Часть первая
Предпосылки

Папки с документами лежали передо мной в правильном порядке. Я прочитал и досконально изучил все их содержимое, каждый снимок, экспертное заключение, показания свидетелей и информаторов. Я проштудировал семь толстых томов дела и готовился вынести приговор, поставить точку.

Окинув зал взглядом сквозь прорези серебряной маски, я откинулся на спинку кресла и обратился к приставу:

– Введите подсудимых.

Два тощих желтоглазых субъекта в черных плащах ввели сквозь правую дверь троих людей и одного люпса, закованных в стальные цепи. Еще два таких же мрачных субъекта ввели на серебряной цепи тэнкриса, за которым семенил монах ордена Безголосых. Тэнкриса остановили поодаль, а низкорожденных подвели к судейской ложе.

Когда подсудимых ввели, от трибун, где сидели зрители, потянуло страхом, злобой и болью. Особенно сильно боль исторгали близкие и родственники жертв, а их там находилось больше полусотни душ, и это только те, кто смог приехать в Старкрар на время процесса. Одна немолодая женщина человеческого вида порывалась покинуть свое место и приблизиться к подсудимым, но сидевшие рядом люди удерживали ее.

– Подсудимые предстали перед вами, мой тан!

Я наклонился вперед, рассматривая их лица.

Женщина с черным каре, растрепанная, испуганная, измученная, такая тонкая и изящная, что трудно поверить в ее человеческое происхождение. До того как ее схватили и бросили в холодную камеру, она, должно быть, казалась невероятно красивой, изысканной, неземной…

– Феличе Анна Легуарди… – Она вздрогнула, услышав свое имя. – Симер Растерти, Морт Кович, Ноле Альпельт. Вы обвиняетесь в преступлениях против закона Мескийской империи. Вам инкриминируются следующие правонарушения: похищение, заточение в неволе, пытки, принуждение к занятию проституцией, работорговля, учреждение подпольных тотализаторов, многочисленные убийства. Ваша вина в глазах этого суда доказана. Вы признаете ее и раскаиваетесь?

Феличе Легуарди не могла ответить, она судорожно пыталась проглотить ком, который застрял в ее горле, слезы текли из карих глаз, потрескавшиеся губы дрожали. Ее спутники смотрели в мраморный пол – на черно-белый герб Мескии – и молчали, зная, что стены этого зала глухи к мольбам. Люпс глухо заворчал. Его волчья природа требовала сопротивления, драки, однако желтые глаза ташшаров-надзирателей пристально следили за ним, и люпс чувствовал потустороннюю опасность этих существ.

– Засим я, как Великий Дознаватель Мескийской империи, властью, данной мне Императором, приговариваю вас к пожизненной ссылке в Настронг без права на помилование. Глас возмездия имеет возражения?

– Никаких возражений, мой тан! – широко улыбнулся Элшир эл’Фэй, поправляя красную манжету своей черной мантии.

– Глас милосердия?

– Мой тан! – Альвейн эл’Драза поднялся со своего места и приблизился на несколько шагов, поддерживая полы белой мантии. – Могу лишь напомнить вам, что обвиняемая Легуарди беременна и должна родить через три месяца, и это… – молодой тан посмотрел на четверку преступников, – это очевидно. Я прошу вас о послаблении…

– О милосердии. Вы просите меня о милосердии.

– Да, мой тан! И…

– Я понял вас. Легуарди, встаньте с колен.

Она повиновалась с трудом.

– В связи с вашим положением и по ходатайству тана эл’Дразы суд намерен проявить милосердие. Вы будете обследованы докторами с целью установить вашу способность к рождению здорового ребенка. Если таковая подтвердится, до дня родов вы будете содержаться в госпитале под надзором и уходом. – Я сделал паузу, изучая ее меняющийся эмоциональный фон. – Но как только разрешитесь от бремени, ребенок будет определен на поступление в Схоллум Имперрус и продолжит свой путь как будущий служитель Имперры. Вы же разделите судьбу своих подельников.

Истерика началась сразу, и Феличе Легуарди упала на пол, захлебываясь рыданиями. Я дал ей робкую надежду и немедленно отнял, причинив боль еще более страшную.

– Я считаю это более чем высокой честью, – продолжил я, перекрывая раздражающие звуки, издаваемые этим извивающимся человеческим существом, – и актом истинного милосердия. Мы взрастим ваше чадо и превратим его в орудие священной воли Императора, мы сделаем из него или нее достойного и честного человека, которого никогда не смогла бы воспитать женщина вроде вас, госпожа Легуарди. Оттащите эти отбросы в сторону, выведите в центр главного подсудимого.

Их отвели на цепях к левой стене и приковали внутри большой клетки для подсудимых. Передо мной встал тэнкрис, мой сородич… хотя многие благородные таны предпочли бы побрататься с бездомной дворнягой, нежели признать мое родство.

– Лайотрадо эл’Шимар, вы умудрились пасть так низко, как не всякому под силу.

– Тан эл’Мориа! – радостно и нагло улыбнулся он, демонстрируя длинные клыки. – Могу лишь сказать, что я пал с тех высот, на которые вы, мой добрый друг, никогда не сможете взгромоздить свое мохнатое паучье брюшко!

Я посмотрел на трибуны и, распалив Голос, постарался вычленить эмоции нескольких тэнкрисов, совсем терявшиеся на фоне волн возмущения низкорожденных. Эти тэнкрисы, высокородные, среброглазые и беловолосые, облаченные в дорогие костюмы, сидели молча и безучастно взирали на судопроизводство, однако же их чувства бушевали. Они видели своего сородича в цепях и оковах, вынужденного беседовать со мной, глядя снизу вверх. Это задевало их гордыню.

– Тан эл’Шимар, вам инкриминируются те же преступления, что и вашим уже осужденным подельникам. Только ваша вина много крат тяжелее. Вы являлись организатором преступного сообщества, которое похищало или обманом отнимало свободу у подданных Мескии, вынуждало честных женщин торговать своими телами, занималось работорговлей. Помимо всего прочего, вы обвиняетесь в пытках…

– Неужели во всей Мескии теперь пытать можно только Жнецам?..

– Убийствах…

– Низкорожденные мрут как мухи по осени, таков их удел…

– Изнасилованиях…

– Они сами этого хотели! – театрально расхохотался он.

– Людоедстве.

Безумец закашлялся, видимо, подавившись слюной.

– Я – тэнкрис, – тихо вымолвил он, восстановив дыхание, – я – хищник, стоящий на вершине пищевой цепи. Кто смеет отнимать право на охоту, данное мне древностью моей крови?!

Под конец он сорвался на громогласный вопль, резко выступая вперед, и ташшарам пришлось натянуть серебряные цепи.

– Кто ты такой, чтобы судить меня, никчемный выродок?! Кто ты такой?!

Я сложил пальцы замко́м перед своей грудью и решил немного помолчать. Нужно было время, чтобы впиться взглядом в этот кипящий котел эмоций, варившихся в голове полного безумца, на котором, видимо, сказались последствия всех кровосмесительных связей его предков. Я хотел запомнить все это, чтобы позже попытаться воссоздать накал страстей, терзавших его.

Я помнил, когда Лайотрадо эл’Шимар впервые появился в столице. Пять лет назад, утром восемнадцатого дня второго месяца одна тысяча девятьсот девятого года от Низложения Кафаэриса, в семь часов утра на перрон вокзала КГМ прибыл локус «Хохочущий Максимилиан». К нему помимо обычных вагонов было присоединено три лишних, дорогих, изготовленных на заказ, украшенных посеребренной лепниной. Они привезли в Старкрар высокородного тана Лайотрадо эл’Шимара вместе с супругой и двумя детьми. Появление никому доселе не известного, но несомненно благородного и весьма состоятельного тана было встречено с помпой, предварительно щедро оплаченной самим гостем столицы, и не осталось без внимания бульварной прессы. В тот же день на мой стол легло небольшое донесение о происшедшем.

Я читал их сотнями в день и сортировал как памятки в большой картотеке. Бесполезная информация со временем отсевалась, самые же ценные донесения попадали в закрытую, тайную и наиболее защищенную малую картотеку.

Вниз спустилось распоряжение найти информацию о новом жителе столицы. Лайотрадо эл’Шимар, как выяснилось через полтора часа, прибыл в Старкрар из южных колоний, с черного континента Ньюмбани. Ушло еще некоторое время, чтобы связаться с колониальными властями и получить от них объемный доклад, скучноватый, сухой, вполне обыденный. Предки тана эл’Шимара несколько поколений назад поселились в колониях, чтобы собственноручно управлять пожалованными им сапфировыми копями. Впоследствии они довольно успешно преумножали свой капитал и никуда не лезли, пока наконец наследник рода не решил устроить триумфальное возвращение в Старкрар.

Лайотрадо эл’Шимар купил прекрасный особняк в Императорских Садах. Еще тогда меня несколько насторожил его выбор – тот самый особняк, в котором некогда жил и, увы, окончил свои дни Сильвио де Моранжак, да пребудет его душа со Все-Отцом. По окончании расследования особняк так и не обрел нового хозяина, год от года приходя во все больший упадок, – богатые покупатели предпочитали держаться подальше от места со столь дурной славой. Эл’Шимар мог бы приобрести куда более роскошный дом с лучшей репутацией, но эксцентричный тан остановил выбор на месте, в котором приняло ужасную смерть множество народу.

В сонме городских легенд Старкрара существовала одна, гласившая, что в самые холодные зимние ночи, когда идет сильный снег и облака затмевают ночные светила, как тогда, когда погибли де Моранжаки, можно увидеть, что в пустых окнах их особняка блуждают некие «белые тени». Глупость, конечно, – де Моранжаки были убиты при свете дня в обеденное время, хотя факт их гибели действительно вскрылся холодной зимней ночью. В городской легенде эти обстоятельства смешались.

После покупки недвижимости в моей голове зазвенели первые тревожные колокольчики, и я подумал, что за этим таном нужно установить ненавязчивую слежку.

Тем временем из-за моря приходило больше сведений. Мы узнали, что благородный тан являлся ценителем ньюмбанийского фольклора и культуры племен каннибалов долины Имрези. Истории о том, как отважный эл’Шимар отправился в добровольный плен к одному из имрезийских вождей, дабы вести переговоры об освобождении пятерых плененных шахтеров, захваченных седмицей раньше, восхищали. Каким-то образом он смог стать лучшим другом вождя и вывести пленников из стойбища невредимыми, что подарило ему славу отчаянного храбреца в кругах старкрарских дворян. Впоследствии тан эл’Шимар еще не раз отправлялся в экспедиции по долине Имрези и писал любопытнейшие очерки о жизни непокоренных аборигенов, которые издавались в журналах Мескийского географического общества.

Этот тан начал активно, но осторожно и мудро осваиваться в высшем свете столицы. Сначала он заводил знакомство с теми, с кем состоятельному аристократу познакомиться легче всего: с банкирами. А как известно, общий банкир связывает состоятельных господ крепче кровных уз. Именно через жрецов золотого бога эл’Шимар стал знакомиться с представителями высшей аристократии. Он придерживался образа далекого от столичной жизни провинциала, который был достаточно остроумен и образован, умел слушать, ненавязчиво льстить и в целом позволял им чувствовать их полное превосходство.

За какой-то неполный год он перезнакомился и завязал дружбу с абсолютным большинством высших аристократов. Оказалось, что у эл’Шимара имелся вкус, стиль, знания в области макроэкономики и геополитики. Представители верхушки партии монодоминантов уже сами с радостью знакомили его со своими друзьями, он выставлял своего чемпиона на скачках, устраивал роскошные приемы для узкого круга, водя гостей по обновленным коридорам «особняка смерти»; жертвовал церкви, выкупал из муниципальной собственности те редкие приюты и работные дома, которые еще не выкупил я, платя втридорога, чем вызывал уважение и зарабатывал репутацию истинного филантропа.

Шел к концу второй год столичной жизни тана эл’Шимара, и монарх пригласил его с семейством на Осенний бал в Императорский дворец для личного знакомства. Я не знаю, что увидел в этом тэнкрисе владыка или чего он не увидел, но с того памятного осеннего вечера блистательное восхождение тана на вершину общества несколько замедлилось, а затем и вовсе остановилось. Император не одарил эл’Шимара особой благосклонностью, и вскоре начались последствия. От чужака не отвернулись, нет, просто наши политические деятели сочли его бесперспективным и со свойственным тэнкрисам прагматизмом перестали тратить на него лишнее время.

Несколько месяцев эл’Шимар безвылазно просидел в Императорских Садах, пережидая зиму, но стоило прийти весне, как он ринулся скакать по Старкрару беспокойной блохой. Его интересовали южные и восточные районы, самые нереспектабельные и самые злачные. Были отмечены многочисленные контакты эл’Шимара с сомнительными личностями. Со стороны это выглядело как длительный загул потерпевшего фиаско дворянина, и мне пришлось перераспределить ресурсы Имперры на более ценные направления. Как выяснилось позже – это было ошибкой.

Я возглавлял организацию со дня, когда она была мною же и основана четырнадцать лет назад. Имперра служила подспорьем прочим органам имперского правосудия, искала, ловила, вела дознание, вербовала, сажала в тюрьму и казнила, защищала государственные секреты и добывала секреты других государств. Порой Имперра расследовала дела, не имевшие яркого политического значения, но вызывавшие широкий общественный резонанс. К сожалению, несмотря на развитую сеть осведомителей и отшлифованные до совершенства методы, даже мы не могли знать всего, что творилось в гигантской стране и ее громадной столице.

В то время страна обеспокоилась участившимися случаями исчезновения девиц и женщин в западных провинциях, откуда за два месяца пропало больше трех десятков особей разного возраста и видовой принадлежности. В конце концов эта весть стала обсуждаться в Старкраре, Скоальт-Ярд и Имперра получили указания свыше и начали действовать. Многомесячное расследование позволило выявить нескольких замешанных в этом деле сутенеров, проследить маршруты перевозки живого товара до самой столицы и захватить нескольких работорговцев прямо на одной из неприметных улочек Клоповника. Схваченных отвезли в Паутину и передали дознанию с пристрастием. Нам предстояло узнать, что мы заметили лишь верхушку айсберга.

На протяжении последовавших месяцев мы вскрывали сеть подпольных казино, публичных домов и салонов с услугами высшей степени оккультного содержания. Всех мерзостей, что там творились, не хватило бы книги описать. Со временем нам пришлось связать с этим делом еще несколько случаев исчезновения детей и подростков. А еще – череду зверских убийств. Истерзанные тела куртизанок оставлялись на улицах столицы, дабы быть найденными, и в первых двух случаях мне удавалось скрыть это от общественности. Потом убийца совершил целых три акции за ночь, дабы точно не остаться в неизвестности, и одной мы найти не успели.

