Глава 2. По следам смерти
Когда слышишь слово «степь», то сразу представляешь плоскую как стол равнину, пыльную, с редкими проплешинами из пшенично-желтого ковыля, но это не так. Она умеет быть полной трав и цветов. Степь – проматерь всех ныне живущих, от мышей-полевок до людей с начала времен. Именно из древних жарких равнин пришел австралопитек. Именно здесь творил историю Александр, прозванный «Македонским», и Тимуджин, известный ныне как Чингисхан. Степь – это жизнь и смерть народов. Вот и сейчас, Басмач, сидя на пригорке, разглядывал лежавшую у подножия долину и хотел жить, а вернее есть.
Старенький, изрядно обшарпанный и маломощный, всего лишь семикратный бинокль «Беркут» Басмач приложил к глазам, выискивая цель. А цель, к слову, была хитрой. То тут, то там над раскаленной землей с вьющимся маревом вскакивали и замирали «столбики».
«Один, два, три, пять… Целый выводок, упитанные. Хм, а вот и вожак, кило на десять потянет», – размышлял про себя Басмач, разглядывая игры сурков в оптику. Сурки байбаки устроили свои гнездовища на широкой проплешине, которую наверняка сами и соорудили, начисто выкосив своими зубищами всю растительность почище сенокосилки. А вокруг плеши росла не высокая, ниже колена трава. Луг, самый настоящий цветущий луг посреди степи.
Басмач убрал бинокль и с сомнением посмотрел на свою винтовку: старенькую и вытертую СВТ-40, которая наверняка лично помнила товарища Сталина.
Важнее было другое, а именно: что останется от сурка после попадания тяжелой винтовочной пули? Нет, что-то точно останется. Например, четыре лапки и брызги внутренностей на пыльной земле. И патроны ой как следовало беречь. М-да.
Сурок зверек хитрый и, что плохо, мастерски владеет подарками матери-природы – хорошим зрением и неплохой скоростью. Бить сурка нужно метров со ста, в голову, из мелкашки… Басмач снова вернулся к наблюдению за дичью. И она, в смысле дичь, вовсю резвилась на лугу.
Продолжалось это довольно долго, пока толстому вожаку, видимо, не надоело стоять столбом под палящим солнцем, и он решил прогуляться. Вместо него тут же выросло уже двое часовых. Тяжело переваливаясь на коротких лапках, царь местных байбаков отправился пастись в сторону, потихоньку приближаясь к неглубокому устью давно высохшего ручья, идущего параллельно луга с норками. Басмач быстро спрятал бинокль в кожаный чехол, и принялся рыться в заплечном рюкзаке, такую возможность упускать не следовало. Выудив из недр сидора стальную рогатку и вжимаясь в землю, раскорячившись «крабом», очень и очень осторожно спустился с возвышенности.
Выгнутая из прута «шестерки» рогатка, с удобной рукоятью от рубанка, рамочным упором и подобием прицельных приспособлений. Не заводская конечно, сам мастерил. Но главное в ней был жгут, а, вернее, тонкая синяя трубочка из силикона, деталь от какого-то гоночного автомобиля еще тех, счастливых довоенных времен… Целых десяток патронов «семерки» пришлось отдать на торговище под Ахтюбой. Почти состояние!
Проползя на пузе почти три сотни метров по дну сухого ручья, Басмач подобрался к пасущимся зверькам. Осторожно высунулся из-за бережка, поросшего чахлыми кустиками.
«Ага, попался толстый», – ухмыльнулся в бороду Басмач, зажимая кожаной пращой собственноручно отлитый шарик из свинца и натянув жгут. Кепка осталась вместе с рюкзаком там, на камне, так что разошедшееся солнце изрядно припекало лысину. Осень, последние деньки, впереди зима.
Сурок, отъевшийся за лето, почти круглый, с шерстью чуть песочного цвета, тем временем, совсем позабыв об осторожности, подошел к засаде метров на двадцать и принялся копать какие-то корешки. Медлить было нельзя. Басмач рывком поднялся с лежбища и с хлестким щелчком отправил тяжелый шарик в полет.
Костер, разведенный в тени низкорослого и корявого клена, весело потрескивал, а Басмач, расположившись чуть поодаль в низине, ловко орудуя ножом, потрошил очень жирного сурка.
