Глава 30
Тяжело в ученье – легко в бою
– Принес? – Он обернулся на звук шагов и нетерпеливо подался навстречу входящему в зал рыжему пареньку.
Тот менялся на ходу, словно сбрасывал старую шкуру. Взлохмаченные волосы легли аккуратными волнами и потемнели до цвета бронзы. Глаза стали серо-зелеными, лицо сделалось старше, на подбородке появилась ухоженная бородка, и чуть позже проступил шрам, косой линией разрубающий левую бровь пополам.
Шакал двигался неторопливо, с ленцой отожравшегося хищника. И будь сейчас в зале женщины, ему непременно достались бы их полные восхищения взгляды. Но женское тело, без движения лежавшее на столе, было не в состоянии оценить ни яркую красоту Шакала, ни его обаятельную улыбку. Голубые глаза безжизненно изучали потолок зала.
– Дайте мне женщину, и я заставлю ее сделать все что угодно. – Он помахал в воздухе пакетом. – Да не переживай так, Хозе, – проговорил Шакал, видя, как шаман торопливо изучает принесенные им бумаги. – Ослица заглотила морковку и прочно сидит у нас на крючке.
Тот, кто для остальных был хозяином, привычно поморщился. Хозе звучало так панибратски, что хотелось кого-нибудь убить от досады, но Шакал был ему нужен. Более того, без этого волочащегося за каждой юбкой душегубца его план не был бы так близок к идеалу.
– Ослицы имеют обыкновение брыкаться не к месту, – проворчал он, скрывая досаду.
– Не трусь. – Шакал даже протянул руку, чтобы – о наглость! – похлопать его по плечу, но вовремя остановился. – Кстати, скажи своим чернушкам, чтобы не высовывались посреди разговора. В этот раз она их едва не засекла.
Шаман только головой покачал. Шакал имел отвратительную способность извращать все, что слетало с его языка. Ледяную звал ослицей, его – Хозе, а теней, тех самых порождений темных сил, добыть и приручить которых стоило ему стольких усилий, называл чернушками.
Пол около его ног потемнел, выдвинулся и обрел очертания лежащего на плитах черного человека. Плоская тень привстала и сделала неприличный жест в сторону Шакала.
Тот расхохотался, будто не было в мире ничего более смешного, чем злящаяся темная сила, один вид которой довел бы до инфаркта половину жителей Шарналии, а вторую отправил бы сразу в морг.
Одно время он всерьез переживал, что шуточки Шакала лишат его помощника и придется начинать все заново, но дальше словесных угроз содрать с наглеца шкуру тени не заходили.
Шаман подозревал, что тени, несмотря на всю свою инфернальность, относились к существам женского пола и подпадали под очарование лихляндского разбойника, как простые смертные.
– Когда, она сказала, нам нужно начинать? – спросил шаман, кладя бумаги на стол. Ледяная не обманула, в пакете было все, что нужно. Невзирая на упрямство и воинственность, ледяные были честны и оттого предсказуемы, как карапуз, тянущийся за конфетой.
– Не позже чем через две недели, – мигом посерьезнел Шакал.
Хозяин обвел задумчивым взглядом зал, поскреб пальцем подбородок.
– Мы нападем раньше. Через пять дней. Готовь своих.
Он отвернулся к столу. Работы предстояло много. Проверить за три дня весь материал и за два завершить работу, создав тех, кто сомнет сопротивление ледяных и позволит остальным пробиться к пещере.
– Ты обещал защиту моим людям, не забыл? – напомнил Шакал, не удосужившись убраться из зала.
Шаман поморщился, повернулся к бандиту, мысленно увещевая себя, что тот ему еще нужен.
– Не трусь, – передразнил он Шакала, – будет тебе защита. А теперь вон. Не мешай, если не хочешь увидеть на выходе из портала твою ослицу в компании подруг.
Шакал хмыкнул, криво усмехнулся, давая понять, что шутку оценил, и, о радость, решил-таки убраться восвояси. Тень как-то совсем по-человечески вздохнула и отправилась следом. Лихляндца требовалось доставить домой, и с этой работой могли справиться только тени.
– Хозяин, – прошептал один из слуг, бросив выразительный взгляд на уходящего Шакала.
Шаман едва заметно кивнул: да, проследить, чтобы лихляндец отправился прямиком домой, не задерживаясь нигде по дороге.
Хозяин… Он и забыл, когда последний раз кто-то называл его по-другому, наглый лихляндец не в счет. Десять, нет, двенадцать лет назад его считали самым талантливым шаманом в пустыне Карибадо. И среди барханов и обильно зеленеющих оазисов передавалась осторожная весть: растет достойный преемник Великого Тахара.
