Глава двадцать пятая

В середине декабря Ян нашел Кенигсвайнам новое безопасное жилье у инженера и бывшего кадрового офицера Феликса Цивинского, который был вместе с Яном на Первой мировой войне, а теперь трудился в тесной связке с ним в подполье. Цивинский, у которого имелась жена и двое детей, прятал многих в своих квартирах на Сапежинской улице в домах 19 и 21, в квартире сестры, у родителей и в обойной мастерской друга (который закрыл мастерскую якобы на ремонт). Там он кормил до семнадцати человек одновременно, обеспечив разным набором кастрюль и тарелок тех, кто ел только кошерное, и остальных, принося лекарства и приводя врачей, когда возникала необходимость. Тайный «Координационный комитет демократических врачей», основанный в 1940 году, объединял больше пятидесяти специалистов; они ухаживали за больными и ранеными и выпускали собственный ежемесячник, в котором развенчивали нацистскую пропаганду о чистых и нечистых расах. Раз в месяц Цивинский уводил евреев в зоопарк или в какой-нибудь другой надежный дом и приглашал в гости соседей и друзей, демонстрируя, что ему нечего скрывать. Когда закончились деньги, Феликс залез в долги, продал собственный дом, а на вырученные средства снял и обставил еще четыре квартиры для евреев в бегах. Как и Кенигсвайны, его протеже часто приходили из зоопарка и задерживались всего на день-два, пока готовились документы и подбиралось другое жилье.

Переезд Кенигсвайнов стал еще одной проблемой для Антонины и Яна: как перевезти столько народу, не привлекая внимания? Антонина решила уменьшить риск, покрасив все семейство в блондинов, поскольку многие немцы, да и поляки тоже, верили, что все светловолосые восходят корнями к скандинавам, а у всех евреев темные волосы. Эта ошибочная идея была неколебимой, даже когда стали ходить анекдоты о неарийских усиках и темных волосах Гитлера. Из фотографий и записей Яна известно, что Антонина и сама подкрасила свои русые волосы, но в ее случае это означало лишь осветление на несколько оттенков, а не превращение из жгучей брюнетки в лимон, и поэтому она посоветовалась со знакомой парикмахершей, которая дала ей бутылочку чистой перекиси водорода и рецепт. Рецепт был необходим, потому что, как подчеркивал Эммануэль Рингельблюм: «На практике оказалось, что платиновые блондины вызывают больше подозрений, чем брюнеты».

В один прекрасный день она повела Кенигсвайнов в ванную наверху, заперла дверь, а Рыся оставила снаружи на часах. Смочив вату в разбавленной перекиси водорода, она намазывала одну шевелюру за другой, получив в результате красные, словно ошпаренные, головы и сожженные до волдырей пальцы, однако волосы все равно не посветлели, даже когда она увеличила концентрацию раствора. Когда она наконец открыла дверь, ее жертвы вышли с огненно-медными волосами.

– Мама, что ты натворила? – спросил испуганный Рысь. – Они же все похожи на белок!

И с того дня Кенигсвайны получили подпольную кличку Белки.

Ночью Ян вывел Кенигсвайнов из подвала через тоннель в Фазаний дом и проводил в центр города, до дома Феликса на Сапежинской улице. Там в моменты опасности беглецы прятались в бункер, вход в который был спрятан в ванной комнате, скрыт прямо за ванной. Феликс не знал, что Регина беременна, пока у нее не начались роды, и, поскольку уже наступил комендантский час и было слишком поздно звать врача, обязанности повитухи свалились на него. «Самый счастливый момент был, – вспоминал он в послевоенном интервью, – когда я принял новорожденного буквально в собственные руки. Это случилось во время окончательного уничтожения Варшавского гетто. Атмосфера в городе стояла очень напряженная, и страх приобретал самые уродливые формы, когда немецкие жандармы и шантажисты проникали в дома и старательно выискивали беглых евреев». Феликс опекал Белок до начала Варшавского восстания в 1944 году, когда Шмуэль Кенигсвайн, ветеран Первой мировой войны, возглавил собственный батальон.

Чтобы замаскировать евреев, их спасители шли на разные косметические ухищрения, и некоторые салоны красоты, например, специализировались на весьма утонченном обмане. Доктор Мада Вальтер с мужем открыла замечательный Институт красоты на Маршалковской улице, где пани Вальтер давала еврейкам уроки, как казаться арийками и не привлекать к себе внимания.