Впоследствии изуродованные куртизанки находились, стоило рассеяться утреннему туману. Их было столько, что Имперра не успевала все спрятать. Представляю, с какой силой разрасталась бы массовая истерия, знай подданные настоящее число жертв. Повторялась кровавая эпопея четырнадцатилетней давности, народ вновь вспомнил о Кожевнике, только тот сдирал с жертв кожу, а этот забирал себе часть органов и мяса. За неуловимость остроумцы прозвали душегуба Саймоном Попрыгунчиком. Несколько раз его видели со спины и даже преследовали прямиком от мест очередного «подвига» констебли, но он неизменно ускользал.

Сначала я не связывал нахлынувшую волну похищений с появлением серийного убийцы, но когда в одной из мертвых куртизанок опознали женщину, не так давно объявленную в розыск, эти два дела объединили. Были пойманы, осуждены и приговорены сотни участников преступного сговора, многих я допрашивал сам, выворачивая их души наизнанку, но личность главаря оставалась в тени. Вся эта организация была похожа на зеркало, по которому пришелся сильный удар камнем, – длинные ломаные линии трещин пересекали его лик, деля на тысячи мелких кусочков, и никакого вразумительного целого отражения они явить не могли.

Трудно поверить, что весь этот фурор устроил один-единственный тэнкрис, владевший Голосом, позволявшим ему быть в двух местах одновременно. Я не мог этого знать, ибо Голос тана эл’Шимара не был занесен в Единый реестр Голосов.

Уже четырнадцать лет Имперра собирала сведения о Голосах всех тэнкрисов Мескии, и это был тяжелейший труд – ведь нас, тэнкрисов, насчитывалось мало лишь в соотношении с другими народами империи. К тому же благородные таны не горели желанием сотрудничать, нам приходилось давить на каждого в метрополии, а уж до колоний руки совсем не доходили.

Честно говоря, следующий мой шаг был полным безумием – ведь я решил устроить обыск в доме одного из высокородных танов, не имея ничего, кроме косвенных доказательств его связи с некоторыми фигурантами. Казалось бы, это мелочь для того, кто обладает почти необъятными полномочиями, однако все меняется, когда речь заходит о серебряной крови. В Мескии есть закон, гарант которого – сам Император, и все без исключения обязаны ему следовать, особенно когда высшая знать чувствует в тебе угрозу и подвергает жесткой критике каждый шажок.

И все же длительная слежка показала, что за время своих скачек по Старкрару Лайотрадо эл’Шимар больше пяти раз лично встречался с субъектами, позже проходившими по делу о пропавших женщинах. Для хорошего юриста этот довод был хрупким узором инея на стекле, а не железной причиной. Тем не менее я рискнул.

В одну и дождливых ночей на особняк эл’Шимара опустился полог тяжелого магического сна. Оперативники подразделения «Серп» проникли в дом, а также установили контроль по периметру. Явился монах ордена Безголосых, и лишь когда все семейство эл’Шимар лишилось Голосов, магический сон развеяли. Опытные сыщики Имперры исследовали каждый квадратный сантиметр здания, от них не должен был скрыться ни один тайник, ни одно подозрительное пятно. Вместе с ними работали маги-криминалисты.

Мы не нашли никаких документов или других материальных свидетельств связи Лайотрадо эл’Шимара с преступным спрутом. Казалось, что это провал, но фортуна улыбнулась нам в конце концов. То, что следователи случайно обнаружили в потайной камере, наполненной вечным льдом, встроенной в стену подвала за старинным пыльным комодом, поразило их. Целый набор подмороженных органов совершенно определенного происхождения. Лайотрадо эл’Шимар был взят под стражу немедленно.

Неожиданно для самих себя мы схватили за горло Саймона Попрыгунчика. Дабы убедиться окончательно, я сам провел допрос, используя свой Голос, и заставил его сказать правду. А всего через седмицу мы схватили эту четверку: Легуарди, Растерти, Ковича и Альпельта – старших руководителей спрута. Выяснилось, что эл’Шимар был их главарем, но без его постоянного руководства эти воротилы преступного мира не смогли держаться в тени долго. После пристрастных допросов они показали на эл’Шимара.

Когда ему был задан вопрос касаемо преступного синдиката, о котором он на предыдущих допросах не заикался, тэнкрис извинился с вежливой улыбкой и заверил, будто не знал, что нас интересовало что-то кроме его гастрономических предпочтений, а так бы, конечно, обязательно поведал все о своем небольшом подпольном предприятии. Это было правдой, к стыду своему признаю, – я так удивился нежданной находке, попавшей мне в руки, что временно забыл, по каким первоначальным подозрениям натравил на него агентов.

Если бы не те дурные привычки, которые эл’Шимар перенял у каннибалов долины Имрези, если бы я, полагаясь на собственные инстинкты, оплошал и обыск в его доме не дал результатов, сколько бы еще этот тан продолжал паразитировать на теле Мескии? Думаю, годы.

– Вы готовы услышать вердикт, эл’Шимар?

– Предпочитаю думать, что фарс, творящийся здесь, меня не касается, – ответил он.

– Властью, данной мне Императором и Силаной, я приговариваю вас к казни через угрызения совести. Часть вашего капитала будет изъята и разделена на компенсационные суммы для ваших жертв, а также для семей тех из них, кого вы убили. Приговор будет приведен в исполнение ровно через час, если у его величества нет альтернативного мнения. Господин Варзов?

Со своего места поднялся высокий стройный человек в костюме-тройке траурного цвета. При взгляде на этого господина на ум всегда приходило слово «безукоризненность». Оно было в состоянии одежды, прически, выбритом с маниакальной тщательностью подбородке, оно сверкало на идеально чистых стеклах серебряного пенсне… и лишь бледно-зеленые глаза убийцы наталкивали на мысль о слове «резня».

И сам не представляю, каким образом «главный уборщик» Императорского дворца оказался занят на нынешней должности, но именно Варзов передавал волю Императора относительно помилований во всех судебных заседаниях, которые я вел.

– Его императорское величество не желает вмешиваться в ход процесса, тан Великий Дознаватель, – объявил Антонис.

– Благодарю.

Он немедленно удалился из зала, поскольку выполнил все свои обязанности.

– Таким образом, приговор вынесен и обжалованию не подлежит! – Я поднялся с кресла, с блаженством чувствуя, как растягиваются затекшие мышцы, взял с подставки свою трость. – Этих троих немедленно клеймить и отправить в Настронг, ее – в госпиталь. Осужденного на смерть отвести в комнату ожидания на последнюю трапезу. Казнь будет проходить на Белом диске, и пострадавшие имеют право на места в первом ряду. На этом все, суд окончен.

Я спустился с судейской ложи, вышел через левую боковую дверь в перипетию дворцовых коридоров и вскоре достиг сравнительно небольшого и почти пустого зала, где меня ждала Себастина.

– Желаете отдохнуть, хозяин?

– Я не устал, утомлен, но не устал.

Себастина, самая лучшая, самая незаменимая, идеальная горничная, следующая за мной по жизни почти столько же, сколько я себя помню. Как обычно, в строгом черно-белом платье, соответствующем ее официальной должности, и чепце, белевшем над длинной челкой.

Она понимающе кивнула и подкатила к обеденному столу сервировочный столик. Я присел напротив дверей, а спустя десять минут ташшары ввели в зал и усадили за стол Лайотрадо эл’Шимара.

– Раскуйте его и идите. Себастина, приступай.

Себастина, получив знак, начала сервировать стол перед приговоренным. Моя горничная разложила перед ним серебряные столовые принадлежности, салфетки, выставила хрустальный штоф с картонесским вином пятилетней выдержки и серебряное блюдо, накрытое крышкой. Эл’Шимар расслабленно постукивал пальцами по подлокотникам.

– Себастина, если наш гость начнет глупить, оторви ему ухо.

– Левое или правое, хозяин?

– На твой выбор.

– Буду действовать по обстоятельствам.

Она подняла с блюда крышку.

– Телятина. Увы, наши повара не нашли в себе сил, чтобы удовлетворить самые эзотерические ваши вкусы, хотя работники морга были готовы проявить понимание, – произнес я.

– Придется довольствоваться тем, что есть, – горько вздохнул он.

Себастина наполнила бокал вином, эл’Шимар пригубил.

– Сойдет.

Он спокойно наслаждался приемом пищи, которую ему уже не предстояло переварить, преступник знал, что умрет, и не питал ложных надежд. Большинство людей на его месте находилось бы в состоянии, близком к истерике, я много раз видел такое – внезапный приход полного осознания своей смертности и ужас перед скорым воплощением этого осознания. Но как тэнкрис эл’Шимар был обязан держаться достойно.

– Знаете, эл’Мориа, когда я еще только-только осваивался в Старкраре, мне очень хотелось разузнать о вас больше. Было интересно, каким вы были без маски, но не нашел ни единого изображения.

– Именно на такой случай я и вымарал память о своем лице из всех анналов истории.

– Но мне все еще любопытно. Что вы прячете?

– Несколько шрамов, и только.

– Поговаривают, что под этой маской работа Кожевника. Любопытный был малый! Мы в колониях увлеченно следили за событиями в Старкраре той зимой.

– Знаю. На фоне тех событий выросли сепаратистские настроения.

– И вы устроили карательную операцию, как только разобрались с малдизцами в Танда-Тлуне. Я помню бомбардировки и десант, быстрые и жестокие операции, показательные казни, устрашение. А еще – грохочущее имя Имперры, доселе никому не известное. Мое вам почтение!

– Благодарю.

Эл’Шимар отправил в рот кусочек изысканной телятины, после чего запил вином и отложил столовые принадлежности.

– Учитывая положение смертника, могу ли я попросить вас об одной мелочи?

– Желаете закурить?

– Нет-нет! – деликатно засмеялся он. – Курение вредит здоровью, знаете ли!

Остроумец, черт его дери.

– Хотелось бы взглянуть в лицо своему палачу. Признаюсь, уродство всегда вызывало во мне чувство восхищения!

– Вы разочаруетесь.

Скинув капюшон, я отнял маску от лица. Будучи магическим артефактом, эта серебряная маска просто липла к моей плоти так прочно, что удалить ее против моей воли можно было лишь вместе с самим лицом и частью лицевых костей. Предосторожность на всякий случай.

Я уложил маску на стол и достал из внутреннего кармана плаща футляр нержавеющей стали с одноразовыми салфетками, пропитанными гигиеническим раствором. Несмотря на все достоинства маски, нагреваясь, она заставляла лицо потеть.

– Да… эти шрамы… эти узоры, конечно, красивы, но я представлял нечто более… более…

– Оплавленную плоть и обугленные кости?

– С языка сорвали! А вот глаза – да! Я просто чувствую, будто смотрю в глаза демону Темноты! Это будоражит!

Я подавил презрительную усмешку. Этот фигляр не имел ни малейшего понятия о том, что испытываешь, заглядывая в глаза настоящим демонам Темноты.

– На меня работает один человек по имени Конрад Кирхе. Он тоже вынужден носить маску, хотя и не стесняется своей внешности. Думаю, вид его лица привел бы вас в небольшой экстаз.

– Правда? А его можно пригласить?

– Видите ли, я слишком высоко ценю и сильно уважаю этого человека, чтобы дергать его по всяким пустякам.

Лайотрадо эл’Шимар покрутил в пальцах бокал.

– Уважаете и цените… человека. Хм. Вы действительно очень носитесь с этими облысевшими гиббонами. У нас в колониях общение с рабом без кнута в руке считается чуть ли не панибратством, а тут… Даже не верится, что мне придется умереть из-за них.

– Вы умрете не из-за низкорожденных. Вы умрете из-за того, что нарушили имперский закон.

– Хм. Вот как? Просто мне казалось, что вы эдакий зверолюб, приютивший под своим крылом всех этих недолговечных пустоголовых существ. Ведь это вы быстро пресекаете любые намеки на межвидовую рознь, где бы они ни возникали.

– Воинствующий видист в многовидовом государстве – это первый враг сего государства.

– А вы не видист?

– Я – не воинствующий.

– Понятно. Неофициальный лозунг: «Мы, конечно, выше всех, но сила – все-таки в единстве»…

– Буду с вами откровенен. – Слегка подавшись вперед, я бросил на стол скомканную салфетку, которую Себастина немедленно прибрала. – Дело не в жизнях, которые вы прекратили, и не в судьбах, которые вы искалечили. Низкорожденных много, плодятся они быстро, и большого ущерба популяции нанесено не было. Ваше поведение бросило тень на весь наш вид, что прискорбно и оскорбительно, но я осудил вас даже не за это. Я намереваюсь казнить вас за то, что вы посягнули на права подданных, гарантом которых является Император. В моих глазах вы не более чем шелудивый пес, посмевший задрать лапу посреди храма. Я вас удавлю и повешу при входе на обозрение остальным шелудивым псам, чтобы уже они не смели совать свои мерзкие морды в мой храм.

– А остальные шелудивые псы – это тэнкрисы?

– В этом случае – да.

– А ваш храм?

– Меския – мой храм. И я соблюду его чистоту к вящей славе Императора. – Я поднялся, надел маску и накинул капюшон. – Пора!

Вошли ташшары и быстро заковали приговоренного в цепи. Следуя за мной, они провели его по узким пустым коридорам, которые десятками обвивали широкие, заполненные народом галереи и залы рабочей части дворца. От главного входа через парк, окружавший императорскую резиденцию, к внешним вратам нас доставил стимер. Площадь перед вратами уже была полна народу. К нужному месту мы прошли пешком под крики беснующихся подданных, изрыгавших проклятия на голову того, кого еще недавно они так боялись. Благо нас защищали солдаты, иначе приговоренный не дожил бы до казни.

Я провел Лайотрадо эл’Шимара к Белому диску. Издревле на нем происходили казни тэнкрисов, признанных государственными преступниками. Ташшары продели цепи сквозь кольца, торчащие из камня, и натянули их, заставляя Лайотрадо эл’Шимара опуститься на колени. Стоявшие кругом солдаты Имперры выставили напоказ заряженные карабины, тем самым делая немое предупреждение горячим головам, а я чувствовал нараставший накал эмоций.

Двое чародеев из ИПЧ аккуратно устанавливали внутрь синематеха сиреневый кристалл ромбовидной формы. Они соблюдали осторожность, работали в перчатках, чтобы не повредить и не запачкать артефакт – носитель информации – кристаллы были крайне хрупки и капризны в эксплуатации. Корпус синематеха закрылся, и чародеи направили объектив на меня, пришел в движение боковой рычаг, пошла запись.

– Лайотрадо эл’Шимар признан виновным в многочисленных преступлениях против народа Мескийской империи и приговорен к смерти через угрызения совести! Приговор будет приведен в исполнение немедленно! Палачом выступает Бриан эл’Мориа, Великий Дознаватель Мескийской империи! – провозгласил один из пяти Жнецов, стоявших рядом с Белым диском.

– Последнее слово? – спросил я.

– Я невиновен! – выкрикнул приговоренный и издевательски расхохотался. – Вы взяли не того!

Я передал трость ближайшему агенту и приступил к эл’Шимару, положил одну руку на его темя, вторую – на шею, нащупал пульс. Прежде мой Голос позволял чувствовать и видеть эмоции живых существ, но после приобретения благодати Императоров он усилился стократно. Теперь я мог внушать эмоции на расстоянии, но по привычке устанавливал физический контакт.

