Глава 10. Точки над «i»

Марат потерял ровно половину отряда, но ледовый дворец удалось вычистить от арахнопоклонников. Радовались этому, как дети, благодарили Басмача, и активно зазывали к себе в общину, обосновавшуюся в здании ЦУМа. На что бородач тактично ответил отказом. Он смутно подозревал, что за самовольный поход Марата по головке не погладят, как, впрочем, и его команду.

Любое человеческое общество не может жить без страха нападения извне, без опасного и не предсказуемого соседа. Вернее оно как раз может, но власть имущим, теперь правящей верхушке Октябрьской общины сладить со своими гражданами будет значительно сложнее: власти поубавится, продовольственный налог, на нужды отряда самообороны удерживать из пайка станет неудобно. Люди начнут роптать, прежней опасности уже нет, ведь изуверы, поклонявшиеся мутанту-паучихе, мертвы либо разбежались, к чему нам такая армия? История склонна делать повторы, отличаются только масштабы, Басмач это прекрасно знал.

А еще, они ему не нравились. Слишком уж легко вдесятером разделались с поклонниками местной богини-мутанта Шелли. Отлаженно сработали, как профессионалы и знатные убивцы: быстро, безжалостно и при минимальных в общем потерях, учитывая, что без огнестрела, разведданных, на чужой территории, полагаясь лишь на авось.

Трое маялись отходняком от своего боевого «коктейля», а Марат, уже без очков, и Индеец, в штанах с заметно ободранной бахромой, выглядели не в пример лучше. Крепкие парни, и опасные бойцы, что ни говори. Басмач по взгляду Марата чувствовал, что недоверие и оценка возможностей взаимные.

Сменяв пачку стародавних лекарств и шприцев на три фляжки воды и увесистый ломоть сушеного мяса, Басмач и Назар распрощались с маратовцами. Когда они в сопровождении волка перешли реку по мосту, крыша дворца провалилась от жара, а языки пламени и черный дым взвились высоко в небо. Басмач не стал выяснять отношения, Назар в тужурке и ватных штанах, снятых с мертвеца, и так выглядел побитой собакой. Чего, впрочем, бородач принципиально не замечал. Жизненный урок должен пойти парню впрок. Иначе, в следующий раз помощь может и не подоспеть, или не захотеть успевать. Пусть сам сделает выводы – не дошло через голову, значит, должно дойти с противоположной стороны.

Им обоим требовался привал и плотный перекус, впереди длинная дорога. Сойдя с моста и оказавшись на улице имени Серго Орджоникидзе, Басмач уверенно свернул налево, направляясь к двухэтажному зданию. Когда-то, в доме, обшитым ракушечником, на первом этаже располагалась ювелирка, а на втором зубоврачебный кабинет. Более безопасного и пустого места просто не найти. Когда жахнуло, часть народа бросилась в панику и бега, а вот другая, более предприимчивая, принялась громить магазины, лавки и ювелирные салоны с расчетом, что война все спишет. Так, впрочем, и получилось, списала.

Над главным входом в ювелирку остались объемные буквы названия, вернее, только их часть «…лмаз». Басмач толкнул стальную дверь стволом дробовика, заперто. Назар, стоя чуть позади, зыркал по сторонам поверх обреза винтовки.

– Дурак в гору не пойдет, дурак гору обойдет… – бурчал себе под нос Басмач, обходя дом сбоку. Над крытым крыльцом, под слоем пыли и птичьего помета, почти сохранилась стеклянная табличка «Дантист…», продолжение валялось в виде мелких осколков, тут же. И дверь оказалась не заперта, просто прикрыта. Внутри ничего особенного, сухо, пыльно, пусто и бардак. Тот, кто сюда забрался первым, в лучших традициях киношных грабителей, первым делом побил стеклянные полки, собирая золото и серебро.

Бородач обшарил все закоулки первого этажа ювелирки, спугнул выводок мышей и поднялся по винтовой лестнице на второй этаж, где собственно зубоврачебня и обиталась. И там все предсказуемо, и выдрано вместе с болтами из кафельного пола. Лишь тот самый, тонкий и въедливый запах стоматологического кабинета, да россыпь блестящих хромом инструментов на полу, напоминали о выдранных зубах и жужжащей бормашине. Забаррикадировав входную дверь, Басмач проверил решетки на окнах первого этажа, а место для привала решил устроить на втором. Отдых требовался всем, даже волку.

Костерок потрескивал в старом буксе. Дым, закручиваясь легким смерчем, улетал в трубу вытяжки, предусмотрительно устроенной старыми хозяевами. На улице накрапывал дождь. Басмач и Назар улеглись на полу, и каждый молчал, думая о чем-то своем. Несмотря на голод, накатившая усталость прошлого дня брала свое. Мясо так и осталось нетронутым в рюкзаке. Волк притулился рядом и, казалось, спал.

– Спасибо, – нарушил тишину Назар.

– Пожалуйста, – ответил Басмач не открывая глаз. Лишь закинул руки за голову, поудобнее устроившись в своем углу.

Разговор не клеился. Хотя, каких бы то ни было слов, клятв, признаний, попросту не требовалось. Зачем? Назар знал, что здорово набедокурил, и в итоге чуть не пошел на корм мутанту. Но Басмач нашел его, помог, спас от лютой участи. Назар это понимал и был благодарен. Как и ценил то, что бородач не стал шпынять за ошибки, чего говорить – откровенную тупость. К чему лишние слова? Мужчинам они не требуются. Главное, точки над буквами расставлены, и главенство в их маленькой группе определено.

