На мгновение он замолчал, словно не мог говорить дальше. Далри, не глядя, потянулся за виски. Помедлив, Рэмпол подлил ему еще. Хэдли сел в кресло и уставился в камин.

– Не понимаю… – пробормотал Далри. – Не понимаю, и зачем он только вернулся…

– Возможно, – сказал доктор Фелл, – я могу вам объяснить. Присядьте, мальчик мой, и отдохните немного… Хэдли, теперь вы поняли?

– Вы имеете в виду…

– Да, именно это я и имею в виду. Вы, должно быть, и сами уже догадались. В конце концов, ведь это именно вы дали мне эту зацепку. Стоя у Ворот Изменников в Тауэре и разговаривая с миссис Биттон, Дрисколл о чем-то вспомнил. При этом посетившая его мысль повергла юношу в крайнее смятение. Дрисколл сказал, что ему нужно отойти ненадолго и уладить один вопрос. Это было в половине второго. О чем же он вспомнил?

– О чем?

– Подумайте только! Дрисколл говорил с миссис Биттон и в разговоре упомянул своего дядю. Это-то и навело его на мысль, ведь он сорвался с места сразу после этого. Подумайте! Вы слышали это сегодня уже раз десять…

Хэдли резко выпрямился.

– О господи! В тот самый день дядя должен был зайти к нему в гости, как и всегда раз в месяц!

– Именно. Биттон не собирался навещать племянника, но Дрисколл этого не знал. Он забыл о визите дяди. Дрисколл так переволновался за последние два дня, что совсем об этом позабыл. А у сэра Уильяма был ключ от его квартиры! Биттон зашел бы туда… и сразу увидел бы две украденные шляпы, которые Дрисколл даже не пытался спрятать. И это уже было бы довольно скверно. Но что, если бы сэр Уильям начал что-то подозревать, обыскал квартиру и нашел бы рукопись?

Хэдли кивнул.

– Ему нужно было вернуться в квартиру как можно скорее, чтобы опередить Биттона.

– Как видите, он не мог объясниться с Лорой Биттон. А если бы и мог, у него не было на это времени. Ему пришлось бы оправдываться, или Лора захотела бы все усложнить, а у Дрисколла не было времени. И он поступил так, как многие мужчины поступают с женщинами. Отделался парой отговорок и сказал, что вернется через пять минут. Конечно, не собираясь выполнять свое обещание… Теперь вы понимаете, что он сделал? Вспомните план Тауэра, Хэдли. Вспомните слова генерала Мейсона. Дрисколл не мог пойти по Уотер-Лейн к главным воротам. Этот путь вел только наружу, и он не мог притвориться, будто ошибся и пошел не в ту сторону. Это вызвало бы у Лоры подозрения. Поэтому он пошел в другую сторону и покинул Тауэр через ворота, ведущие на берег Темзы. Стоял густой туман, и никто его не заметил. Все это произошло в половине второго. – Доктор посмотрел на Далри и покачал головой. – Вы сами сказали мне, Хэдли, что подземкой можно добраться до Рассел-сквер за пятнадцать минут, а то и быстрее. И, насколько я понимаю, миссис Биттон так и сделала в пять часов, так почему же Дрисколл не мог в половине второго? Итак, он был у себя в квартире где-то без десяти два или чуть позже… Это установленное судмедэкспертом время смерти. Но, видите ли, вы ошиблись, полагая, что Дрисколл не уходил из Тауэра. Такая мысль даже не приходила вам в голову. Я не думаю, что мы, сколько бы ни старались, нашли бы стражника, который заметил Дрисколла, когда тот выходил в боковые ворота. Но суть в том, что об этом никто даже не подумал. А ведь такое объяснение было более разумным, чем предположение, будто Дрисколлу нужно было срочно кому-то позвонить.

– Но его же обнаружили у Ворот Изменников! Я… Впрочем, не важно, – осекся Хэдли. – Вы не хотите продолжить ваш рассказ, Далри?

