9 АПРЕЛЯ
10.00. Медблок Казачинского гарнизона.
Анна Митрофанова
Помимо своего непосредственного рабочего места в гинекологическом отделении (если это можно было назвать отделением), Аня так же подрабатывала в приемном покое. Ну как подрабатывала? Брала дополнительные часы, чтобы как можно меньше оставалось свободного времени. Свободное время сейчас для нее было хуже пытки – в голову сразу же начинали лезть мысли, претендующие на премию Дарвина, и не имеющие никакой практической полезности…
Да и работы в медицинском блоке сейчас было много: составить картотеку по пациентам, провести ревизию всех лекарственных препаратов, что остались в бывшей санчасти бригады морской пехоты, и тех, которые поисковые группы привозят из города. Пока в гарнизоне царила суматоха и неразбериха, но постепенно она сменялась на железную воинскую дисциплину. И Аня прекрасно понимала, для чего это все делается, что без этого толка не будет. Уже несколько раз в палаточном лагере, где все еще оставались люди, не нашедшие себе места в новом мире, возникали драки, доходящие до поножовщины. Пострадавших отсылали в медблок, а зачинщиков наказывали, отправляя их на общественные работы по уборке улиц или разбору строительных материалов. Пока еще не были приняты единые законы для всего гарнизона со сводом правил и наказаний за их нарушение. Но негласное правило все же существовало: за убийство и воровство расстреливали, не давая второго шанса.
Приходилось не только постоянно самосовершенствоваться, но и разрабатывать пути оптимизации распределения труда. Доходило даже до того, что приходилось с нуля разрабатывать бланки медицинских карточек, не говоря уже о их заполнении. Конечно, компьютеры в этом очень помогли – все же не от руки каждую табличку рисовать, как приходилось до того, как монтажники-электрики возвели ветряки на мысе. А учитывая сильную ветреность последних дней, с электричеством в гарнизоне проблем не было. А ночью и вовсе штормило. Да так, что Аня боялась, что шифер с крыши снесет напрочь… Вот уж было веселое дежурство – поспать совсем не получилось, а тут еще и у одной старушки, что пару дней назад слегла, обострение случилось… пришлось бежать помогать дежурной медсестре бабульку успокаивать. А бабца, не смотря на всю свою субтильность и тщедушность, оказалась не робкого десятка – грозилась на медсестер пожаловаться чуть ли не самому главмеду, а если не поможет, то написать министру здравоохранения, за то, что не хотят ей ставить капельницу и вообще чуть ли не умирать здесь оставили. Все увещевания, что министерства нынче не функционируют, а со здоровьем у бабули все нормально и завтра она будет выписана, проходили мимо ее ушей. Бабулька настаивала, что находится в предсмертном состоянии, и вот-вот отдаст Богу душу. Хочет ли Бог принимать столь щедрый подарок оставалось тайной за семью печатями.
- Ага, как же… умирает она… - тихонько прошипела дежурная медсестра, чтобы бабка не дай Бог не услышала, иначе риск нового концерта резко бы увеличился. – она еще всех нас переживет.
- Что-что ты говоришь? – все же что-то уловила старуха, проскрипев своим старческим голосом. – Умираю, говоришь? Умираю!!! Врачи-коновалы! Довели… а у меня давление и сердце, и рука отнимается…
Бабка причитала так, что даже умудрялась перекрикивать гром, который то и дело грохотал за окном. В такие моменты она немного затихала, быстро-быстро крестилась и вновь начинала поднимать бучу, жалуясь то на криворуких медсестер, то на врачей-убийц. Да и вообще в бабке умерла великая актриса – так эмоционально и душевно причитать, затрагивая струны нежной медсестринской души, получалось у немногих.
- Бабушка, да успокойтесь, - пыталась образумить пациентку Аня, но бабку несло по накатанной, кругу по четвертому. – Никто не умирает, давление у вас в норме как для вашего возраста, анализы тоже проверили. Вы здоровы!
- Как это здорова?! – оторопела от такого заявления старуха, удивленно уставившись на Аню, даже перестав причитать на какое-то время. И старческие губы уже не тряслись, и сердце уже не колотилось… даже слезы вмиг высохли. – А давление?
- В норме. Сто десять на семьдесят – хоть в космос отправляй. Гагарин обзавидовался бы.
- А сердце? – сделала вторую попытку бабка, подозрительно глядя на Аню. Мол, что ты мне тут, молодуха, рассказываешь? Я лучше знаю, от чего я умираю.
