Глава 1
Марк

Зайдя в кухню за новой бутылкой, я понимаю, что вино ударило мне в голову. Сейчас я достиг той идеальной стадии опьянения, когда ты выпил уже достаточно, тебе тепло и ты позабыл обо всех бедах. Я слышу фирменный смех Клары – зловещий хохот, способный распугать по углам привидения. И где-то среди раскатов этого громогласного хохота мне слышится нежный, робкий смех Стеф – я уже много недель не слышал ее смеха. С тех самых пор.

Стараясь не думать о том, что случилось в кладовке, я беру пачку чипсов с нижней полки шкафа. Парень Клары принес нам в подарок дорогое красное вино и, отдавая его мне, сказал, что не стоит пить его сегодня, такое вино лучше приберечь для какого-нибудь праздника, но я уверен, что и сейчас никто от него не откажется. Я открываю пачку и запихиваю в рот горсть чипсов, а потом тянусь за бутылкой на заставленном посудой столе, но в этот момент включается наш новый прожектор с датчиком движения на заднем дворе. Вздрогнув, я роняю бутылку, и она разбивается на множество грязных осколков, а лежавшие на верхней тарелке в груде немытой посуды ножи и вилки с грохотом валятся на пол.

Я обмираю – всего на мгновение, как мне кажется. Грохот оглушает меня, звон взвивается крещендо, а затем сходит на нет. Теперь и мои ноги, и пол вокруг усыпаны осколками, вилками и ножами, но я не могу отвести взгляд от окна, я всматриваюсь в этот свет, будто надеюсь, что прожектор отпугнет всех чудовищ.

Но на самом деле проходит вовсе не одно мгновение, не одна секунда, а куда больше, потому что, когда прожектор гаснет, так и не открыв причину срабатывания, вдруг оказывается, что вокруг царит ватная тишина, а потом слышится какой-то шорох – кто-то стоит в дверном проеме.

– Марк? – Я слышу голос Стеф, но не могу заставить себя оглянуться. – С тобой все в порядке, милый?

Наконец-то мне удается отогнать наваждение.

– Да. Прости, я просто… что-то уронил.

Стеф подходит ко мне, ступая босыми ногами по усеянному битым стеклом полу.

– Осторожнее, ты порежешься, – говорю я.

Но она меня не слушает. Пройдя на цыпочках к окну, она всматривается в темноту двора.

– Ты что-то увидел? – мягко спрашивает она. – Кого-то?

– Нет, я… Наверное, кошка пробежала…

– Ты точно в порядке? – Стеф сжимает мою руку.

– Да, все хорошо.

Но мне стыдно за свою эскападу, и потому я поскорее беру другую бутылку вина и веду Стеф в обход осколков в гостиную, будто это ей нужна сейчас моя поддержка. На самом деле рядом с этой сильной, волевой молодой женщиной я чувствую себя беспомощным и уязвимым.

– Давай выпьем, пока у нас еще есть такая возможность.

– Звучит зловеще. – Стеф пристально смотрит на меня.

– Я имел в виду, пока мы можем насладиться вином.

– Знаешь, тебе правда стоило бы сохранить такое хорошее вино до лучших времен. После еды не уловишь его знаменитый шоколадный привкус, – говорит приятель Клары.

Я забыл, как зовут нового «друга» Клары. Он подошел к музыкальному центру и подключает к нему мобильный – наверное, хочет включить какую-то новомодную песню с непристойным текстом.

– Знаменитый шоколадный привкус? – осведомляется Клара. Она сидит за столом, изо всех сил притворяясь, будто не слышала грохота в кухне. – Чем же он знаменит, отвратительностью? «Дуивель-фонтен» – просто разрекламированная дрянь для пижонов. Без обид, Деймон, дорогой.

– Без обид, кисонька.

