Книга: Далеко от Земли
Назад: Глава 1 Детская шалость
Дальше: Глава 3 Знойная зима

Глава 2
Золотая осень

Заросли цветов здесь были ещё почти неотличимы от Иноме, но жара спадала буквально с каждым шагом – тинно, как обычно, приводит температуру к средней между точками входа-выхода. И горизонт с каждым шагом стягивался над головою, словно горловина мешка, свидетельствуя о приближении к точке бифуркации, центру тинно.
Стройная черноволосая девушка спускалась по узенькой, едва натоптанной тропинке. Ещё дюжина шагов, и она очутилась возле здоровенного синего камня, до половины ушедшего в землю. Совместитель пространств – центр тинно, его сердце.
Вейла извлекла из-за пазухи связку амулетов, тронула один – воздух в трёх шагах от неё словно загустел, превращаясь в зеркальную стену. Девушка придирчиво оглядела себя. Серый строгий костюм – юбка до колен с небольшим разрезом сзади, жакет, белая блузка, маленькая, будто игрушечная сумочка на тонком ремешке… туфли-лодочки на длинных стройных ногах… колготки, это порождение извращённого ума аборигенов Иннуру… Взбодрила рукою роскошную гриву чёрных, как смоль, волос. Ну, вроде бы всё в порядке…
Она улыбнулась, вспоминая. Да-да, было такое – заявилась ведь в чужой мир в своём детском парадном платьице… А чего? Очень даже скромное платьице было, кстати, живот закрыт, лобок закрыт, даже межъягодичная складка прикрыта – куда уж строже… Это сейчас она в курсе – девушка в подобном наряде просто обязана быть задержана местными стражами порядка. Здесь, на Иннуру, женщинам вообще нельзя появляться на людях с открытой грудью. Да что там грудь – тут есть ещё более дикие страны, где женщинам нельзя показывать лицо!
Ну а насчёт теплоизолирующих свойств одежды… ну откуда было девчонке знать, что они вообще имеют место быть? Никогда на прекрасной Иноме не заморачивались таким вопросом. Ну разве что альпинисты, покоряющие самые высокие вершины… Но тот холод она запомнила на всю жизнь. Жуткий, убийственный, космический холод, проникающий внутрь, мохнатой лапкой гладящий сердце… бррр!
Зеркальная стена заколебалась, заструилась, словно ртуть, и вместо отражения молодой девушки возникло изображение парнишки. Совсем ещё зелёного, считай мальчика, лет четырнадцати, не больше. Если бы не этот абориген, Антон его звали, не видать бы больше глупой иномейской девчонке своей тёплой Иноме…
Вейла вновь улыбнулась. Как он тогда обалдел, сообразив, что она намерена позировать ему обнажённой… И невдомёк было мальчишке, что, в отличие от его плоско-статичного фотоснимка, гостья записала на видео целый голографический фильм, всё от начала до конца, и всё до последней соринки в углу дикарской квартиры запечатлелось…
Она отыскала в связке амулетов крохотную фигурку. Стеклянный слоник… единственная простая вещица среди магических амулетов, навороченных криптотехникой по самое не могу. Вот только не надо говорить, что эта стекляшка бесполезна. Там, внутри, таится её удача. Что порой важнее всех силовых полей, отражателей и гравиконцентраторов с парализаторами вместе взятых.
Вздохнув, Вейла погасила зеркало-экран и двинулась на подъём. Да пребудет со мной удача… помоги мне, маленький слоник…

 

«Микма» нудно жужжала, очищая заросли двухдневной щетины, и я то и дело морщился – щиплется, зараза… Сетку пора поставить другую, вот что.
Закончив возить электробритвой по лицу, я свернул шнур, открыл нижний ящик письменного стола. Но прежде чем положить прибор на место, нашарил рукой в глубине и вытащил на свет старый блокнот в обложке из тиснёной кожи. Медленно открыл, воровато оглянувшись, осторожно выдвинул из-за обложки плотный листок глянцевого картона. С любительской цветной фотографии, уже слегка выцветшей, на меня глядела девчонка-малолетка, позировавшая фотографу совершенно голой. Порно? Бросьте. Порно – это в Эрмитаже у Рубенсов всяких… Глаза, какие невозможные у неё глаза.
И всё это снято в нашей квартире. Загадка века. Откроется ли мне эта тайна когда-нибудь?
Я чуть улыбнулся юной незнакомке. Ладно… до вечера, моя невозможная тайна.