- Отлично. Во! – продемонстрировала оттопыренный большой палец Аня.
- А? А… - бабка пыталась вспомнить, что же ее еще могло беспокоить. И, наконец, вспомнила. – А еще у меня склероз! Точно-точно! Я только что вспомнила!
Дежурная медсестра еле сдерживала смех, отвернувшись к стенке, чтобы не спровоцировать старуху на новый круг оперетты «врачи-убийцы».
- Правда, я пью таблетки от склероза. Мне внучок Ванечка купил, - похвасталась старушка, вмиг заулыбавшись от приятных воспоминаний.
- Какие?
Бабулька с истеричным типом личности задумалась, безмолвно зашевелив сморщенными губами и, наконец, изрекла:
- Розовенькие такие... нет, розовые это от диабета, а от склероза или беленькие или желтенькие... нет, желтенькие муж пьет... Хотя... знаешь, деточка, у меня катаракта, я цвета почти не различаю...
Аня молча выслушала всю эту тираду, не забывая вовремя кивать, а бабулька продолжала перечислять свои болячки, коих за семьдесят лет скопилось немалое количество.
- А еще у меня тревожность и бессонница…
- Тревожность? – демонстративно с придыханием переспросила Аня, с удовольствием отмечая испуг в близко посаженных глазах с катарактой, которой там и близко не было. – И бессонница? О… Мне нужно посмотреть в справочнике медицинском…
- А что такое, дочка? – тут же переменилась бабка, заискивающе улыбаясь и заглядывая в глаза. – Что-то сурьезное? Я помираю, да?
- Вы идите в свою палату, а я сейчас… Проверю свои подозрения, проконсультируюсь с высококвалифицированным врачом и приду к вам. Елена Петровна, - позвала Аня вторую медсестру, всячески стреляя глазами, чтобы та подыграла, - пройдемте со мной.
Ленка непонимающе уставилась на Аню, но все же последовала за ней.
- Слушай, как у тебя терпения хватило? – выдохнула она, едва отошли от бабки на безопасное расстояние. Глухота-глухотой, но когда надо такие бабульки могли улавливать звуки лучше, чем военные локаторы. – Я уж думала, что прибью эту ДЭП-нутую.
- Да, я тебя умоляю, никакого ДЭПа здесь и близко нет… Ей внимания не хватает, ты в ее карточку смотрела? У нее из родных никого не осталось, вот она и привлекает к себе внимания всеми доступными способами.
- Так а внучок? А муж…
- Лен, ну ты сама подумай. Так что будь к ней потерпимее, удели немного внимания.
- Ха! Мне больше делать нечего, как клоуном быть… - хмыкнула Ленка, перекрестив на груди руки.
- Да тут все просто. Сказать бабке, что у нее редкая болезнь, а потом типа дать редкое-прередкое лекарство. Сейчас поставишь ей физраствор в капельнице, а скажешь ей, что только для нее истратила последнюю ампулу, и что все проблемы у нее как рукой снимет. Угомонится сразу, поверь мне. Эффект плацебо. Бабки такое любят. А уж если скажешь, что по телевизору говорили, что если лечь на кровать, закрыть глаза и просчитать до тысячи, так вообще все боли исчезнут.
- Да? – недоверчиво переспросила Ленка. – Ну тогда спасибо за подсказку.
- Давай. Если что – звони. Я пошла вниз, а то мало ли… вдруг кого привезут, а на посту никого нет.
Аня попрощалась и вернулась на пост, где до самого утра все было спокойно, а вот часов в девять утра началось. Все как-то сразу закружилось, не понятно откуда привезли пять человек с переохлаждением. Их обнаружили совершенно случайно, когда после прошедшего шторма рыбаки вышли в море за уловом. Тогда-то глазастый пацан лет десяти и заметил тела, качающиеся на воде и держащиеся кто за что, так их вытащили из воды. Все спасенные оказались иностранцами, работавшими на грузовом судне, что потерпел кораблекрушение при ночном шторме близ мыса Херсонес. Людей лишь случайно не вынесло огромными волнами прямиком на скалы мыса с остроконечными валунами у его основания, и только чудом они не погибли. Хотя другим повезло намного меньше – несколько обезображенных тел, кстати вполне европейской внешности, были обнаружены чуть позже, когда начали целенаправленно прочесывать берег в поисках выживших, но выживших больше не нашли. А самое интересное было то, что как ни странно, погибшие не обратились в зомби. После смерти они так и остались мертвыми, и это вызывало кучу вопросов. Тела тут же передали научному центру для изучения причин невоскрешения утонувших моряков. Да уж… теперь оставаться мертвым после смерти было ненормально. И это вызывало больше подозрений и вопросов, чем бродящие по земле мертвяки.
