Глава 3

Утро для капитана Вадима Овчинина снова стартовало с воя мин и трескучих разрывов. Земля сыпалась за шиворот, сновали какие-то люди – лица незнакомые, голоса чужие. Кто они?

На этот раз артподготовка протекала во сне. С одной стороны, неплохо, с другой – опять не выспался! Он со стоном сел на кровати и сжал виски, чтобы унять вакханалию в голове. Минута, две, три… Можно отнимать руки. Вадим осторожно перевел дыхание, на ощупь отыскал болеутоляющие пилюли на тумбочке, проглотил сразу две. Угрюмо посмотрел по сторонам.

Однокомнатная съемная квартира в районе, приближенном к центру Донецка, девятый этаж. Никакой войны, все мирно. На улице кричали дети.

У соседа, молодого одноногого ветерана войны за независимость маленькой республики, работал телевизор. Местный канал повествовал об аресте очередного чина из городской администрации. Тот получил взятку от приезжего коммерсанта и обещал предоставить ему режим наибольшего благоприятствования. Следственные органы проводят дознание.

Бывает. В семье не без урода. Даже в столь тяжелое для республики время находятся персонажи, которые умудряются давать и получать взятки.

– Это не взятка – чаевые! – кричал за стенкой одноногий сосед. – Он же слуга народа, мать его так! – Парень, похоже, уже принял свою дозу или после вчерашнего не протрезвел.

На прошлой неделе был арестован за взятку следователь, ведущий дело о мздоимцах. Дорогое это занятие – побеждать коррупцию.

Выпуск новостей продолжался. Ничего серьезного не случилось. Заварушка на границе, в которой позавчера принимал участие капитан Овчинин, упомянута не была. Незачем нервировать граждан, жаждущих мирной жизни.

Это была всего лишь очередная провокация. Хохлы подтянули к пограничной Волховке батарею гаубиц, запрещенных Минскими соглашениями, и обстреляли Черенцы, в которых не было ни одного военного объекта.

Мобильная разведгруппа капитана Овчинина навела порядок на прилегающей территории, но и ей по ходу досталось. Трое раненых, один тяжелый. Отход по приказу в Донецк.

В балконную дверь заглядывал разгорающийся день. В комнате было грязно, пыль лохматилась под батареей.

Вадим на всякий случай покосился за спину. Он вроде помнил, что ночевал один, но на всякий случай хотел убедиться в этом.

С Марией Сергеевной, работницей штабной бухгалтерии, у него как-то не сложилось. Два месяца странного романа, отрывочные свидания в постели, выяснение отношений, почему он ее недостаточно любит и как с этим бороться.

Наконец-то капитан убедился в правоте поговорки, гласящей, чем меньше женщину ты любишь, тем больше спит она с другим. Все логично, не подкопаешься. Нашелся некий залетный майор в свежем камуфляже, пороха не нюхал, а насчет баб тот еще молодец.

Ладно, пусть мучаются друг с другом. Капитан Овчинин из этой гонки выбыл, мстить не будет. Очаровательная Мария Сергеевна со всеми ее закидонами плавно перетекает в прошлое.

Пальба в ушах потихоньку затихала. На сегодняшний день война не планировалась. Капитан усмехнулся. Жизнь прекрасна, когда в ней нет места подвигу. Поспал от души – одиннадцатый час. Телефон не напрягался, значит, все спокойно.

Он проследовал в ванную, потом на кухню, поставил чайник и уставился в зеркало. Лицо перекошенное, на нем отпечаталась скомканная подушка. Но это был именно капитан Овчинин, 33 года, уроженец Донецкой области. Отпетый сепаратист, командир разведывательно-диверсионной группы.

Вадим критически обозрел заспанную физиономию. На днях он обязательно побреется. Только не сегодня.

Капитан открыл холодильник и с тоской уставился на его содержимое. Остатки колбасы из категории картонных изделий, сыр, по твердости не уступающий алмазу, упаковка сосисок, при изготовлении которых тоже не пострадало ни одно животное. Ассортимент продмага «У дома» не блистал разнообразием и качеством.

Овчинин хмуро уставился на бутылку водки, которую купил прошлым вечером, но так и не выпил, хотя намерения были самые решительные. Вчера он поставил ее на стол, пил кофе, чай, много думал, а до этой штуки руки так и не добрались. Странно. То же самое, что прийти к любовнице и весь вечер проболтать с женой по телефону.

Может, оно и к лучшему. В голове и так жуткая канонада, не хватало еще похмелья.

Набухала, пузырилась на сковородке яичница с колбасой. Перед завтраком Вадим позвонил заместителю, старшему лейтенанту Берендееву. В офицерском общежитии на улице Победы тоже было тихо. По тревоге спецназ не поднимали, на границе хрупкое затишье. Хохлы, озадаченные вчерашним, тихо сидели в своих окопах. Видно, писали очередной иск в Гаагский трибунал.

Мятежный город жил, как уж мог. До войны он, конечно, выглядел повеселее. Лифт не работал, и постоянные пробежки вверх-вниз несказанно бодрили людей.

Уборщица в синем халате мыла подъезд и попросила капитана не наступать на мокрое.

На первом этаже за дверью своей квартиры православный священник отец Авдотий играл на гармошке.

«Выходной у батюшки? Поп-музыка», – уважительно подумал Вадим, замедляя шаг.

– Святой отец, шли бы вы на хрен со своей гармошкой! – крикнул измученный жилец соседней квартиры. – Дайте поспать, всю ночь работал!

Во дворе светило солнышко. Воробьи прыгали по веткам единственного тополя, уцелевшего после прошлогоднего обстрела. Украинские артиллеристы и сейчас ухитрялись шалить, но били в основном по западным окраинам бывшего города-миллионника.

Власти бодро рапортовали, что численность населения Донецка приближается к довоенному уровню, но Вадим в этом как-то сомневался. В доме, где он арендовал жилье, пустовало не меньше трети квартир.

Жизнь продолжалась. Все плохое забывалось очень быстро. Во дворе играли дети. Доблестные работники жилищно-коммунального хозяйства выгружали из грузовика разобранную детскую горку.

«К Новому году соберут», – подумал Вадим и усмехнулся.

На парковке ругался пожилой интеллигент из соседнего подъезда. Кто-то ночью открутил зеркала от его пожилых «Жигулей».

– Расстреливать таких нелюдей! – заявил он, потрясая худосочными кулаками.

Две пенсионерки стояли поблизости и энергично кивали, то ли сочувствовали, то ли соглашались.

На серый «Ниссан» 2007 года выпуска, средство передвижения капитана Овчинина, никто не покушался. Пусть только попробуют. Склонности к самоубийству у местной шантрапы почему-то не было.

– Вам это нравится? – Интеллигент всплеснул руками. – Как я поеду?

– Очень и очень осторожно, – откликнулся Вадим, седлая верного коня. – На днях напомните. Я поговорю с местными флибустьерами, вернем ваше утерянное имущество.

– Вот спасибо, – обрадовался сосед. – А я вам выдам контрамарку в нашу филармонию. Вы не представляете, какой сумасшедший ожидается джаз.