Ветер завывал в трубе, гнал дым обратно в помещение, принося помимо кислого угара еще и запах мокрого асфальта, земли. Дождь за окном разошелся не на шутку. Волк, набегавшись за последние сутки по самое не хочу, бессовестно спал, положив голову на лапы, и время от времени дергал ушами – ему наверняка что-то снилось. Назару же не спалось. Он протянул было руку, чтобы погладить Беса, но в последний момент передумал, не стал тревожить сон зверя.

– Там, на заводе, ты спросил, зачем я преследую Айдахара. Хочешь знать ответ? – Басмач открыл глаза и посмотрел на Назара, тот кивнул. Парню вдруг стало дико интересно, ведь про своего попутчика он не знал практически ничего, даже имени. Только прозвище. – Я хочу отомстить. Конвой Айдахара уничтожил один поселок, вместе с жителям. Там были мои родственники, всё, что осталось от семьи, мои племянники. Их отец и я – братья.

Жену и детей нажить так и не успел. В армии служил на границе с Китаем. А после срочки остался по контракту. Когда началась война, в тринадцатом году, я вместе с ротой был на международных учениях по антитеррору на Новой Земле. Это такой остров, пацан, далеко в море. Там всегда зима, мороз и до хрена снега. Я тогда был чуть старше тебя. Двадцать три года: много сил, энергии, планов. Всё по плечу.

Как сейчас помню, в карауле стоял. Полярная ночь, холодрыга, зуб на зуб не попадает, вьюга, и вдруг вспышка где-то на горизонте, в той стороне, где большая земля осталась. Затем еще вспышка, и еще. Ну, все, думаю, война… Напряженность-то давно ощущалась, слухи разные в народе ходили. В части кавардак, все на ушах стоят, связи с землей и командованием нет. Война, да не какая-то, а ядерная. В радиоэфире сплошь неразбериха и истерика. Мы всем гуртом тогда в полной жопе оказались, с острова до дому пешком не доберешься, океан вокруг, м-да. До берега пятьдесят километров. И это только до материка, а дальше сколько пилить?

Год на острове просидели, рыбу ловили, моржей забивали. Чуть до людоедства в итоге не дошло. Так бы и передохли, да у берега подводная лодка всплыла. Стародавний американский дизель, плавучий музей, не атомоход даже. У них солярка кончилась, а у нас в подземных резервуарах ее хоть залейся. С их капитаном Джонсоном быстро общий язык нашли, от него многое узнали. Про мертвые города и выжженные атомным огнем пустыни. Правда, его потом пришлось на корм рыбам пустить. Но это мелочи.

В общем, добрались на дизельподлодке до материка. Сначала все кучно держались, так безопаснее. А потом разбрелись кто куда, очень уж людей Напасть поменяла. Мутантов всяких по первости не было, самыми страшными зверьми оказались люди. Как, впрочем, и сейчас. Но тогда, еще оставалась надежда, что вот-вот все наладится, мозги-то еще на довоенный лад рассуждали. Но многие словно с цепи сорвались, будто ждали, когда можно будет творить все, что их гнилой душе пожелается.

Басмач замолчал, переживая заново свои воспоминания. Назара же словоохотливость спутника просто ошеломила. То молчал, слова не вытянешь, то разоткровенничался. А бородач все говорил:

– Они тогда в Шемонаихе жили, почти на границе с Китаем. И туда черт знает… одна боеголовка упала. Казахстан ведь что? Это буферная территория, совсем узкий перешеек на политической и военной карте. Случись что, под раздачу попадут в первую очередь кто, пацан? – Назар пожал плечами. Он не знал. Да, и если честно, мало понимал его.

– Правильно, страны-гиганты: Россия, Китай. А степной край просто искрами забросает от этой драки. Вот и закидало… Но, по стратегическим объектам все же прошлись, отутюжили, не забыли. Не забыли, падлы, что Казахстан был частью СССР. Не забыли ракетные шахты, затерянные до времени в степях… А я не отчаялся, как говорится, бог не выдаст – свинья не съест. Я искал, узнавал. За информацию платил. И дошла весточка, что, мол, живут в стойбище под Аксуатом! Всё бросил, заказчиков, дом какой-никакой. Всё продал-обменял, и отправился. Не успел… Айдахар, сука, раньше побывал! – Басмач поднялся, расправил плащ, подкинул дров в костерок и уселся спиной к стене. Достал дробовик и принялся разбирать.

Назар решил воспользоваться разговорчивостью своего спутника:

– Басмач?

– Ну? – не отвлекаясь от разборки «эмцэшки», буркнул тот.

– Ты же родился еще до Напасти. Верно? Как тогда жилось? – Назар уселся на пол, поджав под себя ноги.

– Ну-у… – протянул бородач, разглядывая канал ствола на свет, – по-разному. Раздолье для торгашей и дельцов. Тяжелое бытье для работяг. Все как сейчас. Убивали поменьше, конечно, и видимость порядка была. Кой-где демократия даже завелась. За ради плесневелого сухаря по горлу ножом может и не полисонули бы – в большом городе, в центре. Но вот где в глубинке, там, где народ попроще, и достаток поменьше, уже всяко могло быть. Люди по бункерам не жались, за высокими стенами не прятались в основном. Спокойнее было, врать не стану. Да, хреново во многих смыслах, но не такой амбец, как сейчас. Да, главное, мутировавших тварей не было! – Басмач обмотал винтовочный шомпол ветошью и принялся чистить ствол МЦ.

– Тебе разве не рассказывали про старый мир? – Басмач покосился на Назара.

– Рассказывали… но каждый по-своему. Например, Гена Степаныч, он до войны в школе заведовал.

– Учитель?