Я сажусь за стол и смотрю на Деймона, думая: что у него происходит с Кларой? Знает ли он, что Клара меняет парней как перчатки и он просто очередное ее увлечение? Зачем он ей вообще нужен? И зачем она нужна ему? Он лет на двадцать пять моложе ее, но, впрочем, я и сам на… На сколько? Мне приходится сосредоточиться, чтобы вспомнить, – на двадцать три года старше Стеф. Я забываю об этом каждый день. Я не чувствую, что мне уже сорок семь, не чувствую, что молодость миновала. Я не могу позволить себе даже представить, каким меня видит Стеф: обрюзгшим, дряблокожим, жалким, усталым, потрепанным жизнью неудачником. Наверное, она находит в этом какой-то извращенный фетиш.

Стеф становится за моей спиной и принимается массировать мне плечи. Когда она склоняется ко мне и ее волосы, источающие аромат травяного шампуня и специй, которыми она приправляла ужин, касаются моего лица, все мысли о собственной несостоятельности улетучиваются.

– Я поднимусь проверю, как там Хейден.

– Уверен, с ней все в порядке. У нас же радионяня, вон приемник лежит. Мы бы услышали.

– Просто проверю.

– Конечно. Ладно. Спасибо.

– Если ее не разбудил смех Клары, то так просто ее не разбудишь, – говорит Деймон в спину Стеф, как будто он когда-то видел нашу дочь, как будто он ее знает.

Клара улыбается и закатывает глаза. Я все еще не понимаю, как они могут быть вместе.

Я отпиваю вино – по вкусу оно ничуть не напоминает шоколад – и прислушиваюсь к ленивым завываниям певца, льющимся из музыкального центра. Я пытаюсь вернуть блаженное чувство идеального опьянения.

– Ты как? – спрашивает меня Клара. – Ну, на самом деле?

Я пожимаю плечами и, вздохнув, смотрю на Деймона.

– Не волнуйся, я в курсе, – говорит он. – Мне очень жаль. То же случилось с моим братом.

Стеф возвращается, кивком давая мне понять, что с Хейден все в порядке.

– Прекрати, Деймон, – осаживает своего парня Клара, когда Стеф садится за стол.

Но тот не может сдержаться:

– Эта страна катится ко всем чертям, точно вам говорю. В других станах все иначе, знаете… Если кто-то хочет что-то украсть, он не станет пытать и…

– Слушай, – говорю я, – я не хочу об этом говорить.

– И не надо перебивать его, чтобы защитить меня от таких разговоров, Клара, – добавляет Стеф. – Я сама способна за себя постоять.

– Да, – говорю я Кларе. – На самом деле Стеф великолепно справляется.

«Намного лучше, чем я», – хочется признать мне. Я опускаю руку на колено Стеф под столом, и она сжимает мои пальцы.

– Ох, простите, – раздраженно отвечает Деймон. – Это не мое дело.

– Все в порядке. Просто, знаешь…

– Я лишь пытаюсь сказать, что все понимаю, – перебивает он. – Подобное дерьмище происходит со многими людьми в этих краях. И это неправильно.

– Да. Да, неправильно.

– Послушай, дорогуша, ты не мог бы заткнуться со своим пониманием и не влезать, когда мой друг говорит? – шипит Клара.

– Выйду покурю. Помогает заткнуться, знаешь ли.

Он встает и направляется к входной двери. Мне приходится сдерживаться, чтобы не запретить ему выходить, открывать дверь, надежную дверь на замке. Клара, сидя во главе стола, незаметно протягивает ногу, касается голыми пальцами моей лодыжки и проводит ими по голени. Не знаю, что это должно означать. Наверное, этот жест – что-то вроде дружеских объятий или похлопывания по спине, ей просто лень вставать. Я должен так думать, поскольку прошла целая вечность с тех пор, как мы с Кларой были любовниками. Стеф сидит рядом со мной, но ничего не замечает.

– Он не против, что ты так с ним говоришь? – спрашиваю я.

– Переживет. – Клара пожимает плечами. – Ему не помешает научиться хорошим манерам.

– Не понимаю я тебя…

Но Клара не обращает внимания на мои слова.

– Вы хоть к психологу ходите?

