На этот раз шериф Элбин везет нас в “Си-эф-эс” самолично.

По дороге я рассказываю ему, кто я такой на самом деле, и называю имена людей, которые, может, и не сумеют меня разыскать, но хотя бы смогут ответить на некоторые вопросы обо мне, когда они появятся у шерифа. Мне кажется, Элбин заслуживает правды. К тому же теперь все и так может выясниться.

Даже если оставить за скобками причастность Элбина, это дело окажется той еще головной болью. Тела нет. Свидетелей нет. Причина смерти Тена неясна – пуля? хищник? – и нет никаких гарантий, что она когда-нибудь выяснится. Окружной прокурор, скорее всего, через некоторое время откажется от обвинения Реджи в убийстве с отягчающими обстоятельствами и ограничится делом о мошенничестве, хотя работать с ним тоже будет непросто. Что-то мелькнуло в воде во время экспедиции Реджи, а его гости привезли с собой оружие и нарушили четко прописанные правила, да еще ко всему прочему – ему никто никогда не заплатит. Неважно, какая доля была обещана Пэйлин, – она ни за что не подтвердит хранение каких-либо денег, так или иначе связанных с Фордом.

Так что Элбин не в лучшем расположении духа. Однако ему хватает чувства справедливости, чтобы винить не нас с Вайолет, а Макквиллена в том, что грозит ему годом-двумя геморроя на работе. Шериф благодарен нам за то, что мы вывели Макквиллена на чистую воду, хотя и не поставили его в известность о наших намерениях.

Элбин везет нас к пристани. Мы с Вайолет надеемся, что сможем попрощаться с Генри, Дэйви, Джейн и всеми остальными обитателями турбазы – включая собаку Лай – перед отъездом домой. А сейчас мы хотим просто забрать свое барахло и уехать.

На турбазе ни души. Помощник шерифа, оставленный здесь на посту, берет ключ от нашего домика и идет вместе с нами.

Только отперев дверь домика, я сразу почуял неладное. Я довольно-таки хорошо помню запах этого помещения, поскольку, лежа в темноте, пытался унюхать киску Вайолет с пятнадцати футов. Теперь запах другой.

Это же одеколон. И не просто одеколон – это “Каноэ” от “Дана”.

Любимый одеколон всех бандюганов.

И растяжка на входе. Прямо перед дверью.

Я держу дверь в нескольких дюймах от растяжки. Но Вайолет не понимает, почему я остановился, и, чтобы не врезаться, протискивается боком мимо меня. Она толкает дверь дальше.

Самого взрыва я не помню.

Помню, как открыл глаза и уставился в небо. Повернул голову, увидел неподвижную Вайолет рядом со мной, но не смог найти глазами ни Элбина, ни его помощника. Помню, что хотел повернуться на бок и пощупать пульс Вайолет, но вместо этого опять отключился.

Очнувшись в следующий раз, я не могу пошевелиться. И не могу представить себе, как набраться сил и освободиться от боли, чтобы хотя бы поднять голову. Пытаюсь говорить, но не могу.

И еще я не могу понять, почему я до сих пор жив.

Заложить бомбу в нашем домике – и наверняка еще одну в машине, – это четко по плану “Б”. Если Дэвид Локано знает, что я где-то здесь, то у него есть человек, который круглосуточно наблюдает за турбазой, и бригада бойцов в десяти минутах отсюда.

Они должны быть уже здесь.