Мой Голос проник внутрь эл’Шимара, и я внедрил в него чужеродные эмоции. Все то время, что его судили, преступник не выказал никаких признаков раскаяния, буянил и смеялся, глядя в лица тем, кому причинил боль. Это животное не могло и не желало раскаиваться. Я заставил его.

Все началось как легкая дрожь озноба, выступил пот, затем его серебряные глаза стали метаться, а на наглом благородном лице проявились морщинки, отражавшие мысли, внезапно появившиеся в больном мозгу. Казнимого начала бить крупная дрожь, такая, что он не мог даже сжать кулаки; из окривевшей трещины, в которую превратился рот, потекли бессвязные звуки, скулеж, стоны. Он начинал осознавать. Я подкрепил свое воздействие сгустком всего того, что жгло души страдальцев, попавших в его руки, и тех, кто любил их. Матерей и отцов, лишившихся дочерей. Мужей, потерявших жен. Братьев, потерявших сестер. Детей, лишенных матерей.

Мой Голос разбил оборону его нигилистского эго и принудил к чувству. Трупы совести и стыда полезли из самых темных частей его сознания, где были давно и глубоко похоронены. Эл’Шимар начал рвать на себе роскошные белые пряди. Он брызгал слезами и слюной, оголяя скальп и даже выдирая небольшие его кусочки, по пальцам серебряными струйками текла кровь, а потом он потянул руки к тем, чьего прощения теперь жаждал. Он не мог быть прощен, но существование с таким огромным чувством вины было мучительнее расплавленного свинца, льющегося под кожу. В визгах и стонах он упал на Белый диск, потеряв все силы, лишившись всего, что делало его высокородным таном, гордым и непреклонным. И он стал молить о смерти.

Один из Жнецов поднес ко мне футляр с лежащей в бархатной формочке серебряной мизерикордией. Я вложил кинжал в окровавленные пальцы осужденного:

– Искупи свою вину.

Он ухватился за оружие, как за последнюю надежду, направил трехгранный клинок себе в грудь и, судорожно дернувшись, вонзил его в сердце. Рев толпы стих на миг, а потом взлетел под небеса торжествующим громом, сопровождаемый аплодисментами. Лайотрадо эл’Шимар прекратил дергаться.

– Правосудие свершилось. Очистите площадь и позаботьтесь о теле.

– Да, митан. – Жнец подал мне трость.

– И еще кое-что. Вон там, в отдалении стоит черная карета, запряженная пегими лошадьми. Отведите ее на одну из соседних улиц и ждите. Никакого насилия, никакого шума. Я желаю поговорить.

– Все будет исполнено, митан, – поклонился Жнец.

Ташшары расковали труп и погрузили его на небольшую каталку, после чего накрыли и повезли к грузовому стимеру с эмблемой Имперры на кузове, мне же предстояло вернуться во дворец. Не имея ни единой свободной минуты, завершив долгое судебное дело и последовавшую казнь, я отправился на аудиенцию к его величеству.

Дворцовый комплекс поражал размерами, его строили веками, постоянно добавляя что-то новое, перестраивая, искажая и извращая замысел зодчих прошлого. В общем и целом он был разделен на три громадных части: владения Императора, владения императрицы и третья, самая большая часть – рабочая. В ней располагалась канцелярия его величества, фактически сердце имперской бюрократии, самая мощная административная машина в ойкумене.

Из-за колонны в одной из галерей выскользнула фигура в черном плаще с капюшоном и в маске.

Инчиваль однажды спросил у меня: зачем все это? Зачем одевать солдат как мрачных вестников смерти? Зачем прятать лица и демонстрировать показательную жестокость? Имперра уже всем доказала, что неприкосновенных нет и преступление обретет возмездие, так, может, хватит этого мрачного маскарада? Я же ответствовал, что страх есть инструмент более тонкий. Враги должны ощутить мои пальцы на своем горле в тот самый миг, когда мысль о предательстве только-только начнет зарождаться в их умах. Они должны предвосхитить свою кару и одуматься. Страх перед Имперрой спас не одну жизнь от виселицы.

Жнец быстро шел ко мне. Я перехватил трость таким образом, чтобы успеть освободить клинок в случае необходимости. Одно из трех наиболее удачных покушений, которые я пережил за последние полтора десятка лет, произошло именно так – убийца в обличье Жнеца приблизился на расстояние удара и… лишился руки, прежде чем я что-то понял. Себастина, облаченная в точно такую же одежду и следовавшая в составе свиты, оторвала ему руку и тут же сломала ногу. Конечно, я сам виноват в том, что подпустил к себе убийцу, но меня порой окружает такое количество недоброжелателей, что их общий негативный фон может затмить что угодно, даже намерение отнять жизнь.

Того наемника я долго допрашивал, и в результате несколько белых голов покинули насиженные места. Когда за ним приехал боевой отряд, тан эл’Керназ использовал магию и превратил в руины несколько домов. Эл’Шаволлет убил десятерых солдат своим Голосом, прежде чем его сковали. Эл’Дарнон сдался без боя, блюдя чувство собственного достоинства и свято веря, что уж такого родовитого тана может ждать только элитная камера.

Я казнил всю троицу через неполную седмицу.

– Митан, мы только что получили последние сведения с тарцаро-кальмирского фронта.

– Вскрой.

Он быстро вспорол плотную провощенную бумагу и передал мне сложенный листок. Перечитав послание три раза, я спрятал лист внутрь плаща.

– Немедленно передайте в штаб, что я объявляю часовую готовность. Через час «Vultur eternatus» должен быть полностью укомплектован и готов к взлету. Сообщите Патанакису, чтобы он тоже готовился, время пришло.

– Слушаюсь! – Жнец унесся исполнять приказ.

В приемной его величества оказалось пусто, лишь деловитый секретарь строчил что-то за своим столом.

– Доложите, пожалуйста.

Он обернулся в мгновение:

– Вас попросят через минуту. Присаживайтесь.

Я опустился на не очень удобный старинный стул и принялся рассматривать противоположную стену. Как и прежде, моему вниманию предстала искусная мозаичная фреска ярких цветов, каким-то чудом не потускневшая за прошедшие тысячелетия. Казалось, я знал ее наизусть. Фреска изображала первого Императора и четырых королей-тэнкрисов, покорившихся ему, признавших власть единого суверена и в символичном жесте наделяющих его олицетворением той власти – венцом. Эти четверо стали основоположниками четырех кланов Мескии, и имена троих из них до сих пор не забыты, а вот имя короля западных земель утрачено, увы.

– Можете пройти.

Я вошел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Монарх стоял у огромного, но по большей части зашторенного окна. С высоты, на которой мы находились, открывалась чудесная панорама Старкрара. Правда, раньше, чтобы наслаждаться ею, Император не нуждался в телескопе.

– Я следил за ходом казни. Виртуозно.

– Благодарю, ваше величество.

– И все же знать тебя не простит.

– Мне не нужно ее прощение. Достаточно вашего дозволения творить правосудие.

– Убийство тэнкриса. Тяжелое преступление.

– Он легко отделался.

– Хм. Охота на разумных… Знаешь, в прежние времена за это его осудили бы на пятнадцать лет заключения. Причем, исходя из его статуса, условия были бы вполне сносными. Завтрак, обед, ужин. Утренний моцион по маленькому садику. Еще раньше он заплатил бы виру, и то только если бы эти разумные принадлежали кому-то из тэнкрисов. А сегодня его казнили на радость младшим видам.

– Вы всегда говорили, что мир меняется. Должна меняться и Меския.

– Должна. И более того, я вполне согласен с твоим приговором. Ты поступил правильно. Я лишь говорю, что аристократы тебя не простят.

– Я давно махнул рукой.

Он опять хмыкнул и пару раз глухо кашлянул. Думаю, если бы не мое присутствие, он бы хорошо прокашлялся, чего требовала боль, бушевавшая в его легких.

– Людей много, – осторожно продолжил я, – гораздо больше, чем нас, и с каждым годом разница в численности растет. Когда мы – хребет империи, они – ее мышцы. Как известно, хребет, если он не окутан крепкими тугими мышцами, – это просто длинный гибкий набор костей, безвольный и слабый, а тело без хребта просто складывается пополам, какими бы сильными ни были его мышцы. Они нужны нам, а мы нужны им. И казнь одного вырожденца, как символ верности древним клятвам единства, есть приемлемая цена.

– Но аристократия тебя не простит.

– Он не был первым тэнкрисом, которого я казнил. Не станет и последним.

Император обернулся, чтобы взглянуть мне в глаза.

– Ее имя продолжает кипятить твою кровь? Спустя столько-то лет? Оставь, мой мальчик, она не стоит того.

– Не могу. Она нанесла вред родовой чести моей семьи. Мы защитили ее своей репутацией, поклялись, пользуясь вашим доверием, дали ей свободу. Она этого не оценила. Я не успокоюсь, пока не поймаю и не казню ее.

Император покачал головой и прошел к своему креслу.

– Это твоя месть, она не нужна ни мне, ни стране.

– Я прекращу ее искать, если вы прикажете.

– Лицемер. – Император тяжело опустился в кресло. – Ты ведь уже нашел ее. И если бы не долг и твой план, ты бы уже ринулся в Арбализею.

– Вы знаете меня.

– Знаю. В любом случае ты отправишься в Арбализею. Слишком много линий наших интересов сойдутся там. Но позже. А сейчас поговорим о Тарцаре и Кальмире. Ты уже знаешь?

– Получил сообщение по пути к вам.

– Вылетишь немедленно?

– В течение двух часов. Мой дирижабль уже готовят и эскадру контр-адмирала Патанакиса тоже.

– Приемлемо. Кстати, у меня кое-что есть для твоей коллекции.

Император вынул из ящика письменного стола одинокий листок и протянул его мне. То оказался винтеррейкский политический шарж. Художник изобразил мою гротескную фигуру в маске клоуна и с домашним пауком на поводке. Этим пауком на листке я пугал дряхлого старика в белом кителе, как, вероятно, представляли его императорское величество. В углу имелся винтеррейкский текст: «Не волнуйтесь, ваше величество, я присмотрю за страной и малышом, так что можете уходить спокойно!»

– Видимо, под «малышом» они подразумевают кронпринца? – спросил я. – Он же почти вчетверо старше меня.

– Видимо, они об этом не задумывались. И еще очевидно, что мое состояние становится заметным для всех. Каких-то двадцать лет назад они бы не посмели.

Я не стал отвечать, что не посмели бы. Императоры Мескии жили гораздо дольше простых тэнкрисов. Нам отмерен срок в три века, и то если повезет, но правители нашего народа несли в своих жилах благодать Императоров, они могли прожить вдвое дольше, сохраняя силу и могущество, данные им от рождения, не дряхлея, не теряя ясности ума. Почти до самого конца.

Император уже разменял восьмой век, времена его рождения казались мне древностью, и в последние несколько лет близость смерти сказывалась на владыке все яснее. Силы покидали его, взрывной темперамент тишал, аура подавляющего могущества таяла. Ближайшее окружение не говорило об этом, но все знали, что грядет смена правителя. Больше четырехсот лет он правил Мескией единолично, после того как одолел своего отца в поединке и силой взял право владычества. Но скоро у нас будет новый Император, и это столь же волнительная перспектива, сколь и пугающая, потому что мы предвидели новый катаклизм в Квартале Теней.

Когда умер предыдущий владыка, задолго до моего рождения, Квартал Теней, уже бывший в то время карантинной зоной, пережил рецидив. Маги до сих пор не могли вразумительно объяснить природу того события, но самой правдоподобной версией являлась попытка Темноты захватить душу монарха, прежде чем та ступит на Серебряную Дорогу.

Я не знал, правда это или правдоподобная сказка от волшебников, пытавшихся скрыть собственную некомпетентность? Зато я знал точно, что, если Император умрет и произойдет новый прорыв ткани мироздания, мне придется несладко, так как именно в Квартале Теней был выстроен оплот Имперры – Паутина.

– Я не доживу до финальной стадии плана.

Эти слова упали на меня с тяжестью потерпевшего крушение дирижабля.

– Не стоит загадывать наперед, ваше величество.

– Если бы я не загадывал наперед во всем и всегда, не просидел бы на троне и десяти лет. Нет, мальчик эл’Мориа, я уверен, что не доживу. А это значит, ты должен будешь завершать наше предприятие сам.

– Я сделаю все от меня зависящее.

– Нет.

– Простите?

– Не надо делать все зависящее. Ты должен завершить генеральный план. Ты его составил – тебе его и воплощать, несмотря ни на что и ни на кого.

– Ваше величество…

– Ни для кого не секрет, что мой старший сын недолюбливает тебя. И сколько бы я ни искал причин этой нелюбви, единственное, что приходит в голову, – это приказ, данный тебе в ночь того судьбоносного Йоля. В ту ночь твоя воля довлела над его волей, ты заставил его подчиниться, и он не забыл этого. Он слишком похож на меня, а я помню себя в молодости, и мысль о том, чтобы склонить голову перед кем-то, была для меня неприемлема. Я думаю, именно та ночь послужила причиной его крепкой неприязни к тебе.

– Я исполнял ваш приказ.

– А я ни в чем тебя не виню. Думаю, ты в какой-то мере спас его жизнь.

– Я сыграл на руку врагу империи.

– Но победил в итоге.

Император ослабил твердый воротник белоснежного кителя, ему тяжело дышалось. Эта картина больно ударила по мне. Нестерпимы были мучения медленно умиравшего повелителя, но и я, глядя, как слабеет объект моего долгого и беззаветного почитания, разделял толику его страданий.

– Вокруг него есть сильные и умные политики, которые ненавидят тебя больше самой Темноты и всех ее продолжений. И они станут шептать ему в уши против тебя. А он будет слушать их, крепясь в своем собственном недоверии.

– Когда он станет новым Императором, ему достаточно будет сказать одно лишь слово, и я сложу с себя полномочия.

– И пора молиться Силане, чтобы он об этом не узнал.

– Ваше величество, я буду служить новому Императору так же преданно, как служу вам. Его воля станет моим законом, и…

– Заткнись уже, – поморщился монарх. – Сил нет слышать, как матерый волк заливается верным собачьим лаем. Противно, мальчик эл’Мориа.

Я замолчал.

– Прости, Бриан.

Я вздрогнул. Император не должен просить прощения. Никогда. Он размяк, старость и немощь сделали его слабым, сентиментальным, ему больше не было места на престоле этой страны.

– Ты должен понять одну очень важную вещь – за тобой сила. За тобой Имперра. У тебя есть глаза и уши в каждом благородном доме страны и тебя боятся. Не зря боятся. Мой сын не знает того, что знаю я. Он не поймет и не примет той жертвы, которую ты принес. До тех пор, пока он не станет хорошим правителем, будет наломано немало дров. Сейчас кронпринц даже не уверен, что сможет удержать трон, что ты не попытаешься узурпировать его, пользуясь Имперрой как оружием. Вызывая отца на поединок, я был гораздо старше, чем он сейчас, и руки мои не теряли твердости, однако стоило принять бразды правления, как все изменилось. Это очень тяжело, но такова наша доля. И ему будет тяжелее. Мир меняется, а мое время заканчивается. Так некстати. Поэтому, когда я умру, ты не будешь прыгать вокруг кронпринца, выказывая полную покорность! Держи его в напряжении! Если надо, устрани парочку подстрекателей, это заставит остальных затихнуть на время! Сделай все, чтобы удержаться на посту достаточно долго и завершить начатое!