– Ленка, вылезай уже! Сколько можно баландаться? Я опаздываю!
Шум воды в ответ только усилился.
– Лен, кроме шуток! Это уже неприлично! Меня автобус ждать не будет! Ты что, хочешь поломать только начавшуюся блестящую карьеру собственного брата? Короче, даю обратный отсчёт! Десять! Девять! Пять! Два!..
– На-на-на-на! – Ленка, отжимая рукой мокрые волосы, выскочила из ванной, кутаясь в обширное махровое полотенце. – Ты вообще-то бессердечный тип, Тошка, ради минутного профита готов родную сестру голой выгнать…
– …На улицу, на сибирский мороз и толпе на поругание! – логически достроил я фразу. Ответных возражений мне услышать не удалось, поскольку я уже стоял под лейкой, и шум воды заглушил голос сестрички. Славная вообще-то девушка растёт, грех худое слово молвить. Но трудный возраст опять же, выпускной класс…
Покончив с водными процедурами, я направился на кухню, на ходу досушивая волосы полотенцем.
– Тошка, ты сегодня во сколько со службы вернёшься? – Ленка, подобно Наполеону, уже делала три дела кряду. То есть сушила волосы феном, лопала бутерброд с сыром и маслом и листала какую-то тетрадку.
– Да пёс его знает. У нас сейчас аврал, изделие к отправке готовят.
– Ой-ой, можно подумать, ты там самый коренной! Как Королёв…
– Ну не самый, но и не сказать, что вообще не при делах. А ты чего хотела-то?
– А чтобы ты меня свозил в одно место. Там итальянские шмутки обещают!
– Отца спрашивала?
– Некогда ему. Была бы мама не в командировке, мы бы с ней скатались… Папка сказал, ключ от машины оставит. Свозишь?
– Не могу твёрдо обещать. Честно, боюсь обмануть. Обещал и не женился, хуже, чем не обещал… Но постараюсь. Ну пока-пока! – я уже на ходу запихнул в себя последний кусок бутерброда.
– Так я жду, не забудь!
Поздний сентябрьский рассвет уже вступил в свои права, окрашивая небеса бледным золотом. Зябко поёживаясь от утреннего холодка, я торопливо преодолел расстояние от родного дома до метро и нырнул в стеклянный вестибюль. Да, станция «Кунцевская» – верхушка айсберга, подземного монстра, раскинувшего свои щупальца подо всей столицей, и лишь кое-где эти щупальца выпирают на свет божий.
С нарастающим железным грохотом подкатил поезд, сбавляя ход. Створки дверей, недовольно шипя, разошлись – точь-в-точь сварливая хозяйка, нехотя приглашающая проходить незваных гостей.
– Простите… разрешите… – я ловко обошёл конкурентов, протискиваясь в распахнутые двери. Уф… как говорил Гагарин: «Поехали!»
Сидячие места, как и следовало ожидать, были уже заняты. Жаль… сидя кемарить вообще-то удобнее. Но можно и стоя, отчего ж… кто был студентом, тот поймёт.
Между тем гигантский червяк с гулом нырнул в червоточину туннеля, и зябкий рассвет мгновенно померк, сменившись непроглядным мраком, изредка разрезаемым вспышками путевых ламп, развешанных по стенкам тоннеля.
– Станция «Киевская»! – прервал диктор вольный бег моих размышлений.
– Р-разрешите! Пр-ропустите!
Не знаю насчёт прочих граждан, но у меня лично станция «Киевская» в утренний час пик всегда вызывает одну и ту же устойчивую ассоциацию. А именно – гигантский противоатомный бункер в самый разгар мировой ядерной войны. Ну в самом деле, невозможно представить, что все эти толпы народа устремлены к мирному созидательному труду. С такими-то выражениями лиц, ага… Вот эта гражданка, к примеру, явно проводила на фронт мужа и минимум трёх сыновей и сейчас едет точить для них снаряды – губы плотно сжаты, мрачный огонь тлеет в глазах… А вот этот гражданин, в трёхдневной седой щетине и заношенных до состояния асфальта штанах, и вовсе беженец, чудом уцелевший под ударом мегатонной бомбы…
– Р-разрешите! Пардон!
– Молодой человек, аккуратней! Вы же мне колготки порвали!
– Ну, не мелочитесь, мадам!
– Молодой, а уже такой наглый!
– Станция «Белорусская»! – прервал динамик назревающий мелкий скандальчик.
