Глава 3
Джон Госс не принадлежал к числу тех людей, которые верят в тайное значение снов. Иначе он не поехал бы через весь город, чтобы сообщить своему старому Другу Мартину о работе, предлагаемой в Сент-Джонсе. Он немедленно полетел бы обратно на остров и сейчас сидел бы, сгорбившись у окна с сигаретой и выпивкой, пролетая над Монреалем.
Наверняка это подтолкнуло бы его. Он был смертельно напуган, проснувшись в три часа ночи в холодном поту. Кровь стучала у него в ушах. Его первым чувством была радость спасения. Он был дома, невредимый, в своей постели, свободный от когтей той ужасной твари.
Мороз пробегал по коже, когда он вспоминал длинные грязные когти, почти достигшие его, царапающие его лицо, выкалывающие глаза. Он пытался кричать, но словно ком застрял у него в горле. Только беспомощные стоны издавал он. Он был разорван на части и не мог даже позвать кого-то на помощь.
Это было в том доме, который он купил недавно и где хотел поселить Лоуренсов, если Мартин получит место, которого он добивался. Он помнил, как прекратил свои тщетные попытки закричать. Он неподвижно лежал на полу и смотрел на чудовище. Оно выползло из темного угла и яростно набросилось на него.
Алые щели его глаз прорезали темноту. Он заметил клочья шерсти на тыльной стороне его кистей. Его лицо было гладким, как у ребенка, кроме безобразной раны на правой щеке. Рваные края раны свисали над его челюстью, трясясь при каждом шаге чудовища, приближавшегося к нему.
Несмотря на искажение, которое, он знал, возникло у него в подсознании, лицо выглядело знакомым. Когда тварь оскалилась, обнажив большие белые зубы, он узнал это лицо. Оно было похоже на Шена Лоуренса — сына Мартина Лоуренса.
Если бы он верил сновидениям, он сказал бы Мартину, что место занято, и предотвратил бы его приезд на Ньюфаундленд в этот дом.
Зерна сомнений зародились в его голове, когда он вспомнил, что один из местных «бейменов», как их называли жители Сент-Джонса, говорил ему, что этот дом был проклят. «Не стоит ходить в этот дом, сынок. Это нехорошо. В нем живут призраки…» В то время он пропустил мимо ушей пустую болтовню старого шкипера. Будь он проклят, если будет обращать внимание на старые бейменские байки. Это все, что было. Это был просто шкипер, треплющий языком, слова которого засели где-то в мозгу и вызвали сон об ужасной твари в доме.
Теперь, когда он входил в этот дом, он думал только о том, как бы поскорее выйти оттуда. Он не мог этого объяснить, но этот чертов дом был явно не для него. Он был для Марта. Хоть он и купил эту чертову вещь, он не был обязан входить туда.
Будь он проклят, если позволит какому-то ночному кошмару расстраивать его. Да почему, собственно? Сны — это сны и больше ничего.
Посмеиваясь над собой, он дошел до Стурджен-Плазен. Он рассматривал разные лавчонки, тянувшиеся по обе стороны, ища ресторан Ройда. Он нашел его с некоторым трудом между «Универмагом» Пола и «Рыбой и чипсами» Гемми. Коричневая дверь выглядела соединяющей эти два магазина. Номер 304 был слегка не по центру.
— Проклятье, — выругался Джон.
Джон никогда не был раньше в новой квартире Мартина. Он поддерживал традицию, и какие-то контакты между ними существовали. Он был сейчас за три тысячи домов от того места, где должен был быть. Но сколько ресторанов в этом богом забытом городе могло носить имя Ройда? Не так уж много, думал он. Это должно быть на правой стороне. Это было похоже на Марти — перепутать свой номер. Единственные цифры, которые он правильно запомнил за всю свою жизнь, касались его жены.
Он подошел к двери и увидел призрачную семерку перед четверкой. Цифра отвалилась, или, что вероятнее, была оторвана, оставив после себя бледный отпечаток. Какой-нибудь дрянной мальчишка захотел приклеить ее на дверь своей спальни. Бледная семерка не была видна на расстоянии.
Он дважды позвонил. Он ничего не услышал, но квартира была над магазином, и звонок наверняка был где-нибудь в кухне. Через несколько секунд он снова нетерпеливо нажал на кнопку. Три года он не видел Мартина. Память возвращалась к их первой встрече.
