначала минут сорок катить на метро, затем полчаса на автобусе, минут пятнадцать пешком… Естественно, Калинина повторяла то, что слышала от Натальи.

Я встала и начала убирать со стола.

– Наверное, Наташу отдали в какое-то специализированное учреждение. Например, в спортивное. Знаю матерей, которые вскакивают в четыре утра, чтобы отвезти своего ребенка к шести на первую тренировку. Или, может, в далекой от родной квартиры школе великолепно преподавали иностранный язык и другие предметы? Я спросила об этом у Калининой, та ответила: «Понятия не имею, почему девочке приходилось вставать в полпятого. Похоже, родители у нее плохие, злые были».

– Леня установил, что это за школа была. Заведение оказалось не ахти, весьма затрапезное, отнюдь не цитадель знаний, – пожал плечами Макс. – Наш компьютерный гуру порылся в документах профильного министерства, там в архиве на каждое образовательное учреждение заведена папочка. Ура прогрессу, все уже оцифровано. Нынче тот заповедник знаний гордо именуется «Центром воспитания детей и подростков имени Батькова».

– А кто это такой? – спросила я.

– Не знаю, – честно ответил муж. – Однако новая вывеска не помогла, данный центр находится в самом низу рейтинга. А в прежние времена там постоянно был некомплект педагогов, родители строчили на учителей жалобы: «Физрук увлекается алкоголем», «Биологичка ударила моего сына указкой», «Учительница русского языка говорила детям: «Не трогайте вещи соседей по парте, это ихние учебники, не вашенские».

– Мрак, – поежилась я.

Макс поставил масленку в холодильник.

– Зато как раз около дома Наташи находилась вполне приличная школа, из которой девочку, по словам Калининой, и перевели в то жуткое место, куда по времени добираться приходилось почти как до Питера.

– Ну это тоже может быть враньем, – поморщилась я. – Наташа могла вообще все выдумать.

– Я велел Леониду проверить, где училась Якименко, – продолжал муж. – И выяснилось: сначала она посещала школу вблизи своего дома, а когда ей исполнилось десять, девочку действительно перевели в заведение на другом конце города. Причем перевод был осуществлен в середине учебного года. Вся информация подтверждается документами, это не выдумка фантазерки Наташи.

– Для такой спешной «операции» должна была иметься веская причина, – заметила я. – А! Догадалась! Старшие Якименко сменили квартиру, перебрались из центра на окраину.

– Нет, – возразил муж, – ни Ольга, ни ее супруг не уезжали из апартаментов, до самой смерти жили в том самом доме. Я подумал: если история со школами случилась в действительности, значит, среди горы вранья, которую возвела Наташа, есть некоторое количество правды. Так, может, Регина Павловна реально существующее лицо? На нашу радость, имя у женщины не самое распространенное. Конечно, если б ее звали Физдипекла или Амвросия, вычислить тетку не составило бы ни малейшего труда, но и с Региной можно поработать. Я запросил данные на всех женщин, которые во времена детства Якименко обитали в радиусе пяти километров от новой школы девочки. И… Здесь звучат фанфары.

– Ты ее отыскал? – обрадовалась я. – Мой муж гений!

Макс заулыбался.

– Обожаю фимиам. Регина Павловна Львова, кандидат педагогических наук, работала некоторое время учительницей, затем делала карьеру как чиновница, но особых высот не достигла, была клерком в районном отделе образования. Через пару лет бывший педагог заболела, получила инвалидность из-за астмы и уволилась.

Я принялась протирать губкой столешницу, обронив:

– Астма неприятный недуг, но с ним можно работать.

Макс прислонился спиной к подоконнику.

– Согласен. Не стоит только наниматься в библиотеку или становиться домашней работницей, то есть нельзя иметь дело с пылью, разной бытовой химией. Для астматика есть масса посильных занятий, однако Регина Павловна предпочла выживать на крохотное пособие по инвалидности.

– Наташа переехала жить ко Львовой. Девочку пристроили в школу, которая находилась рядом с ее новым местом жительства, – сказала я. – И почему Ольга с Николаем так поступили?

Муж сложил руки на груди.

– Полагаю, Регина Павловна может ответить на интересующий нас вопрос.

– Она жива? – удивилась я.

– Почему нет? – в свою очередь спросил Вульф.