Джаза капитану в этой жизни хватало. Он вежливо улыбнулся, запустил двигатель.

Начальник отдела по борьбе с диверсионно-штурмовыми группами противника полковник Богданов Валерий Павлович тоже не являл собой образец утренней свежести. Хроническая болезнь людей в камуфляже. Иногда он снимал форму и приходил на службу в штатском, но это не помогало. Полноватый, обрюзгший, с кругами под глазами. Но эти физические недостатки не препятствовали полковнику проявлять резкость, принимать нестандартные решения, а иногда и самому бороться с их последствиями.

– Проходи, садись, будь как дома, – проворчал непосредственный начальник.

Он сидел за столом и ковырялся в разобранных электронных часах. То ли время собирался замедлить, то ли бомбу искал.

– Чаю хочешь?

– Ничего не хочу, Валерий Павлович.

– Совсем ничего? – Густые брови начальства поползли вверх.

– Простите, оговорился, – поправился Вадим. – Хочу скорейшей нашей победы, спать и уйти в отпуск.

– Вот так-то лучше. – Богданов усмехнулся, отбросил отвертку и убрал разобранные часы в стол. – Напомни, я тебе обещал пятидневный отпуск?

– Так точно, – подтвердил Вадим. – Даже больше, товарищ полковник. Вы несколько раз обещали это клятвенно, потом забирали свое слово назад и отправляли меня на очередную маленькую войну. Перед последней командировкой вы говорили, что обязательно дадите мне эти пять суток, если я вернусь живым из-под Волховки.

– И?.. – Богданов насупился.

– Я вернулся живым.

– Серьезно? – Богданов покарябал родинку на щеке. – Напомни, для чего тебе отпуск? Семья за тобой не числится, моря тебе не надо, ты и так загорелый.

– Напоминаю, товарищ полковник. Я уроженец села Гроза. Это на юге нашей республики, недалеко от Войново. Тринадцать километров от украинской границы. Там, на пяти несчастных сотках, раскинулось наше, так сказать, имение. Рубленый дом, баня, пара сараев. Отец скончался четыре года назад. Мама – в прошлом году. Поранила ногу, в кровь попал вредоносный микроб. Врачи приехали, посовещались, привезли ее в районную больницу, но поздно. Развилась гангрена, маму спасти не удалось. – Вадим помрачнел, воспоминания давались ему с трудом. – Братьев и сестер у меня нет, дядь и теть тоже. Дом мой, но мне он не нужен. Когда я там буду жить? Придется продавать. Хочу навестить родовое гнездо, что-то подлатать, подкрасить, в огороде прибрать. Это называется предпродажной подготовкой недвижимости. А потом можно будет размещать объявление о продаже. Процесс долгий, но куда деваться? Само не начнется. Как продам, добавлю кровно заработанные и куплю крохотную квартирку в Донецке. За пять дней управлюсь, обещаю.

– Ох уж эти мелкособственнические замашки, – беззлобно проворчал полковник. – Ладно, посмотрим. Что там с Волховкой?

Вадим поморщился. Командировка на один из трудных участков фронта тоже не вызывала у него приятных воспоминаний.

– Я все написал в рапорте, Валерий Павлович. У меня четверо раненых. Состояние лейтенанта Шадрина вызывает опасения. Жить он будет, но ходить на боевые – уже никогда.

– Как же меня достала эта бродячая артиллерия противника, – процедил Богданов. – Привозят орудия на заранее подготовленные позиции, обстреливают наши территории, пока снаряды не кончатся, и бегом на тягачах обратно. Дескать, мы не используем запрещенные виды вооружения, чтим дух и букву Минских соглашений. Виноваты террористы. Это они стреляют. Главное, не забыть во всем обвинить Россию. А стоит нам ответить в том же духе – истерика на весь мир: проклятые террористы и их хозяева снова убивают ни в чем не повинных украинцев.

– Это реалии нашего времени. – Вадим пожал плечами. – Но ничего, когда-нибудь и мы научимся вести пропагандистскую войну. Эта батарея работала несколько часов, повредила железнодорожную ветку, разнесла заброшенный завод в Черенцах, склад. Два снаряда разорвались в жилом квартале поселка. Пострадали несколько местных жителей.

– Что там у вас произошло? Очевидцы говорят, неплохой салют отгрохали.

– Мы не делали ничего, у них самих все получилось. Боженька, видно, наказал, надоело терпеть. Думаю, элементарная халатность. Или снаряд случайно подорвался. Красота неописуемая, действительно как на салюте. Боеприпасы у них в двух укрытиях лежали и благополучно детонировали. Три орудия сразу раскурочило вместе с расчетами, блиндаж на воздух взлетел. Мы даже дойти не успели. Когда добрались, там уже выжженная земля была. Человек пятнадцать у них по собственной дури полегли. От них жуткая каша осталась. Кто успел в канаву нырнуть, те выжили. Впрочем, мы их добили, когда подошли. Два орудия остались, мы их тоже подорвали, провели надлежащую видеосъемку. Потом спецназ укропов как снег на голову. В Камышовке, похоже, сидели, страховали, а когда шабаш начался, за десять минут прибыли. Их пара дюжин была, товарищ полковник, а нас – всего восемь. Отходили с боем, огонь вызывать не могли, чтобы не давать им лишний повод все вывернуть. Человек семь мы точно положили, и наших четверых зацепило. Кащин, Червоный и Петрухин своим ходом дошли, а Шадрина пришлось на волокуше вытаскивать.

– К тебе претензий нет, капитан, – заявил Богданов. – Ты словно оправдываешься. Восьмером сдержать две дюжины и дать им по зубам – это дорогого стоит. Мы выяснили, против вас работал взвод специальной разведки аэромобильной бригады. Это натасканные звери, большинство – западенцы, проходили подготовку на тренировочной базе НАТО, по всем стандартам спецподразделений стран – участниц альянса. Вы их основательно разделали и ушли. Руководство довольно. Орден, конечно, не получишь, но…

– Валерий Павлович, обойдусь без ордена. Отпуск дайте.

– Ты еще заплачь. – Полковник досадливо крякнул. – Ладно, бери свои выстраданные дни. Вот только… – Он замолчал, и у Вадима внутри все напряглось.

Сколько досады и разочарований из-за этих «вот только»!

– Ладно, не делай такое трагическое лицо, – заявил полковник. – Дуй в свою Грозу. По пути заедешь в Войново. Оно же рядом?

– Рядом, – подтвердил Вадим. – Пара верст от Войново до Грозы.

– Вот и славно. ЧП там случилось этой ночью. Бандиты обнесли магазин у дороги на въезде в Войново, погибли гражданские.

– А мне туда с какой стати, товарищ полковник? Милиция мышей не ловит?