Это было в таверне на одной из маленьких площадей Сент-Джонса. Они обычно называли ее «наше место». Это была уютная нора для него и нескольких его друзей. Вместо того, чтобы идти в большое, шумное и людное место, они шли сюда. Тут было чисто и мило, идеальное место, чтобы взять пару пива и поболтать. Это было небольшое квадратное помещение, где у них всегда были места. У них были свои постоянные места. Лучшие места в городе. Только однажды их места оказались заняты. Это случилось потому, что автобус с хоккейной командой, только что победившей местную команду, сломался перед самой дверью.
Вечер, когда он встретил Мартина, начинался так же, как и другие. В пятницу они пошли к «Биг-Бену», чтобы развлечься, но там, как обычно, была большая очередь. Тогда они передумали. Они были не в настроении ждать в очереди без всякой уверенности, что смогут войти, и тогда они пошли в свое обычное место. Кое-что было не так в этот вечер. Их излюбленный столик был занят. Места рядом с музыкальным автоматом были свободны, кроме одного.
Они всегда занимали один из этих столиков. Даже в знаменитый хоккейный вечер они не были лишены своих обычных мест.
— Оставьте их, — тихо сказала им официантка. — Я знаю, что у вас на уме.
Слова официантки вызвали у него улыбку. Ее звали Рут. Она была их любимой официанткой из трех, работавших там. Они менялись нерегулярно, и зависело лишь от удачи, кто работал в данный вечер. Каждый вечер, когда они приходили, Рут практиковалась в искусстве бармена. Она вставала за стойку и пыталась изобрести новые напитки, используя их как подопытных кроликов. Они подшучивали над ней, называя потомком доктора Франкенштейна.
Некоторые из ее смесей имели такой вкус, словно были приготовлены в лаборатории безумного ученого, хотя некоторые, честно говоря, были на удивление хороши. Они не жаловались. Они заверяли ее, что даже эти неудачные коктейли доставляли им удовольствие. Они никогда не платили и ломаного гроша за эти сюрпризы. Все было за счет заведения.
— Конечно, — сказал Джон.
Он был негласным лидером компании. Ему доверяли решать, что и где они будут делать в тот или иной вечер. Было легче следовать за кем-то, чем вести самому, кроме того, никто не хотел нести ответственность за неудачный вечер. Один из них — Глен — вообще не мог высказать каких-то соображений по поводу того, где и чем им следует заняться. Он всегда просто шел вместе со всеми.
Скотт толкнул его локтем.
— Что значит «конечно»? Ведь это наши места.
— Ни о чем не беспокойся, — заверил его Джон.
Они прошли к столику у другой стены зала. Там были шесть хороших столиков, кроме их обычных мест.
— Как только этот педик побежит писать, мы оторвем наши задницы и переметнемся туда.
Решение было встречено дружным одобрительным смехом.
— Что вы сегодня затеваете? — Рут подошла к столику с подносом в руках. Она поставила на стол бутылки. Каждому — свой напиток: «Индиану» для Джона, «Черную лошадь» — Скотту, «Жокея» — Глену. «Голубую звезду» — Фреду и «Доминион» — Дереку.
Рут была незаменима. Как только она замечала, что вы вошли в бар, она была без промедления готова обслужить вас без всякого требования. Она всегда знала, что надо принести каждые двадцать минут. Она работала как часы и знала привычки каждого. Ее удивительные ведьминские коктейли появлялись после третьего круга. И снова ни о чем не нужно было напоминать этой рабочей пчелке. Это было частью ее работы.
— О, ничего, крошка, — ответил Фред. — Мы смеялись над шуткой, которую рассказал Глен.
— Может быть, это развеселит уставшую официантку?
— Я рассмешу тебя кое-чем, — сказал Джон, наклоняясь к Скотту. Он был уверен, что говорил достаточно громко, чтобы Рут его услышала. Она посмотрела на него, словно говоря: «Ну когда же ты повзрослеешь?»
За столом раздалось легкое хихиканье.
— Может, попозже? — Глен выглядел неуверенно. Он огляделся, ожидая поддержки остальных. Продолжающийся смех был тем, что было нужно.