– Не, – усмехнулся Назар, почесав щеку, – рассказывал, что сторожем был. Он скучал по тому времени. Тосковал. Говорит, простых вещей стало не хватать. Старик вообще иногда скажет чего и застынет, глаза округлит. А потом как проснется вроде, очки снимет, дужки проволочные начинает подгибать-подправлять… И новое рассказывать начинает. Часто он непонятными словами говорил.

Басмач стянул шапку, вытер лоб, а после защелкнул цевьё ружья. Оттянул затвор, спустил курок. Достал патроны из рюкзака, высыпал горкой на пол и принялся каждый разглядывать так и эдак. Постепенно одна горка уменьшалась, зато появились две, но уже поменьше.

– Басмач, а что такое эти «простые вещи»? – Тот задумался, но с патронами возиться не перестал. Назар терпеливо ожидал ответа.

– Простые вещи, мне их тоже не хватает: чистой одежды, стиральной машины, бритвы, пахучего мыла. Да просто помыться и поесть по-человечески. Это трудный вопрос, парень. Простые, на первый взгляд, вещи у каждого свои. Мелочи, но мелочи важные, они часть привычной жизни. Да, и простые они ровно до момента как исчезнут. Не понимаешь? – Басмач покосился на Назара. – Не понимаешь. Да, малец, тебе трудно такое понять, ты вырос в нужде: скорее выживал, чем жил. Все, кто родился после, так живут. А с чего ты с бункера ушел, приключений захотелось? – Басмач усмехнулся в бороду.

– Нет, – Назар покачал головой, уставившись в стену, – из-за сестры. Ей выписали «назначение». Мы убежали.

– Как интересно, – цыкнул зубом бородач, – а что это? Слово знакомое, но смысл мне пока не понятен.

– В нашем бункере было разделение: старшие научные сотрудники, младшие научные сотрудники, обслуживающий персонал, и посетители. Главный это директор.

– А, вы с сестрой стало быть? – поинтересовался Басмач, догадываясь, что это за разделение.

– Посетители… – выдохнул Назар, принявшись кусать губу. Бес встрепенулся, поднял голову, оглядел комнату мутным от сна взглядом. И снова улегся на лапы, причмокнув языком.

– Посетители, самые бесправные. Гена Степанович тоже относился к посам, но его уважали за прошлые заслуги, и не трогали. Хотя, трогали всех. И его под конец вышвырнули наружу, за антинаучную пропаганду! Самое страшное обвинение. Если поса убьет младшак или старшак, то ничего не будет, максимум штраф. Но за пропаганду или смерть, или поверхность. Страшнее обвинение только за покушение на жизнь самого директора. А Майка глянулась кому-то из старшаков, ей выдали назначение на… – Назар поморщился.

– Бабой своей сделать захотели? – догадался Басмач. – Обычное дело. Как не обзови.

– Многие женщины из посов мечтали о таком, получить назначение для кон… контролируемого размножения, – еле выговорил Назар. – Майка не хотела.

– А родители что?

– Не… – шмыгнул носом Назар, – не знал никогда. Степаныч говорил, что отец и мать из посетителей. Погибли они, когда часть жилых тоннелей в бункере обрушилась из-за воды. Многие тогда погибли. Мы с сестрой маленькие еще, в карантине, болели. Потому и выжили.

– Воспитывал кто?

– Никто, – пожал плечами Назар, – сначала в яслях, няньки. Тогда самый первый директор заведовал, говорили нормальный мужик был. Это следующие уже, всё хуже.

– Ну да, – о чем-то своем подметил Басмач, задумчиво поглаживая МЦ, лежавшую на коленях.

Оба замолчали. Не молчала только погода за окном. Крупные капли со звоном разбивались о стекло, разлетаясь на мелкие брызги. Костер перестал дымить, всю гарь исправно вытягивало в трубу. Молчание нарушил Назар:

– Почему ты мне помог?

– Хм. Первый раз, еще там, в поле, когда напали дикари – от любопытства. Мне стало интересно, кто и зачем идет тем же путем, что и я. Вернулся тогда, потому как волчара попросил. – У Назара округлились глаза:

– Бес?.. Как?!

– Вернул меня. Сел на дорогу и не пускал. И вчера вот так же. Только он просто пришел, я уже догадался, что ты в дерьмо вляпался. А спас тебя потому как мог. Не должен был, а просто мог. Развернись я и уйди, никто бы и не осудил, каждый сам за себя.

Так всегда было: каждый мог что-то сделать, но не делал. Моя хата с краю. Ты думаешь, сейчас такая жопа творится почему? Да потому что кто-то, еще тогда, два десятка лет назад мог что-то предпринять, но не сделал этого, побоялся за себя, свою шкуру или благополучие, побоялся потерять теплое гнездо и кормушку со вкусным. Дело к войне не один год шло. Все чего-то медлили, взвешивали, оценивали. Не знаю.

Знаю только, что не помоги я, так ты, дубина стоеросовая, и убился бы. Утоп по самую макушку. Затрахала бы тебя паучиха, а после сожрала как всех своих прежних муженьков, да. Там, на улице, за зданием целая ямища под трупы засохшие, завернутые в паутину приспособлена. Был бы ты парниша еще одним поленцем в штабеле. Ладно, хорош трепать языком. Едим и как следует высыпаемся, завтра трудный день. Будем сплавляться по реке. Ты умеешь плавать, пацан?

– Ага. С цирковыми научился, они чуть ни в каждом пруду плавали.

– Молодец. А я нет. Спокойной ночи, – Басмач улегся на пол и завернулся в плащ.

Назар остался наедине со своими мыслями.

