Глава 11
И полетели бессонные дни и ночи. Группа штудировала все имеющиеся документы, моталась по району, переводя бензин. Допросы, беседы, разговоры с очевидцами, способными пролить свет на местонахождение банды.
Алексей вчитывался в отчеты и рапорты дознавателей НКВД, работавших на месте разгрома санитарного поезда в Синицком лесу и на дороге, где бандеровцы подкараулили грузовики с орудиями, отставшие от колонны, уничтожили технику и расстреляли охрану. Он отбрасывал эмоции, мешавшие работать, концентрировался на «сухом остатке». Фамилии врачей и медсестер, сопровождавших поезд, красноармейцев, убитых на дороге.
Дотошный Овчинин отыскал свидетеля из Лыжан. Пожилой мужчина собирал грибы, увидел это безобразие и вовремя спрятался на опушке. Бандитов было не меньше десятка. Половину красноармейцев они убили в перестрелке, очень смахивавшей на избиение младенцев, остальных завели в поле, ублажили беседой, раздели и всех прикончили.
Бабула там был. Старик, которому капитан сунул под нос фотографию, энергично кивал и умолял никому не рассказывать о том, что его вызывали в органы. Такие обещания Кравец вынужден был давать ежедневно, и это сильно напрягало его.
«Кого мы освободили? – раздраженно думал Алексей. – Ведь эти люди спят и видят, как бы поглубже вонзить нож нам в спину».
– Я тут раздобыл кое-что. – Из соседнего помещения вышел зевающий Газарян с ворохом бумаг под мышкой.
Спать хотелось всем. У людей слипались глаза.
– За месяц до того, как Бабула сбежал с немецкой службы, с ним проводил беседу некий унтер-штурмфюрер, по-нашему лейтенант, Тиль Вагнер. Допытывался, куда подевалась семья Бабулы – жена и маленькая дочь, о существовании которых оккупационным властям было доподлинно известно. Бабула врал и в итоге выкрутился. Убедил не очень умного чиновника из администрации в том, что его жена и дочь погибли во время атаки польских партизан на село Гойда. Он лично похоронил их на краю сельского кладбища и, конечно же, может показать это место. Немцы проверять не стали, поверили. Тема была не особой важности.
– И что? – проворчал Алексей.
– В августе рота НКВД капитана Горбатова уничтожила так называемый кустовой отдел сотника Вережко в Жлытном лесу. Всю банду, разумеется, расстреляли. Вережко тоже, но перед этим допросили. Узнали много интересного. В том числе и по нашей теме. Нестор Бабула, которого Вережко всегда считал своим конкурентом, еще в сорок первом году вывез семью на Житомирщину и надежно спрятал.
– И что? – повторил Алексей.
– Можно поискать эту семейку. – Газарян немного смутился. – Найти, раструбить на весь район, чтобы до Бабулы дошло. Зайти, так сказать, от противного.
– Мне уже противно. – Капитан поморщился. – Во-первых, искать будем целый месяц. За это время наши косточки под расстрельной стенкой уже побелеют. Во-вторых, нам мало неоправданных жертв среди мирного населения? Хотим окончательно настроить людей против себя? Да пройди такая информация, Бабула захватит в ближайшем селе сотню баб с детишками да заявит, что порешит их всех, если мы не освободим его любимое семейство. Что ты будешь делать в этом случае, Арсен? Лично ты – ничего, поскольку отвечать за эту глупость придется мне. Да и не факт, что Бабула без ума от своей жинки и чада, вылезет из кожи, чтобы их добыть. Не забывай, что это зверь в человеческом облике, который запросто может наплевать на свою семью. Не там копаешь, Газарян.
– Поработаем с живцом, товарищ капитан? – предложил энергичный сотрудник.
– Кто будет живцом?
– Как кто? Мы, – заявил Газарян. – Распустим слухи, что из Москвы прислали группу самых опытных оперативников, которые обязательно поймают Бабулу. Сидят в Турове, адрес такой-то, охрана минимальная. Бандюга узнает, обязательно придет. Тут-то мы его…
– Ой, иди отсюда, – отмахнулся Алексей. – Распустим слухи и будем месяц ждать. А наши косточки под расстрельной стенкой – смотри выше.
Все идеи, выдвинутые Газаряном, имели бы смысл, если бы опергруппа располагала вагоном времени. Но его не было. Торопить сотрудников смысла не имело. Они и так крутились как белки в колесе.
Файдулин и Малашенко доставили в штаб старост польских сел Лытня и Хмара. Пожилые мужчины, запуганные до смерти, в безрукавках из овчины и сапогах гармошкой. Пока Алексей беседовал с одним, другой под конвоем томился в коридоре.
Капитан взял подчеркнуто доброжелательный тон. Он убеждал достопочтенного пана Айзика в том, что советская власть ничего не имеет против поляков. Наоборот, вы же наши братья славяне, так натерпелись от немцев и украинцев. Мол, мы хотим уничтожить банду Бабулы, ничего более. Или пан Айзик желает, чтобы эти горячие хлопцы снова пришли в его дом?