Но шаману было тесно на родине, пустыня с каждым годом становилась больше похожей на песчаную клетку, а проблемы беркеров – молодого племени, желающего привнести на родину новые знания из стремительно ускоряющего свой бег мира, – представлялись надуманными глупостями. И место главного шамана Карибадо, которое ему прочили, вместо почтительного трепета вызывало стойкое отвращение.
Мир лежал у его ног. Целый мир. И разве мог он променять его на родную, но крошечную пустыню с ее не стоящими и яйца черепахи проблемами?
Нет, не мог.
Проклятый, можно сказать, стал проклятием для его семьи и одновременно удачей. Его прадед был единственным, кто выбрался живым из ледяной мясорубки, что устроили ведьмы почти сто тридцать лет назад.
И не только выбрался, но и тщательно записал все, что помнил о неудачной атаке шарнальского герцога, о его полубезумной кузине – Тапорской деве, как ее называл в записках прадед. Написал о том, как близки они были к пещере, как чувствовал он радость проклятого, как текла к ним его сила, прорываясь сквозь барьеры защиты, но… ледяные оказались настоящими фанатиками. И предпочли погибнуть вместе с врагом, но не отдать им узника.
Герцог тогда привлек немало сил, собрав под знамена почти армию. По миру только что прокатилась эпидемия черной смерти, собрав кровавую дань со всех стран без исключения. Напуганным, потерявшим близких людям нужно было найти виновного в распространении страшной болезни, и ведьмы стали удобной мишенью. Герцогу не понадобилось много времени, чтобы убедить и простых горожан, и правителей, что с ведьмами пора кончать. Люди устали бояться прихода смерти, люди жаждали мести, которая заглушила бы их страх, а герцог оказался весьма и весьма убедителен.
Лишь немногие из его приверженцев знали истинную причину похода в Ледяные горы. Знали – и целиком и полностью поддерживали.
Впрочем, шаман не собирался повторять путь герцогской армии.
– Следующую, а эту убрать, – бросил он, направляясь к столику и на ходу надевая халат.
Работы непочатый край. Самое отвратительное, ему так и не удалось нащупать тот самый момент зарождения новой жизни и не переусердствовать при этом со смертью. Потому как в мертвом теле жизнь зарождаться отказывалась, даже такая извращенная, как жэрды.
Жаррин устало вытерла пот со лба, бросила в кастрюлю очередную картофелину и перевела дух. На кухне было ужасно жарко, воняло топленым жиром, пригорелым мясом и еще чем-то тухлым и кислым. Наверное, молоком, которое Халаточники предпочитали пить исключительно скисшим.
Дудук, ее новый хозяин, что звучало смешно, если бы не было так страшно, был толст, вонюч и волосат. Его широкое и плоское лицо напоминало блин, из которого между парой поблескивающих маленьких черных глаз выпирал толстый мясистый нос.
Первый раз увидев Жаррин, Дудук радостно причмокнул, черные глазки заблестели от удовольствия, и сердце девочки испуганно екнуло. Впрочем, волновалась она напрасно. Дудука интересовала исключительно работа на кухне, которую он и взвалил на нее практически полностью, не доверив лишь разделку и приготовление мяса.
За пару дней Жаррин, имевшая весьма смутное представление о кулинарии, научилась варить похлебку, чистить, мыть, убирать. И так по кругу, с утра до позднего вечера.
Спину ломило от тяжелых ведер, руки загрубели, как у трактирной служанки, а ноги к вечеру наливались чугунной тяжестью. И все же она была жива. Пусть и усталая, измученная, но не потерявшая желания убежать.
Сегодняшний сон, в отличие от пустоты, в которую она теперь проваливалась каждый вечер, Жаррин помнила четко и ясно, словно и не сон был, а видение.
Вот постоянно напевающий что-то на своем языке Дудук машет рукой и сует ей бидон для молока. Она выскальзывает из кухни и видит, что Тасыр, ее обычный сопровождающий, болтает в коридоре у дальней двери, а путь во двор открыт.
Она не торопится. Степенно кивает Тасыру, показывает бидон и выходит за дверь. Свежий воздух чуть не сбивает с ног, ветер подталкивает в спину, но в окне маячит силуэт Тасыра, и ему понадобится совсем немного времени, чтобы выскочить следом за ней во двор.