– Ваше величество, он будет Императором. А подстрекать его будут высшие аристократы…

– Утопи, удуши, закопай живьем, похить семью, мне плевать, что ты сделаешь с ними. На кону стоит благополучие Мескии в грядущих веках. Если ты потерпишь крах, страна просто надорвется и правление моего сына превратится в долгие десятилетия экономического кошмара. Это мой тебе последний приказ, Бриан. Ты должен… должен…

Надсадный кашель прервал его речь, гигант согнулся, зажимая рот ладонью, а когда отнял ее, от меня не скрылись серебристые пятна крови на белой материи перчатки.

– Ты должен довести все до конца. А еще ты должен простить меня за то, что я не смогу помочь тебе. Чувствую себя так, будто сбегаю с поля боя, оставляя тебя одного. Но главное – не открывай перед ним всех нюансов. Я же со своей стороны использую все возможности, доступные мертвецу, чтобы помочь тебе из могилы.

Я терял ощущение реальности происходившего. Словно угодил в кошмарный сон, но до поры воспринимал все его ужасы как должное. В определенный момент явилось навязчивое чувство, будто худшие мысли, обретшие плоть, были не более чем игрой воображения, и пора бы очнуться, открыть глаза в темноте спальни, где я все еще верховный дознаватель Ночной Стражи в Старкраре, управляемом здоровым и всесильным Императором. Однако мне было не очнуться от этого кошмара, ибо все вокруг меня – жестокая явь, а впереди ждет долгая и мучительная дорога.

– Разрешите идти?

– Ступай.

Я направился к двери.

– Мальчик эл’Мориа.

– Ваше величество?

– Напомни им, за что нас следует бояться.

– Повинуюсь.

Меня ждал личный стимер, длинный черный «Хокран» с бронированным кузовом.

За последнее десятилетие эти механизмы значительно продвинулись к совершенству стараниями МКИ. Они стали больше, быстрее, надежнее, обзавелись более долговечными корпусами и мощными паротурбинными двигателями. Великому Дознавателю полагался бронированный «Бертольд Рудз» или «Хокран» с двумя «Холокенами» сопровождения, а в непосредственной близи предписывалось иметь вооруженного шофера-разведчика первой категории и мага-телохранителя на сиденье пассажира. Правда, обычно я обходился лишь шофером и Себастиной.

Стимер, тихо шипя и гудя турбиной, выкатился за ворота дворцового парка, я указал шоферу на одну из прилегавших улиц, где стояла черная карета. Возле нее терпеливо ждали двое Жнецов, а точнее – один Жнец и Себастина в плаще и маске. Я быстро вышел из стимера и пересел в карету.

Благородная тани в траурном платье смотрела на меня из-под вуали воспаленными от слез глазами. Маленькая испуганная девочка лет семи, сидевшая справа от матери, цеплялась крошечными ладошками за ткань ее юбки. Юный тан десяти лет сидел слева, его острое мальчишеское лицо было твердо как камень и бело как снег. Тяжелые чувства наполняли это крошечное пространство между нами.

– Полагаю, тани, вы гадаете, почему я приказал задержать вас?

– Хотелось бы знать, тан.

– Ради беседы.

– Слушаю вас.

– Я не намерен беседовать с вами, тани, – ответил я и повернулся к мальчику. – Я намерен беседовать со старшим мужчиной в роду.

Вдова поджала губы, но промолчала.

– Вы, почтенный тан, насколько мне известно, носите имя Каслерона эл’Шимара?

Он не сразу смог ответить, кажется, даже дышать в моем присутствии ему было трудно.

– Да. Это мое имя, тан Великий Дознаватель.

– Стало быть, моими стараниями теперь вы сирота.

– Да. Это так. Наполовину.

– Что ж. Поскольку теперь именно вы являетесь главой благородного дома эл’Шимаров, я могу лишь пожелать вам удачи и не терять силы воли на пути служения той великой ответственности, которая опустилась на ваши плечи. И я могу лишь принести извинения, которые ничего не исправят и никого не спасут. Извинения за то, что именно по моей вине вам пришлось так быстро повзрослеть. Тан эл’Шимар, я сделал то, что должен был сделать, и я не жалею об этом. В вашем отце жило неизбывное зло нашего народа, которое следовало уничтожить без пощады и промедления. Отныне я буду внимательно следить за вашей жизнью, и если замечу в вас отголоски его безумия, не сомневайтесь, я приду и за вами.

– Вы смеете угрожать моему сыну?! Вы! Убийца его отца!

Я применил Голос, душа материнскую ярость, и холодно заметил:

– Вы должны быть мне благодарны, тани. Я проявил снисхождение, хотя следовало отправить вас вслед за супругом. Вы не могли не знать о его наклонностях, вы знали, но ничего не сделали. Следуя путями священных семейных уз, вы, как верная жена, поступили правильно, но перед имперским законом вы такая же мерз… злодейка, как и ваш муж. Я мог бы казнить вас, конфисковать все имущество, а детей отправить в один из тех приютов, которые содержал ваш супруг и из которых регулярно пропадали дети низкорожденных. Вы до конца жизни должны молиться за меня.

Я сделал паузу, позволяя ей как следует впитать полученную информацию и следя за тем, как крошился ее внутренний стержень, как растворялась в волнах отчаяния ее решимость.

– Я слышал о другой вашей печали. У мальчика никак не пробуждается Голос, что в его возрасте заставляет испытывать тяжкие раздумья. Примите мои соболезнования, ваша боль мне знакома. Посему не могу же я и вас отнять у сына, который даже не наделен Голосом, чтобы защититься от всех опасностей этого мира. – Очень болезненный и подлый с моей стороны удар, добивающий раненую волю женщины. Ребенок-тэнкрис без Голоса не лучше беспомощного калеки, на взгляд моих сородичей, пусть даже и ум его, и тело целы. – Вам лучше покинуть Старкрар. И метрополию тоже. Отныне имя эл’Шимаров проклято для Мескии. Плывите в Ньюмбани и никогда не возвращайтесь назад. Тан эл’Шимар, слушайтесь мать.

Я вышел из кареты, но вспомнил кое-что еще, прежде чем захлопнуть дверцу.

– И на тот случай, если вы решите отомстить мне в будущем, мой юный тан, даю вам совет: не плетите против меня интриг. На этом поприще я вас проглочу не жуя. Лучше вызовите меня на дуэль. Я даже позволю вам самостоятельно выбирать оружие.

Я закрыл дверцу и приказал отпустить карету. Сам же сел в стимер. Себастина устроилась рядом.

– Домой, – приказал я.

Старкрар сильно изменился за неполных полтора десятилетия. Казалось бы, это все тот же Старкрар, непомерно большой, безумно древний, жестокий, грязный и холодный северный город, чья туманная промозглая грусть так сладка для нас, его детей, чьи темные, блестящие от сырой влаги каменные закоулки хранят в себе тысячи легенд и историй. Мой Старкрар, город, бывший свидетелем великих деяний и мелочных делишек всемогущих Императоров и нищих простолюдинов.

Однако если отбросить предвзятость и тянущую боль ностальгии, понимаешь, что Старкрар изменился. Изменился, оставаясь верным себе как самой передовой столице мира, идущей в ногу со временем и даже обгоняющей это время на полшага. И видит Силана, немало моих усилий было положено на воплощение этих изменений. С покровительством монарха я участвовал во всех реформаторских проектах страны, начиная с реструктуризации оборонно-промышленного комплекса и заканчивая широчайшими реформами в экономической сфере. Это дало новый толчок прогрессу и социальному росту.

Революционный источник энергии, известный как ЯСД, позволил нам конструировать технику, многократно превосходящую в размерах и мощности прежние модели, и строили мы не только армодромы и шападо. Инженеры колледжа создали и воплотили проекты новых образцов строительной техники, благодаря коим средняя высота столичных зданий возросла примерно на две трети от стандарта предыдущих ста пятидесяти лет, что изрядно украсило и возвеличило город.

Также инженеры представили на суд Императора модель подвесного трамвая на пропеллерных двигателях. Прежде хинопсы предлагали владыке провести по Старкрару трамвайные пути, но тогда эта идея не вдохновила его. Инженеры колледжа переработали концепцию и создали проект трамвайной кабины, подвешенной в воздухе на металлическом канате, которая двигается за счет электричества, подаваемого по канату и заставляющего работать пропеллерные двигатели. Новая идея показалась Императору достаточно свежей и изящной, так что теперь над древними улицами скользили сверкавшие и украшенные искусной лепниной продолговатые кабины обтекаемых форм. В первые же годы своего существования воздушный трамвай привел весь цивилизованный мир в экстаз. Многие инженеры с севера и востока ездили в столицу империи лишь для того, чтобы взглянуть на новшество машинерии и ощутить незабываемое чувство плавного скольжения над улицами города и мутными водами Эстры, когда величественный ансамбль Императорского дворца предстает в совершенно ином свете.

Вскоре встал вопрос о ценности и цене электричества. Старкрар пылал в ночи, но для городов поменьше ручная молния все еще была роскошью, не говоря уж о совсем провинциальных захолустьях, в которых тем не менее тоже жили подданные мескийской короны. Я смог убедить хинопсов отказаться от монополии на распоряжение электричеством и разделить их мощности между тремя конкурирующими финансовыми картелями. Хинопсы согласились, но лишь при условии, что, во-первых, контроль и досмотр за технологиями производства электричества останется при них и лишь они будут осуществлять монтирование и обслуживание бесценного оборудования; во-вторых, все доходы, которых лишатся хинопсы, расставшись с монополией, Меския возместит при первом требовании. По сути, им не нужны были деньги как таковые, просто доходы от электрической компании хинопсы использовали для развития своих проектов, и они решили расстаться с этими доходами, получив взамен дополнительное государственное финансирование. Почти безлимитное. В итоге три компании, возглавляемые тремя новыми акционерными обществами, бросились наперегонки электрифицировать страну, и вскоре они уже вели настоящие тарифные войны за гражданские и муниципальные контракты, заставляя электричество дешеветь не по дням, но наращивая объем производства. Хинопсы строили все новые и новые генераторы, тянули провода, даря новый свет все большему и большему числу подданных, сохраняя при этом все свои секреты. Меския официально стала самой насыщенной по части электроэнергии страной в мире.

Тем временем братья эл’Файенфасы в своем колледже не желали останавливаться на воздушных трамваях. После того как Инчиваль представил мне своего завершенного «Демонического Сверчка», Карнифар заявил, что сможет создать новый летательный аппарат ничуть не хуже… То есть маленькое и такое простое в управлении транспортное средство, чтобы править им мог один носитель разума.

Пользуясь новыми сверхлегкими сплавами и алхимическим газом хелий-32, он сконструировал нечто, похожее на крошечный дирижабль с прикрученным снизу сиденьем, двигателями и системой управления. Больше всего это походило на металлическую рыбу с рулями высоты, похожими на рыбьи же плавники. Сравнительно небольшие пропеллерные двигатели толкали легкую посудину со вполне приличной скоростью, а управлять ею после соответствующего обучения мог любой взрослый человек и даже некоторые люпсы. В среднем это было не сложнее, чем вести стимер, что зажгло пламя в сердцах первых энтузиастов малогабаритного воздухоплавания. То были состоятельные граждане, которые могли позволить себе частный заказ новинки, а после рекламной акции, проведенной корпорацией «Онтис», и начала конвейерного производства получить личный крошечный дирижабль смогли позволить себе многие.

Впоследствии новый летательный аппарат обзавелся и комфортабельной кабиной – в прототипе пилот обдувался всеми ветрами и ничто не отделяло его от небесной выси. Теперь холодные небеса над Старкраром полнились сотнями шустрых маленьких аппаратов, рассчитанных на одного-двух пассажиров. Большинство из них имело одинаковую конструкцию, так как собиралось по стандартным шаблонным чертежам на заводах корпорации «Онтис», но, как водится, были и те, что создавались по частному заказу в этой быстрорастущей индустрии.

Сам Карнифар эл’Файенфас, несмотря на оглушительный успех своего детища, быстро потерял к нему интерес. Он надеялся создать компактное и быстроходное судно сугубо для военно-разведывательных целей, в чем все же потерпел неудачу. Его аппараты не были ни в должной степени быстрыми, ни маневренными, чтобы уходить от огня недавно распространившихся зенитных установок. По иронии судьбы именно он несколькими годами раньше разработал комплекс модификаций для некоторых моделей парометов и пулеметов, превратив их в зенитное оружие, и даже совместно с винтеррейкскими мастерами работал над первым зенитным орудием.

Опять же вооружить новые аппараты пока тоже получалось слабо, не говоря уже о хоть сколько-нибудь достойной броне. По причине разочарования и безразличия изобретателя название этому летательному аппарату было дано с легкой руки младшего брата. Инчиваль назвал аппарат стимвингом. Слово пришлось по вкусу широкой публике, так что теперь каждый тридцатый житель столицы мог передвигаться по Старкрару на высоте птичьего полета на собственном стимвинге.

Стимер быстро ехал по городу, пользуясь привилегиями, обеспеченными гербом Имперры на дверях. В окне мелькнула громада здания парламента, позади остался Мазаракский мост, затем мы пересекли почти весь Эддингтон, переехали через канал в Оливант, устремились к следующему мосту из Оливанта в Эрценвик, направились на юго-восток, последний мост через канал – мы уже в Оуквэйле, буквально в паре шагов от моего родного Олдорна. А дальше был Квартал Теней.

Черная башня-исполин, мрачным монументом нависавшая над восточными районами города, была названа Паутиной. Эту цитадель отстроили в рекордные сроки благодаря новейшей строительной технике и снабдили всем, что я пожелал иметь в своем распоряжении для работы. При этом бо́льшая часть Квартала Теней все еще оставалась опасной для жизни зоной карантина, по которой днем бродили смертоносные потусторонние сущности. Паутина была надежно защищена от них, так же как и внешние стены острова.

На самом верху, пришвартованная к башне, висела устрашающая махина сверхтяжелого дирижабля класса «Император», нареченного «Vultur eternatus». Единственное – пока что – в своем роде боевое судно таких габаритов и такого тоннажа. Построенное по специальному заказу, это бронированное чудовище являлось гордостью Карнифара эл’Файенфаса, самым большим летательным судном, когда-либо бороздившим небесные просторы, и самой смертоносной боевой машиной в мире. При этом «Вечный голод» носил на боку герб Имперры и являлся всего лишь прототипом своего класса. Безумный изобретатель пообещал, что следующий «Император» будет куда более эффективной машиной, а мой «Голод» устарел еще на стадии сборки.