– Я? – переспрашиваю я.

– Вы оба. Вы все. Такие события могут оставить след в психике ребенка. Вам стоит отправить Хейден на арт-терапию.

– Мы не можем себе этого позволить, – отвечает Стеф. – Даже если бы считали, что это ей поможет.

– Но разве полиция не предлагала вам помощь психолога?

– Предлагала, – уклончиво отвечаю я.

Так все и было. На следующий день после случившегося мы, как и полагается, приняли душ, вырядились в новую одежду из «Пеп» и отправились в отделение полиции в Вудстоке. Полицейские оказались на удивление вежливыми и посочувствовали нам, хотя мы и выглядели куда лучше набившихся в приемную пострадавших: избитые, в рваной одежде, они ждали, когда их примут. Нас провели мимо комнаты регистрации арестованных в небольшой кабинет в конце длинного коридора. Из окна я увидел на противоположной стороне двора здание, где содержались задержанные: зарешеченные окна прикрыты изнутри рваными гардинами, стены потрескались и облупились, будто сам этот дом вскипал от злобы, переполняясь ядовитой дрянью. Психологом в этом отделении работала милая, доброжелательная и преисполненная энтузиазма женщина – из тех, кто не позволит натиску чудовищной реальности сломить себя. Она готова была потратить на нас столько времени, сколько будет нужно. Хейден устроилась на ковре и начала играть в кубики, и я пожалел, что не взял какой-нибудь антисептик для рук. Пока психолог рассказывала Стеф о медитативной технике визуализации проблем, которая якобы поможет очистить ее «энергетическое поле», я смотрел на обшарпанную душевую кабинку в углу кабинета и пластмассовую коробку, набитую игрушками и уже ждущую очередных посетителей…

– Мне кажется, у полицейских есть заботы посерьезнее, чем носиться с какой-то семьей среднего достатка просто потому, что эту семью ограбили.

– О господи, Марк! Тебе следует больше себя ценить.

– Ценить? Почему?

Стеф молчит, теребя ножку бокала с вином. Ее пальцы не замирают ни на мгновение. Клара, звякая побрякушками, подается в нашу сторону и опускает ладонь на руку Стеф.

– Вам стоит уехать отсюда. В отпуск. Станет легче, я уверена.

– Куда? – спрашивает Стеф.

– В какие-нибудь экзотические страны. Бали. Таиланд… Или в какое-то романтическое место. В Барселону, например. Или в Грецию, на острова… В Париж.

– О-о-о, Париж! – вскрикивает Стеф. Ее голос чуть ли не срывается. – Господи, Марк, разве это не замечательная идея?

– С двухлетним ребенком? Романтики хоть отбавляй.

Клара отводит глаза.

– Я могла бы… Нет, не могла. Не хочу травмировать ребенка полным отсутствием материнского инстинкта.

– Нам это все равно не по карману. Боже, мы даже не можем позволить себе починить машину Стеф.

Стеф, вздохнув, кивает.

– Наверное.

Загоревшийся в ее глазах огонек гаснет, и от этого частичка моей души умирает. Она заслуживает того, чего хочет. Она заслуживает чего-то лучшего, чем… чем я, чем мои заработки. Я ведь, по сути, ничего не имею. Все, что было, потрачено.

– Мы придумаем какой-нибудь план, – говорит Клара. – Вам нужно съездить в отпуск, нужно…

Я слышу вой и успеваю вскочить и пробежать полкомнаты, до того как осознаю, что это включилась сигнализация в машине. Всего лишь сигнализация, но мои мышцы опередили разум, и прежде, чем я успеваю остановиться, мое тело уже само собой распахивает входную дверь. Мои глаза широко открыты и всматриваются в полумрак улицы, уши улавливают мельчайшие шорохи. И только дым сигареты Деймона приводит меня в чувство.

– Боже, Марк… С тобой все в порядке?

– Да, я… я просто проверял, что там с сигнализацией.

Она уже отключилась, и парень из семнадцатого дома завел автомобиль и уехал. Я кричу Стеф, мол, все в порядке.