Ане пришлось опрашивать иностранцев, подключая все свои и так не очень глубокие познания в английском языке – все же обычно именно этот язык был в обиходе у международных судовых кампаний. Понять выживших было сложно: мало того, что их английский из-за акцента был очень отдаленно похож на тот, что учила в школе Аня, так еще и сказалось общее состояние этих людей. Выжившие отвечали неохотно, еле ворочая языками, но оно было и понятно – пережить шторм и несколько часов болтаться в воде, уцепившись за спасательный круг, не зная, выживешь ты или нет и куда закинет тебя шторм, - такое кого угодно из колеи выбьет.
Апрельское море не отличалось теплотой, а уж после шторма, когда под действием волн поднимаются холодные слои воды, и вовсе говорить о комфортном пребывании в нем не приходилось, тем более на протяжении нескольких часов. Как с трудом удалось выяснить, судно, шедшее из Триполи в Одессу, переломилось и ушло под воду где-то в третьем часу ночи, значит, в воде моряки находились более пяти часов, что уже само по себе удивительно, как они еще не погибли от переохлаждения. Когда их вытащили, кожа была белая как простыня, губы же наоборот были синюшного цвета, а зубы отбивали барабанную дробь. У одного была сломана рука, остальные же отделались легкими ушибами. Хорошо хоть потерпевших кораблекрушение отвезли сразу в медблок, а не стали заниматься самодеятельностью, как предлагал один из рыбаков, насмотревшийся в свое время сериалов про медиков. Аня его еле выгнала из отделения, а тот все продолжал кричать, что найденных людей нужно срочно в горячую ванну поместить – так, мол, они быстрее согреются, а все увещевания, что при таком лечении пациенты отдадут Богу душу ну никак не хотели слышаться. Пришлось просить военных помочь препроводить «знатока» на улицу. Аня даже вздохнула с облегчением, когда в коридоре воцарилась относительная тишина, вспомнив к случаю, как в травматологии, где она впервые проходила практику во время обучения в городском медицинском колледже постоянно привозили всяческих алкашей, бомжей и прочих ассоциативных элементов. Так вот случаи бывали разные, впрочем, как и сами пациенты. По началу молодая студентка шарахалась от таких, но потом ей посоветовали, к кому обращаться за помощью в сложных ситуациях. Дежурили там шкафы с кулаками величиной с чью-то голову и ушлые тётки-санитарки. И не приведи Господи кто-нибудь из пьяных упырей пытался права качать или медсестер обижать, полагая, что медик - терпила по жизни...
Аня до сих пор помнила, как одного из них, после его попытки ударить привезшую его девочку-фельдшерицу, уволакивали в тёмные глубины коридора за ногу. Буднично так. Без сознания. По кафелю оставался размазанный кровавый след, а тётка-санитарка шла за телом и подтирала эту дорожку, бормоча что-то про "отэтосукапонажираецаивапще". Этих санитаров любя называли «гестаповцами» и в случае чего бежали именно к ним за защитой.
Вот бы сюда сейчас такого! Хотя большинство пациентов все же люди спокойные, а маргиналов и бомжей и вовсе зомби пожрали, но порой казалось бы приличный человек начинает вести себя как последняя скотина, и тогда Аня с тоской вспоминала «гестаповцев» и втайне желала, чтобы хоть один крупный мужчина согласился бы поработать санитаром.
- Быстрее! Принесите одеяла и их нужно переодеть в сухое, так они никогда не согреются! – раздавала команды Аня, одновременно с тем осматривая потерпевших и чуть ли не подпрыгивая от нетерпения – новая смена, которая должна была вот-вот подойти, все никак не являлась, и Аня просто разрывалась, не успевая уделять должное внимание всем.
Все же военные быстро сориентировались. Когда на подкорке головного мозга забито подчиняться старшему по званию, то тут даже на секунду не задумаешься о том, что сейчас тобой распоряжается обыкновенная медсестра. Пусть и с хорошо поставленным голосом.