Она идет, спиной чувствуя его внимательный взгляд. Ветер гонит темные тучи, вот-вот пойдет дождь. На дорожке кружат желтые и красные листья. Им нет дела до маленькой девочки, до ее страхов и опасений.
Молочница стоит у ворот. Она старая и морщинистая, как упавший с дуба лист. Глаза блеклые, рот беззубый. Старуха живет одна на хуторе близ усадьбы, и в округе есть только она да ее корова, и больше никого.
Жаррин открывает калитку, и молочница, часто кивая головой, как игрушечный болванчик, входит во двор. Она становится спиной к дому, кряхтя снимает с тележки свой бидон, в нем вкусно плещется свежее молоко.
Жаррин облизывает пересохшие губы.
– Скажете, что у меня живот скрутило, – срывающимся голосом просит она, бросая свой бидон на землю и выскальзывая за калитку.
Мы возвращались домой уже в полной темноте.
Домой…
Я перекатываю это слово на языке, пробуя его на вкус. Мимолетом вспоминаю, что на самом деле я здесь всего несколько дней, а кажется – годы, месяцы. И стук колес привычно разносится в гулкой тишине пещер, и вагончик усыпляюще покачивается из стороны в сторону, и желтыми мотыльками подрагивают фонари.
Домой…
Вот знакомый поворот, на нас резко обрушивается волна свежего воздуха, поезд радостно гудит, приветствуя ночь, опустившуюся на горы.
На платформе пусто. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не зевнуть. Усталость, казалось, только и ждет, чтобы навалиться в полной мере.
Помотала головой, прогоняя сон. До мягкой кровати с теплым одеялом еще не меньше получаса ходьбы. Тяжела, однако, жизнь воительницы. Ни тебе экипажа с кучером, ни теплой меховой накидки на ноги, ни сопровождающих. Н-да, от экипажа я бы сейчас не отказалась.
Наполненная звездами ночь, пронзительные вопли вышедшего на охоту крылатого хищника, запах ночной свежести, идущий с озера, под ногами едва просматриваемая дорога с густыми тенями по краям. Рядом легко шагает Нурея, и я завистливо кошусь в ее сторону – ни намека на усталость. Мне бы такую закалку. Держусь на одной гордости, а то давно бы уже лежала в канаве у обочины.
Казалось, близка полночь, но особняк сиял ярко освещенными окнами. Нас заметили еще на подходе, и в холле собралась, кажется, вся семья и даже слуги.
– Жива! – Лазарита сжала меня в крепких объятиях.
– Госпожа. – Хасар невозмутимо поклонился, но его невозмутимость меня не обманула. Я легко прочитала следы недавней тревоги на лице.
От Шарна мне досталось похлопывание по плечу и поцелуй в щеку, а еще громкое:
– Молодец! Так их всех!
Лайз явно намеревался повторить приветствие Шарна.
– У нас что, свадьба или похороны? – Тихий голос Нуреи странным образом перекрыл оживленный шум. И сразу воцарилась тишина, слуги первыми поспешили убраться прочь.
Подмигнув мне, следом испарился Шарн, Лазарита, сделав странный жест рукой, исчезла из виду. Не двинулись с места только Хасар и Лайз.
– И кто проговорился… – недовольно покачала головой Нурея, обводя нас троих тяжелым взглядом. – Не клан, а сборище болтунов. Разошлись все – и спать.
– Айрин, позвольте вас проводить, – вызвался Лайз.
Я так устала, что возражать не стала и позволила себе опереться на предложенную мне руку. Хасар увязался за нами. Ну и хорошо. Мне все равно нужно узнать, как там мой найденыш.
К чести ледяного, Лайз вполне оценил мой измученный вид и высказался, только стоя на пороге комнаты:
– Айрин, в ближайшее время вы должны будете выбрать себе стража. Не торопитесь. Такая удивительная девушка, как вы, достойна самого лучшего.
С чарующей улыбкой Лайз наклонился и запечатлел поцелуй на моей руке. Я светски улыбнулась, едва удержалась, чтобы не присесть в реверансе, и пожелала ледяному спокойной ночи.
Хасар презрительно фыркнул ему в спину.
– Ты что-то хочешь сказать? – устало поинтересовалась я, входя в комнату.
Зашла и застыла, умиленная картиной спящего на диванчике Дика. Одеяло он, правда, сбросил на пол, но это была сущая ерунда после того, как он спал под кроватью.
– Как тебе удалось? – Я перешла на шепот.
– Я обещал научить его драться, – невозмутимо ответил Хасар.
Ну да… драться. Чем еще можно купить дикаря, выросшего в пещерах среди одичавших людей.