– Довели тебя, да? – говорит Деймон, протягивая мне пачку сигарет.

Я беру одну, зная, что от этого будет только хуже. Вообще-то я не курю, от табака меня тошнит, но, может быть, тошнота позволит мне сосредоточиться на чем-то кроме этих проклятых невидимых чудовищ.

Деймон подносит к сигарете зажигалку, я затягиваюсь и выдыхаю дым. Он мгновенно развеивается на ветру – с гор дует теплый бриз, ерошит мне волосы, щекочет уши.

– С тобой такое случалось?

– Нет, слава богу, но мне кажется, что когда-то и мой черед настанет. Такое бывало со многими моими знакомыми. Это просто выбивает тебя из колеи, да?

Я киваю, медленно выдыхая табачный дым. Психолог в отделении полиции советовала замещать негативную энергию целительным воздухом: выдыхаешь ядовитые пары страха, вдыхаешь свежесть. Я боюсь отпустить свой страх: у него есть цель, ведь благодаря страху я остаюсь начеку.

Мы тушим окурки в горшке с засохшим цветком и возвращаемся в гостиную.

– Я всегда хотела увидеть музей Орсе, но у нас нет на это денег, вот и все, – как раз говорит Стеф.

– На что нет денег? – спрашивает Деймон, подхватывая нить разговора.

– Клара считает, что нам стоит съездить в отпуск за границу. Что это позволит нам забыть о случившемся, так сказать, исцелить травму, – объясняю я. – Но мы не можем себе этого позволить.

– А как насчет обмена жильем? – предлагает Деймон. – Мы с приятелями в прошлом году так делали. Есть такой сайт, он сводит желающих обменяться: ты едешь в чей-то дом, а его жильцы переезжают на время к тебе. Мы поехали в классный дом в Бостоне, а ребята оттуда приехали пожить у нас – и им очень понравилось. За жилье ты не платишь ни цента. Можно сэкономить и на питании, поэтому особо денег вы не потратите.

– Но пригласить к себе совершенно незнакомых людей… – возражаю я. – Что, если они разнесут дом, обворуют тебя?

– Люди на сайте регистрируются, их личность проверяют, им дают рекомендации. Например, те американцы, которые приезжали к нам, уже восемь раз пользовались услугами сайта, и все хозяева домов, где они останавливались раньше, оставили свои отзывы. Архив отзывов сохраняется, и если все проверить, то можно быть уверенным, что этим людям можно доверять.

Стеф улыбается:

– Ух ты, звучит здорово! Что думаешь, Марк?

И я вижу, как в ней растет надежда, – все из-за того, что сказал этот тип. Сейчас самое лучшее, что я могу сделать для Стеф, – это задавить эту надежду в зародыше.

– Да, особо денег мы не потратим… Кроме таких мелочей, как авиабилеты, визы, проезд по стране, билеты в музеи, кофе за сто рэндов… И бог его знает, что нам еще взбредет в голову в Париже.

Я в отчаянии вижу, как на лице Стеф появляется разочарование, как улетучивается ее энтузиазм. Да уж, с этим я прекрасно справляюсь, верно? Подрезáть крылья молодым людям. Я каждый день занимаюсь этим в колледже. По крайней мере, за этот навык кто-то готов мне платить. Стеф уныло кивает, и я сожалею о сказанном. Как и всегда, я недооцениваю всю мощь своего депрессивного цинизма. Я забываю о том, как она молода, сколько у нее желаний… Нужно быть осторожнее с ней.

– Но все равно, это довольно интересно, – лицемерно добавляю я. – Это самая здравая идея из всех, что нам в последнее время предлагали.

Я отчаянно пытаюсь вернуть улыбку Стеф, но уже слишком поздно.

Я просыпаюсь среди ночи в коридоре: сердце бешено стучит, левую ногу сводит судорога, в руке зажат телефон. На панели сигнализации светятся зеленым цифры часов – 2: 18. Соседская овчарка заходится лаем, и я могу поклясться, что только что слышал какой-то грохот – опять? – с нашей стороны забора.