Да, вот так и начинается теперь каждый мой трудовой день, с подземного пути. Как и миллионов прочих трудящихся славного города Москвы. Нырок в подземелье, эскалатор, пересадка, трясущийся и грохочущий состав, ещё пересадка… Удивительно, как люди обходились без метро… ехать бы так и ехать, сплошное удовольствие…
– Станция «Речной вокзал»! – бодро провозгласил динамик. Стряхнув остатки утренней расслабухи, я двинулся на выход. Подземная часть ежедневного пути – самая длинная, но и самая лёгкая. Остался последний дюйм…
Народ на автобусной остановке уже толпился, нетерпеливо поглядывая на часы и вытягивая шеи. Ну где, ну где же он, спасительный автобус?! Опаздывать на службу никак нельзя, попасть к восьми-ноль-ноль на рабочее место – это святое, чуть позже – это всё равно что в футболе мяч руками ловить… грубейшее нарушение … А, наконец-то!
Округлый, как кусок изрядно попользованного мыла, старый автобус, дребезжа, подкатил к остановке, с шипением раскрыл перепончатые двери.
– Позвольте… простите…
Втиснувшись кое-как в уже изрядно набитое трудящимися нутро, я отвоевал себе место, ухватился за поручень. Автобус дёрнулся, скрежеща коробкой скоростей, и покатил далее, слегка подпрыгивая на колдобинах. Вообще-то я не поклонник автобусов, и если не удаётся попользоваться отцовским «жигулёнком», предпочитаю метро. Однако сейчас он мне как нельзя более удобен, потому что никакого другого транспорта, способного доставить меня почти к самому порогу родного предприятия, не существует. Теоретически ещё можно, конечно, добираться на электричке… если кто-то страдает острой тягой к мазохизму. Нет, кто спорит, с Речного вокзала добираться в Химки тоже не сахар, но всё-таки… Почему в Химки? Да потому, что работаю я теперь в Научно-Производственном Объединении имени С.А. Лавочкина. Да-да, все буквы прописные-заглавные, у нас других букв не держат. Да-да, именно в том самом. И не надо делать такие круглые глаза. Не боги горшки обжигают. Тем более что до красного диплома я не дотянул по чистой случайности. Ну а то, что пока я не главный конструктор, так это дело наживное.
Кстати, вот прямо сейчас у нас готовятся к отправке на космодром аппараты, которые перевернут всю историю мировой космонавтики. Ну хорошо, хорошо, не всю – но что-то точно перевернут. Проект «Вега», слыхали? Головокружительной сложности миссия – исследование кометы Галлея и попутно при пролёте – Венеры. Аэростатный зонд, впервые в мире и прочее… И вот это чудо я делаю собственными руками. Ну, не я один, конечно, и не руками в буквальном смысле… у нас руками вообще мало что можно трогать, там стерильность круче, чем в операционной у нейрохирурга… короче, причастен. Что именно делаю? Увы, не могу удовлетворить ваше любопытство. Подписку давал о неразглашении.
Автобус между тем неспешно приближался к цели, ещё немного – и покажется помпезное четырёхэтажное здание в стиле сталинского ампира, с монументом перед главным входом… сколько там на моих золотых, не опаздываем?
– Молодой человек, осторожней! – Стоявшая впереди девушка поправила серьгу, которую я зацепил рукавом.
– Ох, извините…
Она обернулась ко мне, и меня будто прошило током. Нет. Нет-нет. Не может быть. Ну не может такого быть!
– Простите, вы выходите? – голос чистый, певучий, и никакого акцента… чёрт, я брежу, при чём тут акцент?! С какого бодуна я решил, что она должна говорить с акцентом?! Нет… постой… неправильно сформулирован вопрос…
– Так выходите или нет? – в её голосе проклюнулось нетерпение.
– Я… это… ага…
– Ну так продвигайтесь, уже остановка!
Не дождавшись от меня осмысленной реакции, она змейкой проскользнула мимо, прижавшись на мгновение всем телом.
– Стойте, не закрывайте!
Девушка выскочила в уже готовую закрыться дверь, и только тут я обрёл способность к действию.
– Стооой!!!
– Бля, чувак, спать дома надо!.. – похоже, кому-то я оттоптал обе ноги.
Вывалившись из автобуса, я дико заозирался. Девушка между тем уже успела перейти улицу и сейчас быстро удалялась – серый жакет мелькал среди прохожих. Не тратя более зря ни секунды, я ринулся вдогонку. Только не упустить. Только не упустить!