- С таким голосом, - заметил средних лет прапорщик, в меру пузатый со смеющимися глазами, - только в офицеры идти, распоряжения выдавать. Никто не останется безучастным.
- Что? – переспросила Анна Михайловна, не поняв, к чему клонил этот дядька с перекинутым через плечо автоматом, висевшем на грязно-коричневом ремне.
- Я говорю, вы не думали в новообразовавшееся военное училище идти? Вон, набор объявили.
- Я? – удивилась Аня, одновременно с тем проверяя отметку, близ которой остановился ртутный столбик термометра у одного из пострадавших. – В военные?
- А что вас так удивляет?
- Нет уж, спасибо. Я уж лучше останусь на своем месте. Да и, если честно, если все пойдут в солдаты, кто лечить и учить будет?
- И то верно... – почесал затылок дядька. – Я об этом что-то не подумал. А ты по какой части в медицине, сестричка? Может, мне поможешь…
- Я? – Аня записала показания в карту и, протерев градусник, всунула его другому под мышку, засекая одновременно с тем время на часах. – Я по женской части. Так что вам, к сожалению, помочь не смогу – здесь я только на подхвате. А если вас что-то беспокоит, то вы обратитесь в дни приема – вас посмотрят и лечение при необходимости назначат.
- А-а-а… - многозначительно протянул дядька, а тут и солдатики вернулись с охапкой казенных одеял и больничной темно-синей пижамой, что выдала сестра-хозяйка.
- Так, ребята, помогите мне… Раздевайте этих интуристов и переодевайте в сухое, и одеялом их укрыть потом не забудьте… - выдала распоряжение Аня, когда в помещение вошел главврач медсанчасти – Смальцев Иван Сергеевич.
- Анна Михайловна, что это у вас тут за полюдье? – оглядываясь на пребывающую толпу народа, недовольно нахмурился он.
- Иван Сергеевич… - подскочила Аня. – Вот, доставили моряков, потерпевших кораблекрушение.
- Кораблекрушение? – повторил главврач непривычное слово. Все же на дворе был двадцать первый век, а никак не восемнадцатый или когда там происходили действия книги «Дети капитана Гранта»? – Хм… А что? Где? Как?
- Грузовое судно в шторм попало… Ну это насколько мы можем судить, - пояснил все тот же прапорщик. – Эти… узкоглазые… толком ничего еще не сказали. Курлычат там что-то на своем. Их бы хоть как-то разговорить, чтобы понять, кто они да откуда…
- Да они сейчас и говорить-то не в силах, - тут же пояснила Аня. – Почти пять часов в воде болтались.
Главврач перевел взгляд на мертвенно-бледных то ли малазийцев, то ли корейцев, то ли китайцев – фиг их разберешь, когда они все на одно лицо – мелкие, узкоглазые, смуглые. Хотя из-за переохлаждения кожа приняла цвет какого-то неестественного сероватого оттенка.
- Так они вообще ничего не сказали?
- Нет, - покачала головой Аня. – А если что-то и говорят, то на своем тарабарском – ничего не понятно. Пыталась с ними на английском поговорить, но они отвечали с таким адским акцентом, что я сама потерялась.
- Понятно… А новая смена где? Почему вы здесь одна крутитесь?
Аня пожала плечами, не ответив на этот интересующий и ее вопрос. А что тут ответишь? Опаздывают.
Главврач понял все без слов. В принципе, он был нормальным дядькой, хоть и бывал порой требовательным, но это скорее плюс, чем минус.
- Так… - Смальцев быстро скинул куртку, повесил ее на рогатую вешалку, оставшись в легком свитере и брюках, тут же накинул свободно висевший халат и принялся обследовать тех, до кого Аня еще не успела добраться.
- Иван Сергеевич, у этого градусник пора вынимать, - подняла голову Аня, записывавшая в это время анамнез в медицинскую карту. Солдатики к этому времени уже успели переодеть закоченевших китайцев/корейцев и теперь без дела топтались на месте, не зная, чем себя занять. Сами же пострадавшие, укутавшись в одеяла по самый нос, только и сверкали черными как угольки глазами, да и вообще были похожи на пленных французов наполеоновской армии.
- Так, голубчики, организуйте этим гражданам теплое питье, - распорядился главврач.
- Так, товарищ военврач, а где ж я его тут достану? – удивился дядька-прапорщик, разведя в стороны руки. – Полевая кухня далеко.