«И этот загадками говорит. Спас потому, что мог? Я могу выстрелить ему спящему в спину. Могу, но не делаю же. Странный Басмач все-таки». Назар уставился в зарешеченное окно. Сквозь белесую пелену льющейся воды проскакивали далекие отсветы молнии, но грома слышно не было. День стремительно угасал. Ему хотелось знать, что сейчас с сестрой, о чем она думает, верит ли в спасение или уже отчаялась. Да, и вообще, жива ли?

Мысль о том, что Майка умерла или может умереть, хоть и пугала, но воспринималась как-то… легко? Нет. Смерть единственного близкого человека, конечно, вселяла ужас. Назар ощущал скорее привычку, ведь смерть всегда неподалеку. Она рядом, выдыхает тухлятиной сквозь острые клыки тварей, блестит на остриях ножей не очень хороших людей, смотрит глазами всех опасностей мира после Напасти. К ней Назар привык.

Мешая размышлять, где-то звонко капала вода, видно, крыша прохудилась. Назар посмотрел в спину Басмача, сопящего у стены.

– Басмач, – позвал он бородача, – спишь?

– Нет, свитер вяжу, – глухо пробурчал тот не меняя позы, – чё хотел?

Назар помялся, задавать вопрос или нет, но все же спросил:

– Чем ты жил после того, как остался один, как жил все эти годы, пока…

– Земледелец из меня никакой, людей убивал. Или живыми приводил, если требовалось. Охотник я за головами. Всё или еще вопросы? Тогда спи, гад!

Утро выдалось ожидаемо хмурым, но дождь прекратился, видимо там, наверху, решили, что хватит, и перекрыли воду. Справив нужду и перекусив, группа из двух человек и одного волка отправилась дальше. Вся улица оказалась затоплена, ливневая канализация, бывшая неисправной еще на момент постройки, сейчас не работала и подавно.

Бредя по щиколотку в воде, Басмач ругался про себя, видавшие виды кирзовые ботинки, хоть и вымазанные солидолом, пропустили воду и в них хлюпало. Это обстоятельство грозило простудой, и мозолями. Не говоря про ломоту в костях от холода. И Назару нежелательно бы застуживаться, он и так перхал при каждом удобном случае. По прикидкам Басмача, идти еще километров пять, а дальше уже подъем, и воды быть не должно. Аккуратно и как можно дальше обойдя люк колодца, Басмач глянул под ноги, и вопросов стало больше: в паре сантиметров от ботинка, вильнув хвостами, мелькнула пара мелких рыбешек.

– Река поднялась.

– Что? – Бредущий позади Назар клацал от холода зубами, и не расслышал Басмача.

– Река, говорю, улицу залила, тут до набережной Иртыша не далеко. Это хорошо и плохо.

– Почему? – Назар остановился, а затем отпрыгнул в сторону от мелькнувшей в воде неподалеку серебристой молнии, подняв тучу брызг.

– Не ссы, это мелкие рыбешки, не опасные. Наверное. Но что под ноги глядишь, уже радует.

Улица упрямо простиралась вперед. Площадь, с советских времени названная именем Ленина, а позже Независимости, уже виднелась просветом, свободным от построек. Но туда еще предстояло дойти. Басмач косился на чугунный забор парка имени Джамбыла. Он как раз лежал впереди, слева от дороги. Еще тогда, до бомбардировок, это было место отдыха для всей семьи. Парк маленький, уютный, с совсем нехитрыми аттракционами вроде покатушек на электромобильчиках, батута, тира и шашлычной. А еще, здесь располагался небольшой зоопарк с вольерой хищных птиц, клеткой с отощавшими волками, загоном с копытными и просторной ареной с бурыми медведями.

В советские времена тут и впрямь громыхали аттракционы с полноценными каруселями, но то в прошлом. Клочок лесопосадки, зажатый между кинотеатром, городской администрацией и загсом, оказался мал для полноценного парка, и всегда был попросту проходом, между улицами Ушанова и Орджоникидзе. Что же творилось сейчас, Басмач, если честно и знать не желал. Среди зарослей кленов, между клетками и вольерами завестись после Напасти могло что угодно.

Лиан, свисающих с ажурного чугунного забора под три метра высотой, уж точно Басмач не припоминал. Да, и не мог. Для вьющейся растительности не тот климат, холодно. Когда они поравнялись с особенно толстым побегом, лиана шевельнулась, причем очень уж целенаправленно. Басмач вскинул дробовик, но оживший куст просто вяло тянул к ним «руку» и ничего больше.

– Держись подальше от изгороди, хрен его знает… – Они с Назаром перешли на середину дороги. Идти было не так удобно, как по мощеному тротуару, вывернутые из земли рельсы трамвая и вспученный корнями асфальт ходьбе не способствовали. Но и прижиматься к идущим сплошной стеной, покосившимся домам желания не прибавлялось. Пустые, мертвые окна смотрели очень уж недружелюбно.

До слуха, помимо шлепанья ног, доносился шум текущей воды. Через метров пятьдесят, забор парка вырос до широких кованых ворот, заросших плющом – вода с дороги, образуя мелкие буруны, шумно утекала между прутьев. Басмач поднял руку, прислушался: где-то в парке, шаги. Кто-то тяжелый хлюпал в грязи, при этом громко сопел. Бородач махнул рукой и прибавил шагу. Кто бы там не жил, встрече будет рад только он, да и то как обеду.

Площадь Независимости раскинулась водной гладью, вернее, тем, что осталось. Стоявшие когда-то высотки, – справа и слева от примыкавшей аллеи, – исчезли. О них напоминали только груды мусора, торчащие над водой огрызки бетонных свай, со скопившимися ветками и всяким плавучим мусором. От самой аллеи и гигантского гранитного фонтана со знаками Зодиака не осталось и следа. Только над бурлящей водой торчал один из минаретов новой мечети. Ни купола, ни стен, лишь двухметровый обломок отлитой целиком из бетона башни, накренился над коричнево-пенным потоком. А над всем этим хаосом с высоты своего постамента молчаливо взирал памятник.