— Ну, хорошо. Что имеет четыре ноги и крылья?
Недоуменное лицо Рут вызвало новый взрыв смеха.
— И это не Пегас, — добавил Глен. Это дополнение всегда ставило людей в тупик. Узнав, что этот ответ не верен, они сходили с ума, пытаясь придумать новый.
— Я не знаю, — сказала она. — Что это?
— Дохлая собака в яме.
За столом воцарилось молчание. Они смотрели на Рут, ожидая ее реакции.
— Не поняла.
Такой ответ, как всегда, вызвал новый прилив хохота. Смеялись все, кроме Глена и, конечно, Рут. Не однажды они смеялись уже этой шутке, она была рассказана многим.
— Представь себе дохлую собаку, — начинал объяснять Глен. — И крылья. Не обычные, как ты думаешь, а такие, которые жужжат — крылья мух.
— Вы ненормальные парни, — сказала она, еле сдерживая улыбку.
После третьего бокала, когда они пили сюрприз Рут, названный «Вселенский кутеж», человек, сидевший у музыкального автомата, встал со стула и через узкий проход у стойки протиснулся к двери. Он ушел, не замеченный никем, кроме Скотта. Если бы он не заметил пустого стула, когда все были увлечены беседой, они никогда бы не встретили Мартина. Оживившись, они допили напитки и, словно атакующие «коммандос», подбежали к столику. Они удобно устроились, словно сидели так весь вечер. В центре стола стояла наполовину выпитая бутылка «Фифти».
Приятно, когда можно неожиданно в корне изменить чьи-то планы.
Они надеялись повеселиться, поставив этого парня в неловкое положение. Они знали, драки не будет, если он окажется один против пятерых. Парень не был похож на одного из мастеров кунг-фу, но даже если так, они никогда не отступали, если дело доходило до хорошей разборки. Они не думали, что он даже попытается получить свою недопитую бутылку. Более чем вероятно, что он просто поджал бы хвост и покорно ушел из бара.
Но случилось то, чего они не ожидали. Не было ни драки, ни позорного бегства. Вместо этого он взял стул у соседнего столика и втиснул его между Дереком и Скоттом. Без колебаний он взял свою «Фифти» и поднял ее со словами приветствия. Затем осушил двумя глотками.
Они смотрели друг на друга, не зная, что и думать. Во время этого замешательства он заказал еще две бутылки и спокойно сидел на своем стуле. В те дни, если ты заказывал пару пива и мог выпить его, пока оно не нагрелось, тебя считали своим. Бутылки звякнули на столе, и возникла крепкая дружба.
Так это было. Джон улыбнулся и протянул палец к дверному звонку. Глухой не стал бы так тянуть время. Прежде чем он нажал звонок снова, он услышал шаги, приближающиеся к двери.
Не было большой разницы между человеком, которого они встретили в ту ночь, и тем, который стоял сейчас перед ним. Улыбка его растянулась до ушей.
— Привет, Марти, — сказал Джон, протягивая руку.
— Рад видеть тебя снова. Пошли, посмотрим, не приготовила ли жена чего-нибудь выпить.
Рукопожатие было крепким, и, как обычно, Мартин первый отдернул руку. У Джона была самая сильная рука, какую он когда-либо чувствовал, и Джон любил давать людям понять это. Он поставил на колени многих борцов в соревнованиях по армрестлингу.
— Я должен отказаться от выпивки, старина Мартин. Знаешь, плотное расписание и вся эта спешка. Я должен лететь самолетом, чтобы сэкономить несколько часов.
Лестница была старой и скрипела при каждом шаге. А шагов было много. Двадцать восемь, если точно. Это была одна из его привычек, от которой он не смог избавиться за долгие годы. Везде, где он шел, маленький человечек в его голове считал каждый шаг, на который он поднимался. Иногда он громко напевал про себя, чтобы заглушить этот голос. Это никогда не получалось.
…Шестнадцать… семнадцать.
— Может быть, когда приедешь, мы выпьем кружку-другую в добром старом нашем месте.
…Двадцать один, двадцать два…
— Боже, сколько лет мы не были там, — сказал Мартин. — Знаешь, хорошо будет снова увидеть старое место.
…Двадцать шесть, двадцать семь…
— Не только это, ты снова сможешь выпить отличного пива.