Староста расчувствовался и поведал, как летом сорок третьего года люди Бабулы темной ночью окружили село и подожгли его с нескольких концов, а потом самозабвенно расстреливали убегающих людей. Они резвились до рассвета, пытали сельчан, предавали их мучительной смерти, насиловали женщин.
Село было большое. Спастись удалось нескольким десяткам полякам. Разрозненными группами, поодиночке они бежали в лес, жили там в землянках. Кто-то подался к родственникам в соседние села. Некоторые так и остались зимовать в лесу.
Когда Красная армия прогнала немцев, поляки стали потихоньку возвращаться в село, отстраивать сгоревшие хаты. Сейчас тут проживало не больше пятидесяти человек.
А что касается места, где может скрываться Бабула, то кто же его знает, пся крев! Неужели пан Айзик не помог бы после тех зверств, которые учинили бандиты-националисты?
Мужчина не врал. Будь его воля, он лично посадил бы Бабулу на кол, чтобы острие из горла вылезло.
Пан Зеленский тоже расстилался ковриком и лил горючие слезы. Его село Хмара люди Бабулы атаковали ровно год назад, в сентябре. Они не знали, что туда накануне пришли на отдых полторы дюжины партизан. У них тут были родственники, знакомые.
Бандитов было больше, но партизаны отважно вступили в бой. Под их прикрытием несколько десятков человек смогли покинуть село. Взбешенные бандеровцы до утра грабили и жгли хаты, пытали тех, кто не смог уйти, отсекали людям головы, насаживали их на ограды.
К сожалению, пан Зеленский тоже не имел представления о том, где скрывался этот зверь, рядящийся под борца за независимость Украины.
Вернулся из поездки сержант Овчинин, схватился за кружку с остывшим чаем.
– Это монстр какой-то, товарищ капитан, – пожаловался он. – Бабула уничтожает даже своих. Я был на хуторе Белом. Крестьяне, конечно, не очень любезны, но кое-что рассказали. До августа сорок третьего там обитали три украинские семьи, теперь две. Пришел Бабула со своими подручными и вырезал под корень семью Раковских, таких же украинцев. Мужа, жену, родителей, маленьких детей. Видимо, эти люди жили не бедно, а в банде как раз провиант кончился. Главу семьи на воротах повесили, так хуторяне потом к нему три дня боялись подходить. Распотрошили амбары, увезли муку, другие продукты. Была у меня надежда на то, что кто-то из хуторян знает, где сидит Бабула. – Овчинин невесело рассмеялся. – Каждый охотник желает знать… В общем, впустую съездил, если не считать, что кругозор расширил.
– Вижу по глазам, что это не все, – подметил Алексей.
– Точно, товарищ капитан. – Овчинин вздохнул и продолжил: – В мае текущего года Бабула уничтожил цыганский табор в Змеиной балке. Цыгане шли из Польши к нам, фронт как раз приближался. Как выжили и где ховались, неизвестно, но факт остается фактом. Мне дети об этом рассказали, они, собственно, и очевидцы. Цыган было не меньше полусотни. Несколько кибиток. Остановились в логу на ночлег. Детишки из села Огульма их выслеживали, хотели стащить что-нибудь съестное. Но не успели, хорошо, что сами ноги унесли. Бандиты окружили табор, выставили пулеметы и всех до одного порешили. Никто не вырвался. А там лишь детей душ двадцать было. Мои очевидцы в ужасе оттуда драпали. Бандиты собрали все ликвидное барахло и на кибитках повезли к себе…
– Куда именно?
– А я знаю? – Овчинин пожал плечами. – Детишки пугливые, выслеживать бандитов не стали. Говорят, что бандеровцев какой-то пацан привел.
– Какой пацан?
– Кабы знал, неужели не сказал бы, товарищ капитан? Обычный пацан, зовут его Карпуха. Я только что оттуда, из балки, стало быть. – Овчинин помрачнел. – Четыре месяца назад это было, товарищ капитан. Тела, понятное дело, никто не собирал. Жуть полная. Там действительно и бабы, и детки малые. Сгнили уже, живность лесная всю плоть с них съела, одни кости остались. Запашок такой в логу!..
– Я отдам команду, чтобы всех вывезли и захоронили. – Алексей нахмурился.
Через полчаса нарисовался возбужденный старший лейтенант Волков.