– Так вот в чем дело… – пробормотал юноша. – Понимаю. Теперь я понимаю. Я просто подумал, что он начал что-то подозревать… Ну что ж, я расскажу вам, что я сделал. Филипп был мертв. Я это понял. И вначале я запаниковал. Не мог ясно мыслить, ноги подкосились, в глазах потемнело. Я понял, что совершил убийство. Я уже смирился с мыслью о том, что я вор, и это уже было слишком. А теперь – убийство. Никто не поверил бы, что это несчастный случай. Вот тут-то я и допустил ошибку: я подумал, что Филипп сказал кому-то в Тауэре, что возвращается домой! Я был уверен, что это всем известно! И я сам подтвердил, что нахожусь в квартире Филиппа, я же говорил с Паркером по телефону. Я решил, что Дрисколл просто передумал и вернулся домой – и вот я стою посреди его квартиры, рядом с его трупом, и всем известно, что мы оба находились здесь. – Далри содрогнулся. – А потом ко мне вернулся здравый смысл. Я чувствовал объявший меня холод, пустоту в душе, но никогда еще мой мозг не работал так быстро. У меня был всего один шанс. Нужно было вынести тело из квартиры и оставить его где-нибудь, например, по дороге в Тауэр. Тогда все подумали бы, что Филипп погиб, так и не дойдя до дома. А потом меня осенило. Машина! Машина стояла в мастерской неподалеку. День выдался туманный. Я мог взять машину и поставить ее во дворе, задернув занавески. Тело Филиппа было таким легким… точно я нес на руках котенка. На этаже было всего две квартиры, в окнах, ведущих во двор, не горел свет. Туман помог мне, вряд ли кто-то увидел бы меня …

– Вот именно. – Доктор Фелл повернулся к Хэдли. – Старший инспектор тоже так подумал, размышляя над тем, как миссис Биттон удалось выйти из квартиры незамеченной. Помнится, он сказал, что под домом мог бы пройти индеец в венце из орлиных перьев, и никто бы его не заметил. Удачная догадка.

– Ну… – Далри нетвердой рукой протер глаза. – У меня было мало времени. Можно было добраться до мастерской на подземке. «Если повезет, я буду на месте через две минуты», – подумал я. Пешком же это заняло бы у меня минут десять. Итак, нужно было забрать машину и вернуться за телом. Не знаю, как мне это удалось. Не знаю, что обо мне подумали те люди в мастерской. Я сказал им, что мне пора домой, сел в машину и поехал к Дрисколлу. Если бы меня тогда арестовали… – Он сглотнул. – Я поднял тело Филиппа и вынес во двор. Это было ужасно! О господи, я чуть не оступился на крыльце, чуть не выбил головой Филиппа стекло в двери. Я опустил тело на заднее сиденье и накрыл пледом. К тому моменту я так ослабел, что и рукой пошевелить не мог. Но нужно было вернуться в квартиру. Нужно было удостовериться, что я ничего не упустил. Когда я увидел тот цилиндр, меня осенило. Если надеть его на Филиппа… понимаете, тогда все бы решили, что его убил Безумный Шляпник! Никто не знал, кто на самом деле ворует шляпы. Я не хотел, чтобы в убийстве обвинили невинного человека, а так мне нечего было опасаться…

– Не сомневаюсь, что старший инспектор вас понимает, – заметил доктор Фелл. – Можете не объяснять. Только что он сам говорил о том, как рассуждал убийца. А что насчет арбалетного болта?