«Абай (Ибрагим) Кунанбаев» – гласила надпись на позеленевшей бронзовой табличке. Вода пенилась всего в паре метров от постамента. За мощной спиной философа и поэта, как будто опасаясь воды, жалось когда-то красивое здание городской администрации – Акимат.

«Сколько еще простоит памятник?» – прикинул Басмач. Вода потихоньку подмоет и его. Год, от силы два. Стихия возьмет свое. Эти места во время разлива реки топило с момента основания города, потому набережную отсыпали и заковали в бетонные берега. Но время и стихия беспощадны.

Отколовшийся пласт асфальта с тихим плеском исчез в бурлящем мутном потоке. Басмач надеялся проскочить относительно коротким путем, держась подальше от жилого массива близ «Зеленого» рынка. Но река внесла коррективы, пришлось обходить. Забрав сильно левее, Басмач и Назар прошли мимо абсолютно целой старой мечети, построенной задолго до войны, и развалившегося здания кинотеатра. После чего углубились во дворы меж высоток. Вода была и здесь, но меньше.

Местами асфальт провалился, оголив подмытые грунтовыми водами обширные каверны. Басмач срубил мачете молодое деревце, и в пару минут соорудил себе посох. Путь перед собой стоило прощупывать, чтобы не угодить в скрытую под водой яму – купание в его планы не входило. Проплутав пару часов, они, наконец, вышли на широкий перекресток.

Слева, тощей свечкой торчало здание общежития; справа, тянулись вдаль массивные бетонные парапеты набережной. Впереди, облепленная кусками целлофана и обгаженная птицами, виднелась еле читаемая из-за ржавчины вывеска-указатель «Аблакетка» и «Конденсаторный завод». Облупившаяся серо-синяя автозаправка, притулилась под указателем. Басмач уселся посреди перекрестка, прямо на бордюр, и принялся перематывать портянки. Вода закончилась, следовало обсушить ноги.

– Сымай обувь, подсушись. Нам еще далеко идти. – Басмач, казалось, был занят только ногами и не шибко смотрел по сторонам.

– Смысл? Все равно переодеться не во что… – угрюмо ответил Назар, недоверчиво поглядывая то на набережную, откуда явственно тянуло тиной и застоявшейся водой, то прямо, на останки АЗС. Высотка из белого кирпича, полукругом раскинувшаяся чуть впереди и правее, его почему-то беспокоила мало. Дом как дом.

– Держи, – порывшись в рюкзаке, Басмач кинул темно-серый сверток. Назар неловко поймал непонятную тряпку. Присмотрелся. Оказались носки, плотные вязаные, шерстяные.

– Спасибо! – обрадовался Назар, и кинулся скидывать мокрую обувь. Кстати, свои же кожаные сапоги. Зарубленному аборигену из ледового дворца они больше не понадобились. Носки согревали застывшие стопы, приятно пощипывая кожу. Обувь, перевернутая подошвами кверху, осталась на асфальте. Под нею тут же набежала лужица.

Басмач, блаженно щурясь на неяркое солнце, на минуту глянувшее сквозь плену облаков, вытянул ноги, наслаждаясь теплом и сухостью. Почти комфорт. А ведь всего лишь такая мелочь – сухая обувь.

– Знаешь, куда мы идем? – Басмач задал вполне риторический вопрос, так как прекрасно знал, что Назар ни сном ни духом про город. – Где-то впереди, километров через семь примерно, водохранилище и ГЭС. Знаешь, что это?

– Да, – отозвался Назар, натягивая подсохшие, но все еще влажные сапоги, – рассказывали. Большой генератор.

– Ну, где-то верно – генератор. Там мы найдем лодку и сплавимся по этой чертовой реке, до самого Семипалатинска.

– Будем плыть, по реке? – уточнил Назар, натягивая второй сапог. Намокшая, а потом подсохшая кожа поддавалась с трудом. – А зачем? Почему в Семипалатинск? – Название он произнес по слогам.

– Там Айдахар, – коротко ответил Басмач и поднялся с твердого бордюра.

– Да из тебя все клещами тянуть нужно… – проворчал Назар. – Ты знал, где его логово, и молчал?!

– Не знал, а догадывался – и это раз. Мне подсказали, где примерно, примерно понимаешь? Его и искать. Восемнадцать гребаных тысяч квадратных километров, и это не считая окрестностей и близлежащего города! И во-вторых, если бы кое-кто не принялся кидать обвинения в медлительности и пугливости, и не ринулся грудью на бронепоезд, то знал бы это раньше. Как доберемся до места, где сможем найти что-то плавучее кроме дерьма, тогда расскажу в деталях. Ты обулся? Ту бензоколонку стоит проверить, не нравится она мне…

Назару нечего было ответить, бородатый был прав. Сам виноват, нечего теперь на других сваливать вину.

Асфальтовая дорога, извиваясь вместе с берегом реки, трусливо жалась к скале. Тут и там, путь преграждали скальные осыпи и целые валуны, скатившиеся с вершины. Город как будто остался позади, вокруг лишь холмы да непонятные развалины явно промышленного происхождения. Разлившаяся из своих берегов река Иртыш, или как ее называли казахи Ертис, подходила вплотную к дороге. А как припоминал Басмач, от кромки асфальта до берега когда-то было метров тридцать, если не больше. Местами, развалины четырехэтажных домов торчали над водой, похожие на неумелых пловцов, зашедших в глубокую воду. Назару пейзаж вокруг напоминал скорее степь. Только далеко впереди, сильно выше и правее дороги, виднелись одноэтажки частного сектора. Еще дальше, сверху вниз пустыми окнами глядели многоэтажки.