– Ну… уже столько лет прошло с тех пор, как Львова взяла к себе Нату… – пробормотала я, – она и тогда уже была старой…

– Сведения о том, что Регина Павловна старуха, исходят от Марины Гавриловны, которой их сообщила Якименко, – остановил меня Макс. – Львовой сейчас семьдесят лет, не так уж и много. Живет она там же. Я пробовал до нее дозвониться, но неудачно. А вот в фирме «Вукс», с которой Вадим собирался заключить рекламный договор, но в связи со смертью не успел задуманное исполнить, ответили сразу. Их самый большой начальник, Валентин Юрьевич Брагин, готов с тобой завтра в десять утра поговорить, намерен ответить на все вопросы. А я попробую еще порыться в прошлом Якименко.

Я подняла руку.

– Подожди. Наталья и Вадим говорили всем, что они познакомились в школе. Так?

– Да, – согласился Макс.

– А в какой? – поинтересовалась я. – В той, которая около квартиры родителей девочки? Или в той, что на конце географии?

Макс подошел к столу и посмотрел в свой ноутбук.

– Если верить словам подростков, дружба у них завязалась в пятнадцать лет. На тот момент Якименко уже давно посещала убогое заведение. Окончив девятый класс, девочка пошла учиться на парикмахера. На стилиста, как сейчас говорят.

– Можешь проверить, где грыз бетон науки Вадим? – попросила я.

– Легко, – пробормотал Макс, садясь на стул. – Так… Сначала парень бегал в школу на улице Пивоварова, потом поступил в училище. Нет, Рыльский никогда не числился среди птенцов образовательного гнезда, где обучалась Наташа. Ни первого, ни второго.

– И здесь ложь! – восхитилась я. – Но зачем они врали?

Макс развел руками.

– Возможно, Вадик понимал, что его мать, обшивающая домашних любимцев богатых и знаменитых, мечтает о невестке из элитной семьи. Поэтому сочинил, что Якименко из его, то есть из непростой школы. Кстати, если Наташе было пятнадцать, то Вадиму шестнадцать, парень же на второй год оставался. И он ходил в техникум, готовился стать слесарем. По машинам.

– Наталья не обучалась автоделу, – заметила я, – она стилист. Можешь посмотреть, где именно девушка получила образование?

Макс поводил пальцем по мышке и доложил:

– В самом обычном учебном центре. Кстати! Окончила его, между прочим, с отличием. А в школе-то сплошняком тройки получала.

– Значит, девушка с ножницами в руках осваивала азы стрижки, а юноша в синей спецовке разбирал на занятиях моторы, – подвела я итог.

Макс закрыл ноутбук.

– Причем Рыльский ходил в техникум, расположенный на Ленинградском проспекте, а Наташа бегала в свой центр на Каширском шоссе, неподалеку от дома Регины Павловны. Ну и где бы эта парочка могла встретиться?

– Ну, в то время в России уже вовсю работали клубы, подростки могли столкнуться на танцульках, – выдвинул версию муж.

Я подошла к Максу.

– Можно найти причину, по которой Наталья врала всем про родителей, работающих за границей. Найдется объяснение и тому, почему она именовала Регину Павловну бабушкой: не хотела, чтобы посторонние знали, что ее воспитывает совершенно чужой человек. Но скажи, по какой причине понадобилось лгать о начавшейся в школе дружбе?

Муж зевнул.

– Наверное, они оба не хотели, чтобы родители парня и воспитательница девушки узнали об их посещении ночных заведений.

Я обняла Макса.

– Отец и мать Якименко сдали дочку на попечение Регины Павловны, совершенно постороннего человека, и, похоже, не очень-то интересовались судьбой Наташи. Галина Алексеевна и Сергей Николаевич разочаровались в сыне – тот не оправдал их надежд, отвратительно учился и уже практически стал пролетарием с вечно грязными руками. Для матери, посещающей гламурные мероприятия и позиционирующей себя творческой личностью, дизайнером, который работает на домашних любимцев селебритис, сын-автослесарь – как черное пятно на белом кружевном платье. Никто ничего по этому поводу ей не скажет, а за глаза будут сплетничать. Наверное, мамаша не раз твердила сыну, что он позор семьи. А тут парень отправился в клуб и нашел там себе подружку – будущую парикмахершу. Вообще мрак! Ребята понимали, что их постараются разлучить, отсюда и ложь. Ну, все, пошли спать, уже поздно.