…Двадцать восемь…
— Это куда лучше той мочи, которую ты пьешь здесь.
— Моча или нет, служит она для того же.
— Марти!
Энни стояла перед ним, держа руки в задних карманах. Она не любила, когда Мартин говорил вульгарности. Это делало его похожим на других. Он значительно успокоился за последние три года. Но ведь с каждым иногда случается…
— Ты помнишь Энни, Джон?
Он подошел к ней и поцеловал в губы.
— Помню ли я Энни! Как я мог ее забыть? Она была первой, кто разорвал наш маленький кружок, — посмеиваясь, он поцеловал ее в лоб. — Как это происходит, Энни? Ты выглядишь так же хорошо, как и всегда.
— Великолепно, Джон, — она взглянула на него и улыбнулась. — Сразу видно, что ты ничуть не изменился. — Она покачала головой.
— А я и не собирался.
«Нет, я бы изменилась на твоем месте», — думала она. Он был человеком, которого она никак не могла понять до конца. Никогда нельзя было сказать, когда он шутит, а когда говорит серьезно. Она не могла понять, нравится он ей или нет. Он всегда всем улыбался, но она знала, что иногда под его улыбкой скрыта холодная насмешка. Ей не нравилось, когда люди говорят и делают совершенно не то, что думают. Ей не нравилось то, как он смотрит на нее. Временами ей казалось, что его глаза срывают ее одежду. Если бы глаза могли насиловать, это были бы глаза, сидящие в его черепе. Даже несмотря на то, что ей это не нравилось, она чувствовала при этом какое-то странное возбуждение. Это было как обман без настоящего обмана. Она знала, что в каждом человеке живет кусочек героя мыльной оперы, и она не была исключением.
— Кстати, как там Валерия?
— Отлично, — сказал Джон, не отрывая взгляда. — Она ждет не дождется, когда вы приедете. Очень соскучилась по вас.
В те годы она и Валерия были близкими подругами. Это было десять лет назад, когда она представила ее Джону. Он был свободен, и это выглядело так, словно он и Марти пошли на свой очередной кутеж, как это обычно бывало, когда они встречались. Валерия в это время порвала со своим другом. Они договорились, что она неожиданно «случайно» зайдет к ним. Они тогда жили в Скарборо. В то время Мартин работал постоянно. Все произошло так, словно их брак был заключен на небесах. С тех пор над ними засияла новая звезда. Валерия и Джон были созданы друг для друга. Ни для кого не было сюрпризом, когда через две недели она поехала на Ньюфаундленд. Через месяц они поженились.
Во время поездок в Торонто Джон никогда не брал с собой Валерию. После стольких лет было бы здорово снова увидеть ее.
Джон и Мартин сидели на диване, и она за своими мыслями не могла слушать их разговор, кроме внезапных взрывов смеха.
— Курс психологии — 1000, конечно, хорош и шикарен, Джон, но какого черта я смыслю в психическом сознании?
— В этом нет ничего сложного, я уверен, что ты справишься с этим, — Джон рассказывал ему о работе. Он знал, что это был поганый курс. Но студенты написали запрос о его введении, который нельзя было игнорировать. Тогда, для того чтобы удовлетворить их, они думали открыть курс, проходящий главным образом в форме студенческих дебатов, который удовлетворил бы их хоть на время. Студенты вечно выдумывают разные причуды. То ловят золотую рыбку, то показывают фокусы. Это был их способ пройти процесс обучения, и невозможно было сразу справиться со всеми этими трудностями. И если подумать, что некоторые из них действительно верили в эту белиберду! Когда не осталось больше ничего, что можно было переделать, они решили, что могут обрести спокойствие духа, если сосредоточатся на чьих-то мыслях и дурацких чувствах. Он знал, что лучше сказать Мартину об этом заранее, чтобы он смог подумать.
— Давить будут на студентов, чтобы проделать все это, а не на тебя. Ты будешь в роли судьи и объявишь победителей в соответствии с результатами дебатов.
— Я не знаю, Джон…
Джон видел, что он колеблется.
— Давай. Ты можешь высосать тему из пальца, назначить команды и слушать полемику. Это все, что ты должен делать.
— Это значит, что я не должен носить черную мантию с серебряными звездами?