Заметив, куда смотрит Назар, Басмач пояснил:

– Эти дома опустели задолго до Напасти, развалился Союз, ушли и люди. Этот район называется «Аблакетка».

– Странное название.

– Думаешь? Кому как. Вроде, когда-то, еще в совсем дикие времена, очень схожие с нашими, был один могущественный человек и даже хан. Звали его Аблай. Встал он лагерем у одной мелкой речушки, долго стоял, воевать с кем-то хотел. Но после, все же ушел, если быть точным – вперед ногами. А население вроде как радовалось, мол, Аблай ушел. А по-казахски – Аблай кетты. По другой истории, он вовсе не был там убит, а само понятие Аблай-кет, значит стоянка или лагерь. Не суть, короче. Как оно было на самом деле, мы уже не узнаем.

– А хан, это вроде Академовского директора?

– Да, что-то вроде. Верно уловил суть.

Дорога меж тем то поднималась в гору, то спускалась вниз. Скалы остались позади. Басмач достал из кармана приготовленный кусок мяса и закинул его в рот. Еще один кинул Бесу, тот поймал на лету. Предложил Назару, но он отказался. Мясо оказалось чуть не досоленным, и каким-то уж безвкусным. Бородач посмотрел на полоску мяса на просвет, и снова сунул в рот, стал усиленно пережевывать. Впереди, метрах в трехстах показались первые многоэтажки.

– Пацан, ружье наготове держи, – Басмач обошел по широкой дуге лежащую на боку легковушку. Назар последовал его примеру, взяв СВТ на изготовку.

– Видишь те поросшие травой холмы, будто одинаковые?

– Ага, – отозвался Назар, притопнув ногой – левый сапог стал ощутимо болтаться.

– Так это не холмы, а бункеры, так-то.

– Там люди? – заинтересовался Назар, чье детство прошло под землей.

– Нет, вроде. Госзапас. Хотя… возможно строили и как временное укрытие в случае ядерной бомбардировки. Только их еще в девяностые годы растащили. Может и правда кто живет, – пожал плечами бородач.

Наконец, за подъемом показалось нагромождение железа и бетона.

– А вот и она – гидроэлектростанция. Заложена еще до Второй мировой войны. Достроена, конечно, сильно позже. – У Назара от увиденного захватило дух: столько воды он еще не видел!

Несколько километров в диаметре, вытянутой, овальной формы озеро раскинулось внизу. Широкая река втекала в озеро, расползающееся на пологие берега, кое-где с домишками. И только с одной стороны, вода упиралась в бетонную стену. Из которой, впрочем, она и вытекала в ту самую реку, что Басмач назвал Иртыш.

Пока Назар любовался водохранилищем, Басмач, достав бинокль, стал выискивать то, что поможет им сплавиться по реке.

«Надо же, стоит дамба, не смыло. Умели же строить».

Полузатонувшие катера, и пара еле державшихся на плаву когда-то белых яхт у причала, не в счет. Он перевел оптику туда, где пологий бережок упирался в дачные огороды и личные причалы городских богатеев. Там-то Басмач и надеялся разжиться лодкой. Но, для этого необходимо перейти на тот берег.

Железный мостик-тоннель, лепившийся к дамбе над самой водой, еще тогда, до Напасти, смотрелся очень уж ненадежно, скрипел при каждом шаге. А теперь? Если мосток окажется аварийным, придется либо искать лодку в другом месте, либо идти в обход. Очень сильно в обход.

Басмач снял рюкзак, передал Назару.

– Сейчас, перейду на ту сторону. Если все нормально, махну тебе рукой. Гляди в оба и не шуми. – Большую воду Басмач любил, наверное, еще меньше, чем ползучих гадов, но другого пути все равно нет.

Металл под ногой жалобно скрипнул, сообщив о своем недовольстве гостями, но ничего не произошло. Басмач облегченно выдохнул. Вот только первые метров тридцать мостка проходили над рукотворной сушей, внизу вились кабели, лежал какой-то хлам вроде бобин. Справа, вплотную прижавшись к мосту, притулилось желтое здание администрации – один корпус повыше, другой пониже. Басмач, выверяя каждый шаг и не делая резких движений, мельком глянул в окно, благо оно находилось метрах в двух от него. Движения там не заметил, зато разглядел скелет, прибитый к стене внутри кабинета. Тот, кто это вытворил, явно постарался, кости не разлезлись, а череп, задорно щеривший редкие зубы в очень широко улыбке, упрямо глядел сквозь окно. Трупом больше, или трупом меньше – весь мир один большой труп, чего тут удивляться?

Басмач покрепче перехватил МЦ, и широко шагая, старался наступать не на сам железный лист, исполнявший роль пола, а на толстые швеллера, идущие по бокам. Со стороны, его утиная походка наверняка выглядела забавно. Но бородачу было плевать, главное это не искупаться в ледяной воде. Со спины послышался кашель Назара. Парень пытался сдерживаться, но выходило слабо.

Сухопутная часть закончилась, лестница круто спускалась вниз, мостик почти касался опорами воды. Басмач хотел сглотнуть слюну, но горло пересохло. Так-то, он всегда считал, что ничего не боится, что напугать его трудно. Он и сейчас не боялся, вот только близость глубокой воды вселяла некоторое беспокойство. Позади осталась половина пути, пройти осталось еще метров сто пятьдесят.

Басмач оглядел водную гладь рукотворного озера: мутно-зеленая, и абсолютно не прозрачная поверхность. До слуха, приглушенный бетонной стеной, доносился рокот падающей воды. Все четыре створки, судя по всему, были открыты. Может это работник ГЭС, решив обезопасить плотину, отворил шлюзы, когда сирены воздушной атаки истошно выли?.. Всё может быть. Возможно, даже электричество вырабатывалось до сих пор.