– В силу должностных обязанностей, капитан. Убийцы прибыли с украинской территории. Они не диверсанты, обычные пьяные отморозки, но с навыками. Возможно, бывшие армейцы, члены нацистских батальонов, каких-то военизированных группировок. Предположительно четверо, все вооружены. Автомат Калашникова, охотничье ружье или обрез, пистолеты. Это если верить экспертам, извлекавшим пули из тел. Видимо, хотели потихоньку обнести магазин, но напоролись на хозяев, занятых разгрузкой. Положили всех. Под раздачу попал и местный житель, асоциальный, но безвредный тип. Жильцы соседнего барака услышали шум, вызвали милицию. Так эти сволочи на «Ниве» ушли от погони, обстреляли наш пост, ранили одного бойца, потом огородами прорвались к границе. Наши выслали БМД, «УАЗ» с мобильной группой, но потеряли, упустили. Теперь есть опасность, что эти отмороженные гады могут повторить свой рейд. Что их остановит? Им кровь нужна. У себя убивать боятся, идут сюда. Так что это не простые грабители, а банда, способная доставить нам проблемы. Выдели на это пару часиков, капитан. Побеседуй с ментами из Войново, съезди на блокпост, перетри с командиром мобильной группы прикрытия границы, выясни, почему наши бравые вояки не смогли догнать подержанную «Ниву». Может, след остался. В общем, пробей ситуацию, выясни, что сможешь, дай подробный отчет по телефону. А уж потом, если совесть, конечно, позволит, можешь валить в свою Грозу, продавать кулацкое имение.

Капитан Верест из районного отдела внутренних дел чувствовал себя не в своей тарелке. Послать визитера он не мог. Ему уже позвонили сверху и настойчиво порекомендовали оказать содействие этому человеку. Он мялся, отворачивался, скорбно вздыхал.

Да и вообще невесело было в помещении районного морга. Запашок формалина лишь усугублял настроение. Бессловесный работник этого учреждения поочередно откидывал простыни с мертвых тел. Смотреть на это было тошно, но Вадим держался.

Людей убивали жестоко, не щадя свинца. Молодому парню изувечили лицо, от которого почти ничего не осталось. Мужчина постарше выглядел целым, но как будто надел восковую маску. Женщина была симпатичная, если не замечать, что половину черепа ей снесли выстрелы, и тело вдоль и поперек напичкано свинцом.

Четвертый мертвец был тут явно лишним, смотрелся чужеродно в этой компании. Убогий, какой-то синий, физиономия такая, словно его на горшке прикончили в самый ответственный момент.

– Семья Локтионовых, – уныло бормотал Верест. – Мы выяснили, им товар привезли ночью: бакалею, консервы, кондитерские изделия. Сын доставил. Днем у него не было времени. Это не первый раз, обычная практика. Сергей Локтионов, отец, – представлял клиентов морга капитан. – Магазин был записан на него. Стреляли в сердце, точное попадание, две пули извлекли. Оружие какое-то странное. Эксперт предположил, что это парабеллум времен Второй мировой войны. Коллекционер здесь был, не иначе. Это Лариса Локтионова, совладелица «Чертополоха», попутно продавец и жена. В нее стреляли двое. Один бил, не целясь, ниже шеи. Пять попаданий – в грудь, плечо, в руку. Оружие еще более раритетное – наган. Преступник выпустил весь барабан, одна пуля прошла мимо, в пол. Видимо, женщина не умерла, и сообщник выстрелил ей в голову крупной дробью. По ней, сами понимаете, никакой эксперт ничего не скажет. Скорее всего, из охотничьего ружья. Так же застрелен сын Локтионовых Петруха… – Капитан старался не смотреть на убитого парня. – Тоже в голову. Сволочи какие-то. Могли ведь просто ограбить, на хрена убивать? Удовольствие они получали от этого занятия. Семья-то мирная, конфликтов ни с кем у них не было.

– А это кто? – Вадим кивнул на четвертого покойника.

– Валерка Синий. Алкаш местный. Сидел когда-то, но очень давно. Дом пропил, имущество тоже, семьи лишился. Безобидный дядька, попрошайка. Видимо, намылился куда-то на ночь глядя, голоса услышал, зашел на склад, чтобы выпросить у Лариски пузырь. Зарезали его как свинью, а перед этим выпить дали.

– Ты лично знал эту семью?

– Знал, конечно. – Верест продолжал монотонно вздыхать. – Райотдел недалеко, каждый день в этот магазин заезжали, за сигаретами, за едой. Перед выходными выпивку брали. У Локтионовых имелась лицензия на торговлю спиртным. Лариска хорошая баба была, добрая, приветливая. Серега помрачнее, но тоже порядочный человек. Сын Петруха учился в Донецке, потом бросил, домой вернулся, на автобазу устроился. Смешливый такой парняга.

– Почему твой патруль не догнал преступников? И прекращай вздыхать, капитан, не на похоронах пока.

– Да гнались за ними, – ответил Верест. – Чуть раньше, и перекрыли бы им выезд от магазина. На вызов отреагировали мгновенно, хоть у кого спросите. Ринулись за ними, а они давай стрелять. Пуля в двигатель попала, заглохли.

– А твои люди в них не попали.

– Не попали. Но они же на блокпост ополчения поехали. Почему их там не смогли остановить? Это ведь непрофессионально.

– Ладно, не переваливай вину на других, – отрезал Вадим. – Думай о своей профпригодности, а с теми ребятами я еще разберусь.

Овчинин вышел из морга, проехал две версты и остановил машину у блокпоста, какого-то весьма хиленького. Ни бетонных ограждений, ни пулеметов с бронетранспортерами. Шлагбаум, и тот отсутствовал.

Впрочем, ополченцы не виноваты. Они лишь выполняют распоряжения вышестоящего начальства, которое рано решило, что пришло мирное время.

Он прижал машину к обочине, вышел из нее с недовольным видом.

К нему подошли и откозыряли плечистый бородач и подтянутый молоденький офицер. Первый представился начальником поста старшиной Ворченко, второй – командиром мобильной группы лейтенантом Никишиным.

– А кой тебе годик, Никишин? – хмуро поинтересовался Вадим.

– Двадцать первый миновал, – ответил молодой лейтенант.

– Ну, рассказывайте, товарищи дорогие, как вы докатились до такой жизни.

К чести ополченцев надо сказать, что они не оправдывались.

– Они летели, как пуля, черти этакие! – повествовал бородач Ворченко. – Шлагбаума нет, ленту раскатать не успели. А мы откуда знали? Нам ничего не сообщали. Слышим пальбу, едет машина, за ней другая. В последний момент сигнал по рации. Мол, там бандюги, стреляйте! А они уже по нам шмаляют. Сазонову ногу прострелили, остальные в траву, давай беспорядочно палить. Потом на «УАЗе» за ними. Так они, подлецы, с трассы на проселок…

– Нам сообщили, да поздно уже, – пробубнил молодой Никишин. – Мы же не гоночный болид, а группа для патрулирования приграничной полосы.

– Мобильная группа, – поправил его Вадим, хотя и понимал, что претензий к этим парням быть не может.

БМД и по асфальту больше восьмидесяти не разгонится.

– Преследовали до последнего, – заявил Никишин. – Весь боекомплект извели. Знаете, мои парни не первый год воюют. – Никишин заметно разозлился. – Вели себя правильно, а то, что попасть не могли, – вы сами попробуйте на пересеченной местности, когда ни хрена не видно. Тут одно из двух, товарищ капитан. Либо там профессионалы были, либо эти гады просто чертовски везучие.