«Хокран» проехался по площади Дуэлянтов и по всей улице Скрещенных мечей, к последнему особняку, за которым были лишь канал и мост в Квартал Теней. Я так и не сменил адреса.

Напротив особняка было припарковано два стимера, один из которых выглядел весьма необычно, такой модели автомобильные концерны Мескии не производили, явно авторская сборка. Второй – «Camilla Regina», роскошная красавица мира стимеров, большая, сверкающая и баснословно дорогая, собранная из лучших деталей и драгоценных материалов.

На газоне перед входом в особняк раскинулся крошечный читальный уголок – круглый участок камня среди травы с четырьмя скамьями. По задумке на них можно было сидеть и читать книги в тени старинного дуба. Я бросил взгляд на могучее дерево, на котором вот-вот должны были распуститься почки, и прошел в дом. Себастина немедленно забрала у меня верхнюю одежду.

– Монсеньор, у нас гости, – сообщил встретивший нас Луи.

– Тан эл’Файенфас и чета эл’Калипса, я понял.

– Совершенно верно, монсеньор. Пьют чай в библиотеке.

Я неспешно направился в сторону кабинета, у двери которого застал сидевшего на корточках двенадцатилетнего мальчишку. Прильнув ухом к старинному дереву, он пытался что-нибудь расслышать.

– Они в библиотеке, мой тан, а вы прослушиваете кабинет.

Он не отшатнулся и не вскрикнул, а лишь вздрогнул и втянул голову в плечи. У юного Товиаса эл’Калипсы была крепкая выдержка и сильный характер.

– Дядюшка, вы ведь не выдадите меня? – серьезно спросил мальчик, повернувшись ко мне лицом. – Отец будет разочарован и лишит меня благосклонности на седмицу.

– Смотря ради кого вы шпионили, мой друг. Быть может, вы вражеский агент?

– Как можно! – возмутился мальчик шепотом. – Я верен Мескии всем сердцем!

Такой серьезный. В двенадцать лет. Я хмыкнул под маской.

– Что ж, мой тан, если мы с вами на одной стороне, я, так и быть, не выдам вас даже под пытками.

Я взъерошил его каштановые волосы, и мальчишка, сверкнув улыбкой, в которой не хватало одного из передних резцов, быстро убежал прочь.

В своем маленьком кабинете я снял маску, обработал лицо и прошел в следующую комнату. К кабинету прилегало несколько полезных помещений, например комната с моей коллекцией. Старая страсть к оружию, созданному для хитрых убийц или самообороны, никуда не исчезла. Следующую комнату занимал зал для боевых тренировок, по которому меня неустанно гоняла Себастина, и лишь после него я оказался в библиотеке – просторной, но уютной зале с потолками высотой под три этажа, уставленной книжными шкафами.

– Надеюсь, друзья, этот дом принял вас со всем гостеприимством в мое отсутствие.

– Бри!

– Бриан.

– Тан эл’Мориа!

Я похлопал Инча по плечу, пожал руку Аррену эл’Калипсе и поцеловал тонкие пальчики его жены Нэнсиди. Себастина, немедля отстранив Мелинду, подала чашку ароматного чаю, и я сел в свободное кресло.

– Казнь прошла хорошо, – скорее констатировал, нежели спросил Аррен.

– Дорогой, – тихо произнесла Нэн, – зачем об этом сейчас?

– Ты кого-то казнил? – с интересом уставился на меня Инч.

– Саймона Попрыгунчика.

– Ах! – Он закатил глаза и изобразил страдание. – А я пропустил!

– Вы ничего не потеряли, тан эл’Файенфас! Мы все видели из стимера, ужасное зрелище, надо сказать! Но Аррен отказался уезжать, хотя я умоляла!

– Прости, любимая, – сдержанно ответил безупречный тан. – Я должен был проследить за этим лично. А теперь, если ты не против, мы бы хотели обсудить некоторые вопросы государственной важности. Потом – домой.

– Я прослежу, чтобы Товиас ничего не забыл.

Благородные таны встали, провожая удаляющуюся даму, Себастина плотно закрыла дверь.

– Как самочувствие Императора? – Аррен переходил к делу при первой же возможности.

– Он слаб, – ответил я.

– Мы все об этом слышали. – На лице Инчиваля не осталось и тени обычной легкомысленной улыбки. – И это держит Старкрар в напряжении.

– Это держит в напряжении всю Мескию. – Аррен отпил из чашки крепкого чаю с молоком, но без сахара. – Ты улетаешь прямо сейчас? Я уже слышал о том, что там случилось.

– Да, – ответил я. – Заехал забрать кое-что.

– Ты улетаешь, Бри?

– В Кальмир. Был инцидент, пора вмешаться. Кто тебе сообщил, Аррен?

Безупречный тан неопределенно повел плечами:

– У меня есть отменный бинокль, и если приглядеться, можно увидеть, что на твой дирижабль поднимаются солдаты.

– Сделаю вид, что поверил, – хмыкнул я.

– Благодарю. Мне пора. – Безупречный тан промокнул губы шелковым платком и поднялся. – Сегодня мы поведем Товиаса в театр, а уже завтра он вернется в лицей. Надо воспользоваться моментом и провести с сыном больше времени.

– Совсем не жалеете малыша?

Задав этот вопрос, я ощутил короткий всполох тревоги в душе Аррена, но он молниеносно взял себя в руки. Даже несмотря на нашу дружбу, безупречный тан никогда не забывал о моем Голосе и никогда не позволял просто так читать себя. Однако мысль о сыне всегда вызывала в нем тревогу.

– Детство коротко, ему нужно учиться еще усерднее, чтобы занять достойное место в обществе.

– У юноши пытливый живой ум, открытый для новых знаний, и отменное логическое мышление, он усидчив, старателен и благороден. Не думал перевести его в Схоллум Имперрус, пока не поздно? Я бы сделал из мальчика первоклассного Жнеца.

– И думать забудь. Мой сын не будет учиться среди сирот, – предпочел он проигнорировать шутливый подтекст.

– Как скажешь, как скажешь.

– Раз уж мы здесь встретились, – вмешался Инчиваль, – раз уж мы встретились с тобой, Аррен, покажи-ка мне свою руку!

– С тех пор как ты установил мне ее, ничто не изменилось.

– Болит?

– Да, немного.

– Сильнее или слабее, чем раньше?

– Слабее.

– Вот! А ты говоришь, не изменилось! Давай-давай!

Аррену явно не хотелось снимать кремово-белый пиджак и закатывать рукав сорочки. Но ему пришлось подчиниться, так как Инчиваль был в праве доктора. Отвинтив пластинку на внутренней стороне предплечья, Инч внимательно изучал содержимое, пока Аррен сжимал и разжимал металлические пальцы своего автопротеза.

– Ощущения в целом?

– Эта модель явно легче и удобнее, большой палец не заедает, и аккумулятор работает корректно, судорог нет.

– Отлично! Я собираю новую модель. Она будет еще легче. Думаю сделать ее на пять процентов меньше этой и возместить их искусственным чехлом, имитирующим кожу. Если ты желаешь продолжить.

– Желаю.

Итак, попытки заменить правую руку, которую я отрубил почти полтора десятилетия назад, продолжались. Увы, отрастить новую при помощи магии Аррену не смогли – то ли его Голос мешал, то ли раны от тленных клинков остаются на духовном теле. В общем, когда Инчиваль изобрел автопротезы, Аррен вызвался стать первым подопытным среди тэнкрисов. Говорят, процедура присоединения нервов не имела эквивалентов по силе боли.

– Через седмицу проверю повторно.

Я лично проводил гостей до двери, и мы распрощались.

– А когда ты женишься? – спросил я Инчиваля, глядя на отъезжавший «Camilla Regina» из окна своего кабинета.

– Я все еще не встретил своей единственной. Пока не теряю надежды. – Инчиваль расставил на моем столе несколько небольших футляров, обтянутых черной кожей и с посеребренными гербами колледжа инженеров на боках.

– Чтобы найти ее, нужно начать путешествовать. Быть может, та, что тебе предназначена, живет где-нибудь в Раххии, Арбализее или даже в Ингре. Сидя на одном месте, ты ее не обретешь.

– Пока что научные изыскания держат меня крепче, чем манит призрачный шанс найти ту, что, возможно, сейчас уже замужем за кем-то. Вот, взгляни.

На протяжении многих лет инженер-изобретатель Инчиваль эл’Файенфас снабжал меня личным оружием, периодически обновляя арсенал. Сегодня как раз был один из дней, когда он явился со своими поделками.

Сначала на столе появилась пара ножей – однолезвийный и двулезвийный. Второй был баллистическим, снабжен тугой пружиной и зарядом газа, встроенным в рукоятку. Такие клинки я, как правило, носил в рукавах.

Из остальных футляров появилось ручное огнестрельное оружие. Там был слегка доработанный винтеррейкский пистолет «Пфальцер-7», которым я поголовно вооружил всех солдат Имперры, его утяжеленная мескийская модификация «У́рта», под патроны калибра не девять, а двенадцать миллиметров. Также Инч предоставил мне шестизарядный револьвер «Тарантул» – простое, надежное и точное оружие. Несмотря на то что барабаны уступали магазинам по количеству снарядов, я все еще предпочитал иметь при себе хотя бы один револьвер. Можно сказать, я был романтиком этого вида оружия.

Ко всем стволам прилагался широкий выбор патронов, как обычных, так и разрывных, алхимических и с магической начинкой.

– Всем ли твоя душенька довольна? – спросил мой друг, следя за тем, как я кручу оружие в руках.

– Всем.

– Тогда двигаемся дальше! – Убрав со стола оружие, он перешел к артефактам. – Подарочек из КГМ.

Он открыл самый длинный футляр и изъял из бархатного гнезда длинную черную трость с набалдашником в виде черного же каменного шара, удерживаемого восемью серебряными паучьими лапами.

– Внутри меч, покрытый магической тайнописью, сплав алхимический, гибкий, прочный, посеребрен, все зачаровано лучшими мастерами. В теории этот клинок может наделать дырок даже в демоне.

– Надо будет потренироваться с новым оружием, хозяин.

– Разумеется, Себастина.

– Вот-вот! А мне пора!

– Постой, ты же поедешь в Арбализею?

– Конечно! – Мой друг нахлобучил на голову нелепый коричневый котелок. – Мне обещали собственный зал, где я смогу прочитать лекцию. Буду показывать свои автопротезы, а оружие пусть Карн рекламирует. Все равно его никто не купит. Мы ведь выставим на всеобщее обозрение АМ-5?

– Да, покажем мускулы.

– И Гарганто?

– Ну… мы и его покажем… как пугало. Пусть побоятся как следует.

– Знаешь, Бри, это уже не похоже на игру мускулами. Скорее уж на то, как если бы Меския прилюдно скинула портки и начала бесстыдно размахивать…

– Я понял твое сравнение.

– Я ведь не для того участвовал в проекте «Колосс», чтобы дать воякам новую игрушку. Я делал строителя. Он мог бы строить каналы, менять рельеф земель в рекордные сроки и при мизерных затратах, осушать болота, разрушать скалы, останавливать наводнения. А вместо этого…

– Да, новое оружие. По крайней мере, Карнифар изначально видел в этом проекте именно оружие. Я всегда говорил, что, когда вы с братом работаете вместе, результаты получаются более чем…

– Со временем я начал лучше понимать ту иронию, которая мучила старика Мозенхайма. Он всю жизнь пытался сделать мир лучше, а его самые востребованные творения неизменно этот мир загаживали.

Вроде бы и времени немного прошло, но он успел заметно измениться. Легкомыслие стало куда-то исчезать, и чем больше Инчиваль вкладывал в имперскую военную промышленность, тем задумчивее становились янтарные глаза гения.

Когда-то Инч делал оружие только для меня, создавал прототипы ради удовольствия, в подарок. Но со временем трудные задачи привлекли пытливый разум вызовами, и он начал творить вещи, которые я всегда находил очень полезными и поощрял его в этом. Инчиваль создал электрическую перчатку, несколько новых видов пороха, завершил работу над своим «Демоническим Сверчком» и поучаствовал в проекте «Колосс». Прошло четырнадцать лет, мескийская наука укрепила свои передовые позиции, мескийское оружие остается лучшим в мире, а Инчиваля начинали одолевать демоны, которые терзали его учителя Мозенхайма до самой смерти.

Стремясь отогнать их, я натолкнул Инча на мысль поработать в области медицины, и он сотворил чудо – автопротезы, новую надежду для тысяч калек, которая стала и его новой надеждой. Но мне все еще казалось, что я понемногу убивал душу своего лучшего друга.

– Удачно слетать, Бри, возвращайся живым и невредимым.

Инчиваль эл’Файенфас вышел за порог как ни в чем не бывало и двинулся к своему стимеру оригинальной конструкции, насвистывая какую-то веселую мелодию.

– Себастина, позови Луи и Мелинду, мы все покинем дом сегодня.

Вскоре вошел в кабинет, застегивая дорожный пиджак, высокий светловолосый картонесец Луи с тонкими аккуратными усами, служанка Мелинда семенила следом – невысокая, ладная, все еще молодая женщина с красивым круглым лицом, чьи щечки постоянно красил румянец, а глаза прятались за огромными очками.

– Вы отправитесь в Арбализею сегодня. Билеты, деньги на дорогу, покупку дома, документы. Я ничего не забыл?

– Нет, монсеньор, – ответил Луи. – Все при нас, включая подробные инструкции.

– Тан эл’Файенфас несколько дополнил мой груз, так что эти футляры тоже прихватите.

– Всенепременно, монсеньор.

– Удачи, Луи. – На пороге дома я надел маску и плащ, взял трость. – Полагаюсь на вас.

– Мы не подведем, митан, – присела в неуклюжем книксене Мелинда.

И дураку было с самого начала ясно, что вести строительство в Квартале Теней, по крайней мере, неразумно. Однако, поскольку не являлся дураком, я стройку инициировал. Главной проблемой этой территории были даже не хищные тени, а пространственные и временны́е аномалии, которыми кишела зона карантина. Однажды мы искали пропавшую группу сантехников две седмицы, а когда нашли, эти болваны объяснили, что отошли за выделенный им участок покурить всего на пару минут и сейчас же, докурив, примутся за дело.

Маги КГМ по первому времени были бесполезны, они практически не совались в квартал три предыдущих века, мало о нем знали и не горели желанием узнавать больше. Когда же я стал давить на господ магов, кто-то из них откопал в архивах всеимперского патентного бюро нечто, ныне носившее название «навигационная сфера Урмана». Маги из КГМ посчитали, что, если довести до ума этот незаконченный проект, получится решить проблему пространственно-временных аномалий.

Как ни странно, им это удалось. Вскоре небольшая часть пространства в квартале и над ним превратилась в безопасную территорию, внутри которой заложили фундамент башни, начали возведение оборонительного комплекса и создание обитаемого подземелья. Мы использовали последние новинки в области строительной техники, дабы возвести над Кварталом Теней мощные колонны и водрузить на них сложную систему сцепления и реконфигурации подвесных дорог, чтобы можно было передвигаться днем, пока на земле бесновались тени.