Басмач остановился. В бетоне оказалось углубление, окаймленное стальными уголками. Для чего оно служит, не известно. Зато отсюда, с мостка, можно было разглядеть лежащий внизу город. Не весь, часть. Высотки лишь робко выглядывали из-за горы Аблакетки. И водопад. Брызги воды щедро долетали сквозь это «окошко». А вот напротив, на водной глади водохранилища, закручивалась в спираль воронка. Басмачу стало не по себе.

– Какие-то сто метров, всего сто метров… – бормотал он себе под нос, перебирая ногами как можно быстрее. Противоположный берег виднелся в трубе мостка совсем близко, рукой подать. Шум рукотворного водопада стал намного тише. К вони застоявшейся воды и тины добавилась горечь полыни и каких-то пряных трав, наверняка дикой мяты. Последние метры он буквально пролетел, топая по ржавому железу, уже не опасаясь, что проломится.

Земля, наконец-то!

Он был готов чуть ли не обнимать пыльный косогор лишь только за ощущение надежной опоры под ногами. Справившись с нахлынувшей эйфорией, Басмач огляделся. Бетонная дорожка начиналась у мостка и, вильнув влево, терялась где-то за небольшим холмом в метёлках ковыля. Наверняка тропинка должна была идти в дачный поселок, виденный еще с причала. Басмач подошел к воде и помахал Назару, чтобы тот перебирался.

Назар махнул в ответ, закинул на спину его рюкзак и пошел на мостик. Пройдя несколько метров, Назар вдруг понял, что Бес не идет за ним, не слышно цокота когтей по металлу. Он обернулся. Волк застыл перед лестницей, помахивая хвостом, но зайти не решался. Назар не собирался бросать друга, потому вернулся обратно.

– Ну, блохозавр, чего не идешь, боишься? Так я тоже боюсь, – Назар потрепал волка по ушам. – Пойдем, нам на ту сторону. Айда, – Назар сделал шаг на мостик. Бес заскулил, не решаясь ступить на железо, но вдруг подпрыгнул как ужаленный и бегом бросился вперед. Назар опешил, Бес, цокая когтями, был уже где-то на середине.

– Ну дает Бесяра, – усмехнулся парень и пошел следом. А волк, тем временем уже пробежав триста метров дамбы, спрыгнул на берег и стал радостно носиться вокруг Басмача. Тот лишь отметил про себя, что большую воду не любит в их команде не только он. Теперь их двое, и пора открывать клуб.

Назар поначалу ступал очень медленно и аккуратно, выверяя шаг. Но метров через пятьдесят, такая черепашья скорость ему надоела, он пошел уже быстрее. Как вдруг металлический лист пола с протяжным скрипом сложился под ногой Назара как бумага. Падая в воду, он лишь успел ухватиться за край свисавшей со стенки сетки-рабицы, и по пояс погрузился в воду. Рюкзак камнем потянул вниз. В пальцы врезалась проволока сетки, Назар закричал от боли, но сил, чтобы подтянуться, не хватало.

– Помоги! – только и смог выкрикнуть он, болтая ногами в ледяной воде.

Басмач, наблюдавший переход с берега, замялся в нерешительности: опять вода и мостик. Но крик о помощи подстегнул сознание. Пересилив вдруг обострившуюся боязнь, он бросился к Назару.

Силы в руках не осталось совсем, он их не чувствовал. Как впрочем и ног в ледяной воде. Один из болтов, удерживавших рабицу, не выдержав старости и нагрузки, лопнул. Сетка, с хлестким «дзинь» оторвалась от швеллера, Назар погрузился в воду по грудь. Теперь он явственно ощущал, что кто-то держит его за левую ногу, и тянет вниз. Запаниковав, он принялся молотить ногами. Но тут же икру прострелило иглой боли, Назар взвыл и чуть не разжал руки.

– Держи! – лысая голова возникла сверху. Басмач протянул руку, но достать до Назара не смог. Замешкавшись, он ухватился за рабицу и стал тянуть на себя, постепенно вытягивая Назара.

– Меня кто-то держит!

Вес парня, ружья и намокшего рюкзака оказался велик, сил Басмачу стало не хватать.

– Брось рюкзак, – скомандовал он.

– Не… не могу, – прохрипел Назар. – Руки не слушаются!

Басмач вытянул с петли на поясе мачете и, держа одной рукой сетку, рубанул СВТ по стволу, перерубив веревку чуть ниже антабки. Винтовка, скользнув с плеча Назара, бесшумно исчезла в воде. Назар истошно закричал. Над водой позади него вынырнула голова в чешуе с плоским носом и пастью, усыпанной острыми зубами. Басмач, отпрянув, отпустил сетку и чуть не упал. Назар снова погрузился по грудь.

Басмач выхватил из ножен штык-нож от СВТ и метнул, почти не целясь. Страхолюдная голова, поймав нож плоским носом, точно между дырками ноздрей, квакнув что-то, исчезла под водой. Бородач подтянул полегчавшую сетку с прилипшим к ней Назаром, и вытянул на мостик.

Назара била крупная дрожь от холода или страха. А может, от того и другого одновременно.

– Некогда разлеживаться, сейчас страхолюд друзей позовет. – Басмач, тяжело дыша, подхватил Назара под руки и почти волоком потащил на берег, где ждал Бес.