– Они точно ушли на ту сторону?

– Точно, – подтвердил Никишин. – На рассвете мы собрали несколько патрулей, прочесали местность на нашей стороне. Они за Камышовкой пересекли границу. Мы засекли следы шин, «Нива» шла. Поймите, товарищ капитан, мы не снимаем с себя ответственности, но все очень уж неожиданно произошло. На этом участке несколько месяцев не было инцидентов, войска не стоят, диверсантам тут нет интереса.

– Ладно, Никишин, не посыпай голову пеплом, она еще тебе пригодится, – буркнул Вадим. – Но хоть что-то полезное вы засекли?

– Было кое-что, – сказал Ворченко. – Четверо в машине сидели, матерились, вопили как оторванные, оружие у всех, но разное.

– Еще! – потребовал Вадим.

– «Нива» серая, года этак четвертого-пятого, не новая. Номера заляпаны грязью, но они так неслись, что она отваливалась. На конце две четверки и буквы «АР» – Запорожская область. Можете не сомневаться, товарищ капитан, разглядел, на зрение не жалуюсь. Да и про возраст тачки сомнений нет. У меня такая же была. У нее еще кенгурятник приварен. Дохленький, чисто для понтов, в тайгу не сунешься, но все же есть.

– Это уже кое-что, – похвалил его Вадим. – Ладно, мужики, хоть на этом спасибо. Бдительнее несите службу – мой вам совет. Банда может повторить налет и пойдет скорее всего по проторенной дорожке. Так что смотрите, провороните их вторично – головы полетят, и я даже догадываюсь, чьи.

Он въехал в Грозу через полчаса. Сельцо в двадцать дворов, на удивление чистое и ухоженное, располагалось в живописной низине на берегу практически круглого пруда.

Вадим остановился на пригорке, вышел из машины, потянул носом. Пахло тут обалденно – лугами, клевером, мятой. Теплый ветерок теребил волосы.

Насколько он помнил, здесь жили не самые бедные люди. Добротные дома за заборами, к каждым воротам проезд, мощенный гравием. Море зелени, ягодные кусты, цветы, плодовые и прочие деревья. Село шло по кругу, повторяло форму озера. От трассы до первого домовладения было чуть больше километра.

Он сел в машину, поехал дальше и невольно задумался, перед глазами вставали тела, нашедшие последний приют в районном морге. Испортил все же настроение товарищ полковник, чтоб ему ни дна ни покрышки.

Вадим остановился, не доехав до первого участка, огороженного темно-красным забором, снова вышел из машины, закурил. В воротах возился сутулый мужчина. Он складировал вдоль ограды какие-то доски, настороженно покосился на незнакомца, кивнул на всякий случай. Физиономия аборигена смутно ассоциировалась с детством. Вадим тоже на всякий случай кивнул.

В родное село он изредка приезжал, но никогда по нему не шатался, не освежал детскую память. Делал набег к родным, ночевал и уезжал. А с тех пор как похоронил маму, окончательно забросил это дело.

Вадим извлек телефон, поколебался и набрал номер.

– Стесняешься звонить высокому начальству? – осведомился полковник Богданов. – Не робей, капитан, тебе сегодня можно. Докладывай. Работаешь над домашним заданием?

– Да, я очень кропотливо над ним работаю, товарищ полковник. – Вадим отчитался в полном объеме.

Информация, добытая им, не сильно отличалась от того, что полковник уже знал.

– Какие соображения, Вадим?

– Да откуда им взяться, товарищ полковник? – вспыхнул капитан. – Поймать и валить, иного не заслуживают. Без суда и следствия. Налицо именно тот случай, когда подобное правосудие оправданно. Портрет этих махновцев мне отчасти понятен. Бездельники, имеющие военный опыт в зоне операции, которую они называют антитеррористической. Нацики, возможно, имеющие уголовный опыт. Но точно не из консерватории. Серая «Нива» – ей лет десять-двенадцать – зарегистрирована в Запорожской области. На конце номера две четверки. Просьба, Валерий Павлович. У вас же есть люди на той стороне? Не отвечайте, вопрос риторический. Пусть пробьют номера. Не надо охватывать всю Запорожскую область – только районы, прилегающие к месту происшествия. Ублюдки пили, не хватило, вот и решили убить двух зайцев: добыть дармового спиртного и показать ненавистным ватникам, где раки зимуют.

– Я понял, Вадим, сделаю, – отозвался полковник. – Ты уже в Грозе?

– Так точно, товарищ полковник.

Малая историческая родина производила приятное впечатление. Он ехал по широкой улице, повторяющей очертания озера, поглядывал на дома и фасады. Они давно не подновлялись, но пока еще выглядели сносно.

У участка под номером восемь в кишках «Жигулей» ковырялся мужчина лет шестидесяти с нерусским лицом. Он прервал свое занятие, проводил угрюмым взглядом серый «Ниссан». У Вадима возникло такое ощущение, что этот тип много лет назад втянул голову в плечи и до сих пор не вытягивал ее.

Потом Вадим поморщился. Дом под номером четырнадцать практически полностью сгорел. От него осталась лишь обугленная коробка, над которой возвышался дымоход. Пожар был мощный, сожрал постройки в саду, теплицы. Пламя дотянулось даже до забора, увенчанного яблонями.

Полгода назад здесь все было в порядке, жила молодая семья с полуслепой бабкой на попечении. Вроде дети намечались.

Он притормозил, высунул голову в окно. Не по себе ему здесь было. В воздухе витали отрицательно заряженные частицы.

Вадим вышел из оцепенения и двинулся дальше. У шестнадцатого дома дорогу пересекала огромная колдобина. Ему пришлось объезжать ее обочиной.

У предпоследнего строения возились две женщины. Одна подкапывала лопатой яму под столбик, другая придерживала падающую секцию ограды. Обе были увлечены своим делом. Двигатель «Ниссана» работал почти бесшумно. Они не обернулись, когда он проехал мимо. Одна из женщин была постарше, другая младше.

Вадим остановился у последнего участка на этой улице. Места для парковки было вдоволь, хоть танковый батальон ставь. Дорога упиралась в небольшой, но отвесный обрыв. За ним начинался ельник.

Все заросло полынью, лопухами. Ограда гуляла волнами.

На самой рослой штакетине сидела задумчивая ворона и, склонив голову, косилась на человека. Когда он стал открывать калитку, она неохотно взлетела, зависла в воздухе, как бы размышляя, куда податься, и неспешно полетела в лес.

На душе у Вадима стало уныло. Призраки мертвых родителей обитали в этом доме, дышали ему в затылок.

Он стоял посреди огорода и озадаченно чесал затылок. Дорого такую халупу не продашь, если это вообще возможно. Впрочем, у него есть пять дней. Надо провести их так, чтобы не было потом мучительно обидно.

Он встряхнулся, сделал деловое лицо, зашагал к дому. Ключ нашелся под крыльцом, в жестяной коробке от халвы. Возможно, не так все и плохо? Дверь открылась легко, хотя могла бы и не скрипеть так мерзко.