Сейчас раскроется загадка, мучившая меня столько лет. Конечно, время меняет людей. Но не настолько, чтобы я её не узнал, ту девчонку с фотографии. Ошибка? Даже не смешно. Это у Хазанова могут быть двойники, и точных копий Мурлин Мурло можно набрать хоть полсотни. А вот вторых таких глаз на всей Земле быть не может.
Девушка между тем передвигалась с удивительной быстротой, стремительным скользящим шагом. Вроде бы шла, а не бежала, но обходила самых торопливых пешеходов легко и непринуждённо, как «жучка» трактор. Чтобы не отстать, мне приходилось то и дело сбиваться на бег трусцой. Люди удивлённо оглядывались мне вслед… а, наплевать! Не упустить, только не упустить…
Прохожих между тем становилось всё меньше – мы удалялись от мест утренней концентрации трудящихся, рвущихся своевременно занять свои рабочие места. Я вдруг отчётливо понял, что девушка не просто спешит куда-то и даже не убегает от меня, стремясь «сорвать с хвоста» цепкого, как репей, парня. Уводит она меня, сознательно уводит прочь от оживлённых улиц. В тёмные закоулки, где нет лишних свидетелей.
Да наплевать! Всё это ерунда. И опоздание на работу ерунда. Сейчас главное – не упустить…
А она уже стояла, чуть расставив ноги, и на пальце сжатой в кулак руки блестел невзрачный камушек дешёвенького перстня. И никого, ни единой души вокруг.
– Ну что ты за мной всё идёшь… – в голосе нет ни страха, ни злобы. Только бесконечная усталость.
И вновь меня будто пронзило электроразрядом с головы до пят. И будто рухнула китайская стена, намертво отделявшая меня от загадки. И в голове само собой всплыло имя.
– Здравствуй, Вейла.
Она безвольно опустила руку, сжатую в кулак. С перстеньком на пальце.
– Ты иди, Антон. Правда, иди. Тебе надо на работу.
Я чуть улыбнулся. Виновато и растерянно.
– Прости, Вейла. Я просто так не уйду. Тебе известно, что такое амнезия?
Пауза.
– Я искал тебя все эти годы. Искал, не помня имени. Так что стреляй.
– Да иди уже, вот мучение! – сорвалась она почти на крик. – Светлое небо… ну что мне делать… Ну хорошо, сегодня в девять вечера – устроит?
– На том самом месте? – криво пошутил я.
В её глазах зажглись огоньки.
– Ты это сказал. Не я. Хорошо, пусть будет так. На том месте, где ты меня встретил впервые. В девять. Сегодня. Иди уже наконец!
* * *
– …Это всё понятно. Непонятно другое. Почему ты не стреляла?
Вейла, сидевшая в кресле с ногами, угрюмо молчала, поджав губы.
– Отличница подготовки, ни единого возражения у членов комиссии… – импозантный мужчина лет сорока с густыми волнистыми волосами выглядел не на шутку расстроенным. – Столько труда в тебя вложено… Боюсь, что ты не в состоянии оценить, чего стоило твоё внедрение именно на это предприятие.
– Примерно в состоянии.
– Ах, оставь! В состоянии она! А то, что своим деянием – точнее, бездействием – ты поставила под угрозу ни много ни мало инкогнито Иноме, это ты осознать в состоянии?!
– И нет раскаяния во мне, вот что страшно, – девушка вскинула горящие сухим огнём глаза. Резидент поперхнулся.
– Здесь, на Иннуру, у аборигенов имеется расхожая фраза: «Наглость – второе счастье». Ты уверена, что это относится и к тебе?
Пауза.
– Ведь вполне возможен и другой вариант. Скажем, завтра ты напишешь заявление об уходе и после всех положенных процедур в отделе кадров уедешь в Финляндию, чтобы там выйти замуж. После ухода из поля внимания местных спецслужб уже совершенно спокойно и тихо исчезнешь, вернувшись на благословенную Иноме. Как тебе такая программа?
– Многоуважаемый Инбер, могу ли я вставить хоть слово? Или дальнейшее общение со мной будет протекать с использованием телепатора?
– Говори, отчего же, – резидент откинулся в кресле. – Не хватает мне ещё копаться в твоей прелестной головке… тут своя трещит, сил нет…
– Тогда по пунктам. Пункт первый и главный – утрата инкогнито. Что, собственно, изменилось? Он вспомнил моё имя. Вероятно, та детская фотография не позволила размыться и улетучиться образу, теперь толчок, и подточенная временем амнезия рухнула. Ну и? Он будет молчать.