Он тоже схватился за кружку, пока не отобрали, и заявил не без патетики:
– Кое-что начинает проясняться, товарищ капитан. Польские крестьяне из Ляховки донесли на некоего Кащевича, жителя села Милоничи. Уверяли, что он был осведомителем Бабулы. Я не стал вам докладывать, чего время терять? Взял отделение солдат и на двух «козликах» туда. Это десять верст на север. Никто и не думал сопротивляться. Кащевич в саду был, на дерево залез, думал, что не заметим. Жалкое существо, товарищ капитан, в ногах ползал, умолял о снисхождении. Я привез его в комендатуру, в подвале он. Говорит, что до лета сорок третьего Бабула с бандой обитал на хуторе Рогуч, а потом сменил место. Куда убыли, он не в курсе, потому как его услугами Бабула уже не пользовался. Реально не знает, товарищ капитан, уж поверьте моему чутью. Можно, конечно, вывернуть его наизнанку.
– Побереги, пусть сидит, – заявил Алексей и осведомился: – Рогуч – это где?
– Могу показать на карте.
До заката еще оставалось время. Сопровождение капитан с собой не брал. Сорок минут группа ехала по бездорожью. Потом бойцы оставили машину в лесу. К хутору они подкрадывались пешком, брали в кольцо.
Там никого не было. Вещи вывезены, повсюду мусор. Но база здесь точно имела место быть. Сортир на окраине завален дерьмом до предела. В овраге белели кости невинно убиенных людей. Теперь не поймешь, кого именно бандиты там резали и забивали топорами.
Бойцов брала нешуточная злость, но хутор они осматривали со всем тщанием. Здесь явно имелись следы присутствия женщины, по крайней мере одной. Не невольница – видимо, хозяйка хутора, которую бандиты не использовали в качестве сексуальной игрушки. Соратница, боевая подруга Нестора Бабулы? Следовало разузнать, кому принадлежал этот хутор.
На обратном пути группа попала под обстрел. Из кустарника разразились автоматные очереди. Машина вильнула и зарылась в колдобину. Разлетелась фара.
Оперативники вывалились через прорези в кузове, скатились в высокую траву. Слишком злые они были в этот вечер. По приказу капитана бойцы открыли ураганный огонь по кустам, перебежками пошли в атаку.
Больше всех негодовал Малашенко. Надо же вот так, не за хрен собачий потерять фару! Где он теперь новую возьмет?!
Ребята действовали профессионально, напористо. Файдулин ударил с фланга, поливал огнем кустарник.
В итоге бойцы обнаружили двух небритых оборванцев с немецкими автоматами, густо нашпигованных пулями. Кто такие – хрен поймешь. Возможно, эти уроды видели, что оперативники подались на хутор, и решили устроить им засаду на обратном пути. Случайно пересеклись дорожки. Даже здесь не повезло! Уцелей хоть один поганец, из него бы всю душу вытрясли.
Члены опергруппы возвращались в Турово в гнетущем молчании. Злобно пыхтел Малашенко. По прибытии в комендатуру он затеял скандал с незнакомым сержантом, который пристроил свою машину на его место. Дескать, немедленно убрать! Не видишь, кретин, кто с тобой разговаривает?!
– А ну-ка ша, Федор! – разозлился Кравец. – Ты кто – царь небесный? Места мало? Зазнались вы что-то, братцы. Будете всю ночь у меня работать! Слушай мою команду! Извлекаете из камеры Кащевича и тащите его наверх. А то ему обидно, что про него забыли. Спать не давать, давить психологически. Бить не надо, не нужны нам мученики, а вот угроза расстрела – в самый раз. Важна любая информация о Бабуле и его осведомителях. Он может не ведать, где дислоцируется банда, но кое-что знать обязан. Колите его, парни, а я проконтролирую.
Еще одна бессонная ночь принесла свои плоды. Бывший осведомитель ползал в ногах, умолял пощадить. Он не хочет умирать, у него жена, детки малые, свинарник заваливается, ремонтировать надо. Ему жутко не хотелось рассказывать хоть что-то о банде, он знал, что такая разговорчивость обернется против него. Но оперативники Смерша доходчиво объяснили ему самое главное. Да, Кащевич, бандиты тебя достанут, но не сегодня. Не будешь дураком, успеешь смыться. А мы пристрелим тебя прямо сейчас. Уже дизель в подвале заводится, стенка прогревается, к которой ты встанешь.
В итоге он сдал еще одного осведомителя Бабулы, некоего Тараса Шкурко, проживающего в селе Каргач. Дядька не знал подробностей, но был уверен в том, что Шкурко поставлял информацию Бабуле. Не только до того, как тот покинул хутор Рогуч, но и после.
Какую информацию? Да самого разного плана. Где можно поживиться продовольствием, в каких местах сидят поляки, партизаны, плохо лежит немецкое добро, советские склады стоят с минимальной охраной. А почему Тарас Шкурко такой просвещенный? Так это же элементарно. Он староста, у него своих шнырей хватает. При поляках был на этой должности, и при немцах, и при большевиках продолжает, потому что у них до мелких сел пока руки не доходят.
На этот раз пригодился весь взвод, выделенный комендантом Анисимовым. Объект бойцы окружали по всем правилам военной науки. Впереди работала опергруппа. Трое с огорода, остальные – через вход. Пошли одновременно. Лаяла собака, – к ее счастью, привязанная, голосила худая баба, похожая на костлявую смерть. Ей быстро засунули в рот кляп и задвинули за печку.