По тропинке бежали не глядя, лишь бы подальше от водохранилища. Басмач сомневался, что рыболюды, – а голова, утонувшая вместе с ножом, принадлежала именно к ним, – станут преследовать обидчика далеко от воды. Оба запыхались. Назар почти падал. Штанина на левой ноге оказалась разодрана, мешаясь с водой, стекавшей из ваты, сочилась кровь. Басмач, заприметив подходящий домик на макушке холма, направился к нему, поддерживая Назара.

Замок вывернуло из косяка со второго пинка. Стрелять Басмач не стал, чтобы не привлекать внимание аборигенов излишним шумом. Хотя, наследили они и так больше некуда: ранили рыболюда, оставили приметный след грязных ботинок и крови на бетонной тропинке. Почти приглашение к обеду!

Басмач запихнул Назара в пахнущий сыростью дом, и следом прикрыл дверь, для верности привалив шкафом с отчетливо дзинькнувшей посудой. С ружьем наготове осмотрел все три комнаты и заглянул на второй этаж. Пыльно, грязно, сыро, и нет решеток на окнах. Одно хорошо, что они совсем маленькие, их всего два и выходят во двор.

Назар сидел с перевязанной ногой у костра, и выжимал промокшие ватные штаны. Сколько бы он их не скручивал, влага продолжала сочиться из ткани.

– Долго рассиживаться здесь нельзя. Думаю, как стемнеет, могут пожаловать гости, – голос Басмача донесся со второго этажа. В отличие от первого, здесь окон было полно, во все стороны света. Басмач наблюдал за окрестностями. Домик стоял на вершине холма, какая-никакая, а возвышенность, да и близлежащие участки все оказались в отдалении. Потому обзор получался хороший, незаметно к дому не подобраться.

Назар клацал зубами, растирал руки, но никак не мог согреться. Комната была пустой, необжитой. Тут вряд ли жили: широкий топчан с основанием из кирпичей, газовая плита с красным, высоким баллоном, притулившимся сбоку, шкаф холодильника с блестящей ручкой на двери и гордой надписью «ЗИЛ», под рубиновым щитом. Давно выгоревшие занавески на окнах больше походили на целлофановый пакет. Скорее, сюда иногда заходили погостить. Назара заинтересовал продолговатый короб на ножках.

Сверху наполовину выгоревшая доска с остатками лака. Лицевая сторона серо-стального цвета с крупными желтыми кнопками снизу. В середине красовались черные кругляши, один побольше, три других поменьше. Левая часть непонятной штуковины напоминала помесь исписанного цифрами тетрадного листа в клеточку с научным агрегатом из бункера Академгородка. Назар приблизился к коробу.

Любопытство заставило позабыть про ноющую ногу и Басмача, топтавшегося на втором этаже. Он протянул руку и с опаской покрутил черные кругляши, сначала маленькие. Ничего не произошло. Назар выдохнул, и, окончательно осмелев, теперь провернул лаково блеснувший кругляш, но тот, что побольше. Красная полоска, вертикально торчащая посредине исписанного «листа», вдруг сдвинулась. Назар, испугавшись, отпрянул. Но и теперь страшного не случилось – просто красная «спичка» была слева, а стала справа. Подумаешь. Он еще раз оглянулся на короткую лесенку, ведущую на мансарду.

Назар провел пальцем по кнопкам цвета старой кости. Под слоем серой пыли отчетливо проступала буква «С», а на следующей «УК». Назар перестарался с нажимом, и кнопка с сухим хрустом опустилась ниже. Он втянул голову в плечи, ожидая чего угодно, но что угодно не случилось. Ему стала нравиться эта непонятная штуковина: кнопки крутилки, движущаяся «спичка». Эта машина напоминала все подряд, и одновременно не была похожа на что-то конкретное. В бункере было полно непонятных шкафов и тумбочек с торчащими проводами и кнопками, но загадочное «научное оборудование» на этот полированный ящик похоже не было. Те из железа, а тут дерево. Назар погладил пыльную плоскую поверхность: одновременно шершавая и гладкая.

«Вот бы забрать с собой!» – загорелась настойчивая мысль. Правда, он не знал ни что это, ни зачем ему оно. Просто захотелось и все тут! Назар уперся пальцами в выступающий над крутилками козырек, проверяя ящик на тяжесть, но доска со скрипом оторвалась… Назар чуть не упал, потеряв равновесие.

Нет, не оторвалась. Вся верхняя часть коробки на ножках, теперь напоминала ему столешницу раскладного стола Гены Степаныча. Только здесь виднелся блеснувший золотом шарнир во всю длину крышки. Наверху чихнул Басмач, и глухо выругался. Слов Назар не разобрал.

Под крышкой обнаружилось странное: большой черный и блестящий кругляш. Совсем большой, почти в ширину коробки. Поперек этого кругляша лежала железная палочка. А рядом с ней уже другая крутилка, только белая. И широкая продолговатая кнопка, совсем не похожая на остальные.

Кнопка громко щелкнула под пальцем.

Разлинованная как тетрадный лист серая панель зажглась желтым. Комната наполнилась пронзительным писком и скрежетом. Назар от неожиданности шарахнулся вбок, попутно зацепив рукой заросшую паутиной посуду у газовой плиты. Тарелки с грохотом посыпалась на пол, разлетаясь белыми брызгами. Оглушительно хлопнуло, и наступила тишина. Назар решил, что оглох, но скрип досок под ногой Басмача он услыхал.

– Как дитё малое, – поцокал языком Басмач, выглядывая поверх дробовика из люка в потолке. – Отстань от радиолы. – И тут же добавил задумчиво:

– Электричество все-таки есть… – Голова бородача исчезла в люке.

Назар икнул и, поджав ноги к подбородку, уселся обратно к огню, опасливо покосившись на угол. Над непонятно-страшной и шумной коробкой вился белесый дым. Но главное, она замолчала.