Мне нужно выглянуть в окно кабинета, проверить, что там такое – кто там такой? – в переулке, но у нас включена сигнализация, комната сканируется. Я не хочу отключать систему – может быть, именно этого они и ждут, – поэтому стою в коридоре посреди дома, медленно поворачиваюсь, стараясь не скрипеть половицами и не разбудить Хейден, вслушиваюсь и всматриваюсь в темноту, будто у меня суперслух, будто я Супермен с рентгеновским зрением. Это не так. Я не Супермен, я жалкий и бессильный человечишко.

Я говорю себе, что если в переулке действительно кто-то есть, то его движение включит прожектор. Я говорю себе, что мы в безопасности.

Собака успокаивается, и больше я ничего не слышу, прожектор не загорается, поэтому я в конце концов возвращаюсь в кровать. Стеф лежит на спине и смотрит в потолок.

Я останавливаюсь у кровати на ковре.

– Мне стоило бы проверить кабинет, но, если я туда зайду, им легко будет пробраться внутрь через окно.

– Да, лучше не отключать сигнализацию.

– Но тогда я не смогу выглянуть на улицу.

– Датчик движения сработал бы, если бы там кто-то был.

– Да. – Я кладу телефон на прикроватный столик. – Наверное, тебе по душе наши полуночные разговоры. Так романтично!

Стеф не отвечает и не смеется, да и что тут смешного? Я смотрю на красные цифры прикроватных часов.

– Попытайся поспать. Вставать еще рано.

– А ты?

Я не буду говорить ей, будто считаю, что кто-то из нас всегда должен бодрствовать, пока другой спит, что мне вообще не следовало сегодня ложиться спать. Такими словами делу не поможешь.

– Сейчас успокоюсь немного и присоединюсь к тебе.

– Знаешь, иногда я ненавижу этот дом.

– Знаю.

– Слушай, может, ты хотя бы подумаешь насчет поездки? Разве тебе не кажется, что это пойдет нам на пользу?

– Я просто считаю, что это… невозможно. Такой отпуск – роскошь, которую мы не можем себе позволить.

Стеф садится в кровати, подкладывает подушку под спину и вздыхает.

– Я не считаю, что это роскошь. Я считаю, что это нам необходимо. Я уверена, нам это поможет. Особенно тебе.

– Мне?

– Да, тебе. – Теперь она смеется, но это невеселый смех. – Мне кажется, отъезд позволит тебе взглянуть на случившееся со стороны. Позволит обрести покой. Кто знает, может, ты даже будешь счастлив в этой поездке?

Мне не нравится вести разговор, когда я нависаю над Стеф, словно начальник над подчиненным, поэтому я сажусь в изножье кровати и отворачиваюсь, глядя на ее отражение в трюмо.

– Даже если бы мы могли себе это позволить, я не хочу ехать просто потому, что тебе кажется, будто я на пределе. Не хочу, чтобы ты считала меня больным и шла ради меня на невесть какие жертвы, тратила деньги, которых у нас нет, чтобы я почувствовал себя лучше, чтобы у меня не случился нервный срыв. Поверь, никакого нервного срыва не будет. Со мной все в порядке. Я справляюсь.

Стеф не спорит по поводу моего психологического состояния – она не соглашается, но и не оспаривает поставленный мною же диагноз. Она хорошо меня знает.

– Я много думала об этом и уверена, что с Хейден все будет в порядке. Она в последнее время намного лучше спит. Клара говорит, что там можно взять в аренду коляску и все остальное, что в Париже всех малышей возят в колясочках. Только представь, мы могли бы гулять в парке, как настоящая французская семья!

Я знаю, что ничего из этого не выйдет, но вижу в зеркале ее мечтательную улыбку и на этот раз решаю не гасить лучик надежды. Мы все равно никуда не поедем, этот отпуск – всего лишь мечта, мечта, которая дарит Стеф улыбку, поэтому можно просто промолчать.