Староста оказался прытким, успел нырнуть в подпол.
– Бросаю гранату, – поставил его в известность Алексей, опасливо приближаясь к люку. – Считаю до трех. Раз, два…
– Не бросайте, не надо, не убивайте, люди добрые, – на приличном русском языке пробормотал из темноты местный политический долгожитель.
– Тогда вылезай. Да без резких движений.
Староста выбрался наверх, трясясь от страха. Тщедушный мужичонка лет пятидесяти в обтрепанном пиджачке, залатанных штанах из конопляного полотна. Он нервно мялся, натягивал картуз на уши, видимо, чтобы не отобрали.
– Не стреляйте, пожалуйста.
Бойцы без обиняков схватили старосту за шиворот, пинками выдворили во двор, поставили к стенке сарая, раздвинули ему ноги, чтобы не падал.
– Целься! – приказал Алексей, и оперативники вскинули табельные «ТТ». – Именем трудового народа, по фашистскому прихвостню…
– Не стреляйте, Христом богом молю! – Мужичок рухнул на колени. – Я все скажу, искуплю, только пощадите!
Оперативники морщились, отворачивали носы. Надо же так обделаться!..
Да, это действительно была удача. Под страхом немедленной смерти Тарас Шкурко сдал всех и вся. Мол, я поддерживаю контакты с Бабулой через пацаненка, который приходит из его лагеря. Нет, не Карпуха. Степкой его кличут, сынок покойного Якова Коряка. Тринадцать лет оболтусу. Мамка его – Ганка Коряк – тоже в банде. Раньше база Бабулы действительно находилась на хуторе Рогуч, но он сменил ее после того, как распотрошил цыганский табор. Спрятался от глаз подальше. Она нынче в Богужанском лесу. Это не хутор, не постройки, а подземное городище на склоне холма. Глубокие землянки, связанные норами. Поляки рыли, потом бандиты постреляли их всех. В городище с хутора Нестор перевез Ганку Коряк, ее сынка Степку. Ганка еду готовит, обстирывает банду да ночами Бабуле скучать не дает. Степка по окрестностям шмыгает, вроде разведчик. Кто заподозрит мальца? Он не знает точно, сколько у Бабулы сейчас штыков. Примерно тридцать. А может, двадцать.
– Проведешь нас на базу, – приказал Алексей.
– Только не казните! – Староста снова рухнул на колени. – Не знаю я, где она. Только так, со слов пацана. Не рассказывал он, а я там не был никогда. Они это в тайне держат. Я правду говорю, пан капитан. – Староста снова залился слезами.
Это было похоже на правду. Такому ничтожеству Бабула никогда не откроется.
Алексей досадливо поморщился и спросил:
– Что случилось с Яковом Коряком, хозяином хутора? Только правду говори! – Он вдавил ствол в горло старосте.
Тот стал мягким, как суконная тряпка, и торопливо забормотал:
– Я ни слова не вру, пан офицер. Яшку Нестор убил и его люди. Они выследили, что тот крысятничал, несколько мешков муки хотел втайне от Бабулы на базаре продать. Его подкараулили в лесу. Нестор крепко осерчал и своими руками прикончил Яшку. Это мне Богдан Клычко по секрету рассказал, когда самогонки тяпнул. Он был при этом, все видел. Труп потом на базу привезли, сказали, что партизаны напали, порешили Яшку. Ганка, может, и не поверила. Но что ей с этого? От Бабулы все равно не уйдешь. Да и Яшка ей уже надоел до смерти своими заскоками, а Бабула мужик видный, хоть и бандит.
– Минуточку. – Алексей нахмурился. – Бабула порешил отца Степки, но малец продолжает состоять у него в услужении, по лесу шмыгает?
– Да не знает Степка, что Нестор его батьку пришил. Поверил в партизан. Да и мамка в этом его убеждает по наущению Бабулы. Я же вижу, когда прибегает. Он злой очень, ругается на большевиков, убивать их хочет. Так и говорит, всех бы порешил за батьку к той-то матери. Он отца любил и уважал, хоть тот и был заразой конченой.
Вот это уже было более чем интересно.
Капитан сжал старосту за ворот так, что тот чуть не задохнулся, приставил пистолет ко лбу.
– А вот теперь, господин староста, решается главный вопрос: жить тебе или умереть. Когда придет Степка?
– Сегодня после заката. Он всегда забегает в понедельник и пятницу.
Капитан задыхался от волнения. Только бы не спугнуть удачу!
Стемнело, природа погрузилась в тишину и покой. Где-то за околицей лениво ухала сова. Лунная дорожка бежала по бурьяну от леса к селу.
Шевельнулся кустарник, дрогнул плетень. Через него перемахнул худенький человечек. Мальчишка пробежал по дорожке к дому, поскребся в дверь. Староста открыл, пацан вошел в хату.