«Там я видел дюжину полуодетых дам, – рассказывал после войны Владислав Смульский, польский писатель и участник „Жеготы“. – Одни сидели под всякого рода лампами, другие, со слоем крема на лицах, подвергались каким-то таинственным процедурам. Как только вошла пани Вальтер, все они собрались вокруг нее, пододвинули стулья, расселись, открыли книги. И начали изучать свой катехизис!»

Хотя все женщины обладали семитскими чертами лица, у каждой на шее висел крестик или образок, и пани Вальтер учила их главным христианским молитвам, учила держаться незаметно в церкви и на торжественных мероприятиях. Они учились готовить и подавать свинину, стряпать традиционные польские блюда, заказывать контрабандный самогон, называемый бимбером. Обычно, останавливая евреев на улице, полиция проверяла мужчин на предмет обрезания, а женщинам приказывала прочитать «Отче наш» и «Аве Мария».

Их могла выдать сущая мелочь, поэтому пани Вальтер устроила нечто вроде школы шарма, лишенного национальных черт, требовавшего всего лишь правильного соотношения модного макияжа, сдержанных жестов и знания польских народных традиций. Это означало, что необходимо отказаться от любых еврейских выражений – например, не спрашивать: «С какой ты улицы?» – вместо: «Из какого ты района?» Женщины обращали особое внимание на все привычное и обыденное – как ходить, жестикулировать, вести себя на публике – в компании мужчин, которым в церкви полагалось снимать шляпу (в синагоге наоборот), обязательно учились отмечать свои именины, а также именины друзей и родных.

Все кудряшки, падающие на лоб, аккуратно убирались, зачесывались на более арийский манер, потому что любые челки, локоны, завитки могли возбудить подозрения. Черные волосы требовалось осветлить, чтобы приглушить их блеск, но при этом не превратить в неестественно-светлые. Когда доходило до выбора одежды, пани Вальтер советовала: «Избегайте красного, желтого, зеленого и даже черного. Самый лучший цвет серый или же сочетание нескольких неброских тонов. Вы должны отказаться от модной сейчас формы очков, потому что они подчеркивают ваш семитский нос». А некоторые особо выдающиеся семитские носы требовали «хирургического вмешательства». По счастью, пани Вальтер сотрудничала с польскими хирургами (например, доктором Анджеем Трояновским и его коллегами), которые придавали еврейским носам другую форму, а также занимались восстановлением крайней плоти у мужчин-евреев, это была нелегальная, сомнительная операция, имевшая древнюю традицию.

На протяжении всей истории «перелицовка», как называли это римляне, спасала преследуемых евреев от разоблачения, и в Библии подобная практика датируется 168 годом до Р. Х., временем правления Антиоха IV, когда греко-римская мода участвовать обнаженными в спортивных соревнованиях и пользоваться общественными банями распространилась и на Иудею. Еврейским мужчинам, которые надеялись замаскировать свое происхождение, предоставлялся выбор: либо старательно избегать мест, где необходимо обнажаться на людях, либо подправить внешность, используя специальный грузик, известный как Pondus Judaeus, чтобы, растянув крайнюю плоть, натянуть ее на головку члена. В процессе растягивания между клетками кожи образовывались микроразрывы, которые заполнялись новыми клетками, закрывая пустоты, кожа таким образом удлинялась. Несомненно, процесс занимал время, был болезненным, да и скрыть его не всегда удавалось, потому что одежду в ту эпоху просто запахивали на себе. Во время Второй мировой войны аналогичного эффекта добивались, прибегая к хирургии, хотя понятно, что в медицинской литературе эпохи нацизма эта операция не описывалась в деталях.

В кругах подполья Ян наверняка встречался с Вальтерами; перекись и рецепт, которые использовала Антонина, возможно, появились из их салона. Пани Вальтер и ее престарелый муж прятали в своем доме до пяти евреев одновременно и на протяжении всей войны предлагали уроки «по улучшению внешности» «бесконечной цепочке» людей в своем Институте красоты. Позже пани Вальтер писала, что «тот несущественный факт, что никто из обычных обитателей нашего гнезда за всю войну ни разу не стал жертвой катастрофы, породил суеверную легенду, из-за которой поток „гостей“ постоянно увеличивался». На самом же деле, поясняла она, ее действия были простой магией сострадания: «Страдания действовали на меня, словно волшебное заклятие, стирающее всякую разницу между друзьями и незнакомцами».