Способов, которыми можно приготовить байбака, много до безобразия: в сметане, с овощами, приправами. А можно и по-монгольски, срезав голову и вынув потроха, накидать в сурка, как в чулок, раскаленные камни из костра и туда же натолкать сурчиный ливер, а после завязать. Получившийся таким макаром шар опалить на огне, избавившись тем самым от шерсти и блох.
Но подобные кулинарные извращения либо недоступны, из-за отсутствия овощей, либо откровенно противны. Да и для варки запаса воды осталось всего ничего. Потому освежеванный, нарезанный кусками и тщательно сдобренный драгоценным черным перцем байбак шкворчал на раскаленной сковородке, распространяя вокруг просто сногсшибательный аромат. Тщательно выскобленная шкурка же, растянутая на палочках, сушилась в теньке. Для обмена вполне пригодится.
Басмач время от времени переворачивал тонкие полоски сурчатины, прожаривая мясо насквозь, чтобы с как можно большей вероятностью избавиться от трихинелл. Эти микроскопические черви-паразиты очень уж любят селиться в дичи, а затем в том, кто ее съел. Сдохнуть от червей в легких и мышцах Басмач не планировал.
В дополнение к сурчятине пригодилась черемша – дикий чеснок, растущий тут же буквально под ногами, и кружка отвара из корня одуванчика. Конечно, с настоящим кофе из медной турки, сготовленном на горячем песке, не сравнить, как говорится и рядом не валялось, но выбирать не приходится. Единственно, что в сытном обеде оказалось жирным минусом, так это отсутствие хлеба.
Досыта наесться хорошего ноздреватого хлеба со сладкой хрустящей корочкой была давняя мечта Басмача. Ни золота, женщин и власти не хватало для счастья. А попросту хлеба.
Насытившись, Басмач закопал останки сурка, закидал костер землей и, достав из рюкзака потускневшую от времени карту в затертом целлофане, стал прокладывать маршрут. Карта, кстати, была вовсе не сверхточной военной и даже не типографской, выдранной из учебника по географии края, нет. Всего лишь плохая копия, местами размытая попавшей водой и дорисованная карандашом от руки.
Прислонившись к стволу дерева и прихлебывая чуть сладкий «кофе», Басмач углубился в изучение карты, хотя в этом не было особой надобности – эти места он знал. Когда-то здесь жил, и все ставшие безымянными поселки и деревни, расположенные в радиусе трехсот километров, навсегда засели в памяти: Секисовка, Белокаменка, Белоусовка. Да и проклятая машина, за которой он гонялся вот уже который месяц, оставляла очень уж приметный след.
День клонился к закату, следовало найти место для ночлега. В идеале стойбище, но там, где прошел конвой Айдахара, живых, как правило, не остается, лишь трупы и пепелище. Собрав пожитки и бережно упаковав остатки мяса про запас, Басмач, подхватив шкуру сурка, тронулся в путь. Следы машины петляли по степи, заглядывая в селения и заброшенные заводы. Басмачу казалось, что этот Айдахар что-то ищет, попутно собирая кровавую дань.
Великая степь стелилась под ноги то серой золой и каменным крошевом, то сочной травой, влажно хрустящей под кирзовым ботинком, целыми полями метелок уже пожелтевшего ковыля и пахучей полыни. Солнце почти коснулось горизонта, дневная жара уже сменилась вечерней прохладой, но не той, приятной, а пробирающей до костей, осень как-никак. Басмач потуже запахнул видавший виды плащ, застегнул все, что можно застегнуть, натянул кепку на самые уши и зашагал бодрее.
Где-то вдали завыл волк, ему тут же ответили еще с десяток серых глоток. Хотя, возможно, и не волки вовсе. Мало ли что здесь водится. Срочно требовалось укрытие, прогулки по ночной степи в прошлом-то не шибко безопасное мероприятие, а после Напасти и подавно.
Позади Басмача раздался визг, причем многоголосый. Он преследует его уже на протяжении двух ночей: кто-то шуршит поблизости, скрипит, как пенопласт по стеклу. Пока удавалось найти убежище, в первый раз на высоком дереве, а во второй на страшно ржавой опоре ЛЭП. Последняя, кстати, светилась от «огней святого Эльма», иначе бы и не нашел в темноте. Перед сухой грозой как раз дело было. Пришлось торчать на верхотуре до самого восхода, с которым визгуны ушли. Но кто это был, так и осталось загадкой.