- В столовку пусть солдат сгоняет – там как раз завтрак раздают.
- Хорошо, доктор. – Кивнул дядька. – Так, Васьков, слышал товарища военврача? Бегом в столовую! Скажешь, чтобы чайник чая выдали. Да поскорей!
Аня кивнула и вернулась к своим делам.
- Иван Сергеевич, какая там у него температура?
- Тридцать пять и ноль.
- Спасибо, - Аня быстро черканула в карте три цифры и замерла. – Иван Сергеевич, а как же мы их будем различать? Я же даже не поняла, как их зовут.
Доктор нахмурился и задумчиво почесал нос.
- Ну, попробую я. Вот из ё нэйм? - разделяя каждое слово паузой, главврач обратился к ближайшему к нему человеку. – Ду ю спик инглиш?
Произношение у самого Смальцева было на уровне третьего класса, но иностранные языки не были в приоритетных интересах доктора. Да и до сего момента нигде толком и не пригодились.
Азиат почему-то закинул голову вверх, уставившись в потолок, и выдавил что-то нечленораздельное, похожее на звук «а», только какой-то отрывистый.
- Что это с ним? – недоверчиво поглядел на азиата доктор. – Что у него с шеей? Ушибся что ли?
- Не знаю… - вроде, никаких травм не было.
– Ду ю спик инглиш? – снова повторил доктор.
На этот раз азиат головой дергать не стал, а попытался что-то сказать, при этом сюсюкая, шепелявя и принудительно смягчая твердые согласные. В общем, получилось что-то типа:
- Есь, есь...
- По-моему, он сказал «да», - заметила Аня. – Попробуйте его дальше разговорить.
- Попробуем… - согласился главврач. – Нейм.. Ё нейм…
- Есь, есь, - вновь повторил ту же фразу азиат.
- Чего эт он? – вскинул бровь Смальцев. – Эй! Имя твое… тьфу ты… нэйм ё… как? Тьфу ты! Вот!
- Есь! Есь нейм, есь… - преданно глядя в глаза врачу, повторил пациент.
- Нет! Это невозможно! – отшвырнул ручку главврач.
- А если попробовать с ними объясниться жестами? – встрял все тот же прапорщик.
- Ну давай… пробуй. – Буркнул главврач, махнув рукой.
- Да я ж не по этой части… - замялся дядька. – Да и жесты у меня все больше непристойного содержания. Не поймут меня интуристы.
- Ну коль не по этой части, так чего тогда встреваешь? – рассердился Смальцев. – Так, Анна Михайловна, пишите: этот – Иванов Иван Иванович, второй – …
- Да они же и выговорить свои новые имена не смогут, - заметил прапорщик, разглядывая новоявленного «Ивана Ивановича», переводящего непонимающий взгляд с медсестры на врача.
- Да мне все равно. Мне нужно их как-то отличать в документах одного от другого. Хоть на лбу у них пишите.
- Тогда уж что-то родное им придумайте.
- Товарищ прапорщик, вы свой генератор гениальных идей только на критику настроили или есть что по существу?
- Да без проблем. Вспомним классику. Чего далеко ходить? Например: Ли Си Цын – и нам понятно, и им если что будет проще. Или вон Ван Ю-Шин… Ванюшин значиц-ца по-нашему.
Аня перевела вопросительный взгляд на доктора и тот согласно кивнул:
- Ладно, Анна Михайловна, отставить с Ивановым. Нарекаю его Лисицыным… ну в смысле, Ли Си Цином. Это из «… сбил тебя наш лётчик Ли Си Цин»? Если я не ошибаюсь… - скорее самому себе задал вопрос врач. – Ну тогда вот этого гражданина – Си Ни Цыном, того – Ван Ю-Шином, того, что чай не пьет - … как бы его назвать? Боец, у тебя какая фамилия? – обратился Смальцев к ближайшему бойцу – белобрысому и лопоухому.
Тот немного потерялся из-за неожиданного вопроса, но ответил:
- Губенко, тащ военврач, - ответил парень, по-южному «гэкнув».
- Хохол что ли? – удивился Смальцев.
- Русский я… - даже немного возмутился тот и сразу же пояснил. – Фамилия просто такая.
- А-а, бывает... Пишите, Анна Михайловна: Ху Бен Хо. Так а… - Иван Сергеевич замолчал, о чем-то задумавшись, но подумать ему не дал второй боец, рявкнув из всех сил, впрочем, как и учили, по-уставному.
