– Не каждый же день, понимаете, – объяснял извиняющимся тоном доктор, – так случается, что человек получает возможность написать историю собственного убийства.

Он оглянулся. С тяжелым усилием оперся на трость, его левое плечо приподнялось. Ленточка его пенсне свисала почти перпендикулярно полу. Наступила пауза…

– Не стоит говорить, что Тимоти Старберт был довольно странным человеком. Но не думаю, что кто-нибудь из вас знает, насколько странным. Все в курсе, что у него был тяжелый характер, что он имел сатанинское чувство юмора и утонченное восприятие всякого рода двусмысленных шуточек. Во многом – вы с этим должны согласиться – это была реинкарнация старого Энтони. Но, наверное, никто не мог и представить, что он мог додуматься до подобного.

– До чего? – спросил шеф-констебль заинтригованно.

Доктор Фелл поднял трость к невидимой точке.

– Кто-то убил его, – ответил он. – Кто-то убил его и оставил в Ведьмином Логове. В Ведьмином Логове! Запомните это. Убийца думал, что Тимоти умер. Но он прожил еще добрых несколько часов после инцидента. И это дало ему возможность продемонстрировать свой «юмор». Он запросто мог рассказать об убийце. Но это было бы слишком просто, вам не кажется? Тимоти не хотел, чтобы тому все сошло с рук так легко. Поэтому он написал полную историю собственного убийства. Он приказал запечатать письмо и положить – куда? В самое безопасное место. Под замок, причем под замок с буквенным шифром, в место, где никто его искать не будет, – в сейф в комнате надзирателя.

В течение целых двух лет, до того времени, когда Мартин открыл его в свой день рождения, все продолжали думать, что Тимоти умер в результате несчастного случая. Все, но не убийца. Тимоти приложил все усилия, чтобы донести до него, что документ находится там. В этом заключался его розыгрыш. На протяжении двух лет убийца оставался в безопасности, но при этом страдал. Каждый год, каждый месяц, каждый день приближали время, когда история выйдет на свет. Ничто не сможет предотвратить это. Это все равно что знать, когда ты умрешь, и отсчитывать время. Убийца не мог заполучить документ. Единственный способ, благодаря которому можно достать чертовы бумаги, – это заложить динамит и взорвать сейф. Но вот беда: от такой силы взрыва вынесет даже крышу у тюрьмы. Не самый практичный способ. С этим бы справился умелый гангстер где-нибудь в Чикаго, но не простой человек из английской глубинки. Даже если предположить, что тот разбирается в сейфах, ему было бы трудно притащить с собой в Четтерхэм все нужные инструменты и взрывчатку, избежав при этом слухов и комментариев. Проще говоря, убийца был бессилен. Вы, наверное, легко себе представите ту агонию, которую он испытывал благодаря Тимоти.

Сэр Бенджамин был крайне зол и тряс кулаком в воздухе.

– Вы… Вы безумец! – пролепетал он. – У вас нет доказательств, что он был убит! Вы…

– О нет, они у меня есть, – возразил доктор Фелл.

Сэр Бенджамин уставился на него. Дороти Старберт поднялась и сделала знак рукой…

– Но послушайте, – не унимался шеф-констебль, – если это дикое предположение – правда, я подчеркиваю, если это правда, почему целых два года… Убийца мог запросто скрыться и избежать преследования.

– Таким образом, – сказал доктор Фелл, – он без всякого сомнения признает свою вину, как только бумаги будут найдены… Признание! Вот как это называется. И куда бы он ни сбежал, он будет знать: рано или поздно его найдут, он не избежит наказания. Нет-нет. Его единственный безопасный путь – оставаться здесь и попытаться раздобыть эти бумаги. Если даже случится наихудший расклад, он всегда может отречься от этого и настаивать на своем. Все это время его не покидала надежда заполучить документ прежде, чем обо всем станет известно. – Доктор сделал паузу и добавил низким голосом: – Теперь мы знаем, что он достиг успеха.