– Я… Я оставил болт… сами знаете, где. Понимаете, я этот проклятый болт раньше не видел. Я не знал, что он из дома Биттона. Я предположил, что он принадлежал Филу. Я же не думал, что это бросит на кого-то тень подозрений! И я не увидел надпись «Souvenir de Carcassonne», потому что… ну, вы и сами знаете почему. Ее не было видно. – Ноздри у Далри раздувались, руки сжались в кулаки, юноша повысил голос. – Но до того как уйти из этой квартиры, я кое о чем вспомнил. Вспомнил, что рукопись до сих пор лежит у меня в кармане. Может быть, я и убил Фила. Может, я худший подлец в мире, и я был тогда в этом уверен. Но, бога ради, я не собирался брать эти кровавые деньги. Я не мог продать рукопись Арбору. Она лежала у меня в кармане. Но ее окропила кровь. Мне кажется, это потрясло меня даже больше, чем смерть Фила. Я бы ею не воспользовался, даже если бы она спасла меня от виселицы. Я вспомнил о ней, вытащил ее из кармана. Я был так зол, что готов был разорвать ее на части, взять эти мелкие клочья и швырнуть их Биттону в лицо. Но если бы я разорвал ее там… ох… Полиция бы обнаружила их, а я не хотел очернять имя Филиппа. Пускай я и убил его. Странно услышать такое от убийцы, верно? Ничего уж тут не поделаешь. Именно так я и подумал. Я знал, что зря теряю время, но я поджег рукопись и бросил ее в камин… Затем сложил цилиндр, спрятал его под плащом. Я решил, что все учел. Странно, да? Я все осматривался, думая, не забыл ли о чем-то. Знаете, такое бывает, когда уезжаешь из гостиницы и оглядываешься, не оставил ли зубную щетку в ванной или что-то в этом роде…

– Вам нужно было поставить каминную решетку на место, – сказал доктор Фелл. – Обыскивая квартиру, никто не стал бы сдвигать тяжелую каминную решетку, как это произошло во время вашей драки с Дрисколлом. Что же было дальше?

– Дальше… – Далри, сам того не замечая, потянулся за виски. – Меня вновь объял ужас. Я как раз выходил из квартиры, когда нос к носу столкнулся со швейцаром. Что, если бы я встретил его, вынося тело Фила? Сам не знаю, что ему сказал. «Ха-ха» – что-то такое. Сказал, мол, какой он славный парень. И без всяких на то причин вручил ему полкроны. Он провел меня до машины…

– Сынок, – доктор Фелл вдруг хмыкнул. – Сегодня вы солгали, когда могли смолчать. И эта машина вас выдала. Сегодня, рассказывая нам в Тауэре о случившемся, вы сказали, что не ездили к дому Дрисколла на машине. Вы сказали, что вышли из квартиры Филиппа, пошли в мастерскую, забрали машину и отправились домой. Впрочем, полагаю, ничего другого вы и не могли сказать. Но когда мистер Хэдли сегодня сказал, что машина тут все-таки была, ведь ее видел швейцар… Хорошо, оставим это. Что было потом?

– Я уехал. Я все думал, что же делать. И от этих мыслей у меня голова готова была взорваться. Но я думал, что пока мне ничего не угрожает. Я надел на голову Фила цилиндр, а его берет сунул себе в карман. Мне оставалось лишь найти какую-нибудь лужайку неподалеку от Тауэра и оставить там тело. Насчет отпечатков пальцев я не волновался, ибо, Бог мне судья, я не прикасался к арбалетному болту. А потом, когда я уже все спланировал, когда уже уехал из Блумсбери, вы знаете, что случилось?

– Да, – Хэдли кивнул. – Вы повстречали генерала Мейсона.