В доме все было по-старому. Ничего не изменилось с того дня, когда он похоронил маму, запер хату на ключ и уехал служить. Даже невымытая чашка из-под чая так и стояла на подоконнике. В ней теперь можно было разводить полезные бактерии.

Он слонялся по комнатам, таращился на предметы быта.

«А уверен ли я в том, что хочу продавать дом? – вдруг подумал Вадим. – Да, конечно. Не музей же тут открывать. Жизнь течет, все меняется, не время для старых соплей и сантиментов».

Инспекция не затянулась. За исключением пыли, в доме был полный порядок, практически немецкий. У мамы и раньше-то все стояло по струнке, а после смерти отца она и вовсе помешалась на этом.

В последующие полтора часа Вадим занимался мелкими хозяйственными делами. Он залез на чердак, подколотил там пару досок и запер люк, чтобы больше туда не возвращаться.

Потом хозяин дома спустился в подвал и выбрался оттуда с вытаращенными глазами, зажимая нос. Отдышался, соорудил марлевую повязку, снова полез. Вадим выбросил оттуда два крысиных трупа. Зверьки разлагались и невкусно пахли. Он засунул их в пакет и потащил к обрыву. Вернулся, запер подвал, принялся наводить порядок в комнатах.

Обеденное время давно прошло. Вадим гремел в сараях какими-то досками, ржавым инструментом, старыми велосипедными цепями. Потом он нашел косу и взялся за уничтожение травы.

Капитан перекурил на завалинке и пришел к выводу, что сельская жизнь состоит не из одних лишь прелестей. Перспектива продать дом становилась какой-то туманной. Можно нарваться на сумасшедшего, готового выложить круглую сумму за сомнительное жилье в глухом селе, в тринадцати верстах от линии фронта. Но только в теории. Пожалуй, этот дом он с легкостью не продаст. Разве что наберется терпения или предложит покупателю такую смешную цену, что отказаться тот просто не сможет.

Стоит ли лезть из кожи? Если суждено продать, то так оно и будет. А на нет и суда нет.

Электричество в доме отсутствовало. С чего бы оно тут было? Призраки год исправно платили по всем квитанциям? Ведь эти бумажки каждый месяц исправно выписывались, даже несмотря на отсутствие расхода электроэнергии.

Он вышел из дома – провода на месте. Пробки – дело наживное, до магазина в Войново полтора километра, можно и на трассу не выезжать. Где тут платят за свет и за все остальное?

Вадим пересек участок, путаясь в зарослях крапивы и полыни, оперся о забор на задворках. Отсюда открывался вид на озеро, хотя высоченная трава и пыталась заслонить его. Затрещало дерево. Он испуганно отпрянул и не упал в отличие от забора, который рухнул как подкошенный и развалился на куски.

Потом Вадим забрался в гараж, где в целости и сохранности стоял «Москвич-408» – архаическая древность, которому точно место в музее. В вотчине отца мама никогда не убиралась во избежание жутких семейных сцен. После его кончины она тоже не стала это делать. Возможно, беспорядок в гараже ассоциировался у нее с мыслью о том, что отец жив.

Капитан побрел к машине, которую бросил посреди улицы, вынул термос, сверток с едой, которую приобрел в Донецке. Перекусил, разлегся в траве. Лежать на солнышке было приятно – оно уже не жарило, как духовка, опустилось и источало ласковое тепло. В траве стрекотали и прыгали кузнечики, пахло медуницей.

Минут через пять он приподнялся и обнаружил, что две женщины по-прежнему возятся с забором. На том же самом месте. Ему стало немножко стыдно. Он не считал, что можно бесконечно наблюдать за тем, как работают женщины.

Вадим вмял окурок в землю, встал и побрел по дороге.

– Здравствуйте вам, – сказала, вытирая пот со лба, пожилая, но еще бодрая женщина. – Сын Сергея Поликарповича?

– А также Елены Сергеевны, – сказал Вадим и радушно улыбнулся. – Тетя Тася, если не ошибаюсь?

– Она самая, – подтвердила женщина. – Как здоровьице, Вадим Сергеевич?

– Сам поражен, но все хорошо, – ответил Вадим. – Приехал на несколько дней на родные хлеба, на побывку, так сказать.

Он повернулся к стройной молодой женщине в рваной куртке, кирзовых сапогах и чудовищных верхонках. Все это, а также тупая штыковая лопата в тонких руках смотрелось диковато.

Капитан протянул руку.

– Вадим.

Дама подумала, прежде чем ответить на рукопожатие. Худенькая, темная, с мальчишеской челкой и выступающими скулами. Она явно не состояла в кровном родстве с тетей Тасей Суровцевой, потомственной сельской жительницей. В глазах с ироничным огоньком просвечивало высшее образование.

Потом женщина улыбнулась, протянула руку.

– Кира.

– Невестка моя, – пояснила тетя Тася. – А я ей, стало быть, свекровь. Тоже на побывку приехала.

– Понятно, – отозвался Вадим. – У вашего сына хороший вкус. Как у него дела, чем занимается? Владимир, если не ошибаюсь?

– Да уже ничем не занимается. – Тетя Тася тяжело вздохнула.

Кира как-то враз потускнела.

– Умер мой Володенька. Скоро год будет. Работу потерял, в Донецк поехал, записываться в ополчение, да авария случилась. Грузовик автобус сшиб, в общем, не стало моего Володеньки.

– Простите ради бога, тетя Тася, – взмолился Вадим. – Я не знал.

– Да ладно, оклемалась уже, – сказала соседка. – Вон невестка у меня осталась. – Она кивнула на Киру. – Жили они, конечно, не ахти, постоянно лаялись, но это мой Володька виноват. Работать не хотел, попивал, балбесом вырос, как я ни старалась без отца-то. Да и Кира женщина строптивая, палец в рот не клади, не даст себя обидеть.

– Вы скажете, тетя Тася, – смутилась Кира. – Когда со мной хорошо, разве же я корчу из себя строптивую?

– Это так, конечно, – согласилась соседка. – Работать ты можешь, пальцы не гнешь, дескать, я вся такая городская, а вы тут с гор спустились да в грязь зарылись.

Кира прыснула. Ей удивительно шло смеяться и улыбаться. Только лопата в руках с каждой минутой смотрелась все страшнее.

– А ты все воюешь? – спросила тетя Тася. – В Донецке живешь?

– Живу, – согласился Вадим. – Дом хочу продать. Может, найдется чудак, купит. А что касается войны, то это дело прошлое. Кончилась она, тетя Тася. Постреливают еще втихушку, из-за угла. Боятся нас. Не будет больше войны.

– Аминь! – пробормотала Кира, стрельнув на него карими глазками.

– Дом продать? Рассмешил. Даже не надейся, Вадим. Даром не возьмут, уж поверь. Мой тебе совет, забей досками и забудь. Будешь приезжать иногда, использовать как дачу. Озеро, правда, сильно заросло. Лебеди уже третий год не прилетают, а ведь раньше их тут много было.