Раздались тяжелые шаги по отполированному полу. Шаги звучали так отчетливо и так жутко в мрачной комнате, что все обернулись…

– Доктор Фелл совершенно прав, сэр Бенджамин, – донесся голос пастора. – Усопший мистер Старберт говорил со мной, до того как умер. Он говорил мне о человеке, который убил его.

Сондерс остановился возле стола. Его большое розовое лицо выглядело крайне безучастным. Он вскинул руки и добавил:

– Господи помилуй, джентльмены! А я-то думал, что он сумасшедший!

Раздался серебряный бой часов в холле…

– Ах, – сказал доктор Фелл, кивая, – я тоже думал, что он вам сообщил. А вы должны были передать информацию убийце. Вы сделали это?

– Он просил меня рассказать семье, но никому больше. Я выполнил его просьбу, как пообещал, – сказал Сондерс, закрыв ладонью глаза.

Из тени большого кресла раздался голос Дороти:

– Есть еще одна вещь, которой я боюсь. Да, он говорил нам.

– И вы никогда не упоминали об этом? – взмолился констебль. – Вы знали, что человека убили, и ни один из вас…

В Сондерсе сейчас нельзя было найти и тени радушия или доброты. Создавалось такое впечатление, что он пытался перенять лучшие черты у английских спортсменов и с их помощью подавить что-то темное и ужасное в своей душе, но безуспешно. Его руки безвольно висели вдоль тела.

– Люди иногда говорят такие вещи, – сказал он. – Серьезно, я думал, что он выжил из ума. Это было невероятно, более чем невероятно. Это было что-то, о чем вы не могли бы и подумать, понимаете? – Его взгляд бегал, словно он пытался заметить что-то в воздухе. – Этого не могло быть! С той самой ночи я все никак не мог поверить в это. А потом вдруг подумал: а что, если это, в конце концов, правда? И где-то находится убийца. И я решил в этом разобраться вместе с доктором Феллом и мистером Рэмполом, теперь я знаю… Но не представляю, что с этим делать.

– Хорошо. Все, что вам остается, – прервал его констебль, – это назвать нам имя человека, который убил его.

– Нет. Он сказал лишь, что это член его семьи.

Сердце Рэмпола стало биться чаще. Он обратил внимание на то, что вытирает ладони о брюки, как будто стараясь что-то с них стряхнуть. Теперь он знал, о чем вчера думал пастор. Сондерс задал Дороти главный вопрос: «Где Герберт?» – когда та позвонила, чтобы сказать, что Мартин вышел из дома. Тогда Сондерс довольно неловко объяснил это тем, что Герберт очень необходим в подобного рода деле. Но сейчас все стало на свои места…

Здесь присутствовала также Дороти, которая, слегка улыбаясь, сидела с широко раскрытыми глазами, готовая сказать каждому, кто обратится: «Ох, так и быть». И доктор Фелл, постукивающий палочкой по полу. И Сондерс, смотрящий на солнце, словно ищущий в небе возмездия. И сгорбившийся Пейн, готовый спрятаться в свой серый панцирь. И сэр Бенджамин, смотрящий на всех, слегка изогнув шею, словно лошадь, выглядывающая из стойла.

– Итак, – сказал констебль голосом хозяина положения, – я считаю, что нам нужно расставить сети, чтобы поймать в них Герберта…

Доктор Фелл посмотрел на него с пренебрежением.

– Вы ничего не забыли? – спросил он.

– Забыл?

– Вы только что опрашивали Пейна, – сказал доктор. – Так почему бы просто не спросить у него еще и о том, что он обо всем этом знает? Кто-то забрал из сейфа в комнате надзирателя написанное Тимоти признание. Так вот, не знает ли он, что там было написано?

– Ах! – спохватился сэр Бенджамин, вынырнув из своих мыслей. – Ах да, конечно. – Он приподнял пенсне. – Итак, мистер Пейн?

Пальцы Пейна постукивали по подбородку. Он кашлянул.

– Может быть, вы и правы. Но я считаю, что вы несете чушь. Если бы Старберт сделал нечто подобное, мне кажется, Тимоти должен был сказать об этом мне. Логично было бы так поступить. Не вам, мистер Сондерс. Не вам. Однако, и это святейшая правда, он отдал мне запечатанный конверт, адресованный его сыну, и попросил положить его в сейф.