— Нет, и не должен танцевать колдовские танцы. — Он развел руками, отчаянно пытаясь выглядеть, как Ричард Никсон. Он выглядел жалким, но все это делалось только для того, чтобы хоть чуть-чуть рассмешить Мартина.
— Кроме того, я помню, что ты читал все их книги о колдовстве и тому подобном, так что ты все же не будешь брошен в клетку со львами без всякого оружия.
— Ты прав, — сказал Мартин задумчиво. — И я не знаю, чего я беспокоюсь. Я, наверное, смогу изображать выпускника университета колдунов и ведьм, до тех пор, пока там не появятся черти.
— Никаких чертей, — заверил Джон, — Я обещаю.
Мартин задумался на минуту и сказал:
— Отлично, тебе присвоена первая степень магистра мистицизма.
— Это здорово, Марта. Я уверен, что ты не будешь жалеть.
— Кроме одного.
— Чего?
— Жилья.
— Не беспокойся об этом, — сказал Джон. — Об этом я позаботился.
Он нахмурился и взглянул на Джона. Этот мерзавец скругляет все углы. Не то что он не хотел этой работы. Просто он не оставлял неповернутых камней, ничего не откладывал. Короче, он все делал слишком легко.
— Если ты не против ездить в университет за пятьдесят-шестьдесят миль, — добавил Джон. — Но жаловаться не на что. Это лучшее, что могло быть сделано в такой короткий срок. И деньги уйдут небольшие, потому что тебе придется платить лишь два пятьдесят в месяц.
— Два пятьдесят…
— И ты сможешь жить там сколько угодно. И у тебя будет время подыскать место в городе. Или даже можешь выкупить этот дом у меня.
— Зачем вам второй дом?
— Мы собирались использовать его под дачу, но нам показалось, что он слишком близко к городу.
— Посмотрим, что скажет Энни.
— Энни скажет, что нам это подходит, — послышался голос у них над головами.
Они не заметили, что она стоит там. Они не знали, как долго она там находится. Джон взглянул на нее и улыбнулся. Но его улыбка тут же испарилась. Что-то позади Энни привлекло его внимание.
Это была пара глаз, глядящих на него из коридора за кухней. Глаза были ужасными, умными и впивались словно бы в само серое вещество его мозга. Колония муравьев поселилась в его голове, и они были разбужены и бегали там.
— Джон, что с тобой?
Он чувствовал руки, крепко взявшие его за плечи и трясущие его. Это было так, словно он проваливался в другое измерение и руки пытались его спасти. Туман окутывал его, проникая в уши, ноздри, холодящий тело. Что бы это ни было, это парализовало его. Он чувствовал руки, которые глубоко зарывались в его тело. Что-то ужалило его в щеку. Он знал, что это были пчелы. Он молча попытался смахнуть вредное насекомое. Четырнадцать, пятнадцать. Он поднимался по лестнице.
— Что делать? — слышались голоса, прорывающиеся сквозь туман.
— У него сердечный приступ?
У кого сердечный приступ? Он надеялся, что не у Валерии.
Слышалось жужжанье. Рой пчел покрывал его. Они ползали по нему. Жалили его. Он пытался смеяться, зная, что они оставляют в нем свои жала и погибают в это время. Было неважно, что он сам умирал. Он был слишком слаб и устал, чтобы что-то делать. Двадцать восемь, двадцать девять… Он был покрыт медом. Кто-то вылил мед на него. Муравьи ползали под кожей, пытаясь прогрызть ее насквозь. Они чувствовали пищу и не хотели лишиться праздника. Он поднялся на вершину лестницы. Зеленая дверь плавно открылась перед ним, и через нее полился золотой свет.
— Джон!
Это донеслось из золотых лучей. Он шагнул в дверь. Он заметил, что двигается, как робот из старого кинофильма, который он смотрел. Как давно это было? Десять лет? Или десять месяцев? Или даже вчера? Он не знал.
— Джон!
Он поискал источник голоса. Словно лазер, он осветил его сознание. Это было на полу в доме Мартина. Воздух вокруг него был теплым и сырым. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. С каждым вздохом туман таял. Пчелы улетели, и муравьи погрузились в спячку.
Надолго ли?
Он хотел сесть, но мягкие руки удержали его.