– Повстречал его? Повстречал его?! Вы думаете, я бы остановился, если бы увидел его? Да он вскочил на подножку машины! И вот он стоит там, ухмыляется, говорит, мол, как же ему повезло, просит подвинуться, чтобы он тоже устроился на переднем сиденье рядом со мной… Я заглушил мотор. Я читал в книгах, как чувствуешь себя, когда тебе кажется, что твое сердце остановилось. Впрочем, тогда я об этом не думал. Мне казалось, что мир вокруг рушится. Я не мог шевельнуться. Я пытался сбросить оцепенение, и у меня так задрожали ноги, что я невольно нажал на газ и поехал вперед. Я выглянул в окно, словно проверяя, не спустила ли шина. Хотел что-то сказать, но у меня язык во рту не поворачивался. И вот, мы поехали. Я слышал, что генерал что-то рассказывает мне, но не помню, что именно он говорил. Он был в отличном расположении духа, это я помню, и от этого становилось еще хуже. А в голове у меня неотвязно звучала одна мысль, словно кто-то написал эти слова на доске и выставил ее передо мной: «Ну же, зануда, спокойно, зануда, держи себя в руках, зануда», и я думал, как все эти дружки Фила распахнули бы рты, увидь они старого зануду теперь. Мне хотелось завопить, хлопнуть генерала по спине, сказать: «Загляните-ка под плед на заднем сиденье. У старого зануды сюрприз для вас, генерал». Но я сдержался. Сорвал злость, кляня все проезжавшие мимо машины. Генерал понял: что-то не так. Я был уверен, что обречен. Мы возвращались в Тауэр, и ничто в мире не могло изменить этого. Возвращались… Простите… Надо выпить. Странно, все пью и не пьянею… Хотя обычно мне достаточно пары бокалов, чтобы совсем захмелеть… У меня было минут двадцать на раздумья. Мне казалось, что прошло уже много часов с тех пор, как я увидел смерть Фила. Но я взглянул на часы – и обомлел, было всего восемь минут третьего. Мой мозг работал, точно слаженный механизм. И все это время я говорил с генералом… Не знаю, о чем мы говорили. И вдруг я понял, что у меня появился шанс. И если воспользоваться этим шансом, то у меня появится настоящее алиби… Понимаете? Если я провезу тело в Тауэр и оставлю его там, никто в здравом уме не поверит, что я ездил по городу с генералом Мейсоном, положив труп на заднее сиденье автомобиля. Мне показалось, что мои кошмарнейшие опасения могут обернуться… обернуться моим спасением. Меня осенило: все подумают, что Дрисколл вообще не уходил из Тауэра… Нужно было крепиться перед последним испытанием. Помогло и то, что я так ругался из-за проезжающих машин. Я рассказал генералу о телефонном звонке, заставившем меня покинуть Тауэр, выразил свое негодование по этому поводу, сделал вид, что не знаю, что происходит… И вот, ровно в половине третьего мы приехали в Тауэр. Я все рассчитал, я прекрасно знал эту крепость. И, если в нужном месте никого не окажется, я знал, что делать. Вы были правы, доктор, любой счел бы Ворота Изменников идеальным местом, где можно спрятать труп в такой туманный день. А еще – я мог остановиться там, ни у кого не вызывая подозрений. Вот видите! – Далри подался вперед. – Мне пришлось высадить генерала у ворот Кровавой башни. Я подождал, пока он скроется в арке, ведущей к Колокольной башне, и начал действовать. Открыл дверцу машины, выбросил тело за поручни и уже через мгновение вернулся в машину… Но, видит Бог, я едва все успел. Генерал вспомнил о каком-то деле в башне Святого Фомы – и обнаружил тело. Вот… Вот и все, сэр. Только… еще кое-что. Из-за всех этих ужасов я совсем позабыл о деньгах, которые Фил… которые я… В общем, я о них позабыл. Когда генерал отправил меня за доктором, я решил потом зайти к себе в комнату, чтобы чем-то успокоить нервы. Случившееся ошеломило меня. И вот, в моей комнате лежало письмо. Я и сам не помню, как открыл его, даже не знаю, почему я решил прочитать его именно тогда. Словно моргнул – и уже очутился перед столом, в одной руке – бренди с содовой, в другой – письмо. А в письме том… – Далри поморщился, точно проглотив горькое лекарство. – В письме том… «Не волнуйся об этом больше. Все оплачено. Не говори об этом с моим братом и больше не строй из себя благородного идиота. Лестер Биттон».

Далри вскочил с кресла и обвел всех присутствующих взглядом. Юноша раскраснелся, его глаза горели. Он помолчал, а затем на его лице проступило выражение озадаченности.