– Девчонка! – взорвался Инбер. – Глупая самонадеянная девчонка! Как ты можешь утверждать что-либо насчёт действий аборигенов, абсолютно не зная их! Они непредсказуемы! Даже я, с моим стажем работы на Иннуру, не взял бы на себя такую смелость!
– Прошу прощения, многоуважаемый, – глаза Вейлы сухо блестели. – Я всё-таки знаю одного аборигена. Вот его.
– С ума сойти. И как долго ты его знаешь?
– Двенадцать лет.
– Ну-ну…
Вейла вновь вскинула глаза.
– Вот ты сейчас вполне можешь сломать мне судьбу, Инбер. И формально будешь прав. Буква инструкции нарушена, абориген не отправлен в амнезию парализатором… А то, что я вот этим вот выстрелом могла убить наконец его любовь, это как? Ведь он все эти годы любил меня. Имени не помня, ничего не помня, любил.
– Гм… и всё это ты там, в том закоулке поняла?
– Да. Вынуждена напомнить, у нас, на Иноме, любовь священна. И потому нет во мне чувства вины. Даже если ты отправишь меня обратно, сломав мою мечту – работать здесь, на Иннуру. Как мама…
Пауза.
– Только ты не ломай мою мечту, Инбер, – теперь девушка говорила совсем тихо. – Ну много ли желающих работать тут, в диком мире? Когда-то тебе пришлют замену… если вообще пришлют… и сколько времени займёт внедрение? Аппараты же уйдут без контроля.
Пауза.
– Ты бьёшь по болевым точкам, – резидент закрыл глаза. – Шантажистка… Уж как я обрадовался, что мне подобрали такую способную практикантку… Ладно. Первый пункт не закрыт, просто отложен. И пока ты не докажешь свою полную правоту… Перейдём к пункту два. Не мнись, я же вижу: в твоей голове эта мысль уже дырку провертела.
– Он станет мне помогать.
– О как. Напомни-ка мне соответствующий пункт инструкции, вкратце.
– Вербовка аборигенов возможна только под легендой. Втёмную.
– Ну и? Ты не согласна?
– Не бывает правил без исключений. До сих пор ведь не бывало такой уникальной ситуации, Инбер. Он любит меня.
Пауза.
– Гм… а что? – резидент перешёл на русский язык. – А может, и вправду наглость второе счастье? Короче, можешь отправляться на своё свидание.
– Спасибо, шеф! – девушка тоже перешла на русскую речь. – Разрешите готовиться, шеф?
– Скройся с глаз!
* * *
– …Мало того, что вы сегодня опоздали, так ещё и задержаться на час после работы вам в тягость! У нас, если вы не забыли, рабочий день не нормирован!
– Ну Владим Иосич! Ну правда, мне край надо! Вот завтра хоть на четыре! И всё будет сделано!
Шеф посопел.
– Ладно, идите, Привалов.
– Спасибо, Владим Иосич!
Не давая шефу возможности дать задний ход, я ринулся к выходу.
Коридоры на глазах наполнялись народом, сотрудники галдели, переговариваясь, отдельные реплики тонули в общем гуле. Лавируя меж трудящихся, стремящихся поскорее покинуть свои горячо любимые рабочие места, я несколько раз зацепил кого-то локтем, на ходу извиняясь, на лестнице мне пришлось приложить гигантские усилия, чтобы не заскакать вниз козликом, через две ступеньки, точно школьник. Внутри всё у меня дрожало от нетерпения. Вейла… Кстати, Ленку таки придётся свозить за итальянскими шмутками, нечего попусту огорчать родную сестрёнку. А потом высажу её возле дома с покупками, и на авто – к ней… нет, но насчёт «того же места», это я жутко сдуру ляпнул, язык мой – враг мой… свидание в глубине кладбища, да уже в темноте – это ж романтичней и придумать невозможно…
Округлая мыльница автобуса уже подкатывала к остановке.
– Пр-ростите! Р-разрешите! Пардон!