Басмач не торопился со знакомством, потому, пока света еще хватало, а дорога была видна, перешел на бег. Винтовка, готовая к стрельбе, перекочевала с плеча в левую руку. Примкнув штык-нож к СВТ, проверил, легко ли выходит рабочий нож из ножен на поясе – вполне свободно.
Визг перешел в отчетливый, подстегнутый азартом лай.
«Загоняют, сволочи!» – скрипнул зубом Басмач, понимая, что преследователи идут позади широкой дугой. И когда «рога» этой дуги сомкнутся, визгуны нападут. Ну, как минимум не станут лезть обниматься и спрашивать, как дела и здоровье!
Темень, залившая все вокруг сплошной черной кляксой, не давала возможности что-либо разглядеть. Луны нет, а звезды скрала плотная пелена облаков. Басмач, задыхаясь от бега, на мгновение оглянулся, но никого так и не увидел. Хотя хриплое дыхание, шуршание лап, все слышно буквально в паре метров вокруг! Фальшфейера ой как не хватает, да. Или доброго факела. Но лучше пулемет и гомогенная танковая броня! Чего нет, того нет…
Возникшую было мысль остановиться и дать бой, пока все силы еще не ушли на бег, прервало падение. Запнулся? Как бы не так! Кто-то схватил за левую ногу и повис как раз на уровне шнуровки ботинка. И выбрали именно толчковую ногу, сволочи!
Выставил свободную руку, чтобы сразу при контакте с землей перекатиться, и не дать возможности визгуну навалиться сверху. Но вместо простого падения кубарем скатился куда-то вниз, видимо по склону холма. Левую руку с винтовкой вывернуло почти сразу, оружие, брякнув о камни, отлетело в темноту. Прибольно с хрустом приложился плечом о твердое. Падение прекратилось. Правая рука, несмотря на боль, на автомате метнулась к поясу, выхватывая нож.
Перехватив извивающееся нечто, левой рукой от души встретил упругую плоть ножом, раз, другой. Тварь протяжно завыла. Дохнув трупный смрадом, перед самым лицом с костяным звуком щелкнул капкан пасти, полный зубов, тут света и не требуется, чтоб такое разглядеть. Еще удар, туда, где у любого из живых есть ребра – нож не подведи, не сломайся! Скорее скинуть с себя труп. Не лежать на земле, это не диван, двигайся боец! Срочно встать!
Вторая тварь ударила в колени, намереваясь опять свалить на землю.
«Что у них, боязнь высоты что ли?! – Наотмашь ударил туда, где должен быть визгун. Недовольно вякнуло. – Попал. Что, не нравится?! Срочно подняться!»
Бой в слепую, что может быть лучше. Ты не видишь ни зги, буквально на звук, вылавливая головы врагов, чтобы перерезать растущие чуть ниже глотки. Сколько времени прошло, час? По ощущениям больше. Ну, а в реальности? В реальности пара минут. Со стороны, наверное, даже красиво: один лысый, вооруженный лишь бородой и ножом, отбивается от десятка или даже больше непонятных, но голодных тварей.
Тактика у визгунов уж больно квадратно-гнездовая, что, впрочем, хорошо для одного бородача и плохо для оставшихся визгунов: сбить с ног и загрызть. Либо прыгнуть в лицо и загрызть. А в защите играет только рабочий, нож с лезвием сантиметров на двадцать пять, спину же прикрывает старый, но все еще прочный рюкзак давно сгинувшей островной империи, на жесткой раме для распределения нагрузки и со стальными пластинами, защищающий спину от пули на излете и осколков.
Однако, никакие ножи, винтовки и ковровые бомбометания не оружие сами по себе, а лишь инструмент. Руки, вот оружие. Еще ноги, зубы, то есть все, что натренированные выживать везде и при любых обстоятельствах мозги способны применить. Басмач и старина Морхольд умели выживать, и выживали бок о бок. Долго.
Басмач откровенно запыхался, годы как-никак. За сорок ведь уже. Твари потеряли уже четверых и отступили, видимо решив, что нахрапом не взять.
– Ну, суки драные! Подходи по одному! – шатаясь от усталости, со злорадной усмешкой рявкнул во все горло Басмач, смачно харкнул куда-то в темень, надеясь, что попал. Но визгуны не торопились.