Дежурные инженеры выстроили мне прямую дорогу от внешних ворот к главному входу в цитадель. Под рев и вой теней мы въехали во чрево башни, кишевшее солдатами подразделения «Жернова» и Жнецами. Пересаживаясь с одного лифта на другой, я и Себастина забрались на самый верх. Весь путь я имел возможность слушать тихое хихиканье моей горничной – лифты не перестали странно влиять на нее.

– Добро пожаловать на борт, мой тан!

Обдуваемый сильным ветром, заложив за спину руки и стараясь не дать крыльям инстинктивно поймать ветряной поток, меня приветствовал Эльтек Во́рчи, крепкий зеленоголовый селезень из подвидовой касты авиаков анаси, облаченный в строгий черный китель.

– Капитан, как вам погода? – Ревущий ветер и меня заставил повысить голос.

– Пока ничего! Но я бы посоветовал все же скорее подняться на борт!

Мы прошли по широкому рукаву и оказались на борту «Вечного голода». Дальнейший путь лег по узким коридорам гондолы на капитанский мостик, где я занял место на железном троне вдали от непосредственно аппаратов управления. Памятуя об одном печальном факте из биографии верховного дознавателя Ночной Стражи, флотские чувствовали себя в большей безопасности, когда меня и штурвал разделяла пара десятков метров.

– Митан, – протянул мне капитан Ворчи жезл переговорного устройства с висевшим на медных пружинках сиреневым кристаллом, – прошу.

Я взял техноартефакт.

– Говорит Бриан эл’Мориа. Сообщаю, что дирижабль «Вечный голод» покидает воздушное пространство Старкрара. Полет санкционирован мной.

Короткая пауза – и из небольшого громкоговорителя последовал ответ:

– Вас поняли, «Вечный голод». Код, пожалуйста.

Я взглянул на карманные часы и продиктовал длинную череду цифр, диспетчер сверился со своим списком, поблагодарил, объявил, что данный код отныне недействителен, и пожелал удачного полета. При этом суеверные воздухоплаватели, начиная с капитана и заканчивая последним палубным в хвосте дирижабля, раздосадованно выругались – кто про себя, а кто и вслух.

К этому и сводилась моя роль на собственном дирижабле – к санкционированию полетов. Закона, запрещавшего дирижаблям летать над Старкраром, никто не отменял, и единственное исключение, сделанное для меня, сопровождалось жестким контролем. Во дворце, в охраняемой комнате, сидели диспетчеры, которые только и делали, что следили за «Вечным голодом». Именно они сверяли коды, которые менялись каждые четыре часа, и в случае несанкционированного вылета или посадки могли ожить все оборонительные системы дворца, которые разнесли бы нас в пыль.

– Отправляемся.

– Слушаюсь! Ворчи – на мостике, командуй судном!

Селезень обратился к переговорным трубам с приказом сообщить о готовности. Трубы незамедлительно ответили голосами старших офицеров:

– Маг-навигатор готов.

– Армадирмейстер готов.

– Бортмеханик готов.

– Борталхимик готов.

– Сувоир, мастер Шисс, начинаем набор высоты. Зеленгриди, курс проложен?

– Так точно, капитан, – отозвался маг-навигатор, – передаю координаты.

– Рулевой!

– Правлю, капитан!

В глубинах дирижабля сонное урчание начало превращаться в рык, который все крепчал, а когда душа механизма окончательно пробудилась, взревела яростно, свирепо. Она наполняла «Вечный голод» жизнью, волей, стремлениями, превращала груду мертвого металла в небесного исполина, который стремился делать лишь две вещи – летать и стрелять.

Я не стал задерживаться на мостике дольше необходимого, ибо пехотинец – флюрерам не подмога. На борту у меня имелся свой «уютный уголок», куда мы с Себастиной и поспешили.

В просторной каюте было довольно пыльно – ведь палубным воспрещалось посещать эту часть гондолы. Там обитало нечто враждебное всему живому, и оно просыпалось, стоило лишь переступить через порог с демонологической рунописью.

– И кто к нам пожаловал! – донесся ехидный голос из черного саркофага, привинченного к противоположной стене. – Сам Бриан эл’Мориа! Вот это гости! А у меня тут не убрано! Прислуга на этом корыте ратлингов не ловит, между прочим…

– Заткнись, Беххерид.

Себастина приняла верхнюю одежду, и я устроился за огромным столом в кресле.

– Чего желаете на обед, хозяин?

– Я не голоден.

– В таком случае тренировка? – Себастина стукнула по одной из стен, и на той вскрылось потайное отделение с холодным оружием. – Желаете на саблях или на палашах?

– Пожалуй, я не откажусь от супа с зайчатиной и устриц на первое и седла барашка с пюре – на второе.

– Трески?

– Нет.

– Десерт?

– Суфле из черного хлеба. И чай не забудь.

– Всенепременно.

Она удалилась на камбуз.

– Ну вот, теперь, когда эта унылая мымра растаяла, мы можем как следует повеселиться! – донеслось из железного саркофага, увешанного печатями сдерживания. – Давай, открывай!

– Нет.

– Открывай же! Протяни руку и ощути свободу!

– Как же ты мне надоел.

– Я устал здесь сидеть! Мне скучно! Я хочу на волю! Я хочу развернуться так, чтобы плечам не было тесно! Я хочу заявить о себе! Я ОКО-СЛЕДЯЩЕЕ-ИЗ-ТЕМНОТЫ! КАК СМЕЕШЬ ТЫ, СЛИЗЕНЬ, ДЕРЖАТЬ МЕНЯ В ЗАТОЧЕНИИ?! Я…

– Та-хи-ге-ва, – прошептал я, сцепляя пальцы нужным образом, и резко дернул кисти, заставив суставы хрустнуть. Беххерид мгновенно заткнулся, оглушенный этими действиями. – Вот так и сиди.

Мое обиталище на дирижабле являлось приютом аскета, но никак не благородного мескийского тана. Металлические стены, минимум мебели, привинченной к полу, никакого декора. Только огромный стол, огромное кресло, кушетка и саркофаг у стены. И книжный шкаф, разумеется.

Пожалуй, только собрание работ в этом шкафу действительно было роскошным. Книги стояли на полках, удерживаемые поперечными полосами металла, дабы не повалиться на пол во время маневра. Труды по оккультизму, демонологии, теогонии, культурологии, алхимии, теории магии, медицине, истории, экономике, социологии, криминалистике, токсикологии, фармакологии и даже по новомодному течению медицины – психологии, которое на глазах становилось столь востребовано. Это все, чему я помимо государственной службы и политики посвящал последние четырнадцать лет.

– Генерал Кирхе стоит за дверью, хозяин, – произнесла Себастина, не отрываясь от чистки палаша, с которым только что гоняла меня по помещению.

Раздался деликатный стук.

– Входите, генерал!

Дверь открылась, и он переступил порог, позвякивая серебряными офицерскими шпорами. Себастина немедленно выросла рядом с гостем, придвигая для него кресло.

– Чай, кофе, пирожное?

– Благодарю, я поужинал в своей каюте. Мой тан, прошу простить, что мешаю. Я собирался уточнить план операции, если вам удобно.

– Удобно, генерал. Если хотите, можете снять аппарат, я, как видите, открыт к общению.

– Пожалуй.

Сначала он отцепил свой металлический пикельхельм, который крепился к оскаленному серебряному черепу, скрывавшему лицо и служившему противогазовой маской. Затем генерал ослабил ремешки и уложил тяжелый лик смерти на стол. Я протянул ему гигиенические салфетки.

– У меня свои, спасибо.

Помнится, когда я впервые увидел это лицо, порадовался, что на мне была моя маска и глаза оставались в тени. Я бы, конечно, смог удержать мимические мышцы в подчинении и не поморщиться, но глаза наверняка выдали бы. У него не осталось щек, губ, носа и век, слегка асимметричное лицо скалилось жуткой улыбкой из тридцати двух серебряных зубных протезов, – родные раскрошились от жара. Чудом спасся язык, который больше не чувствовал вкуса, и глаза, хронически воспаленные, блестящие, налитые кровью и быстро устававшие от яркого света. Конрад Кирхе, полковник регулярной армии в отставке, был принят на службу в организацию Имперра, возведен в чин генерала и назначен главой тактического подразделения «Жернова» и вспомогательного подразделения «Коса».

– Как вам маска? Ремни не жмут? Дышится легко? Окуляры зачарованы как положено?

– Да, благодарю вас, митан. Господа из университета Калькштейна недавно предоставили мне новый специальный состав для смачивания глазных яблок. Мало того что он антисептический, так еще и эффект увлажнения длится до шести часов.

– Как пахнет?

– Сиренью, если судить по ярлыку на флаконе.

– Любимый мой аромат. А вы что предпочитаете?

– Прежде я любил запах тюльпанов, но, лишившись носа, стал менее щепетильно относиться к подобным вопросам. Насчет операции…

Инструктаж был короток, генеральный план не изменился. Единственное, на чем я акцентировал внимание, это пробное применение нового типа армодрома – алхимической машины серии «Отравленный кинжал».

– Засим все, генерал, не хочу сглазить, но операция обещает быть простой и быстрой.

– Вас понял, мой тан. Позвольте откланяться.

Он надел маску, воспаленные глаза скрылись за непроницаемыми желтыми стеклами, ремешки оплели череп, и свое место занял пикельхельм. Этот человек жил в муках, которые, как утверждал культ Все-Отца, уготованы лишь самым бесстыдным грешникам рода человеческого уже в посмертии. Жил и не жаловался. Я, тэнкрис, никогда не смогу обратиться к нему на «ты», как бы ни старался.

Не успел генерал добраться до двери, как из саркофага донеслось тихое детское всхлипывание. Кирхе замер.

– Мама! – жалобно позвал тонкий детский голосок. – Мама! Мамочка! Где ты? Мама! Мне страшно!

– Заткнись, мразь! – рявкнул я.

– Мама! Здесь темно! Холодно! Где ты, мама? Мне страшно! Он мучает меня! Мама, забери меня! Мамочка!

Тоскливый детский плач, хнычущий, задыхающийся детский плач, который не тронет лишь самое заледеневшее сердце.

– Конрад, игнорируйте.

– Слушаюсь, митан.

Он вышел за дверь безо всяких колебаний.

– Или самое обугленное, – пробормотал я. – Беххерид!

– Ты окружил себя чудовищами, Бри! – досадливо проворчал узник. – В нем ничто не шелохнулось! Где делают таких людей? Как можно стать таким черствым чудовищем, когда ты слеплен из вкусного мягкого мяса?

– Надо всего лишь пройти закалку через сгорание заживо. Терлох аник таа!

Узник саркофага взвизгнул и, поскулив немного, затих.

– Никогда не смей меня так называть.

Поздняя ночь. «Вечный голод» совершил последнюю дозаправку водой и успел набрать прежнюю высоту и скорость. На борту было тихо, лишь мерно гудели трубы с паром и время от времени порыкивала душа механизма. Ночная смена экипажа занимала свои места по штатному расписанию. Судя по звукам, доносившимся из-за закрытых дверей, некоторые флюреры играли в карты вместо сна.

На борту большинства современных имперских дирижаблей военного типа было несколько важнейших отсеков, нервных узлов небесного судна, без любого из которых оно катастрофически теряло свою эффективность: навигационное отделение, машинное отделение, армадирное отделение, алхимическая лаборатория и станция спокхамоса.

Навигационное отделение располагалось в задней верхней части гондолы. В отсеке, заставленном техномагическими артефактами, работали трое чародеев-штурманов, в то время как офицер-навигатор безмятежно парил внутри шара мягкого магического свечения, создаваемого артефактом, похожим на огромную быстро вращающуюся армиллярную сферу, – навигационной сферы Урмана.

Работа над этим чудом велась на протяжении последних двадцати пяти лет и, застряв еще в конце прошлого века, не сдвигалась с мертвой точки, пока группа инициативных магов во главе с Инчивалем эл’Файенфасом не смогла уговорить вдову покойного инженера Виго Урмана продать патент на его незавершенное изобретение государству. Получив чертежи, маги приступили к его доработке, активно сотрудничая с хинопсами, а также пользуясь информацией, почерпнутой из более глубокого изучения временных аномалий Квартала Теней. В конце концов произошел прорыв, и в условиях строжайшей секретности научная группа создала работающий прототип.

Изначальной задачей сферы было укрощение аномалий, разбросанных по Кварталу Теней. Позже маги выдвинули смелую гипотезу, ради подтверждения которой сферу установили на первый дирижабль. Серия тестовых полетов, отладка, взрыв энтузиазма, несколько погибших дирижаблей, незначительные жертвы среди испытателей, чьим семьям были выплачены компенсации, и вот теперь благодаря сфере Урмана дирижабли мескийского военного ведомства могли сокращать время пути с седмиц до дней, а с дней до часов. Внезапно мескийские воздушные силы стали не только самыми многочисленными и боеспособными, но и самыми быстрыми, что неслабо напрягло державы остального мира.

Первой точкой назначения было воздушное пространство над базой мескийских миротворческих сил в Хосса-Падикве, небольшом южном государстве, разрываемом межнациональной гражданской войной. Базу назвали Форт-Латуга, и она служила домом для пятитысячного контингента колониальных сил. И эскадры военных дирижаблей, чьей огневой мощи хватило бы на захват всей Хосса-Падиквы за две седмицы. Такой явный разрыв между значимостью захолустной базы и ее военным потенциалом мог бы вызвать подозрение у идейных врагов Мескии, поэтому факт базирования эскадры контр-адмирала Патанакиса в Форт-Латуге Имперра тщательно скрывала последние полгода.

Мы вошли в нормальный временной поток посреди ночи, и по кораблю пронесся приказ: шестичасовая стоянка.

– Капитан, связь с «Коргом Ши» установлена.

Ворчи обернулся ко мне:

– Желаете переговорить с контр-адмиралом, митан?

– Нет. Пусть связисты передадут, что у Патанакиса есть шесть часов, пока не отдохнет наш навигатор. Пополнить запасы воды, швартоваться не будем.

Два «Наместника» заправочной модификации пузатыми бочонками поднялись над базой и пошли на сближение.

Карнифар эл’Файенфас изобрел ЯСД – новейший источник энергии, дающий нашим машинам колоссальные преимущества, но необходимость в воде не отпала. Ее использовали как балласт, главный элемент системы охлаждения, стратегический запас материала для переработки в модифицированный водород на случай утечки хелия-32. Мы укротили электричество, но все еще нуждаемся в кипятке. Вода равна прогрессу.

«Наместники» оторвались от туши «Вечного голода» и медленно вернулись на базу, чтобы заново наполнить емкости водой и в скором времени присоединиться к эскадре Патанакиса.

Контр-адмиралу доверили командовать силами, состоявшими из пары «Тиранов», квартета «Диктаторов» и шестнадцати более легких дирижаблей: восьми «Сатрапов» и восьми же «Вождей». Кроме них в состав эскадры входило шесть «Наместников», два из которых несли на себе десант, еще два являлись водоносами, последняя пара имела на борту по несколько сотен тонн гуманитарной помощи.