— Отдохни здесь пока, — это был голос Мартина.
— Что, черт возьми, с тобой случилось?
Что случилось? Он не знал. Ничего похожего с ним никогда не случалось. Его мысли были все еще спутаны.
«Ты скажи мне, что случилось, приятель, потому что я уверен, что один черт это знает», — такие мысли промелькнули в его голове.
— Ты вел себя очень странно, — услышал он Мартина. — Твои глаза были широко открыты, но ты был словно в трансе. Ты держался за голову и двигал руками, как будто хотел что-то стряхнуть с волос и лица.
Это были глаза. Что-то в них знакомое. Шен? Сначала сон, теперь — это. Скажи мне, Мартин, скажи мне, что случилось и что с твоим сыном Шеном.
— Ты в порядке, дружище?
Он поднялся. Теперь ему не препятствовали. Он стряхнул с одежды несколько воображаемых пылинок и расправил складки.
— Я не знаю, Марти, но, как мне кажется, это накапливалось годами и не могло так обостриться в последние сутки.
Он сел на диван, растянувшись на мягких подушках.
— Я много работал в последнее время. Мне кажется, что это таким путем мой организм говорит мне, что пора отдохнуть.
Энни пришла из кухни со стаканом воды и таблеткой аспирина. Он взял их и проглотил таблетку, запив водой. Немного хорошего аспирина пошло на пользу.
— Теперь тебе лучше? — спросила Энни, с трудом приходя в себя. Она была испугана. Она была почти в шоке. Она могла лишь стоять и смотреть. Хорошо, что Мартин не паниковал. Было ужасно, когда Мартин тормошил его, а он не реагировал. Она думала, что он умирает. Она встряхнулась, когда неожиданно подумала о Джейн и Шене. Она не хотела, чтобы они видели то, что произошло. Она подошла к комнате Джейн и услышала громкий звук проигрывателя. Это было что-то о грязных делишках, делаемых грязной дешевкой. Она рассмеялась. Она поняла, что они не могли бы что-то услышать в этом шуме. Люди иногда смеются над безумнейшими вещами. Она смеялась в такие моменты, загоняя назад слезы. Успокоившись, она вспомнила, что они даже не вызвали врача. Все произошло так быстро, и когда закончилось — казалось, что прошли часы, хотя на самом деле — минуты. Когда она вернулась, она увидела сидящего Джона. Он дышал уже легко.
Это было, когда она принесла ему аспирин.
— Намного лучше, крошка.
По этим словам она поняла, что он пришел в норму, и все, что с ним было, прошло. Может быть, он прав, и все его страдания были вызваны переутомлением.
— Мы приготовим постель, если ты хочешь отдохнуть, — сказала Энни. — Может, ты хочешь поспать и остаться на ночь?
— Дождь должен об этом позаботиться, моя милая, — сказал он, подмигивая. — Ты знаешь, я должен успеть на самолет.
— Какой самолет? — запротестовала Энни. — Тебе нужно отдохнуть.
— Время отдыха — когда работа сделана, — сказал он. — Если я не вернусь к понедельнику, толпа студентов снимет с меня голову, не говоря уже о декане.
— Можешь ты сделать что-нибудь, Мартин? — взмолилась она.
— Не думаю, — ответил он. — Если Джон что-то вбил себе в голову, он упрям, как осел.
Джон поднялся на ноги, окончательно оправившись от удара.
— Небольшое головокружение никого не убивало, — он постучал по животу, как после сытного обеда. — И если я сейчас не пойду, я никогда не успею на самолет.
— Будет ли это так уж плохо… — сказала Энни.
— Да, поскольку в этом случае я, потеряв работу, буду просить вас о помощи. Так что лучше я сейчас поспешу. Благодарю вас.
Мартин хлопнул его по спине.
— Ты — старый осел.
Джон улыбнулся, обнажив слегка желтоватые зубы.
— Кстати, Шен и Джейн здесь? Они, наверное, уже выросли?
— Ты слышишь шум за спиной? — Энни показала на холл. — Это то, до чего они доросли и во что превратились.
— Ну, не так уж давно ты сама скакала по полу под музыку.
— По крайней мере, мы слушали музыку, — возразила она. — Но это все я не знаю, как и назвать.
