22
Лагерь “Взгляд олененка”, оз. Форд, Миннесота
Суббота, 15 сентября – воскресенье, 16 сентября
Я сижу, все еще глядя на телефон, и не думаю ни о чем толковом. И тут слышу, как открывается дверь домика. Выглядываю из кабинета.
Это один из как бы спецагентов Пэйлин. Около часа шел ливень, поэтому он в бейсболке, дождевике и без темных очков – я не сразу узнал его. И чуть не вдарил.
Я думал, что Пэйлин рванула в казино вместе с остальными, хотя разумно было предположить, что она не станет этого делать, если не хочет, чтобы все узнали о ее визите в Форд.
Спрашиваю охранника:
– В чем дело?
Он что-то хрипит, так, будто при этом совершает характерные движения тазом. Не знаю, почему он этого не делает, ведь в домике только он да я, а кто мне поверит, если я скажу, что он делал движения тазом? Но он просто осматривает помещение, заглядывает за стойку и в кабинет и говорит в запястье:
– Он в здании администрации. Все чисто. Окно зеленое, окно красное. Выхожу.
Насколько я могу судить, оба окна закрыты и ничем не защищены.
– А что это значит, “окно зеленое, окно красное”? – интересуюсь я.
Он уходит.
Жду минуту-другую, но ничего не происходит, так что я встаю и иду смотреть книги на полке с табличкой “ОДОЛЖИ МЕНЯ”. Я бы вернулся в свой домик, но мы с Вайолет так и не обсудили этот вопрос за весь день, поэтому я не уверен, мой ли это домик.
Беру с полки более-менее случайную книгу в мягкой обложке и ложусь на диван читать. На второй или третьей странице дверь открывается и заходит Сара Пэйлин со своей юной родственницей.
– Доктор Лазарус! Мы услышали, что вас можно застать здесь.
– Ага. Только я Азимут.
Она улыбается. Мне по-прежнему странно видеть ее вблизи. Наверное, как и любого человека, чье техническое воспроизведение ты видел миллион раз.
– Можем ли мы вас попросить об очень большой услуге? – говорит она.
Они все еще топчутся у порога. Я сажусь:
– Конечно.
– Сэндиск тут надо сделать домашнюю работу по химии. У меня папа был учителем-естественником, но мне этих генов, похоже, не досталось. И мы подумали, вдруг… ну, все-таки вы доктор и так далее… в общем, не согласитесь ли вы помочь Сэндиск с уроками?
Я удивлен – и тому, что отец Пэйлин был естественником, и тому, что она верит в генетику.
Может, я недооценивал эту женщину.
– Рад попытаться, – говорю я Сэндиск. – Какая у тебя тема?
Девочка смущенно смотрит в пол:
– Да тут просто основы химии. Мне вообще-то не нужна помощь.
– Пока не нужна, – вставляет Пэйлин.
Чувствуя смущение Сэндиск, я говорю:
– Если хочешь, садись на тот диван и занимайся, а понадобится помощь – скажешь. Идет?
– Идет.
Пэйлин садится в кресло, которое стоит сбоку, и смотрит на нас со стороны. Это напрягает. Через некоторое время становится очевидно, что Сэндиск со своей тетрадью и толстым учебником, утыканным цветными закладками, вполне справляется с заданием, и я притворяюсь, будто погружен в чтение. Для виду то и дело переворачиваю страницы.
– Знаете, я на самом деле очень поддерживаю Израиль, – вдруг заявляет Пэйлин, так что я аж подпрыгиваю.
– Вот как?
– Определенно. Очень поддерживаю.
– Ага…
– У вас ведь татуировка, – объясняет она.
– Верно. А почему вас и преподобного так заинтересовали мои татуировки?
– Ну, они просто… наверное, в этом есть какой-то особый смысл, если человек наносит на тело такие символы на всю жизнь.
– Вы про звезду Давида или про жезл Гермеса?
– Про обе.
Она улыбается той самой улыбкой, которую я уже не раз видел, но увидеть ее вживую – это все равно что смотреть “Фокс-Ньюс” с помощью какой-нибудь новейшей технологии с эффектом присутствия. Улыбка эта самодовольная и ироничная, но в то же время, кажется, прежде всего, оборонительная. Мол “если вам не нравится то, что я говорю, то это всего лишь шутка”. Она полуотдельная, как таунхаус в Бенсонхёрсте.