Борьба была яростная, он визжал, пытался вырваться. Файдулин получил царапину на запястье, Малашенко чуть не остался без уха. Перепуганному пацану было без разницы, что откусывать!
Его втолкнули в комнату, в которой предварительно замкнули ставни, загородили проход. Он выл от отчаяния, метался, колотил кулаками по воздуху. Потом съежился в углу, поджал колени, смотрел волчонком.
– Наигрался? – вкрадчиво осведомился Алексей.
Это был обыкновенный пацан – драные штаны, башмаки, плотная рубаха, подпоясанная бечевой. Веснушки, уши торчком. Гонора ему хватало, но и страх терзал.
Особой жалости к этому бандеровскому выкормышу Алексей не испытывал. Не такой уж маленький, понимает, что творит.
– Я вам ничего не скажу! – заявил пацан. – Пытать будете, ничего не добьетесь! Ненавижу вас, жиды краснозадые! Стреляйте меня, все равно ничего не узнаете! – Он снова сник, замкнулся в углу.
По знаку Алексея ребята втолкнули в комнату Тараса Шкурко. Тот пылал всеми красками спектра. Начал мямлить, сначала неуверенно, потом разговорился. Из его рассказа явствовало, как погиб отец Степана и кто его, собственно, зверски убил. Несколько раз пацан пытался перебить его, вставить что-то свое, за что получал по затылку от Волкова.
Рассказ подошел к концу, Шкурко удалился.
Пацан расхохотался и заявил:
– Вы же не думаете, что я в это поверю? Бабула – боец, я до конца буду с ним! Вы просто заставили Тараса это сказать!
Оперативники молчали.
Мальчишка повякал еще немного и тоже заткнулся, съежился в углу, обнял себя за плечи. Дураком он не был, поневоле начинал думать, все еще шипел, но уже неуверенно. Видимо, теперь Степка другими глазами смотрел на поведение матери, которая, безусловно, все знала, и Бабулы. Он шмыгнул носом, отвернулся.
– Ты пойми, Степан, – вкрадчиво начал Алексей. – Базу твоего любимого людоеда мы накроем в любом случае, поскольку знаем, в каком лесу она находится. Для этого потребуется не рота, а полк. Но дело того стоит, верно? Сожмем кольцо, будем прочесывать квадраты. Рано или поздно выявим схрон. Банде все равно капут. Но в таком случае у тебя, во-первых, не будет смягчающих обстоятельств. Во-вторых, мы не сможем защитить твою мать. С какой стати мы обязаны ее беречь? Она такая же бандитка…
– Она не бандитка! – взвизгнул Степан. – Ей плохо там, Бабула не выпускает ее.
– Если же ты нам поможешь, то мы обещаем спасти твою мамку. Она останется живой.
«Но посидеть ей придется. Да и тебе, малый», – подумал капитан.
Мальчишка побледнел, стал нервно сглатывать. В тишине текли минуты.
– Слово офицера, – добавил Алексей. – Сейчас принесут бумагу, ты нарисуешь подробный план городища – где какие землянки, как они связаны между собой, куда выходят. Где находятся ночью Бабула и твоя мать, спят бойцы, стоят часовые. Надеюсь, не нужно говорить, что ты идешь с нами?
Все произошло той же ночью, ближе к рассвету. Ошалевший комендант Анисимов, поднятый по тревоге, судорожно собирал бойцов, искал транспорт. Он набрал с бору по сосенке две сотни солдат, которые и окружили Богужанский лес. Второе кольцо было плотнее – двадцать бойцов из войск НКВД по периметру предполагаемой базы. Еще одно отделение солдат и опергруппа Смерша двинулись непосредственно на объект.
Часовых сняли на дальних подступах. Пацан не соврал, точно сообщил их местоположение. Бдительность у этих героев была так себе, весьма средненькая. Двое в основном дозоре откровенно дремали, очнулись от резкой боли. Впрочем, долго с ней не прожили.
Еще одного на южных подступах капитан утихомирил точным броском ножа.
«Питерская школа», – удовлетворенно подумал Алексей, вытаскивая нож из вибрирующего тела.
Двойной крик совы возвестил, что под обрывом на обратной стороне холма тоже все в порядке. Еще пара часовых отправилась в мир иной.
Бойцы подкрадывались, сжимали кольцо. В лунном свете мерцала возвышенность, заросшая травой. На ней маячили одинокие деревья, островки кустарника. Трава, если присмотреться, была кое-где примята. Дело приближалось к рассвету, небо начинало сереть.
– Там четыре люка, – глухо проговорил Степан. – Ты знаешь, дядько. Три здесь, на склоне. Крышки сливаются с травой, покрыты дерном. Еще один справа, за кустами. Последний выход под обрывом с той стороны. Других нет.
– Понятно, Степан, – прошептал Алексей – А теперь сгинь. Мужики, оттащите его в тыл.