«На перегруппировку что ли отправились или за пополнением? Падлы», – ярость, хорошая и боевая кипела в крови, придавая каждому движению отточенности и толику безрассудства, но оставаясь в управляемых рамках. Ярость же бездумная – путь на кладбище. Хотя и кладбищ в округе давно нет. Весь Мир стал одним большим захоронением.
Тучи тем временем мало-мало разошлись, пелена, укрывавшая землю от звезд, истончилась. Басмач, готовый к новому нападению, крутил головой из стороны в сторону, стараясь оказаться лицом на любой рык и шорох, твари кружили хоровод, играя на нервах. Как вдруг чуть правее и дальше Басмач заметил, что чернота явно темнее и чернильней, чем все вокруг, – низкий прямоугольник отчетливо проступал в ночи над землей, как кирпич под простыней.
«Загон для овец, зимовье!» – вспыхнула догадка. Оглядевшись еще раз по сторонам, Басмач, не торопясь, боком, боком, попятился в сторону кошары. Визгунам это не понравилось. Кинулись сразу двое и с разных сторон.
Первого Басмач пропустил над собой, пригнулся и полоснул ножом по брюху змеевидное, вытянутое, как у варана, тело. От второго увернулся, успел, добавил вдогонку кулаком. А после сразу же рванул к постройке пастухов.
Расстояние оказалось небольшим, метров сто, может меньше, кто его в темноте разберет? Ночь скрадывает ориентиры, сглаживает углы, добавляя привлекательности тому, что при свете дня не так уж и заманчиво.
Вовремя заметив глубокую траншею или яму, Басмач прыгнул вперед и с разбега, как по лестнице, вскарабкался по стене, сложенной из дикого камня-плитняка, оказался на плоской крыше. Убежище так себе, до земли два метра едва ли. Но визгунам, видимо, хватило. Сбившись плотной кучей, твари стали тявкать, вытянув морды, а затем как по команде развернулись и бросились бежать.
«Вот так да… чего это они?» – Басмач конечно рад, что визгуны отстали, но вот почему, вопрос. Ему казалось, что запрыгнуть на крышу загона для них не проблема. Испугались? Тогда чего, ограниченного пространства крыши? Возможно. Метров пять в ширину и… и хрен знает, не видно сколько в длину. Ну, да, тактика уже нужна иная. Басмач уселся на заметно скрипнувшую кровлю, оббитую не то резиной, не то транспортерной лентой. Порывшись в карманах изодранного плаща, достал кусок тряпки и вытер лицо, руки и нож.
«Так чего же вы испугались, визгунишки?» – вопрос пока оставался без ответа.
Луна, большая, желтая и ноздреватая как сыр, тем временем окончательно выплыла из облачного савана. Степь вокруг стала светлой почти как днем. Где-то невдалеке послышалось тявканье и визг. Басмач плюнул в ту сторону и принялся осматривать место, в котором волею судеб оказался. Ничего примечательного, самое обычное подворье: кроме загона, на котором он сидел, чуть поодаль в правильном порядке располагалось еще несколько прямоугольников разной длины, но одной высоты. В центре же просторная площадка и нечто, отдаленно напоминающее колодец с воротом, и длинные желоба-поилки для живности рядом.
Спуститься и, забравшись под защиту каменных стен, переночевать в тепле? Можно, но кто его знает, что притаилось в одной из этих коробок, пропахших овечьим и коровьим дерьмом? Да, наверняка там теплее, чем на крыше, продуваемой всеми степными холодными ветрами. Но там темнота и неизвестность, которую наверняка испугались визгуны. А тут свет луны, лежащая как на ладони крыша и простор. При том, что из оружия остался только нож. Винтовку, кстати, нужно подобрать, как только рассветет.
С этими мыслями Басмач плотнее запахнулся в плащ и улегся спать прямо под открытым небом, благо не впервой. Однако выспаться не получилось, всю ночь кто-то выл, и кого-то ели. Приходилось вскакивать, выискивая опасность, растирать замерзшие руки и ноги, а уже после проваливаться в болезненную дрему в полглаза. Небо окончательно распогодилось, и ночь потихоньку доползла до утра.