– Я пьян! – потрясенно произнес парень. – Я пьян! Я не замечал этого, а вот теперь заметил. Старый зануда напился. Ладно, не важно… Лестер Биттон оплатил мой долг и ничего не сказал. А когда вы выдвинули ему обвинения… и он застрелился… Теперь вы понимаете, почему я должен был рассказать вам. – Далри выпрямился, глубокая морщина пролегла между его бровей. – Я говорил вам, что я подлец, – ровным голосом продолжил он. – Но не настолько же. Впрочем, я знаю, что меня ждет. Меня повесят. В суде мне не поверят, учитывая, как я пытался уйти от правосудия. И я их не виню. Меня толкнут, и через пару секунд все будет кончено. Ох, не обращайте внимания на старого зануду. Сам не понимаю, как мне удалось так напиться? Обычно я почти не пью, знаете… Так о чем это я? Ах да. Если бы вы не обвинили в убийстве майора Биттона, если бы вы сказали, что не можете распутать дело и выяснить, кто же убийца, я бы молчал. Почему нет? Я люблю Шейлу. Может быть, когда-нибудь мы бы… Впрочем, не важно. Не думайте, что я себя жалею. Понимаете, я ценю доброту людей. Мало кто был добр ко мне. Все выставляли меня на посмешище. Но, видит Бог, старый смешной зануда поставил полицию в тупик, правда? – Его глаза сверкнули. – Старый… смешной… зануда!

Огонь в камине уже догорал. Роберт Далри, сжав кулаки, обвел взглядом залитую полумраком комнату. Он говорил долго, и за окнами уже забрезжила заря. В квартале Мэйфэр царила тишина.

Хэдли бесшумно поднялся с кресла.

– Молодой человек, вы должны выполнить мои указания. Отправляйтесь в соседнюю комнату и сидите там. Я позову вас через пару минут. Мне нужно поговорить с друзьями. И еще… Ни при каких обстоятельствах ни с кем не говорите, пока я вас не позову. Вы меня поняли?

– Хорошо… – пробормотал Далри. – Хорошо… Давайте, звоните, вызывайте «черный воронок», или как там ваша полицейская машина называется. Я буду ждать… Кстати, есть кое-что еще, чего я вам не рассказал. Похоже, я до смерти напугал этого беднягу Арбора. С этим мелким прощелыгой чуть припадок не случился. Я не нарочно. Я был в зале в башне Байворд, где для допроса задержали посетителей крепости. Арбор как раз вышел от вас, а я говорил с вашим сержантом футах в десяти от него. До этого Арбор не узнал мой голос, но, боюсь, в этот миг его осенило. Это его чуть не доконало… Ух, вот это да… Я едва на ногах стою. Надеюсь, меня не шатает. Неприятно было бы очутиться в тюрьме в таком виде… Извините… – Понурившись, он нетвердой походкой направился к двери.

– Итак? – спросил доктор Фелл, когда Роберт вышел.

Хэдли застыл перед угасающим пламенем в камине, его силуэт четко выделялся в предутренних сумерках на фоне белого мрамора каминной полки. Расправив плечи, в руке он держал заметки, сделанные во время признания Далри. Старший инспектор помедлил. Под его глазами пролегли глубокие тени, на мгновение мужчина зажмурился.

– Я говорил вам, – тихо сказал он, – что старею. Я поклялся защищать закон. Но… не знаю. Не знаю. Чем старше я становлюсь, тем меньше я уверен в своих решениях. Десять лет назад я сказал бы: «Что ж, очень жаль». Вы понимаете, о чем я думаю, Фелл… Ни один присяжный не поверит в показания этого мальчонки. Но я верю.

– А без показаний Лестера Биттона можно сказать, что дело не раскрыто. Вы поступаете правильно, Хэдли. Вы знаете, о чем я. Если решение сейчас принимаем мы, то почему бы нам не проголосовать?

– Да поможет мне Господь. Так и поступим, – заявил старший инспектор. – Итак, Фелл. – Он говорил серьезно, но уголки его губ дрогнули в улыбке. Мудрой улыбке много повидавшего на своем веку человека. – Каково ваше решение?

– Дело не раскрыто, – сказал доктор.

– Мистер Рэмпол?

– Дело не раскрыто, – высказался Рэмпол, не раздумывая.

Последние отблески догорающих углей осветили гордый профиль Хэдли. Повернувшись, старший инспектор бросил свои записи в камин, и белые листы бумаги, вспыхнув, сгорели дотла, а Хэдли так и застыл с вытянутой рукой. На его губах все еще играла улыбка.

– Значит, дело не раскрыто, – сказал он.