– Дядько, постой. – Мальчишка занервничал. – Послушай. Ты мне голову морочишь. Вы же гранатами схрон забросаете. Как ты мамку вытащишь? Помрет она, когда вы там палить начнете.
– Что ты предлагаешь? – Обещание, данное пацану, действительно напрягало капитана.
– Пойду да вытащу ее. Разбужу, выведу оттуда. Часовых внутри нет, все снаружи были, замки на люки тоже не ставят, их все равно не видно. Если она спит с Бабулой, тогда труднее будет. Но он последнюю неделю надирается как свинья, пушкой не разбудишь. Это раньше Нестор бдительный был, а сейчас совсем плохой стал, спивается. Днем нормальный, а к ночи – в сиську. Дядько, ты мне не веришь?
Алексей колебался. Да, он не верил пацану, но знал, что тот не будет жертвовать матерью ради человека, который своими руками убил его отца. Банда все равно обречена, и парень должен это понимать.
– Давай, – разрешил Алексей. – Не вернешься через пять минут – забрасываем гранатами ваш уютный санаторий. Не вздумай мамке говорить, что с красными пришел. Надо выйти, и все. Потом, мол, объяснишь.
Он с колотящимся сердцем следил за фигуркой, ползущей по склону. Эх, капитан, погубит тебя когда-нибудь твоя доброта.
Степан возился в траве. Что-то скрипнуло, поднялась крышка, изнутри обитая досками. Малый пропал.
– Эх, товарищ капитан, добрый вы что-то, – прокряхтел, озвучивая его мысли, Газарян. – Нельзя так, неправильно это.
– Знаю, – проворчал Алексей. – Ложный гуманизм называется. Но я над этим работаю. Ладно, заткнись, Арсен. Без тебя тошно.
Слава богу! Не прошло и пяти минут, как снова скрипнула крышка. Из люка вылезли женщина, обмотанная платком, и пацан.
«Невероятно! – изумился Алексей. – Мальчишке удалось вытащить мамку! Пионер-герой, блин. Только с обратным знаком».
Степка тянул женщину за руку, она неуверенно шла за ним, что-то шепотом спрашивала. Вот они преодолели условную черту. Из-под земли вырос ловкий боец, повалил беззащитную женщину, заткнул ей рот. Подоспел еще один. Они потащили ее вниз, к подножию склона.
Все, пора! Пошли, болезные!
Началось светопреставление в одном, отдельно взятом лесу. Люди ползли по склону, поднялись, побежали. Крышки люков распахнулись практически одновременно, вниз полетели гранаты. Вздрагивала земля, дым валил из лазов, как из пароходных труб. Нате вам еще, все, что есть, не жалко! Жрите, зверье!
Кричали люди, сыпалась земля, трещали балки перекрытий. Но пленные поляки на совесть укрепили подземелье. Обвалов пока не было.
«Может, осадить банду? – подумал капитан. Все выходы перекрыты, не выпускать никого, сами от голода сдохнут. Но когда?»
Автоматчики и бойцы члены опергруппы скатывались вниз.
– Работать только с фонарями! – предупредил своих Алексей. – На случай потери у каждого должен быть запасной! Автоматчикам фонари закрепить на головах или стволах!
Он скатился вслед за Овчининым по надломленной лестнице, метнулся к земляной стене. Внизу было нечем дышать, першило в горле. Капитан запинался о тела и какие-то обломки.
Подземелье оказалось просторнее, чем он предполагал. Автоматчики растекались по земляным мешкам, стреляли во все, что шевелилось. Убитых было много, особенно в спальном отсеке, который оказался рядом за стенкой.
Но кто-то выжил. Бандиты ругались, отступали к выходу, натыкались друг на друга, вываливались в узкий коридор. С другого конца лезли красноармейцы. И те и другие яростно палили. Это было какое-то безумие. Падали мертвые, освобождали место живым. Лопались балки, раскрошенные пулями, сыпалась земля.
– В атаку, хлопцы! – истошно заорал кто-то. – Бей краснопузых! Покажем им, чего мы стоим! Выгоним эту нечисть с базы!
От пальбы закладывало уши, круги плясали перед глазами. Это был Бабула, кто же еще? Сам-то он не лез в первые ряды. Его бойцов охватывала паника, но они машинально палили, сопротивлялись.
Алексей пригнулся, нырнул куда-то в сторону. Из низкого проема на него вдруг вынеслось что-то страшное, орущее, с выпученными глазами, засыпанными землей. Здоровенный громила. Как он тут вообще ходит? Алексей выстрелил ему в голову из «ТТ», оттолкнул, чтобы не мешался в проходе, побежал вперед, снова свернул.
Капитан почувствовал беду, метнулся к стене. Вереница пуль пробила пространство, где он был. Алексей завалил пару бандитов, дезориентированных паникой и слепящим светом, перепрыгнул через тела. В соседней землянке тоже гремели выстрелы.