Басмач открыл глаза, когда солнце только-только подожгло горизонт. С трудом поднялся с промерзшей лежанки, руки и ноги отказывались слушаться. Борода покрылась инеем от дыхания, а плащ местами промерз льдом от выпавшей росы. Растерев, как следует, негнущиеся пальцы, залез в рюкзак за сурчиной. Мясо оказалось насквозь пропитано зальдившимся салом, есть просто невозможно. Отложив завтрак на потом, последующие полчаса разминал затекшие мышцы, после чего, держа нож наготове, отправился искать потерянную винтовку.
СВТ обнаружилась сильно дальше места схватки, ремень изжеван буквально в труху, а приклад погрызен. Зато удалось, наконец, разглядеть, что же за звери напали ночью. А посмотреть было на что: с крупную собаку, но тело чудовищно вытянуто и покрыто подобием черной чешуи. Лапы для такой туши слишком короткие, а хвост наоборот. Морда хоть без единого волоска, заостренная к носу и ушастая, как у степной лисы корсака, но с толстыми, как у сома, усами. Если прищуриться, так вылитый китайский дракон, изображенный на вазах династии Мин и термосах маде ин чайна!
Вспомнив о необходимости пополнить запасы воды, Басмач решил все же проверить колодец, что расположился точно посреди подворья, где ему посчастливилось заночевать. Отсюда оно, кстати, лежало, будто на ладони. Усевшись на рюкзак и подставив спину разгоравшемуся солнцу, он стал наблюдать в бинокль.
Ничего необычного, двор как двор. Скорее это даже не временное зимовье пастухов, а самое натуральное крестьянское хозяйство, в прошлом. Вон, насквозь ржавый трактор с такой же ржавой водяной бочкой на колесах. Несколько открытых загонов для скота, и закрытых зимних. Приземистый дом из осыпавшихся от времени и дождей шлакоблоков с плоской односкатной крышей, накрытой прогнившими листами жести. Даже стекла в рамах на месте. Вот только ни у одного строения нет дверей. Вернее, черный провал входа имеется, а чем его прикрыть, нет.
«Чего же испугались драконьи визгуны?» – Басмач отнял бинокль, поскреб в бороде. Как ни крути, а вода нужна. Он уже собрал свои пожитки, срезал обслюнявленный ремень с СВТ, проверил патроны и двинулся к подворью, как что-то мелькнуло. Еле заметное движение. Снова выудив бинокль, Басмач присмотрелся и сначала не поверил глазам: центральная часть двора, вместе с колодцем пошла складками, в стороны побежали ровные трещины, и образовался провал. Широкая земляная воронка с наклонными стенками, хрен выберешься… Прямо ловушка муравьиного льва! Вот только, где эти муравьи? Засевшая в центре двора зверюга питалась исключительно теми, кто подходил к колодцу, людьми. Хотя водички хотелось и местной живности, для нее остались лотки-поилки.
Затем показался хозяин.
«Ну ни хрена себе!» – Басмач от удивления присвистнул. Из ямы, беспрестанно ощупывая землю вокруг многочисленными гибкими усами, вылезло нечто среднее между кротом-переростком и медведкой. Только первый должен быть размером с крысу, а вторая не больше желудя. Здесь же был целый буйвол, очень и очень откормленный буйвол. Раззявив крокодилью пасть, кротобуйвол поводил вытянутой мордой туда-сюда, будто бы нюхая воздух, затем направился к сараю, на крыше которого Басмачу пришлось ночевать.
Неуклюже перебирая короткими, но мощными лапами, зверь попытался влезть на крышу, не получилось. Разочарованно щелкнув зубищами, кротобуйвол неспешно прошелся по двору, длинными усами-щупальцами поочередно «заглядывая» в каждое строение через раззявленные двери. Ничего не обнаружив, вернулся в свою яму-ловушку и принялся раскидывать лапами землю. Поднявшаяся пыль на время закрыла обзор, но когда пепельно-серая взвесь улеглась, скотный двор снова выглядел мирно и даже безопасно.
Оставив далеко позади смертельно опасный скотный двор, Басмач вернулся к следу конвоя Айдахара. Местность была в основном равнинной, похожей на поднос с высокими краями, так как почти на горизонте со всех сторон долину окаймляли горы. Самые настоящие и скалистые. День окончательно прогрелся, стало жарко. Пришлось вместо потерянной в ночи кепки повязать голову белой тряпкой, чтобы лысину не напекло.