Все, спать. Сил нет на выяснение наших с вассалом странных отношений.
Утром проснулась, оглядела пустую комнату и подскочила на кровати. В открытое окно со двора доносился звон железа, чьи-то крики. Я подбежала, распахнула пошире створку, высунулась по пояс, чтобы увидеть самый разгар тренировки. Как? Самое веселье и без меня?!
Вихрем промчалась по комнате, одеваясь. Плеснула водой в лицо и бегом на улицу. И даже мысли не возникло понежиться в кровати, а раньше бы до полудня провалялась. Когда был жив дед, он вытаскивал нас затемно на улицу, но после его смерти моя жизнь под влиянием матушки приобрела черты «леди изволит почивать до полудня и гулять на балу до полуночи».
Но все возвращается на круги своя. Я сбежала по лестнице вниз, на ходу застегивая перевязь. В голове крутились остатки сна. Кажется, мне провели небольшой экскурс в историю ледяных. Что же… обучение во сне – удобный вариант, посмотрим, насколько эффективный.
На огороженном плацу, посыпанном песком, сражались Хасар и Лаккери. Занятно… Похоже, мой вассал успел сам решить вопрос с обучением.
Ледяной бился двумя мечами, южанин предпочел более привычный вариант: меч и дага. Действовал он, на мой взгляд, довольно умело, технично и вполне сносно отражал атаки Лаккери. Неподалеку топтался Дик, орудуя палкой вместо меча.
Лазарита ловко прыгала по деревянным препятствиям, расставленным вокруг площадки, лихо крутила сальто на брусьях, карабкалась по канату, одним словом, разминалась, ухитряясь не выпускать из виду Хасара. Что-то было в этом… показательное.
И я в очередной раз дала себе слово вытрясти правду из своего упертого до зубовного скрежета вассала. В конце концов, здешние отношения мужчин и женщин далеки от простоты нравов Южной Шарналии, и за ошибки здесь платят кровью.
Около ограждения болтали Нурея и Оливия. Визит Оливии, да еще с утра пораньше…
Мои опасения целиком и полностью оправдались.
– А вот и наша героиня! – громко возвестила Оливия, широко улыбаясь. – Весь город только о тебе и говорит. Давно у нас не было такого симпатичного повода для сплетен.
Я почувствовала, что мучительно краснею. Нет, никогда мне не привыкнуть к бесцеремонности ледяных.
– Перестань, Оли, – шикнула на нее Нурея, – испортишь мне девочку. Не обижайся, милая, на старух. Лучше скажи, как спалось?
– Хорошо спалось.
Ледяные переглянулись, улыбаясь.
– Хочешь, потренируемся немного? – предложила Оливия.
Потренируемся? Хм, звучало заманчиво. После вчерашнего я чувствовала себя разбитой и не выспавшейся, но отказать, когда на тебя выжидательно смотрят две «старухи», не могла. И под пристальными взглядами ледяных отправилась на разминочный круг.
Разогрелась, сбила дыхание и уже шагом – короткий вдох, долгий, на четыре счета, выдох – вышла на площадку.
Оливия ждала. Нурея с непроницаемым лицом стояла рядом. Вот нутром чувствую – очередную проверку задумали. Ладно, посмотрим, чему сегодня во сне меня научили предки.
Вытащила из ножен оба меча, покрутила, привыкая к балансу. Можно было, конечно, и одним обойтись, но хотелось проверить, смогу ли двумя сразу. Мысленно прокрутила в голове основные стойки и удары. Да, определенно смогу.
Оливия подбадривающе улыбнулась, я улыбнулась в ответ. Кого-то бабушки учат вязать и пироги печь, а у меня боевые бабушки.
Оливия мгновенно перешла в наступление, и лезвия засверкали в опасной близости от моей шеи.
Пожалуй, даже слишком боевые.
Я не успевала. Ушла в глухую защиту, позорно отступая. Да, мозг подсказывал: влево, вправо, уход, блокировка, – но тело отставало. Дыхание сиплыми хрипами вырывалось из груди, сердце испуганно екало каждый раз, когда казалось, что лезвию дотянуться до меня ничего не стоит.
Я начала злиться. Оливия двигалась с грацией цапли, нанося стремительные удары, и даже дыхание не сорвала, а я рядом пыхтела ежиком, пот заливал лоб, удары, точнее, блоки давались все труднее. Интересно, если я просто упаду на песок, это будет считаться поражением?