– Ладно, разберусь. – Вадим махнул рукой. – А у Прокопенок-то что случилось?

– Вы сегодня замечательно выбираете темы, – заявила Кира.

– Ты и про них ничего не знаешь. – Соседка вздохнула. – В марте все случилось, когда снег растаял. Там же бабка Максимовна жила да внучок ее Артем с молодой женой. Пополнение ждали, на девятом месяце, хорошая семья, за бабкой ухаживали. Полыхнуло ночью, замкнуло что-то в проводах. Их пьяный электрик тянул, напутал, наверное. В общем, полыхнуло по всему участку так, словно бомба взорвалась. Это потом нам районные спасатели рассказывали, когда причину пожара нашли. Всем селом воду таскали, а толку? Никто не уцелел.

Они стояли у завалившегося забора, неловко молчали. Человеческое горе было повсюду. Но вдвойне обидно, когда оно приходит нежданно. И война тут ни при чем.

– Ладно, сосед, ты извини, не можем мы тешить тебя разговорами, работы много. Давай за дело, невестка. Забор сам не встанет.

– Думаю, встанет, – сказал Вадим, отбирая у женщины лопату. – Идите, занимайтесь своими делами, а я займусь вашим забором. Будет стоять, как…

Он не нашел сравнения, но Кире уже стало смешно. Ей-богу, Вадим не имел в виду ничего такого. Каждый думает в меру своей испорченности.

– Стоять у него будет, надо же, – проворчала тетя Тася. – Ладно, Кира Ивановна, отдай ему лопату, пусть долбается. Притащи ножовку, молоток, гвозди и не мешай мужику работать своими улыбочками.

Женщины удалились. Та, что моложе, несколько раз обернулась. Глаза ее лучились ироничным огоньком.

Вадим работал, как каторжник в Сибири. Странно, но это не было ему в тягость. Рядом собственный дом, в котором непочатый край пахоты, а он надсаживался у соседей!

Капитан скинул рубаху, по старой русской традиции поплевал на ладони и опять взялся за лопату. Он поочередно извлекал секции ограды, углублял ямы, ставил в них столбы, утрамбовывал землю. Укреплял продольные балки, заново прибивал к ним штакетник.

В доме что-то гремело, женщины смеялись. Вышла тетя Тася с помойным ведром, прошествовала в свинарник, где ее появление вызвало бешеный фурор. Пару раз отгибалась шторка, выглядывали карие глаза, контролировали проведение работ.

Солнце уже заходило, а Вадим продолжал трудиться. Последняя секция давалась ему особенно тяжело, но он осилил ее и критически обозрел готовую конструкцию. В принципе она неплохо держалась.

Зазвонил телефон, который он пристроил на пенек рядом с рубашкой. Полковник Богданов, какая прелесть! И как он узнал, что сейчас его звонок – самый нужный?

– Ты почему такой запыхавшийся? – осведомился Богданов. – Убегаешь от кого?

– Догоняю, товарищ полковник. Прежде не увлекался строительными работами, теперь наверстываю.

– Да, ты много упустил в жизни. Предлагаю отвлечься на минуту.

– Только на минуту? – уточнил Вадим.

– Пока да. Пробиты возможные автомобильные номера в районах Запорожья, прилегающих к месту происшествия. У нас действительно есть свои люди в тылу врага. Мне казалось, будет большой список, а вылезли только три машины и их владельцы. Первый – некто Чухрай, житель райцентра Выхра. «Нива» пятого года, цвет серый металлик, номер заканчивается на сорок четыре. Водитель даже техосмотр не проходил, машина разобрана, полтора года не на ходу.

– Какие дотошные у вас «свои люди», – похвалил Вадим. – Отвергаем. Дальше.

– Большая семья Буничей, проживают в Малютино. Права имеются у всех членов семьи, включая двух совершеннолетних детей, один из которых не так давно демобилизовался из ВСУ.

– Очень интересно, – сказал Вадим.

– Ничуть, – возразил полковник. – Проблема в том, что месяц назад машина была разбита так, что проще облить ее бензином, спалить и накопить на новую. Информация вполне достоверная.

– А вы не теряли времени, пока я впустую его переводил, – оценил Вадим и снова заметил активность за шторкой. – Значит, третий владелец – точно наш. Можно высылать спецназ?

– Подожди ты со своим спецназом, – проворчал полковник. – Тоже ни черта не ясно. Машина, согласно данным автоинспекции, в порядке, регулярно проходит осмотры, застрахована. По доверенности никому не отдана. Владелец – Гныш Федор, тридцать два года. По моей просьбе о нем навели справки. Житель поселка Гривов, что в двадцати пяти верстах от линии раздела. Вполне положительная личность, семья, дети, мелкий бизнес, хороший дом. В армии не служил, не пьет, в сомнительных предприятиях не замечен, политикой не интересуется.

– Где он был вчера? – Вадим почувствовал что-то теплое.

– А я знаю? Мы не в курсе, знаешь ли, чем занимаются граждане сопредельного государства, тем более добропорядочные.

– Хорошо бы узнать.

– Зачем? Это точно не он. Ты же сам нарисовал портреты этих отморозков.

– Он мог одолжить кому-нибудь машину, не знать, что ею воспользовались. Ее могли угнать, в конце концов.

– Если ее угнали, то мы снова в тупике, – порадовал его полковник. – Очень сомневаюсь в способностях украинской полиции. Ложный след? – предположил Богданов. – Приделали левые номера и поехали на дело.

– Не согласен, – возразил Вадим. – Приделали липовые номера и замазали их грязью? Зачем? Наоборот, показывать их должны. Если бы машину угнали, то владелец подал бы заявление, тачку объявили бы в розыск, о чем ваш человек получил бы информацию. Она не секретная. Владелец тянет резину, не пишет заявление? Может быть. Но объявят ее в розыск – мы узнаем, верно? А пока это не произошло, надо разрабатывать Федю… как там его? Гныш?

– А смысл? – удивился полковник.

– Интуиция, Валерий Павлович. Спинной мозг пытается мне что-то сообщить. Долго объяснять, в общем, чувствую, что мы на верном пути. Разработайте товарища, Валерий Павлович. Где был вчера, с кем? Кто помимо него проживает в доме, имел доступ к машине в его отсутствие?

– Хорошо, Вадим. – Полковник чуть помедлил. – Но ты же понимаешь, что подобные вопросы за час не решаются. Это даже не день. Будь там наша территория, мы, естественно, подсуетились бы.

– Я все понимаю, товарищ полковник. Но в наших интересах поспешить, пока эти твари не продолжили свои игры.

Он отключил телефон и вздрогнул, когда за его спиной кто-то кашлянул. Подошла Кира с большой алюминиевой кружкой, посмотрела, склонив симпатичную головку. Вместо кирзовых сапог приличные туфельки, куртка тоже другая, очень милая.

– Отвлекаемся, значит, от работы, молодой человек, – проворковала она. – Любите отдыхать?

– С начальством разговаривал, – объяснил Вадим. – Беспомощное оно у меня. Все надо объяснять, разжевывать. Само ничего не может.