Местность жила. То тут, то там, чирикали птички, а в сухой траве стрекотали кузнечики и наверняка копошились полевки. Протяжный крик орла или черного грифа разнесся по округе, птица бесшумно и гордо парила в вышине, высматривая добычу. Долина из широкой равнины перешла в узкую и глубокую балку. Наверное, во времена пещерных людей здесь прополз ледник и изгадил местность провалами и ущельями.
Басмач шел по широкой колее, продавленной колесами тяжелой машины. Иногда чуть в стороне, иногда прямо по ней. Чем думал водитель этой махины, было не понятно, потому как путь, который выбирала машина, назвать нормальным можно с натяжкой. Скорее, конвой пути не выбирал, а попросту прокладывал ребристыми колесами и стальными гусеницами траков, срезая отвальным ножом невысокие бугры, выворачивая валуны.
Балка тем временем постепенно перешла в равнину, пока не уперлась в ворота – проход, некогда пробитый людьми между двумя скалистыми пиками. Идти стало труднее, под ногами хрустело каменное крошево из мелких скользких плиток. Через сотню метров ворота остались позади. Впереди, примерно в километре виднелось селение. Басмач достал бинокль.
Обычный по нынешним временам поселок пастухов: стена высотой метра три окаймляла небольшой пятачок земли со жмущимися друг к другу лачугами, войлочными юртами и загонами для скота. Все бы ничего, только след конвоя шел аккурат через стойбище. И знакомая уже конструкция перед входом тоже о многом говорила.
Вблизи лучше не стало, поселок был разорен, как и десятки других. Басмач внимательно осмотрел следы, засохшие лужи крови то тут, то там. Скотину, конечно, увели, равно как и людей.
Обыскав немногочисленные домишки и разжившись сушеным мясом и пополнив запас воды из колодца, Басмач подошел к пугалу. Жирное воронье с громким карканьем нехотя разлетелось. Впрочем, не далеко. Длинноклювые вороны уселись вокруг и стали ждать, когда уйдет человек.
Сложная конструкция из прибитых к бревнам частей человеческих тел образовала статую, видимо посвященную самому Айдахару: три мужские головы насажены на торчащие прутья; по четыре руки с каждой стороны, похожие на крылья…
«Добро пожаловать на дикий восток, черт побери!» – Басмач в сердцах пнул выбеленный временем бараний череп, подвернувшийся под ногу. Хотел было уже уйти, но привлек внимание один труп, целый.
Старик, в длинном войлочном не то халате, не то пальто сидел, прислонившись к стене напротив пугала. Запрокинутая голова с открытым ртом и отсутствующей макушкой глядела выцветшими от возраста глазами в небо. В правой руке мертвеца чуть блестел на солнце пистолет.
Басмач наклонился и с трудом вытащил оружие из цепких старческих пальцев. Покрутил так и эдак – самоделка. Открутил муфту затвора, сковырнул стреляную гильзу из нижнего ствола. Проверил верхний – заряжен. Вернул муфты на место. Взвесил пистолет в руке, решил, что лишним не будет, и сунул в карман плаща.
Потоптавшись в нерешительности, закрыл успевшему закоченеть мертвецу глаза. Почему так поступил? Басмач и сам не знал ответа. Возможно привычка, оттого, что приходилось проделывать такое не раз. А может, потому что взгляд мертвеца порой много красноречивее, чем у живого. Этот старик, кстати, ушел сам, и по доброй воле. В его глазах все еще плескалась тоска.
Вздохнув, Басмач отправился искать лопату. Где-то в стойбище обязательно должна была оказаться старая штыковая лопата. Оттащив закостеневший труп подальше от дороги, Басмач выкопал могилу и похоронил старика, установив в качестве надгробия плоский камень. Хоронить останки тех, что были на пугале, он не стал. Во-первых, там было месиво, кишащее червями. А во-вторых… это не имело смысла. Потому Басмач, стащив все, что могло гореть, в кучу, разложил у подножия пугала большой костер под негодующее карканье ворон.
Когда пустое селение и чадящий черным дымом костер оказался далеко за спиной, мерно шагающий Басмач разглядел в пыли следы: кто-то на коне с телегой ехал точно по следу Айдахара.
«Кто ты, неведомый конкурент? – подумал Басмач, оглаживая бороду. – Айдахара, чур, убиваю первым!» Ему стало интересно, кто еще преследует конвой и зачем. Басмач зашагал быстрее, неведомого конкурента следовало догнать.