Отвоевав себе место под поручнем, я уцепился за никелированную трубку и немедленно принялся озираться. Нету? Нету… как жаль…
То, что мы с ней встретились именно тут, в этом автобусе, в утренний час пик, говорило о многом. Она работает где-то тут, и скорее всего мы с ней коллеги. И не надо никаких возражений. Ну в самом деле, для чего ещё молодой красивой девушке лезть в нутро колымаги, набитой невыспавшимися тружениками, в столь ранний час? Это надо быть мазохисткой, в такое время без крайней нужды кататься…
За немытым окном автобуса уже мелькали пейзажи московской окраины. Я чуть улыбнулся – да, здорово изменился наш город-городок с той поры… С того дня, когда один земной мальчишка, ввязавшийся в дурацкий спор, остался ночевать на могилке, а одна венерианская девчонка, стащив у мамы ключ от стратегического объекта под названием тинно, явилась на чужую планету, одетая в вызывающего вида тряпицу… Вместо пустырей и неказистых домишек, возведённых в суровую послевоенную пору, взметнулись ввысь жилые корпуса… что-то меня сегодня на высокий слог так и тянет… и сердце молотит, как компрессор…
– Вы выходите? Р-разрешите!
Вот интересно, как это я раньше не замечал, насколько медленно ползут эскалаторы. Поезда метро тоже, впрочем… грохоту много, а толку чуть. Прямо конка какая-то дореволюционная, чесслово…
– Следующая станция «Кунцевская»! – сообщил динамик. Ой, да не может такого быть… я уж почти утратил надежду, что когда-нибудь приедем…
Оставшееся расстояние от метро до родного дома я преодолел рысью. Оставил ли отец машину? Вдруг забыл или передумал? Мало ли… Ага, вон она, стоит, наша «шестёрочка»!
– Лен, ты дома? Не передумала чего хотела?
– Тошка! – сестрёнка выкатилась из спальни сияя. – Не подвёл, молодец какой! – в избытке нежных чувств она щедро чмокнула меня в нос.
– Не обещал да женился, однако, – ответно улыбнулся я. – Ключ от «жучилы» где? Ага… Ну, жду тебя в машине!
– Я сейчас! Я мигом!
Как всё-таки удачно получилось с машиной, думал я, прогревая мотор. Обычно отец довольно ревниво смотрит на мои поползновения насчёт авто, хочешь кататься – будь добр, обоснуй целесообразность вояжа… А тут всё законно.
– Поехали! – Ленка птичкой впорхнула на переднее сиденье, захлопнула дверцу. Я критически оглядел её наряд – колготки, туфельки, короткое по самое не могу платье-«резинка» и джинсовая курточка. Трудный возраст, однако…
– Папа с мамой разрешили тебе так ходить?
– Нахал ты, Тошка! – возмущённо вспыхнула девушка. – Там же всё мерить придётся, что я тебе, костюм-тройку должна надеть?
Вздохнув, я врубил передачу.
* * *
Чёрный кофе в кружке исходил густым паром. Вейла отхлебнула напиток и поморщилась. Чего в нём находят аборигены? Хотя да, тут же присутствует кофеин, оказывающий на людей тонизирующее действие… А вот на неё, Вейлу, ни в малейшей мере. И хорошо, и не надо. Тут, на Иннуру, сама жизнь тонизирует, только держись… Вот сегодняшний инцидент, к примеру, и разговор с наставником. Нет, но откуда он так неожиданно вывернулся, надо же, какая встреча… Судьба это. Судьба, не иначе. А впрочем, раз он трудится в этой же конторе, встреча так или иначе состоялась бы. Рано или поздно.
Она ткнула пальцем в нужный амулет на груди, и в воздухе вспыхнуло изображение – молодой парень, уцепившись за поручень в переполненном автобусе, таращит глаза на нечто, находящееся за кадром. С видом полного и безусловного обалдения. Не забыл, надо же… Антон…
Кофе окончательно остыл, став уже совершенно невкусным. Вздохнув, Вейла отодвинула кружку, встала из-за кухонного столика. Оглядела свои владения. Н-да… тесновата коробочка. Но вообще-то по меркам аборигенов она весьма состоятельная девушка – ещё бы, двухкомнатная квартира в столице! По легенде, жилище это досталось ей по наследству от умершей бабушки – да-да, здесь бабушки умирают очень рано. Все документы – это тут такие раскрашенные квадраты бумаги, сделанной из размочаленной древесины, – оформлены безукоризненно. Наставник Инбер вообще мастер внедрять легенды, тут мне у него учиться, учиться и ещё три раза учиться…
Ладно. Пора собираться на свидание. Вот интересно, как они тут ходят всё время в одежде? И даже дома всегда в одежде, это же какой дискомфорт…
Подойдя к зеркальной стенке, девушка повернулась одним боком, другим. Отставила ногу, выставив вперёд бедро. Закинув руки за голову, повторила процедуру. Взлохматила буйную шевелюру. Улыбнулась собственному отражению. Хороша, чего там лукавить, весьма хороша. Даже по меркам Иноме весьма хороша, а уж про Иннуру, где полно некрасивых, а иногда и просто уродливых женщин – не умеют пока аборигены очищать собственный геном от всякого хлама, – и подавно речи нет.