– Это общая беда всех наших руководителей, – согласилась Кира. – Окажись мы на их месте, все стало бы по-другому, нас захлестнули бы прогресс, процветание и мирная жизнь без всяких войн. Вы отдали все распоряжения? Можно продолжать?

– Принимайте работу. – Он картинно махнул рукой. – Не взыщите, если что не так, но я старался.

– Мама дорогая, – заявила Кира, обводя глазами стройную шеренгу штакетин. – Какая надежность и монументализм! Тетя Тася забыла предупредить, чтобы вы не строили базу на Марсе. Думаю, она оценит. Мне тоже понравилось. Выпейте, заслужили. – Она протянула ему кружку.

– Водка? – пошутил Вадим.

– Увы, молоко. Но тоже неплохо. Из-под бешеной коровки, так сказать. Вчера ей что-то не понравилось, когда мы ее доили, пару раз взбрыкнула.

– Замечательно. – Вадим залпом выпил молоко.

Кира задумчиво смотрела, как белые струйки стекают по мускулистому торсу.

– Вы умеете доить корову? – поинтересовался Вадим.

Она засмеялась:

– Нет, я чесала Машку за ухом и говорила ей добрые слова. Вы служите в ополчении? Занимаете ответственную должность?

– Очень даже, – признался Вадим. – Иногда от этой ответственности просто распирает, хочется уехать куда-нибудь в Простоквашино или на Мальдивы.

– С женой, – уточнила Кира.

– Можно с женой. Вот будет она у меня, обязательно свожу ее если не на Мальдивы, то хотя бы в Простоквашино.

– Посмотрите на меня, – вдруг заявила Кира. – Сами видите, что уши у меня маленькие.

– И что? – не понял Вадим.

– Много лапши не развесите.

– Но немножко можно?

– Немножко можно.

Они засмеялись, окончательно избавляясь от дурацкой неловкости.

– Жены реально нет, – подтвердил Вадим. – Да, в общем, и не было никогда, равно как и детей. Неприличный вопрос позволите?

– Уже предвижу. – Улыбка женщины немного поблекла. – Володя страдал бесплодием, с детьми у нас не сложилось.

– Простите. Вы же не местная?

– Я тоже из Донецка. Работаю в тихой организации, связанной с очень высокими, почти космическими технологиями. У меня квартирка на улице Декабристов.

– Странно, никогда не бывал на улице Декабристов. Повторно замуж не планируете?

– Вопрос в лоб. – Она улыбнулась, – Нет. Пока хватит. Зачем мне муж? У меня есть электродрель и набор отверток. Вы и правда меня не узнаете? Мы учились в одной школе, в поселке Войново.

– Боже! – ужаснулся Вадим. – Я таскал вас за косички? Бил по голове портфелем?

– Мы учились в параллельных классах. Вы каждый день приходили пешком из Грозы, а я жила в Войново, в шаге от школы.

– Вам крупно повезло. А мне приходилось месить грязь, брести по колено в снегу. Чего не сделаешь, чтобы избежать отцовского ремня. Простите, Кира, я вас не помню, о чем искренне сожалею. Знаете, школьные годы чудесные вспоминаются как-то неохотно. Я прилично себя вел?

– Не всегда. Я пыталась втереться к вам в доверие, строила глазки, но вы не обращали на меня внимания. Я была страшная, кривоногая, очень похожая на чертенка. Собственно, и сейчас такая.

– Сейчас вы прекрасны. – Вадим прикусил язык, но слово-воробей уже выскочило.

Женщина непринужденно засмеялась.

– Спасибо. Когда-нибудь припомню, что вас никто за язык не тянул. Это шутка. Вы не смотрели в мою сторону. Мне пришлось обратить свой взор на вашего односельчанина Вовочку Суровцева, который был такой же симпатичный, но куда более отзывчивый.

– Тут-то и клюнуло, – пробормотал Вадим.

– На самом деле он первым пригласил меня на танец. Потом я училась на факультете связи, он приезжал в гости. После этого мы снимали квартиры, кочевали по каким-то селам. Вы знаете, что тетя Тася прекрасная женщина? – Кира устремила взгляд в сторону дома. – Единственный человек, который меня любил и продолжает это делать. Она мне как мама. Пишем письма, созваниваемся. Когда ей что-то надо, я всегда приеду.

Вадим поостерегся спрашивать, где ее настоящая мама. Ему не хотелось напрягать ее вопросами.

– В дом зайдете? – спохватилась Кира. – Вы голодный, наверное?

– Да жевал уже, – ответил он. – Но если вы настаиваете.

Вадим порядком устал. Но во дворе его взгляд наткнулся на безотрадную картину. Тетя Тася за сараем пыталась наколоть дрова. У стены лежала гора осиновых чурок. Не сказать, что у соседки получалось плохо, но какой мужчина стерпит такое зрелище?

– Ой, милый мой, – залопотала соседка, когда он отобрал у нее топор. – Да я и сама все сделаю. Ты, наверное, очень занят. Ладно, поколи немножко, если хочешь. За углом еще лежат чурки.

Он не подавал вида, что устал, махал топором, истекая потом. Поленья и щепки летели в разные стороны. Подгибались ноги.

Тетя Тася, украдкой ухмыляясь, удалилась в дом. Видимо, гадала, чем бы еще загрузить соседа. Кира не скрывала своей заинтересованности. Она села на крыльцо и наблюдала за ним, поглаживая ободранного корноухого кота.

Вадим украдкой косился в ее сторону и работал. Росла гора готового топлива, а количество чурок, наоборот, сокращалось. Зачем соседке столько дров в разгаре лета? Нет, язык не поворачивался спрашивать.

Он сделал передышку, присел на чурку.

Подошла Кира с той же кружкой.

– Опять не водка? – проворчал Вадим.

– Вы пьющий? – спросила Кира.

– Нет. – Он помотал головой. – Вчера не выпил ни одной.

– Во имя партии родной? – Женщина прыснула.

– Нет, по убеждению. – Он слегка приукрасил.

– Надо же, какая вы находка. Устали? – Она пытливо посмотрела ему в глаза.

– Есть немного, – признался Вадим.

– Да, такое случается. Мне тоже иногда очень хочется побыть слабым мужчиной. Но не могу, должна держать фасон. Вы еще и курите? – Она манерно ужаснулась, когда он вынул из кармана мятую пачку. – Мало того что пьете.

– Не поверите, Кира, я еще и ем.

– А вот это, боюсь, нам предстоит не скоро. – Она задумчиво посмотрела на силуэт тети Таси, мелькающий за окном. – Не хочу вас расстраивать, Вадим, но она готовит вам фронт работ в подвале. А там такой бардак!

– Может, сбежать? – Он с отчаянием посмотрел ей в глаза.

– Не поможет. Все равно найдет.

– Да уж, попал. Что предлагаете? Вы по-прежнему уверены, что она замечательная женщина?

И все равно ему было хорошо! Даже от этой усталости становилось приятно.

– Не волнуйтесь, я проведу с ней переговоры, – заявила Кира. – Мы попробуем перенести подвал на завтра. Но с дровами придется закончить сегодня.