– Командир, это мы с Малашенко! – гаркнул Овчинин, вываливаясь в проход. – Еще с парочкой бравых хлопцев по душам поговорили.
Как он заметил этого увертливого угря? Мелькнуло что-то в глубине подземелья, с обратной стороны от того места, где шел бой. Непонятно откуда вывалился человек, застыл на мгновение, парализованный светом. Злобные глаза, борода клочками, немецкий китель поверх исподнего. Он выстрелил из пистолета, не целясь, пуля царапнула потолок.
Алексей присел, дважды пальнул в ответ, но не попал.
Бандит дернулся, словно опомнился, рванул в примыкающую нору. Куда это он собрался? Все ходы перекрыты.
– Это Бабула! – крикнул Алексей. – Овчинин, Малашенко, вы здесь?
– Так точно, товарищ капитан, – проворчал водитель. – Только землицей малость присыпало.
– За мной! Возьмем гада!
Пальба осталась за спиной, становилась глухой, какой-то далекой. Капитан бежал, пригибаясь, натыкался на стены. Земля сыпалась ему за шиворот. Он машинально выбил обойму из рукоятки «ТТ», вставил новую. Подчиненные топали сзади.
Серая рассветная мгла просочилась в подземелье. Крики, плотная пальба из пистолета.
Алексей вывалился из лаза, в падении успел сгруппироваться, даже пистолет не обронил, но чувствительно ударился головой. Он вскочил, увидел мелководную речку, лес за ней.
Под лазом лежали два мертвых красноармейца. Бабула застал их врасплох. Эх, бойцы!.. Впрочем, один шевелился, был только ранен.
Бабула улепетывал вниз по ручью. Алексей стиснул пистолет двумя руками, стал стрелять. Пот ручьями катился по лбу, голова кружилась. Вся обойма мимо! Еще одна осталась.
Он пустился бежать, спотыкаясь о камни. За его спиной раздался шум. Из люка выпрыгивали товарищи. Капитан услышал короткий вскрик, стон, обернулся на бегу. Малашенко валялся на спине, схватившись за поврежденную голень.
– Товарищ капитан, Малашенко ногу сломал!
– Овчинин, за мной!
Офицер и сержант неслись как угорелые, а может, им только так казалось. Зачумленные, еще не пришедшие в себя после тарарама в подземелье, они стреляли на бегу, спотыкались, падали.
Бабула уже преодолел ручей, подбегал к лесу. Он тоже стрелял, но редко, берег дыхание и патроны.
Оперативники топали по воде, кругом разлетались брызги. Алексей отдувался, ноги его наливались тяжестью. Овчинин был моложе, вырывался вперед.
Бабула мелькал между деревьями, повернул искаженную рожу. Прогремели два выстрела. Овчинин споткнулся. Нет, все в порядке, просто зацепился за что-то. Алексей схватил его за плечо, подтолкнул.
– Жесткий кросс, товарищ капитан, – прохрипел Овчинин и даже попытался улыбаться. – У вас патроны есть?
– Есть немного.
– И у меня чуть осталось.
Они вбежали в лес. Где этот гад, сволочь? Вроде мелькал за кустарником, но теперь там никого не было. Залежи бурелома, хвойник вперемешку с лиственными деревьями. Лес шел на понижение.
Впереди что-то хрустнуло! Там он, поганец!
Они опять бежали, закрывались от веток, лезущих в глаза. Покатый склон, обрыв. Кравец и Овчинин съехали с него на пятой точке, прыгать не решились. Кусты, овраг, тишина.
Офицер и сержант присели на корточки. Алексей приложил палец к губам. Оба одновременно уловили шум в стороне. Там пару раз хрустнули ветки.
Они крались, как воры, бесшумно перебегали от дерева к дереву. Нарастал гул, где-то по курсу шумела река, не чета той, которая уже была преодолена. Скопление кустарника, за ним поляна.
Бабула сидел на корточках и ковырялся в корнях дерева, выдранного бурей. Он пыхтел, вытащил какой-то сверток.
– Ни с места! – крикнул Овчинин.
Это была грубая ошибка.
Бабула сунул сверток за пояс, откатился в сторону, стал палить.
Овчинин охнул, попятился, согнулся и упал.
Алексей оступился, покатился в низину, обронил пистолет. Но и у бандита кончились патроны. Капитан сбил его с ног, когда тот поднимался. Бабула выронил сверток, проорал что-то отчаянное, невразумительное. Противники откатились друг от друга.
У Алексея не было сил устраивать рукопашную. Он метнулся к пистолету.
Бабула не успевал ни за ним, ни за свертком. Блеснули налитые кровью глаза. Бандит пустился наутек, петляя между деревьями.
Алексей опять палил с колена, в паузах между вдохами. Он практически не видел мишени. Где она? Все сливалось, деревья наезжали друг на дружку, цеплялись ветками и стволами.
Он бросился в погоню, когда в обойме еще остались два патрона. Вот она, спина бандита! Капитан прибавил скорость, заработал руками.