Недавно оба «Тирана» эскадры прошли тотальную модификацию. На верхней части «сигар» теперь имелось по целых три вращавшихся полусферических турели с парометами «Цайгенхорн», самыми тяжелыми и мощными парометами в мире. В то же время бортовые батареи «Тиранов» были расширены и переоснащены: орудия «Читар» под снаряды сто двадцать третьего калибра заменены новыми «Лихтвангерами» двухсотого калибра. Тем самым была увеличена защищенность от ударов сверху и общая огневая мощь.

Шесть часов тянулись нестерпимо долго. Устав бродить по огромной гондоле, я уединился в каюте и, пользуясь молчанием Беххерида, принялся прокручивать план предстоящей операции в голове. Как всегда, повторять до исступления все варианты развития событий, сопоставлять факты биографий с картами местности, высчитывать соотношение скорости движения эскадры к мировому времени. Все это имело значение.

Восстановивший силы навигатор вернулся в сферу Урмана, и, заняв свое место во главе эскадры, «Вечный голод» повел ее к цели.

Принцип работы навигационной сферы Урмана был слишком сложен, чтобы я мог объяснить его без шестичасовой лекции по физике и теории астральных энергетических потоков, но на практике все выглядело как-то так: сфера получала рассеянную астральную энергию, впитывавшуюся в корпус дирижабля, нуждаясь при этом также в живом маге для концентрации этой энергии; затем она генерировала управляемое защитное поле, которое укутывало судно и, накопив достаточно энергии, искажала для содержимого этого кокона связь с реальным временем. За счет этого дирижабль двигался в пространстве многократно быстрее, частично выпадая из реального времени в Астрал. Энергия, возникавшая при этой темпоральной аномалии, также уходила в имматериум.

Всегда существовал риск, что кокон исчезнет или даст трещину, после чего материальный объект, частично находившийся в энергетической прослойке бытия, моментально разрушится. Его просто всосет в Астрал, где бесконечные потоки энергии, пронзая материю, расщепят ее до состояния… собственно энергии. Вместе с пассажирами.

Зеленгриди создал огромный энергетический полог, который накрыл эскадру, образовал защитный кокон собственного, искаженного временного потока, и дирижабли двинулись вперед по проложенному навигатором сквозь сжатое время курсу. Один-единственный человек вел почти тридцать кораблей и несколько тысяч живых существ по грани между жизнью и смертью с помощью своих знаний, техноартефакта и железной воли.

Путь завершился без проблем, и в назначенный срок эскадра вышла в полностью материальный мир под яркий солнечный свет. Зрелище было умиротворяющим: сверху раскинулась безграничная ширь лазурного неба с палящим оком светила, а снизу расстилался океан белых облаков, насколько хватало взора.

– Мы на месте, – устало сообщил навигатор из переговорной трубы. – Я спать, а вам удачно пострелять.

– Отличная работа, Зеленгриди. Капитан, я желаю поговорить с генералом Эсмир-пашой. Нужно попытать удачу напоследок.

Не так давно Меския подарила Тарцарскому Султанату работающий, но тщательно опломбированный экземпляр спокхамоса, и теперь бортовой связист «Вечного голода» Кирин Джасл получил приказ связаться с тарцарским артефактом, находившимся в столице султаната Бахрене, а оттуда его должны были перевести на связь с личным магом-адъютантом Эсмир-паши.

Сначала он был не вполне уверен, что действительно разговаривает с Великим Дознавателем, но я быстро убедил тарцарца. Затем я солгал, что нахожусь в Старкраре и только-только получил доклад о том, что тарцарские солдаты ворвались на территорию мескийского храма, которая, по положениям всех международных конвенций, считалась территорией запретной для военных, коли они не просят убежища. Полководец, командовавший наступательной операцией, попытался заверить меня, что значимость этой новости неимоверно раздута, но я гнул свою линию, настаивая на недопустимости таких вещей, на урон, причиненный чести Императора. Эсмир-паша держался хорошо, сохранял хладнокровие до поры, прекрасно понимал, что происходит, но еще пытался вывести ситуацию в более мирное русло. Когда же понял, что я был намерен сделать, он позволил себе резко высказаться относительно мескийского вероломства. Мы-де сначала поставляли им оружие, давали ссуды на войну, а теперь препятствуем процессу сбора выплат, превращая Тарцарский Султанат в долгового раба. Я резко оборвал эти речи и огласил ультиматум: в течение суток тарцарские войска должны покинуть город Сударцант. Подготовка к эвакуации военных сил должна была начаться через час после нашей беседы, иначе Меския предпримет решительные меры.

Я оборвал связь и поерзал на железном троне.

– Мой тан?

– У него есть час.

– Вы дали ему сутки, – заметил селезень.

– Я сказал, что в течение часа он должен начать выводить свои силы. Как там облачность?

– Стабильная.

– Передайте алхимикам, чтобы следили за облаками, а маги пусть следят за ветром и будут готовы укрыть нас иллюзией. Не хочу терять укрытия раньше времени.

И вновь ожидание. Я не любил это больше всего, но особенности работы подразумевали умение сидеть в засаде. Стрелка хронометра медленно переползала с цифры на цифру, а я не отводил от нее глаз.

– Час прошел.

– Никаких изменений внизу, мой тан, – быстро отрапортовал Кирин Джасл. – Более того, могу с уверенностью утверждать, что к городу приближается армоэскадрон, две тысячи пехотинцев и пять военных дирижаблей. Тарцарцы, разумеется.

– Не внял. Приказ по эскадре: действуем в соответствии с планом! Капитан, господин вице-адмирал, я рассчитываю на вас.

Дирижабли опустились ниже уровня облаков, и уже не только маги смогли увидеть Сударцант, древний город, бывший столицей Кальмира на протяжении веков. Полуразрушенный, израненный войной, истекающий черным дымом, но все еще живой.

«Тираны» разошлись в стороны, перед ними поставили задачу установить контроль над как можно бо́льшим пространством. К каждому тяжеловесу присоединились по четыре «Вождя» и по столько же «Сатрапов». Оставшаяся часть эскадры Патанакиса двинулась на северо-запад, чтобы встретить спешившее в город подкрепление для Эсмир-паши. Патанакис разбил свое основное каре на две пары, оставшиеся легкие разведчики и рейдеры перестроились и теперь прикрывали их.

– Передайте десантным бортам приблизиться и повторять маневр за нами, капитан, а водовозы и грузовики пусть отходят под защиту небесной артиллерии. Ждем донесения от Патанакиса. Дальше действуем исходя из обстоятельств.

– Слушаюсь, мой тан.

Не прошло и получаса, как вдали загрохотали залпы «Диктаторов». Сквозь телескопы, трубы и бинокли мы наблюдали, как рвутся снаряды на земле и в небе, однако ни техника, ни солдаты тарцарцев не пострадали. Контр-адмирал дал серию предупредительных залпов, убеждая и без того явно припугнутых тарцарцев не связываться. Дирижабли на вооружении у аборигенов стояли наши, мескийские – один «Диктатор», один «Сатрап» и три «Вождя». При этом они были стары, хоть и надежны, не прошли ни одной модификации, которым мы подвергали нашу собственную технику, и посему даже в бою с равными силами имели меньше шансов на победу.

– Тарцарцы меняют курс.

– Подключите меня ко всем внешним громкоговорителям, а также пускайте трансляцию в ментальный эфир без шифрования.

Получив приказ, Кирин Джасл, маг, управлявший работой спокхамоса, вскоре сообщил о готовности. Приняв трансляционный жезл, я собрался с мыслями и начал говорить:

– Я Бриан эл’Мориа, Великий Дознаватель Мескийской империи. В соответствии с двадцать третьей статьей Четвертой Скваговской конвенции о законах ведения войны и властью, данной мне Императором и Союзом разумных существ, я объявляю город Сударцант, а также территорию радиусом в пятьдесят километров вокруг него демилитаризованной зоной, находящейся под протекцией мескийских миротворческих сил. Любая военная активность между сторонами тарцаро-кальмирского конфликта в этой зоне будет немедленно прекращена путем уничтожения нарушителя. Засим объявляю, что демилитаризованная зона будет являться прибежищем для всех беженцев, а также для солдат, не желающих продолжать сражаться, к какой бы стороне они ни принадлежали.

Я покинул рубку управления, или капитанский мостик – никогда не давал себе труда узнать, как правильно, – и ринулся вниз через палубы, в огромный трюм-ангар гондолы, где уже заканчивались приготовления к сбросу десанта и началу операции. Командовал всем, естественно, Кирхе.

– Мы в полной готовности, мой тан! – доложил Конрад, отдавая честь.

Поверх черного кителя, расшитого серебряной паутиной, он надел кирасу, а поверх нее повязал алый кушак с эмблемами подразделений «Жернова» и «Коса». От форменной шинели пришлось отказаться: климат в этих широтах был слишком жарок. Из оружия генерал имел при себе армейскую саблю и стандартный «Пфальцер-7». Поверх высоких сапог он также надел еще один элемент брони – уникальные тяжелые поножи, сопряженные с броней ступней.

Мало кто знал, что кровеносная система генерала получила сильнейший тепловой удар в свое время, и теперь, чтобы иметь возможность спать и не испытывать боли от внутричерепного давления, он должен был каждый день перегружать свое тело физическим трудом. Поскольку, будучи военным чиновником, он не мог часами заниматься со штангой, Конрад прибегал к обвешиванию тела утяжелителями, такими, как, например, чрезвычайно тяжелый доспех.

Операции по высадке десанта в городской местности давно и упорно отрабатывались до мелочей. Передовой ударной силой в этой операции обычно являлось либо подразделение «Серп», либо «Плуг». Первых мы применяли, если требовалось соблюдение режима тишины вплоть до самого последнего момента, вторых – для немедленного громкого удара с устрашением демонстративной жестокостью.

В штурмовые бригады «Плуга» набирали исключительно представителей вида люпсов: скорость, сила, а главное, жестокость этих волкоглавых приносили огромную пользу в выполнении поставленных задач. В стандартное вооружение люпсов входил полный доспех из алхимической стали, шлемы со встроенной в них оптикой и дыхательными фильтрами, короткоствольные дробовики с большим радиусом поражения, ибо стрелки из люпсов всегда были скверные, а также прикрепленные к ручным доспехам короткие сабельные клинки с крючьями на обратной стороне.

Конфигурация помещения пришла в движение – вся носовая часть гондолы являлась одним огромным трапом, открывавшим трюм-ангар для начала десантирования. Внутрь ворвался горячий ветер, и я поспешил на ближайшую десантную платформу, Себастина последовала за мной.

Палубные подвели к краю раскрывшейся секции закрепленные гарпуны на подвижных лафетах. Два выстрела – и огромные копья унеслись вниз, натянув между дирижаблем и землей стальные тросы.

– Передовая бригада, вперед!

С рычанием люпсы ринулись к зияющему провалу и, цепляясь за тросы крюками, почти полетели вниз. Отработка этого способа сброса десанта снизила летальный исход до нуля, а вероятность травматизма до четырех процентов.

Следующая волна десанта – солдаты подразделения «Коса», тяжело бронированная пехота поддержки, закованная в металл с ног до головы и несущая на спинах рюкзаки с пулеметной лентой или баллоны с зажигательной смесью. Их доспехи создавались лучшими алхимиками-металлургами Мескии, дабы держать удар большинства видов ручного оружия, но все равно были настолько тяжелы, что лишь самые выносливые ветераны «Жерновов» могли вступить в «Косу».

На каждую из трех квадратных десантных платформ, имевшихся в днище гондолы, встало по пять латников. Начался спуск, почти сразу послышались выстрелы – внизу уже рыскали люпсы, а теперь их поддерживал свинцовый ливень. Задачей «косарей» на данном этапе являлось сокращение вражеской численности в поле зрения и подавление огневых точек, дабы враг не помешал высадке остального десанта.

Платформы вернулись, и на них загнали технику. Тяжелых армодромов мы не возили, «Голод» имел огромную, но не безграничную грузоподъемность, да и не всякую машину можно было запихнуть в трюм. Для операции были взяты БМПП-23 «Керамбит», сравнительно небольшие бронемашины, вооруженные несколькими пулеметами, курсовым водометом и башней с парометом «Маскилла» на крыше.

На третий подъемник вместо «Керамбита» загнали новинку, еще ни разу не испытанную в бою, – БМАП «Отравленный кинжал» темно-зеленого цвета и совершенно новой конфигурации, украшенный гербом Алхимического университета Калькштейна. В носовой части этот армодром имел две башни, из которых задняя располагалась чуть выше передней. В передней башне размещался кислотомет, питаемый тремя разными жидкостями из трех разных цистерн, которые, смешиваясь в полете, образовывали салтасовую кислоту. Вторая же башня несла в себе мортиру, способную вести стрельбу широчайшим разнообразием снарядов, включая зажигательные и световые.

Бронетехнику высадили в два подхода, и следующими на десантные платформы были поставлены рядовые солдаты. Вместе с ними спустились и мы с Конрадом и Себастиной. Оставив генерала выполнять задачу по установлению контроля над городом, я поднялся на борт «Отравленного кинжала» с бортовым номером 62 и направил свою колонну в западную часть Сударцанта. БМАП возглавил отряд из трех десятков воинов, споро продвигавшихся по улицам, БМПП «Керамбит» шел замыкающим.

Когда мы выехали на аллею, ведшую к мемориалу памяти эмира Юнсефа Альбиди йан Саллаэха, религиозного и политического деятеля прошлого, кого-то там когда-то освободившего, по нам открыли огонь с крыш нескольких домов. «Керамбит» развернул свой паромет и немедленно ответил шквалом свинца. Коммандер Макензи, управлявший «Отравленным кинжалом», отдал алхимикам-стрелкам приказ уничтожить противника – передняя башня развернулась и вдарила по вражеским позициям тугими струями кислоты, способными прицельно поражать цели на расстоянии до полутора километров.

– Бомбардиры, зажигательным! – скомандовал Макензи.

Вторая башня подняла короткий ствол и изрыгнула в небо снаряд, который, описав дугу, рухнул на цель первого залпа. В принципе, кислотной струи было достаточно, однако коммандер стремился испытать машину и экипаж в боевых условиях как можно лучше.

– Вражеская техника на двенадцать часов! – доложил водитель. – Тяжелые бронестимеры, кажется, «Тотенкопферы»! Подтверждаю! Четыре единицы, двигаются от мемориала!

– Сигнальте Русу, пусть идет за нами и не высовывается до поры!

Пехота получила приказ рассредоточиться и найти укрытия, а «Отравленный кинжал» и «Керамбит» двинулись навстречу бронестимерам.