- Климук!
- Чего? – удивленно поднял голову Смальцев, даже немного вздрогнув от неожиданности. Аня так и вовсе испугалась.
- Моя фамилия – Климук.
- У каждого свои недостатки, - перевел дыхание Смальцев. - Пишите, Аня – Ки Ли Мук.
Новоназванные спасенные, не понимая всей торжественности случившегося, сидели, кутаясь в армейские одеяла, да чай потягивали, издавая характерные звуки.
- Тащ военврач! Разрешите я этих товарищей в штаб на допрос сопровожу? – поправил ремень прапорщик, нетерпеливо перетаптываясь с ноги на ногу.
- Не разрешаю. Они пока побудут в стационаре, понаблюдаются… А расспросить вы их и здесь можете.
- Да? Ну ладно… - подозрительно быстро согласился прапорщик. – Губенко, марш в штаб, в ленинскую комнату, там карта Европы есть и еще одна акватории Черного моря – сюда тащи ее.
- А для чего вам карта? – поинтересовалась Аня.
- Так будем устанавливать, откуда-куда-зачем… - удивился такому вопросу прапорщик. – Если слов русских не понимают, то пусть хоть пальцем ткнут. Если уж их взяли в матросы, то хоть какие-то азы географии они должны знать. А на русском или на, прости Господи, китайском написано – это уже дело десятое.
Аня кивнула в ответ и вернулась к заполнению карточек, продублировав все личные записи на отдельном бланке – морякам предстояло еще оформить пропуска для пребывания в гарнизоне, поэтому Аня решила упростить работу своим коллегам.
Когда уже все формальности практически были завершены и моряков заселили в палату, явились сменщики, и Аня, наконец, смогла передать все документы пришедшему врачу, в надежде отоспаться дома. Во второй половине дня ей еще предстояло отработать по основному своему направлению – были записаны два человека. Так что сейчас просто хотелось поспать, предварительно слопав что-нибудь посущественнее пустого чая.
Переодевшись и попрощавшись со всеми, Аня вышла из медсанчасти, с удовольствием подставляя лицо несшему соленые брызги ветру, дувшему с моря, до которого отсюда было буквально сотня метров. Хотя эта бухта в своем окончании была абсолютно не пригодна для купания – слишком заиленное дно, но она чудесно подходила уткам и лебедям, заселявших ее, и деловито копошившихся в иле. Да и не до водных процедур сейчас: после ночного шторма впору в куртки потеплее укутываться – ветер-то довольно прохладный, если не сказать холодный и не утих еще. Все так же резкими порывами набрасывается, расшатывая ветки деревьев и завывая, попадая под крыши. Не позавидуешь сегодня тем, кто все еще оставался жить в палаточном лагере. Ну а с другой стороны – кто им доктор? Раз работать не хотят, то с какого им выделять постоянное жилье?
В животе вновь появилось непонятное тянущее ощущение, которое Аня списала на голодные спазмы.
- Надо срочно поесть, а то голова вновь закружится. – пробормотала Аня и кивком головы поздоровалась с проходившими мимо офицерами.
Отойдя от двухэтажной санчасти с веселенькими оконными рамами, выкрашенными в голубой цвет, Аня свернула на дорогу, ведущую мимо обеих столовых, миновала ржавый и зияющий дырами остов какого-то ангара, который собирались то ли ремонтировать, то ли демонтировать, и вышла на длинный плац, с обеих сторон которого возвышались солдатские казармы. Чуть дальше по правую руку размещался штаб, а за ним, если свернуть с плаца направо, располагалось КПП, куда Аня и вышла. Едва не столкнувшись с дежурившим там солдатиком.
Внезапно снова накатило головокружение – даже перед глазами потемнело от той дурноты, а ком из желудка поднялся к горлу. Аня покачнулась и едва не упала, успев схватиться за руку подоспевшего дежурного.
- Вам плохо? – обеспокоенно взглянул на Аню тот.
- Есть немного… - попыталась улыбнуться Аня. – Устала просто. Ночное дежурство.
- Вам нужно присесть.
- Нет, мне нужно домой… - попыталась отстраниться Аня. – Мне уже лучше. Спасибо.
- Анна Михайловна? – окликнул девушку выходивший через КПП Смирнов, заметивший побледневшую девушку. – Что с вами?