Вейла распахнула шкаф и принялась в нём рыться. Так, что тут у нас в наличии… сарафан, это уже не по сезону, уже сентябрь… может, надеть брючный костюм? Строго – дальше некуда, дальше только мешком голову замотать, как это делают здешние аборигенки в некоторых странах… Нет, не станет она надевать мешок и брючный костюм тоже – это же прямое надругательство над девушками, заставлять их вот такое носить… А может, надеть вот эту мини-юбку? Это уже не надругательство, вполне даже терпимо, ноги открыты по крайней мере… и курточку вот эту, с заклёпками…
Вздохнув, она вытащила из шкафа серый деловой костюм с юбкой до колен и белую блузку. Вот так, и нечего тут раздумывать. Надёжно и просто, как железобетон.
* * *
– Тоша, глянь? Да зайди сюда, не бойся!
Ленка вертелась перед зеркалом в тесной примерочной кабинке так и этак, то изгибаясь, то закидывая за голову руки. Чёрное платье длиной до колен с блёстками и длинными рукавами плотно облегало фигурку.
– Коко де Шанель, вылитая.
– Не, правда? Мне тоже нравится. Всё, берём!
– Только это ж ненадолго. Порвётся по шву.
– М? Почему это?
– Через год у тебя попа разъедется, и всё, привет.
– Дурак ты, Тошка! И невесты у тебя никогда не будет с твоим языком!
– Да ладно-ладно, шучу я, не видишь! – я обнял сестрёнку, гася её сердитость. – Ну всё или ещё что-то примерять будешь?
– Я бы за, а деньги?
– В корень глядишь, – одобрил я. – Настоящей хозяйкой растёшь! Девушка, можно вас! – высунувшись из примерочной, подозвал я продавщицу. – Мы берём! И это, и это!
Расплатившись на кассе, я подхватил пакеты с покупками и двинулся на выход. Ленка, уцепившись под ручку, козочкой топала новенькими туфельками – не утерпела-таки до дому. Я щедро улыбался ей – всё-таки приятно доставить радость собственной сестре.
Часы на приборной панели показывали без десяти восемь. Так, пора…
– Ты прямо весь сегодня какой-то таинственный, Тошка, – сказала вдруг Ленка. – Прямо будто светишься изнутри. И почти не хамишь даже. Ты не девушку подцепил часом?
Я улыбнулся ей.
– Твоя проницательность приводит меня в священный трепет. Свидание у меня сегодня. В девять.
– Не, серьёзно? Ура-ура! У моего брата наконец-то появилась девушка! А как её зовут?
– Ты сиди давай ровно, не ёрзай. Всё тебе надо знать. Придёт время…
– Ну, Тоша, ну правда! Ну как её зовут, а?
– Вейла её зовут.
– Ого себе… так она из Прибалтики, что ли?
– Ну примерно так, – не стал я спорить.
– Красивая?
– Очень, – совершенно искренне сказал я. – Только ты не трепись дома, ферштейн? Маме особенно. Ничего не ясно ещё.
– Это надо по дереву постучать! – Ленка без затей постучала мне по голове. – Пусть тебе повезёт, братик.
Я уже въезжал в родной двор.
– Значит, так. Ты давай сейчас домой, а я поехал. Папе скажешь, что вроде как на свиданку, а больше ты ничего не знаешь. Якши?
– Якши, барсакельмес!
* * *
– Садись, красавица!
Чернявый усатый молодой человек весьма разбитного вида, перегнувшись через салон, гостеприимно распахнул правую переднюю дверцу помятой «копейки». Помедлив долю секунды, Вейла уселась на сиденье, захлопнула дверь.
– Куда едем?
– На кладбище, – мило улыбнулась девушка.
– Ха-ха! Отличная шутка. А конкретнее?
– Рябиновая улица.
– Это где?
– Ну тогда для начала прямо.
– Не вопрос. Десять рублей и полетим как птица!
– Аналогично. То есть не вопрос – десять.
– Вот люблю такой разговор! – водитель врубил передачу.
За окном проплывали многоэтажные городские кварталы, расцвеченные квадратиками светящихся окон, уличные фонари изливали мертвенно-голубоватый свет своих ртутных ламп на серый асфальт. Нет, как ни крути, дико и непривычно… только что был день, и вот уже ночь. И снова день, только успевай моргать… Трудно привыкнуть к такому вот мельтешению. Но ничего, мама же работала, и она, Вейла, сможет…
– Тут направо, пожалуйста.