Модели «Тотенкопфер» являлись самыми тяжелыми видами бронетехники, производимыми в Винтеррейке, и самыми новыми к тому же. Продолговатые грузные паровые механизмы серого цвета, поставленные на частично колесную, частично гусеничную подвеску, они могли иметь в задней части либо кузов для перевозки десанта, либо бронированное отделение с башней, из которой торчало дуло пятидесятимиллиметровой пушки. Армодромам серии АМ такой калибр был – что слону дробина, но более мелкие модели вроде нашего алхимического или «Керамбита» могли пострадать. Кроме того, враг превосходил числом, скоростью и вариацией тактических ходов.

– Сделаем им «огненную стену»!

«Отравленный кинжал» прибавил ход и открыл огонь из курсовых пулеметов, «Тотенкопферы» разъехались веером – БМАП новой конфигурации не мог их не насторожить. По уму им бы разделиться и, пытаясь зайти в борта и корму, вести по нам огонь из пушек да больше маневрировать – ведь из мортиры по мельтешащим целям не попасть, а характеристики кислотомета все еще загадка.

Раздался звон и лязг, когда о борт армодрома срикошетил первый вражеский снаряд; под гул двигателя и приказы Макензи водитель круто довернул корпус машины, работая левым траком, а алхимик-наводчик выдал короткую кислотную струю, которая едва не попала на один из «Тотенкопферов». Вместо этого кислота принялась есть желтый камень, которым была вымощена площадь вокруг мемориала. Пристреляться врагу не дал «Керамбит» под командованием старшего лейтенанта Руса. Грохоча гусеницами, этот сравнительно быстрый транспорт открыл огонь из всех стволов. Своим главным калибром он разнес бронестимеру гусеничный трак, но едва не схлопотал снаряд в двигатель от другой вражеской машины. В это время «Отравленный кинжал» бил мелкими кислотными струями по еще двум увертливым винтеррейкским машинам и уже получил два попадания. Одно из них пришлось в кормовую часть – и великое счастье, что баллоны с реагентами были защищены дополнительной броней!

– Довольно! Зажигательным!

Бронестимеры успешно избегали кислотных струй, нарезая круги вокруг нашей машины, при этом, правда, их гусеницы и колеса все же страдали от пролитого на землю салтаса. Но все это было лишь невинной игрой, пока вторая башня не выплюнула зажигательный снаряд, который ринулся в небо и, рухнув вниз, взорвался мириадами раскаленных искр, разлетевшихся в радиусе тридцати метров. Кислота воспламенилась, превратив все вокруг в раскаленное пекло.

– Теперь никуда не денутся! Первая башня, огонь по готовности!

Дуга кислотного залпа накрыла замедлившийся «Тотенкопфер» и превратила боевую машину в расползающуюся, оплывшую кучу шипящего металла. Второй залп разъел носовую часть следующей вражеской машины. Третий «Тотенкопфер» попытался отступить. Он вырвался из огненного лабиринта и ударил по парам, но бомбардиры вовремя развернули свою башню и дали залп прямой наводкой. Снаряд с магической начинкой разорвал винтеррейкский транспорт на клочки.

– Коммандер, вы и ваш экипаж будете представлены к награде.

– Служу Мескии, тан Великий Дознаватель!

В это же время «Керамбит» покончил со своим противником: Рус подвел машину вплотную к охромевшему подранку и дал струей крутого кипятка из курсового водомета. Я прекрасно слышал недолгие крики.

Наши солдаты рассредоточились по периметру, высматривая засады и снайперов, в то время как я, Себастина и командиры бронемашин исследовали тела, а механики пытались оценить состояние вверенной им техники.

– Форма тарцарская, но если он не винтеррейкец, то я раххийская крепостная девка, – поделился своими соображениями старший лейтенант Рус.

– Он не южанин, но с той же вероятностью может быть из Таленмарка, – процедил Макензи, рассматривая ту часть лица трупа, которая не была обезображена ожогом. – Таленмаркцы закупают у ви́нтов эти гробы на паровой тяге сотнями.

– Не уважаете винтеррейкскую технику, майор?

– В сравнении с нашими механизмами их образцы – болезные калеки-лилипуты, тан Великий Дознаватель, – с искренней гордостью ответил коммандер.

– Двигаемся дальше, господа офицеры, а то нас действительно скоро удильщики перещелкают!

Я вел свой маленький отряд не вслепую, а точно зная, куда мне надо было попасть: в окрестности городского рынка, одного из древнейших в мире. Считалось, что рынок Сударцанта стоял на одном месте вот уже больше полутора тысяч лет, и у самых древних торговых династий страны было обыкновение содержать старинные особняки-подворья вблизи благословенного сердца товарооборота. Мастера купеческих гильдий редко жили в тех особняках без удобств, по старинному укладу, однако владение такой собственностью являлось вопросом престижа. По моим расчетам Эсмир-паша облюбовал один из этих особнячков и сделал его своим командным центром. Внедренные агенты в штабе тарцарского командования сообщали не раз, что приказы полководец передавал с помощью магов, а отследить каналы, не привлекая внимания контрразведчиков Тарцара, не представлялось возможным.

Остановив колонну в обусловленном заранее месте, я вылез на броню, надеясь, что какой-нибудь вражеский удильщик не поймает меня в перекрестье прицела. С ближайшей крыши спрыгнула проворная фигура, облаченная в экипировку подразделения «Серп». Оно было первым, которое я создал. Диверсии, убийства, похищения и прочее подобное входило в его прямое предназначение. Самые жесткие критерии, самые тяжелые тренировки, самое сложное оружие. Элита элит.

– Митан.

– Говори.

– Мы исследовали указанную вами территорию. Одна из старинных построек, в отличие от прочих, не заброшена, ворота закрыты, из некоторых окон торчат стволы пулеметов, во внутреннем дворе стража.

– Эсмир-паша внутри?

– Мы не можем этого подтвердить. – «Взгляд» зеленоватых линз закрытого шлема с системой противогазовой защиты был бессмысленным, но эмоции свидетельствовали об искреннем сожалении. – Однако мы видели Измаил-бея, личного адъютанта Эсмир-паши.

– Рискнем. Диверсионную операцию одобряю.

– Мы откроем вам ворота.

– Этого не требуется. Посейте панику.

– Будет исполнено.

Агент сообщил мне примерное число охранников, после чего забросил на крышу цепь с «кошкой» на конце и проворно вскарабкался, цепляясь за стены шипованными подошвами. Я вернулся в брюхо бронемашины.

– Мы на верном пути. Коммандер, нам понадобятся снаряды с газом.

Когда усеченная пирамида особняка попала в поле зрения, над ним уже клубился дым и звучали выстрелы. Окна начинались с высоты второго этажа, первый обходился лишь вентиляционными отверстиями, а небольшие резные воротца вели во внутренний двор.

– Стоп машина! – приказал Макензи, глядя в опущенный перископ. – Бомбардиры, цель по курсу, дальность – сто метров, градус подъема орудия – двадцать три! Заряжающие, газовый снаряд! Доложить о готовности!

– Наводка произведена!

– К стрельбе готовы!

– Огонь!

Мортира изрыгнула снаряд, начиненный сжатым под давлением газом, который рухнул на древний особняк и заволок все ядовитым облаком.

– Экипаж, противогазовые маски надеть! Полный вперед, вынесем ворота, парни!

Воинственно зарычала душа механизма, и БМАП ворвался в крошечный для огромного военного транспорта внутренний двор. В непроглядном дыму раздавались приглушенные выстрелы, пули бессильно лязгали о броню. Где-то сзади загрохотал «Маскилла», подавляя тарцарцев кинжальным огнем, разрывая стены и тех, кто пытался прятаться за ними.

– Себастина, за мной!

Поправив противогазовую маску, я вынул револьвер и взвел курок. Крышка люка откинулась сравнительно тихо, позволяя высунуться в белесую муть газового облака. Воцарилась испуганная тишина, отрава медленно заползала внутрь машины.

Три источника эмоционального раздражения затаились в ядовитом тумане, три пули покинули барабан револьвера, три трупа упали наземь. Послышался шорох и звук открывавшегося окна на уровне второго этажа – револьвер поднимается на два градуса выше, выстрел, глухой удар упавшего во двор тела. Вспышка яркого страха справа – разворачиваюсь, стреляю, звук рикошетящей пули. Враг в укрытии, мне его не достать.

– Себастина, враг на четыре часа, угол наклона ствола тридцать пять градусов.

– Поняла, хозяин.

Стрелком она всегда была неважным, поэтому носила на поясе две лупары, заряженные картечью, и дробовик «Лупарь».

Себастина высунулась, вслепую развернулась и выстрелила патроном с черной ртутью, уничтожив и укрытие, и того, кто им пользовался, – будто свечку задула. Именно так это выглядело для меня: когда кто-то погибал, его эмоциональный фон мгновенно гас, как свечной огонек, но остаточные следы эмоций висели в воздухе еще некоторое время.

Мы спустились с брони «Отравленного кинжала» и залегли у его гусениц, ко входу во внутренние помещения выдвигаться не спешили, ибо тяжелый газ начал рассеиваться, давая врагу обзор для стрельбы из пулемета, чем он немедля и воспользовался. Ко мне подполз старший сержант Ольдман, командир пехотного отряда, который я взял с собой.

– Мой тан, прикажете штурмовать?

Голос из-под маски звучал глухо, но я уже давно привык к этому.

– У нас есть гранады, и при должном везении потери будут минимальны.

– Лезть на кинжальный огонь не стоит.

– Нам бы штурмовиков или мага!

– У них другие дела – зачищают город. Я пойду.

– Как можно, митан!

– Отставить. Дай свой пистолет, мне не хватает кучности стрельбы.

Перезарядив револьвер и получив дополнительное оружие, я подполз к краю гусеничного трака, прислушался к грохоту пулемета, к лязгу и визгу рикошетивших о броню пуль, после чего высунул руку и дернул спусковой крючок. Стрельба прекратилась.

– Себастина!

– Я рядом, хозяин.

Мы выкатились из-за машины, вскочили и ринулись к двери. Себастина легко меня опередила и высадила дверь ударом ноги, затем отправила внутрь два заряда картечи, отшвырнула опустевшую лупару и вошла внутрь.

Я осторожно ступил в отделанную кафелем прихожую, насчитал три сильно поврежденных трупа. Себастина ушла в северную часть дома – кажется, там находилось человек семь, – я же направился в западные помещения, туда, где, как мне доложили, должна была быть лестница на второй этаж. Я услышал, учуял и одновременно с этим увидел эмоциональный фон пятерых противников. Один притаился за ширмой, второй за стеной, третий наверху лестницы, еще двое – за дверью. Решили не лезть на рожон. Я сделал шаг, половица под ногой скрипнула, и началась стрельба.

Правая рука в сторону, выстрел, левая вперед, выстрел, присел на корточки, пропуская над головой две пули, обе руки вперед, два выстрела, перевел оружие на лестницу, но засевший там враг не показался. Вновь перевел оружие, прострелил ширму, затем тонкую стенку; двое за дверью успели выскочить и открыть огонь, кувырнулся в сторону, уходя от пуль, убил обоих из положения лежа, собрался расстрелять того, что прятался на лестнице, но эмоциональный фон уже погас. Кто-то убил его за меня.

Лестница была старой, очень узкой и скрипучей. На единственной промежуточной площадке в смешной позе лежал труп тарцарского солдата в противогазе. Судя по следам на коже и состоянию волос, его убили электричеством. Я двинулся дальше, навстречу источнику сильного страха, держа перезаряженное оружие наготове. На вершине лестницы обнаружилось еще три трупа: двое тарцарцев, а третий – мой диверсант. Метательный кинжал пробил куртку с кольчужной подкладкой и вошел в сердце. Какой силой надо обладать, чтобы так метать клинки?

Я тихо проскользнул в комнату, из которой тянуло страхом, и увидел на полу генерала Эсмир-пашу, отчаянно пытавшегося отбиться от повалившего его убийцы. Тот уселся на тарцарца сверху и навалился всем весом, чтобы вогнать нож старику в грудь, но Эсмир-паша к своим сединам еще хранил завидную удаль и отчаянно боролся за жизнь. Я навел револьвер на убийцу, и, клянусь, тот словно почувствовал опасность – вздрогнул всем телом, молниеносно перетек в сторону, оттолкнулся от пола и совершил сальто, уходя от пуль. Мячом отскочив от одной из стен, убийца буквально вышвырнул себя в небольшое окошко. Я бросился к проему, прицелился и дернул за спусковые крючки, но кончились патроны, а через миг гибкая черная фигура скрылась из виду.

– Холера! Без глупостей, генерал, я пуст, но у нее патронов еще предостаточно!

– У кого? – Эсмир-паша замер, почти дотянувшись до именного револьвера.

– Хозяин говорит обо мне, эфенди, – приблизилась Себастина, держа тарцарца на мушке. – Здание под контролем, хозяин.

– Пленные?

– В погребе пряталась группа гражданских. Три старых женщины, видимо, служанки; десять юношей и девушек возрастом от семнадцати до двадцати двух.

– Возите с собой гарем, светлейший?

– Иногда очень хочется человеческого тепла. Да и положение обязывает, – не меняя позы, ответил старик. Он боялся, но ему было не отказать в самообладании.

– Себастина, проводи генерала вниз, окажите всем раненым помощь, а солдатам передай, что мы двинемся обратно к точке десантирования. Операция проведена успешно.

– Слушаюсь, хозяин. Вставайте, эфенди.

– Нет, постой! Откуда у вас это? – Я указал на его левую ладонь, где не хватало среднего пальца, а рана была кое-как перевязана лоскутком белого шелка, оторванным от подола халата.

– Хотите верьте, хотите нет, но я понятия не имею, куда делся мой палец, – был дан ответ.

Он не врал.

Моя горничная отправилась конвоировать высокопоставленного пленника до транспорта, а я смог осмотреться. Судя по богатой обстановке, именно эту пропахшую кальянными парами комнату Эсмир-паша выбрал своим основным обиталищем. Также, если судить по положению некоторых предметов, хозяин спешно собирался покинуть дом, когда мы напали… И несколько капель крови на полу. Скорее всего, с раненой руки. Поняв, что не успеет сбежать, Эсмир-паша вылил в сундук масло из лампы и спалил все документы, которые успел сложить внутрь. Разумно.

Я вышел в коридор, прошелся по комнатам, изучил трупы. Один из убитых являлся агентом «Серпа». На его правой руке все еще покоилась боевая электрическая перчатка, входившая в стандартную экипировку диверсантов. Именно ею он убил нескольких телохранителей, включая того, что был на лестнице. Он пробрался через окно.

Мои диверсанты были великолепно обучены и крайне дисциплинированны, но вот этот ослушался, вмешался, хотел помочь и умер. Убийца, чуть не порезавший генерала, тоже вошел через окно, только в другой комнате, а значит, имел соответствующую выучку. Он пришел, когда мой агент уже убил троих телохранителей, чужак ворвался в это замкнутое пространство, увидел тела, увидел моего диверсанта, принял решение в мгновение ока и уничтожил конкурента. Затем попытался ликвидировать саму цель, но появился я. Сальто, отскок от стены, полет в окно, падение на соседнюю крышу, которая ниже на этаж.

– Внушительно.

– Тан Великий Дознаватель?

– Ольдман, готов двигаться?