- А, Сергей Сергеич… Да вот, - Аня вымученно улыбнулась, - что-то я переработала сегодня. Моряков этих привезли, пришлось с ними повозиться. Вы слышали уже?
- Да… Слухи у нас по гарнизону расходятся быстро. Удивительно, как они еще живы остались, - покачал головой Смирнов и погладил свои выдающиеся усы, из-за которых полковника частенько между собой величали Будённым. Бывший начальник отделения милиции об этом не мог не догадываться, но смотрел на подобное сквозь пальцы – чай не самая худшая кличка. – Давайте, я вас провожу домой. Володин как обычно за рулем, так что через пять минут вы уже будете лежать в мягкой постели.
- Не могу отклонить столь заманчивое предложение, - вновь улыбнулась Аня.
- Ну вот и славненько. Анна Михайловна. Пройдемте, - Сергей Сергеич подставил девушке локоть, за который она решила придержаться - хоть темнота перед глазами и ушла, но ее все еще покачивало. – А скажите мне, Анна Михайловна… Вот капитан Никитин наш, он как, уже поправился?
- А почему вы о нем спрашиваете у меня? – напряглась Аня.
- Ну… - закашлялся начальник. – Во-первых, вы единственный человек, с кем он более или менее общается, во-вторых, вы какой никакой, а медик… А в-третьих… как бы это сказать, - затушевался полковник, - помните, как в фильме? Бабу не обманешь, баба она сердцем видит.
Аня замолчала, раздумывая над словами Смирнова, который распахнул перед ней двери служебного УАЗика, за рулем которого был несменный старший сержант Володя Володин, сокращенно именуемый не иначе как ВэВэ. Был он невысокого роста, хлипкого телосложения и вообще ну никак не вызывал ощущения надежности у слабого пола. Наверное, именно поэтому он и пошел служить в милицию. Парнем он был компанейским, болтливым и с весьма своеобразными музыкальными предпочтениями, о которых знали уже все в их группе. Потому как мало того, что он включал музыку, когда выбирались на задание, так еще и цитировал некоторые обрывки из репертуара этих групп. А учитывая, что ВэВэ предпочитал слушать матершинников типа «Сектор газа» и «Ленинград», не считая более нейтральных «Король и Шут» и «Арию», то порой своими цитатами попадал прямо в яблочко, но за их нецензурное содержимое постоянно получал нагоняй от Смирнова.
- Так что скажете?
- Я думаю, что ему сложно… Ну, сами понимаете. Он может быть и хотел бы вернуться к прежней жизни, но ему не дают.
- Кто? – удивился полковник, сам взгромоздившись на переднее сиденье и кивнув водителю «поехали!».
- Мы.
- Мы? – опешил он. – И каким же образом?
- Нужно относиться к нему так же как и прежде, а не пытаться оградить или посочувствовать. Ему наше сочувствие поперек горла. Оно только делает ему хуже. Делает его слабее.
- Да? Никогда не думал… Я считал, что сочувствуя ему мы помогаем пережить его горе.
- Нет! – замотала головой Аня. – Мы только раздражаем его. Его горе… он должен пережить это сам. Это… это как терапия после перелома. Нужно дать пациенту палку, чтобы он разрабатывал ногу – и в один прекрасный момент он прекрасно обойдется без нее. А мы своими действиями словно постоянно поддерживаем его, не даем самостоятельно справиться с проблемой. Нет, поддержка это тоже хорошо, я не спорю. Но все должно быть в меру…
- Хм… Что ж, Анна Михайловна, я, пожалуй, понял, о чем вы. Он вчера разговаривал со мной, чтобы вернуться к работе, все же нужно выпускать его в поле. Володин, аккуратнее веди! На все кочки наехал! Машина хоть и казенная, но беречь надо.
Аня откинулась на спинку сиденья, чувствуя, что вот-вот заснет… Да и заснула бы, если бы очередной приступ дурноты не нахлынул.
- Остановите машину, - простонала она, чувствуя, что содержимое желудка вот-вот выхлестнет наружу.
- Володин, стой! – гаркнул Смирнов, заметив, как побледнела девушка.
Машина резко затормозила, и Аня, открыв дверцу, опустошила желудок.
- Что это с вами? Анна Михайловна?
- Да вот… давление скакнуло, еще и не выспалась, - быстро вытерев рот, пояснила девушка. – Мне всегда нехорошо, когда дождливая погода.
- Ну что ж… уже почти приехали, - пожал плечами Смирнов, кивнув Володину.