Краем глаза заметила, что наш бой привлек внимание. Вон, даже Лайз заинтересовался, и Хасар с Лаккери остановили тренировку. Теперь вассал мог учиться на чужих, то есть на моих, ошибках. Хорошо еще, Чарина уехала. Вот бы она повеселилась, глядя на мой позор.
Плечо внезапно обожгло болью. Я остановилась, посмотрела на руку. Так и есть. Светлая ткань рубашки выше локтя набухала красным. Это же тренировка! Всего лишь тренировка! Если мы каждый раз так заниматься будем, я сдохну через месяц, а то и раньше.
Опустила мечи. Оливия понимающе усмехнулась.
– Злишься? – Она выразительно кивнула на покрывшийся инеем песок.
Ого! Я даже не заметила, когда успела его заморозить.
– Сама объяснишь, или помочь?
Хм, мы, княжны, гордые. И помогать нам не надо.
– Хотели показать, что знания – только начало? – устало предположила, опираясь на воткнутые в песок мечи. – Что телу нужно время.
– Что самое опасное в нашем деле – это самоуверенность, – дополнила мой ответ Нурея. Она подошла, положила ладонь на плечо, и холодные иголочки исцеления закололи кожу. – Это еще один полезный навык, которой стоит освоить, – пояснила бабушка, заметив мой удивленный взгляд. – Настоящим целителем тебе не стать, способностей маловато, но уметь остановить кровь – всегда полезно.
Кто бы спорил! Только не хочется применять навык этот слишком часто.
Голова закружилась, перед глазами заметались черные точки, и я оперлась на мечи, сглотнув ставшую вязкой слюну. Подумала с тоской: и зачем мне эти радости жизни? Насколько проще было раньше, когда сложности сводились к выбору платья перед балом. Эх… Что там говорить! Возврата к прошлому все равно нет.
– Долго мне отрабатывать? – глухо спросила я, не отрывая глаз от песчаной площадки, плотно утрамбованной ногами поединщиков.
– Ты у нас девочка способная, – чуть помедлив, ответила Оливия. – Месяца три-четыре, и можно попытаться сдать на десятый уровень.
– Десятый – несерьезно, – хмыкнула Нурея, – сразу на восьмой.
– Надорвется, – возразила Оливия.
Они немного поспорили о том, какой уровень будет для меня подходящим, чтобы сразу не помереть, а еще немного помучиться. Из чего я сделала вывод, что у ледяных существует градация мастерства от десятого уровня до первого. Интересно, а какой у бабушки? Надо будет уточнить при случае.
– Учеба – еще не все, – прервала мои размышления Нурея. – Если хочешь чего-то достичь, добиться уважения и ходить на боевые задания, а не просто патрулировать окрестности столицы, прости, милая, скажу прямо: придется выйти замуж. И не просто замуж, а родить двух детей. Как видишь, карьера у нас – вопрос непростой и довольно щекотливый.
– Сейчас с этим легче стало, – добавила Оливия, – раньше надо было обязательно родить одну девочку. И никого не волновало, возможно это или нет. У меня до сих пор дома полный сундук амулетов, помогающих с этим делом.
Я сделала глубокий вдох. Замуж, значит. Двое детей. Отличные условия для продвижения по службе. Нет, я понимаю, дети – вопрос выживания для ледяных, но все равно обидно вот так заводить детей, словно по принуждению.
– И как скоро я должна обзавестись мужем?
Мой вопрос изрядно повеселил бабушек. У Оливии даже ямочки на щеках появились.
– Завтра сможешь? – подмигнула она мне.
– Оли! – осуждающе покачала головой Нурея.
– Ох и шустрая у тебя внучка, Нурея, – продолжала веселиться ледяная, – вся в тебя.
– Не слушай ее. Как правило, сначала стражей выбирают, а потом уже с мужем определяются. Но с тобой можно и наоборот.
Я вспомнила кондитерскую с восхитительными пирожными и уточнила:
– Муж обязательно из стражей?
– Так удобнее, – пожала плечами Нурея. – Много мужчин в жизни – хлопотное дело. Достаточно одного-двух, которым доверяешь спину, и одного, которому доверишь душу.
– Тогда я свой выбор уже сделала. – Я гордо выпрямила спину, вытащила из-под рубашки цепочку, сняла кольцо.
Нурея, нахмурившись, следила за моими действиями. Воздух вокруг внезапно посвежел, так что по моей взмокшей от пота спине прошла дрожь, но меня это не остановило. Медленно надела кольцо на палец, полюбовалась результатом – красиво.
– Только через мой меч, – бросила бабушка, круто развернулась и зашагала к дому.