– И какой же в них особый смысл? – спрашиваю я.
Тут она смущается:
– Ну… сами знаете.
– Нет, я серьезно. Какой?
– Я надеялась, что вы разрешите спросить об этом вас.
– Да пожалуйста.
Вижу капельки пота у нее на лбу, у самой кромки волос.
– Значит, то, о чем я говорю, имеет смысл? – спрашивает она. – Вы даже понимаете, о чем я?
– Нет. Простите, не понимаю.
Сэндиск сокрушенно качает головой, не отрываясь от уроков. Не знаю уж, я ее так расстраиваю или ее тетушка.
– Преподобный Джон так и думал, что вы не поймете, – говорит Пэйлин. – Я просто хотела спросить вас, и все. Если бы вы поняли. Я иногда теряю терпение. Извините.
Она поднимается с кресла.
– Погодите. Все в порядке. Объясните, что вы имеете в виду.
– Наверное, мне не стоило ничего говорить.
– Почему? Кто такой преподобный Джон?
– Мой духовный наставник.
– Что он здесь делает?
– Об этом мне уж точно не стоит говорить. Сэндиск, милая, ты закончила?
– Мы же только пришли, – отзывается та.
– Закончить можно и у нас в домике. Можешь написать своим друзьям по спутниковому телефону.
На секунду Сэндиск замирает в абсолютном обломе. Наконец собирает учебники и листки.
– То есть вы не хотите мне объяснить, что происходит? – говорю я.
Пэйлин колеблется. Выжидает, чтобы Сэндиск отвлеклась на сборы, и быстро наклоняется ко мне. На миг мне показалось, что она сейчас поцелует меня.
– Исаия двадцать семь один, – шепчет она.
Прикладывает палец к моим губам и выпрямляется.
– И что там? – спрашиваю я, надеясь, что все это не чье-то имя собственное.
– Вам стоит взглянуть.
– А вы не можете просто сказать, что там написано?
– Сэндиск, что всегда говорит преподобный Джон, когда его просят процитировать Библию?
– Ну, он такой: “Иди сама посмотри”.
– Он говорит, что каждый раз, когда можно отослать кого-то к первоисточнику, это благословение для тебя и благословение для него.
Скорее, ему лень учить наизусть Писание. Ну да ладно. Не мой же он духовный наставник. Сэндиск встает, покачиваясь под тяжестью рюкзака. Пэйлин провожает ее к двери.
– А может, вы своими словами как-то?
– Лучше не надо. Пожелай спокойной ночи доктору Лазарусу.
– Спокойной ночи, – подчиняется Сэндиск.
Они выходят, и один из пэйлинских как бы спецагентов встает в дверном проеме, чтобы прикрыть им тыл.
Может, тот же самый парень, а может, и нет.
* * *
Ладно, хрен с ней. Посмотрю в сети:
В тот день поразит Господь мечом Своим тяжелым, и большим и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское.
Ибо и без того не хватало безумия во всем дерьме, вокруг происходящем.
* * *
Когда вся честнáя компания возвращается из казино, я выхожу из администраторского домика и иду навстречу шуму и огням. Дождь перестал. Начало четвертого ночи.
Роман я дочитал. Мне понравилось – старая добрая книжка из той эпохи, когда все бестселлеры были похожи на “Династию” для взрослых. Там был такой эпизод, когда героиня попросила плохого парня арбитражера снюхать дорожку кокса с ее бедра, надеясь, что он порежет ее лезвием.
У воды Пэйлин сердито говорит что-то в спутниковый телефон, трое громил прикрывают ее от остальных.
Ко мне подходит Вайолет:
– Есть новости от Милл-Ота?
– Ага. Он хочет, чтобы мы остались.
– Что?
– Да-да, – ищу на ее лице хоть какие-нибудь признаки радости, но она, наверное, слишком устала. – Что случилось? Вы чего так долго сегодня?
Она качает головой:
– Ты ни за что не поверишь в этот дурдом.