– Так вот что вы имели в виду, когда говорили, что уже были там до этого? – спросил доктор Фелл.

– Именно. Все это было крайне необычно. – Адвокат сделал жест рукой, словно ощущал дискомфорт от того, что манжеты опустились на кисти его рук. – Но он, умирая, сказал, что конверт напрямую связан с церемонией, через которую придется пройти его наследнику. Я и не представлял, что написано в другом документе, у меня на самом деле даже догадок не было. Его смерть была внезапна. Наверное, оставались незавершенные дела, которые следовало закончить в определенные сроки, за что я, как человек, пользовавшийся доверием, нес полную ответственность. И я принял ее. Я был единственным, кто мог выполнить его поручение, так как у меня были ключи.

– И он не сказал вам ни слова об убийце?

– Нет. Он лишь попросил меня написать записку, что находится в здравом уме. Эту записку он положил в конверт с письмом, на которое я так и не взглянул.

Доктор Фелл покручивал кончики усов, кивая монотонно в такт, словно механическая игрушка.

– Таким образом, вы никогда не слышали о подобных подозрениях.

– Так и есть.

– А когда вы положили документ в стальную коробку?

– Той же ночью. Той же ночью, когда он умер.

– Да-да, – вставил констебль нетерпеливо. – Я все это могу понять. Но мы не говорим по существу. Подождите! Послушайте. Мы получили весомый мотив, почему Герберту нужно было убить Мартина. Но зачем ему нужно было убивать своего дядю? Это необъяснимо… И если он убил Мартина, то зачем сбежал? Если он держал в узде свои нервы в течение двух лет, причем успешно, зачем он сбежал сейчас, когда он в безопасности? И вот еще что: послушайте, куда же он собирался ехать на своем мотоцикле – в луга, с рюкзаком, за несколько часов до убийства? Это выглядит нелогично. Хотя…

Он сделал глубокий вдох и нахмурился:

– В любом случае я сейчас буду очень занят. Доктор Маркли хочет провести дознание завтра, и мы позволим ему решить самому… И еще я хотел бы знать номер и описание мотоцикла, на всякий случай. Мисс Старберт, мне очень жаль, но это важно.

Легко было догадаться, что сэр Бенджамин хочет прекратить беседу как можно скорее. В его глазах можно было отчетливо разглядеть желанный стакан виски с содовой. Они распрощались в довольно неловкой обстановке, то и дело мешая друг другу. Дороти Старберт, дотронувшись до его рукава, задержала Рэмпола в дверях.

Если этот допрос и подействовал ей на нервы, то она умело это скрывала. Она выглядела слегка задумчивой, какими бывают дети. Она сказала низким голосом:

– Те листы, которые я вам показывала, со стихами… Теперь мы знаем, что это, не так ли?

– Да, своего рода руководство. Наследники должны были разобраться в этом…

– Но для чего? – спросила она со злостью. – Для чего?

Одно осторожное замечание адвоката все не шло у Рэмпола из головы. О чем же он хотел спросить? Ах да!

– Было четыре ключа, – начал он, уставившись на нее.

– Да.

– Ключи от дверей комнаты надзирателя. Это понятно. От сейфа и от коробки внутри него; с этими тремя все ясно. Но зачем еще ключи от железной двери на балкон? Зачем она кому-либо могла понадобиться? Если исключить, что записка должна была привести человека на балкон…

Он припомнил предположения сэра Бенджамина насчет балкона. Все указывало на балкон. Он подумал о плюще, о каменной балюстраде и двух отверстиях в камне, которые обнаружил доктор Фелл. Ловушка…

Очнувшись, он понял, что произнес все это вслух. Он понял это, поймав ее взгляд на себе. Рэмпол корил себя за неосторожность. Вот что он сказал:

– Герберт, как все говорят, увлекался изобретательством.

– Вы верите, что он…?

– Нет! Я не знаю, что имел в виду!