– Я понял. – Он пружинисто поднялся и продолжил работу.

Осталось несколько чурбанов.

– Ой, Вадик, милый, спасибо, что все переколол! Что бы я делала без тебя? – запричитала подбежавшая соседка. – Все, хватит, ты на ногах едва стоишь, совсем умотала тебя карга старая. Отдыхай, мой хороший. Только, если не трудно, перенеси, пожалуйста, все, что наколол, под навес. А то, не приведи Господь, дождь.

Она убежала, он волком смотрел ей вслед.

Кира загибалась от хохота, потом вытерла слезы, поднялась.

– Я помогу тебе. – Она и не заметила, как перешла на «ты». – Хоть какая-то от меня польза.

– Спасибо, я сам, – проворчал он, собирая в охапку разбегающиеся дрова.

«Интересно, наступление вечера – повод прекратить этот террор?» – подумал капитан.

Кира помогала ему, таскала дрова в поленницу, а он уже не в силах был запретить ей делать это. Непривычное занятие – физический труд. Это не спецназом в тылу врага командовать!

– Все, – пробормотал он, забрасывая на гору последнюю расколотую чурку. – Ухожу, не прощаясь. Как стемнеет, на озеро пойду, отдохну хоть немного. Жалко, если никто не составит мне компанию.

– Хорошо, – промурлыкала Кира. – Я поняла твой тонкий намек.

– Вадик, родненький, ты куда? – обиженно прокричала тетя Тася, когда он улепетывал со двора. – А покушать?

И смех и грех.

Он заперся в доме, натаскал воды, помылся, соскоблил щетину с щек. Да, молодец тетя Тася, берет от жизни все. А он даже кладбище не посетил, где покоятся родители. Утром первым делом туда, это десять минут ходьбы.

Вадим как-то неосознанно блуждал с тряпкой по комнатам, вытирал пыль. Потом он навел ревизию в сумке-холодильнике. Там остались кое-какие копчености, купленные в донецком супермаркете. Ни шампанского, ни конфет.

Да о чем это он?

Сумерки сгущались, загорались звезды на безоблачном небе, когда Вадим продрался через огород, поваленный плетень и спустился к озеру. Оно поблескивало в лунном свете, переливалось. Далеко на середине плескалась рыба. Берега плотно заросли камышами, спуститься к воде было проблематично.

Вадим пристроился на травянистом косогоре, закурил. Тишина вокруг стояла нереальная, даже кузнечики стрекотали глухо, словно за экраном. Временами налетал блуждающий ветерок, теребил прибрежную растительность и уносился дальше по своим делам. Лунный свет растекался по воде, формировал золотистую дорожку.

Отсюда просматривалось практически все село. Участки примыкали к озеру. Где-то горел свет, другие дома заслоняли деревья. У тети Таси в двух окнах переливались огоньки, словно привидение со свечкой блуждало. Потом свет плавно померк. Видимо, женщины легли спать.

Он не помнил, сколько времени просидел в одиночестве. Возможно, не очень долго, всего четыре сигареты успел выкурить.

Потом зашуршала трава, послышались вкрадчивые шаги. Женщина подошла и села на серьезном пионерском расстоянии от него.

Вадим дернулся, хотел вскочить, раскланяться, выразить всю глубину своей признательности. Он ведь реально уже не ждал!

– Сидите, офицер, – заявила Кира. – Вольно, расслабьтесь, можете еще одну сигарету выкурить. Я потерплю. Я ненадолго, ладно? Просто посидим немного, поговорим. Вечер сегодня удивительный, разве можно таким жертвовать?

– Если хотите, можем даже помолчать, – предложил Вадим. – Молчать вдвоем – это тоже приятно.

– Давайте, – согласилась Кира. – Нам ведь есть о чем помолчать.

Но молчали они недолго. Пионерское расстояние за это время сократилось на несколько позиций. Вадим как-то непроизвольно начал повествовать о себе, о нелегкой службе, выбранной вполне осознанно. Он мог говорить не обо всем. Никто не отменял военные и государственные тайны даже в столь прекрасный вечер.

Но ведь жизнь – не только тайны.

Совместными усилиями они восстановили в памяти несколько школьных эпизодов, вспомнили тех, с кем учились. Одни уже покинули этот мир, другие жили, процветали или нищенствовали – как и везде.

Они рассказали друг другу о своих родителях. Отец Киры скончался давным-давно. Она еще училась в институте.

Ее мама пережила беду, успокоилась. В тринадцатом году она увлеклась политикой, но не на уровне клипового мышления, как сейчас говорят. Учительница литературы всегда докапывалась до сути дела, занималась логическими построениями. Продвинутая мама владела компьютером, проводила много времени в социальных сетях, общалась с такими же людьми.

Женщина не могла понять, что жизнь далека от логики, а то, что происходит, – просто воля каких-то подвыпивших богов, антинаучный эксперимент. Она ратовала за независимость Донбасса, потом сделала вывод, что никому он не нужен. Украина бомбит его из принципа, а России милее Крым. При этом никто из них не отпускает эту израненную землю. Все вцепились в нее, как в какой-то золотоносный участок.

Повторно замуж она не собиралась, хотя прекрасно выглядела в свои пятьдесят пять. Рассорилась со знакомым, который мог составить ей удачную пару.

В какой-то миг у нее начались умственные помутнения. Она стала активно собираться в Киев. Ей срочно понадобилось посетить Киево-Печерскую лавру. Володя Суровцев, тогда еще живой, перехватил тещу, когда она уже переходила украинскую границу в Ищаниках.

С этого дня проблемы с головой стали усугубляться. Сейчас она в Донецке, в специализированной клинике. Кира в свободное время разрывается между двумя мамами – родной и бывшей свекровью.

– А тетя Тася ничего не сказала насчет того, что ты гулять со мной пошла? – осторожно поинтересовался Вадим. – Или ты скрыла? Вроде жена сына.

– Вдова, – выдохнула Кира. – Володю не вернуть, и надо как-то жить. Она постоянно твердит, мол, лучшие годы твои уходят, дурочка, найди себе кого-нибудь путевого. Я же все понимаю, все равно тебя любить буду. Сегодня, пока ты был у нас, она так на меня смотрела!.. Потом махнула рукой и спать легла. Сельские жители рано ложатся в отличие от нас, городских сов. Нет, ты не подумай. – Она опомнилась, как-то даже испугалась. – Я ничего такого, просто погулять вышла.

– Я помню, да, – пробормотал Вадим. – Воздухом подышать. Вечер такой чудный не должен пропасть.

Они не заметили, как пионерское расстояние исчезло. Кира поежилась, поправила платок, который обтекал плечи. Вадим обнял ее и поцеловал. Ему не пришлось долго искать ее губы, она сама их подставила. Поцелуй был долгим, чувственным. От такого крышу напрочь сносит!

– Господи, голова идет кругом, – прошептала Кира и испустила страстный вздох.

– Пойдем в дом? – предложил он.

– Пойдем. – Она задрожала, снова прильнула к нему.

Они стали подниматься, наступая друг другу на ноги.