— Нет ничего плохого, — сказал он. — Кроме того, ты не думаешь об этом, ты чувствуешь это. — Он замолчал, затем продолжил: — Ты не возражаешь, если я взгляну на них, прежде чем попрощаться?
— Они не простят, если ты этого не сделаешь, — сказал Мартин. — Я покажу тебе царство грохота.
— Отлично, старина, — сказал Джон. Он хотел повидать детей, поговорить с ними, особенно с Шеном, прежде чем уедет. Он хотел убедиться, что Шен не какой-то там монстр. «Он такой же монстр, как я болгарин». Если он не увидит его, то сон и то, что случилось сегодня, будут играть его разумом и вызовут нервный срыв. Он смеялся над абсурдными обвинениями, которые он выдумывал.
— Уверен, что мои уши способны воспринять музыку, которую ты называешь шумом.
Музыка становилась громче по мере того, как они выходили в холл. Это было неплохо, по крайней мере, в этом был какой-то ритм. Он подошел к двери и без стука открыл ее.
— Дядя Джон! — закричали оба в унисон.
Их лица осветились радостью — и нет, Шен не был монстром. Они оба уже выросли. Он заметил, что скоро Джейн станет очень привлекательной девушкой. Они бросились ему на шею. От столкновения он чуть не упал. Его рука обхватила их обоих. Напрягшись, он поднял их в воздух. Слегка потискав, он снова опустил их на пол. Он пожал руку Шену, достаточно сильно, чтобы тот почувствовал, и, ущипнув Джейн за нос, поцеловал ее.
— Ну, теперь я должен попрощаться.
— Но дядя Джон… — простонала Джейн. — Мы так долго тебя не видели!
— И я хотел показать вам кое-что, — сказал Шен. — Я собрал всех героев из «Звездных войн», и теперь это хорошая коллекция.
— У нас будет много времени для этого. Мы будем видеть друг друга часто. — Он взъерошил волосы Шена. — И мы будем ловить рыбу сетью, которую я достал для двоих из нас.
— Можно я? — спросила Джейн.
— Мы пойдем на рыбалку с Шеном, — сказал он. — Но если ты спрашиваешь, я думаю, что тебе это не понравится. Там будет много пауков.
— Пауков! — сказала недовольно Джейн. — Вот еще.
Пройдя в дверь, он обернулся, чтобы сказать «до свидания». Он думал, что увидит какое-то другое выражение лица Шена. Выражение ненависти? Но они оба улыбались. Он радовался, что сможет теперь немного поспать. Его мозг отдохнет и перестанет выкидывать фокусы.
— Увижу вас через пару дней.
Он закрыл дверь с гремящей музыкой.
— Пока! — закричали они оба.
Он был удивлен, как они могли слышать, что он говорит в таком шуме.
— У вас прекрасные дети, — сказал он, идя к противоположной двери.
— А как поживает ваш мальчик? — Энни совершенно забыла об их сыне. Ему было уже девять. Он на год старше Шена.
— С ним все хорошо, как можно только желать, — сказал Джон. — Правда, он часто простужается.
— Это плохо.
— Не очень. — Джон улыбнулся. — Я думаю, что этот маленький паразит делает это, чтобы пропускать школу.
— Это жестоко, — сказала Энни, помогая ему одеться.
— Жестоко что? — он рассмеялся. — У этого паразита есть голова на плечах, и он этим пользуется.
Они вежливо засмеялись.
— Уверен, что не хочешь остаться? — спросил Мартин. — Ты выглядел не очень хорошо.
— Нет, я и так побеспокоил вас своим головокружением и всем остальным, и я действительно должен ехать.
Он снова пожал руку Мартину, и Мартин заметил, что рукопожатие было слабее, чем раньше, и рука слегка дрожала. Он взглянул в глаза Джона и увидел мерцающие искорки. Да, все, что его беспокоило, прошло. Он пришел в норму. И он не видел больше смысла уговаривать его остаться. Джон поцеловал Энни в щеку и вышел, не говоря ни слова. Они слышали, как он спускается. Они подождали, пока хлопнет наружная дверь, и закрыли верхнюю.
— Что теперь? — спросила Энни.
— Работаем, как черти, — Мартин быстро потер ладони. — Мы должны много сделать, прежде чем начнем новую жизнь.