Она повернула бледное лицо к стене:

– Тот, кто убил Мартина, убил и отца. Вы все так думаете. Но послушайте! В этом есть смысл. Я сейчас поняла, что в этом есть смысл. И это гадко и ужасно, но… О господи, я надеюсь, это правда!.. Не смотрите на меня так. Я в своем уме. На самом деле.

Ее низкий голос стал более тонким, сейчас она говорила так, словно в кромешной темноте стала различать изображения:

– Послушайте. В этом письме содержатся какие-то указания. Какие? Если отец был кем-то убит – не будем говорить о проклятии, просто убит, – что тогда?

– Я не знаю.

– А мне кажется, я знаю. Если отец был убит, то это произошло не в соответствии с указаниями в том стихотворении. Но кто-то другой вполне мог правильно истолковать стихи. Возможно, там что-то кроется, содержится некая разгадка, и отца убили только потому, что он застал преступника за работой!..

Рэмпол посмотрел на ее напряженное лицо; ее рука двигалась так, словно она пыталась найти в воздухе разгадку. Он сказал:

– Вы… Вы никогда не допускали мысли, что речь идет о спрятанном кладе?

Она кивнула.

– Я не могу судить об этом… Но если это так, вы понимаете, тогда нет никакого проклятия, нет никакого сумасшествия, ни я, ни кто-либо из моей семьи не заражены. Вот что это значило бы для меня. – Затем она добавила более низким голосом: – Вы можете только догадываться, есть ли дурное зерно в вашей крови и как это отразится на потомстве. Постоянно думая об этом, вы проходите через сущий ад.

Он дотронулся до ее руки. Наступила полнейшая тишина и появилось ощущение, что страхи мечутся в мрачной комнате, окна стоило бы открыть навстречу дневному свету.

– Вот почему я молю Господа, чтобы это была правда. Мой отец умер, брат ушел вслед за ним, но не это сейчас главное. По крайней мере, хоть что-то начинает проясняться, как в расследовании автокатастрофы, понимаете, о чем я?

– Да. И нам надо разгадать секрет криптограммы, если он там есть. Вы позволите мне сделать копию?

– Давайте вернемся, и вы сделаете себе копию, пока нет остальных. Нам нельзя будет встречаться некоторое время…

– Но вы не можете… Я имею в виду то, что мы должны видеть друг друга, даже если это будет длиться всего несколько минут!

Она медленно подняла голову.

– Нельзя. Люди станут судачить.

Затем, после того как он отрешенно кивнул, она положила ладони на его грудь и продолжила другим голосом:

– Вы думаете, я не хочу этого так же, как вы? Я хочу. Даже больше! Но мы не можем. Начнутся разговоры. И без того болтают ужасные вещи, например, что я не родная сестра Мартина. – Она дрожала. – Всегда считалось, что я странная. И я сама уже начала верить, что это правда. Мне не следует это обсуждать, ведь мой брат только что умер, но я… человек… Впрочем, не обращайте внимания! Пожалуйста, сделайте копию той бумаги. Я могу вам помочь.

Они молча спустились в маленький кабинет, где Рэмпол переписал стихи. Когда они вернулись в холл, там уже никого не было, кроме Баджа, который в шоке, с широко раскрытыми глазами прошел мимо них, словно их тоже здесь не было.

– Теперь вам ясно? – спросила она, поднимая глаза.

– Я понял. Я пойду и постараюсь не встречаться с вами, пока вы не позволите. Кстати, вы не против, если я покажу стихи доктору Феллу? Он будет держать это в тайне. Вы сами могли сегодня убедиться, как хорошо он разбирается в подобных вещах.

– Да, покажите это доктору Феллу! Я не подумала об этом. Но никому другому, пожалуйста. А теперь вам надо идти…

Когда она открыла ему большую дверь, то солнечный свет с лугов залил помещение. В это обычное английское воскресенье тяжело было поверить, что наверху лежит труп мужчины. Глубже всего мы переживаем случившееся в мыслях.

Рэмпол отправился искать компаньонов, но вначале оглянулся через плечо. Она стояла без движения в дверном проеме, ветер играл ее волосами. Ему был слышен шум голубей в высоких вязах, а в плюще суетились воробьи. На белом же куполе в дневном свете ярко сиял флюгер.