Впереди открытое пространство, обрыв. Бабула добежал до него, остановился, обернулся.
Алексей выстрелил. Мимо! Ничего, он сейчас попадет.
Бабула отступил назад, разбежался и в следующий миг пропал за обрывом.
Алексей вылетел на край обрыва и встал, ошеломленный.
Бурная река протекала между высокими берегами. В воде громоздились целые гряды булыжников. Бабула знал место, где не было ни камней, ни отмели, туда и бултыхнулся. Его несло стремительным течением. Сначала капитану показалось, что он мертв, но нет, шевельнулась рука, пришла в движение. В следующий миг его унесло за утес, он пропал, ушел в излучину.
Прыгнуть следом Алексей не решился. Он чувствовал, что не сможет, не выплывет, чугунные ноги утащат на дно. Бандит все равно не уйдет.
Капитан побежал вдоль обрыва и практически сразу врезался в стену колючего кустарника. Он пробивался через его ветки, рычал от бешенства, отступил, повалился на спину.
Отчаяние душило Алексея. Упустил! Оставалось надеяться, что Бабула далеко не уплывет, захлебнется или разобьется о камни.
Оглушенный, измотанный до предела, капитан брел обратно, хватался за стволы деревьев, чтобы устоять. Он опустился на корточки перед сержантом Овчининым. Тот уже отмучился. Пуля попала в живот, и перед смертью парню было очень больно.
Такой молодой, жить да жить. Женился не так давно. Супруга красавица и умница, сына в прошлом году родила. А он…
Ради чего это все?
Капитан поднял сверток, брошенный Бабулой. Брезентовый пакет, в нем еще один. Алексей глянул внутрь. Там золото, алмазы, какие-то побрякушки, колье, браслеты, кольца. Дорогие цацки, наверное. Откуда они у Бабулы? Так он же табор растерзал, а у цыган всегда имеется кое-что на черный день. Спрятал от своих, хотел бежать с этими богатствами. Хрен тебе, Бабула!
Капитан сунул сверток за ремень, поднял товарища, перекинул через плечо. Своих архаровцев, похоже, не дождаться.
Бойцы перехватили его, когда он, пошатываясь, брел по ручью. Навстречу бежали Файдулин с Газаряном, бледный старший лейтенант Волков. Ковылял, опираясь на клюку, пострадавший Малашенко. Парни забрали у Алексея тело, поддержали командира, не дали ему упасть. Он приказал отправить бойцов вдоль реки, пусть ищут Бабулу, тот не мог далеко уплыть.
С обратной стороны холма царила деловая активность. Там сновали люди в форме, вытаскивали тела из дымящегося подземелья. Кто-то был ранен, стонал.
Капитан плохо понимал, что происходит вокруг, шатался, как пьяный. На него сочувственно поглядывали незнакомые люди в красноармейской форме. Работала рация. Командир пехотного подразделения пытался достучаться до штаба или хотя бы до комендатуры.
Парни из опергруппы сидели на поляне и отрешенно наблюдали за этой суетой.
– Жалко Овчинина. Сын теперь без отца расти будет, – сказал Малашенко.
Он тоже приковылял сюда, кое-как пристроил ногу и выстругивал шину.
– Товарищ капитан, я послал десяток бойцов вдоль реки! – крикнул пехотный офицер.
Алексей отрешенно кивнул. Ладно, Бабула уже никто. Он один, не причинит никому вреда. Главное, что банда уничтожена.
Подошел Волков, стал задумчиво ковыряться веточкой в ухе.
– Всю банду ликвидировали, – глухо сообщил он. – Даже раненых нет, всех в расход. И это правильно. Двадцать восемь злодеев нашлепали.
Оперативники молчали, жадно затягивались терпким кубанским табаком.
– Пятеро солдат погибли, – продолжал Волков. – Двое раненых. У нас Овчинин… и нога у Малашенко.
«Что тут скажешь? – подумал капитан. – Поспать бы не мешало».
Ему мешал сверток за поясом. Он вытащил его, пристроил рядом в траву. Никому не было дела до этого богатства.
– Пацан с бабой сбежали, – как бы между прочим продолжал Волков.
– Хорошо, – прошептал Алексей, потом понял, поднял голову. – Как сбежали?
– Ногами, как же еще? – ответил Волков. – Не уследили. Хватились, а их нет уже.
– Черт! – процедил Алексей. – Это так вы служите трудовому народу?
– Нормально служим. – Волков передернул плечами. – Мы тут при чем? Мы воевали в то время. Солдатики лопухнулись. Не туда смотрели. Их накажут. Да ладно, невелика потеря.
Волков был прав. Есть и более чувствительные утраты.
Оперативники молча курили, смотрели, как над холмом голубеет небо, разгорается новый день.
Победа приближалась, но капитану Кравцу вдруг стало казаться, что лично для него эта война уже никогда не кончится.
Назад: Глава 10
На главную: Предисловие