– Тебя как звать-то, красавица?
Вейла чуть поморщилась. Ну что такое, в самом деле… опять одно и то же… Ну хорошо бы просто имя спросил. А то ведь сейчас начнёт приставать с ухаживаниями да предложениями. Точно начнёт, видно же мыслишки в его голове. Ладно, ты сам этого захотел, человек…
– Познакомиться хочешь?
– А то!
– Сейчас налево… да, тут. Марина меня зовут.
– Роскошное имя, чесслово! А меня Аркадием звать. А когда бы мы могли встретиться, Мариночка?
– А у тебя какая группа крови?
– А? Э… в смысле?
– В прямом. Ну в поликлинике же говорили тебе? В армии там или ещё где?
– Ы… вторая вроде… а это зачем?
Вздохнув, девушка протянула руку, просто и естественно пальцем пощупала шейную артерию водителя.
– Пока просто так.
– Интересные у тебя шутки, – владелец авто был явно озадачен.
– Ну отчего же непременно шутки, – улыбнулась девушка. – Может, это всерьёз.
– Э… постой, а куда мы?.. – наконец сообразил водила. – Тут вроде кладбище…
– Ну туда и направляемся, я же сразу сказала.
– Ночью?!
Вейла уже нащупала в разрезе блузки нужный амулет.
– А нам, вампирам, ночь самое то.
Она сжала прибор пальцами. Секунду-другую шофёр непонимающе таращился на пассажирку, но в глазах его уже волной нарастал дикий, ирреальный ужас.
– Аааааааа!!! – визг тормозов. Распахнув дверцу, Аркадий выпрыгнул из машины и ринулся прочь, не разбирая дороги. Вздохнув, Вейла также покинула брошенный экипаж. Батарейка ужаса – отличный приборчик, что ни говори. Жаль, её крайне проблематично использовать при скоплении народа. Паника при этом возникает дикая, и даже возможны жертвы.
Ладно, тут осталось уже пустяки. Пешком дотопаем.
Ворота усыпальницы были закрыты, однако рядом в ветхой ограде зияла обширная брешь. Пройдя через неё, девушка направилась в старую часть кладбища, уверенно выбирая дорогу. Света, исходящего от ночного спутника планеты, под сенью деревьев уже почти не оставалось, и мир вокруг сейчас выглядел сложным набором светящихся тепловых пятен. Да, аборигенам Иннуру в такой темени без искусственных источников света делать нечего, только на ощупь пробираться… Впрочем, столь быстротечную ночь, как на Иннуру, вполне можно пересидеть в помещении. Да просто проспать, всего и делов. Это обитателям Иноме без теплового зрения пришлось бы туго. Особенно во Время Туманов, когда не помогут никакие искусственные светильники. Это тепловым лучам туман не помеха…
Яркое тепловое пятно выделялось издалека, сияя среди уже сильно остывшего пейзажа. Вейла нащупала нужный медальон, и тепловое пятно рывком приблизилось. Рассматривая увеличенное квазиоптическим преобразователем изображение, девушка чуть улыбнулась. Ну что, Антон… ты сам выбрал место свидания.
Она вдруг почувствовала прилив озорства. А ну-ка!
Вейла скинула туфли, за ними последовали колготки и железобетонно-серый костюм. Ух… прохладно, да… Надо же, как удачно, и короткая ночная сорочка украшена разрезами по бокам. Всё как тогда. Ну держись, дружочек мой Антон!
* * *
Фонарик вырывал из темени то разлапистый куст, то ствол дерева, то буйные заросли кладбищенской травы, однако из этих фрагментов общей картины окружающего пространства не получалось. Фонарик, если разобраться, скорее мешал, забивая и без того немощный свет луны, низко висящей над горизонтом. Чёрт, не заблудиться бы… дурак, ох, и дурак же я… сделал, что называется, интересное предложение… место встречи изменить нельзя, ага… Ну я-то ладно, дуракам и положено страдать, а ей за что? Заблудится здесь… как тогда…
Отыскав наконец то самое захоронение, я нащупал калитку и с силой потянул. Ржавое железо отозвалось недовольным истошным визгом, в кронах деревьев проснулись и загалдели вороны. Да, всё, как тогда…
Генерал – а может, даже и граф – смотрел на меня с барельефа хмуро и настороженно, будто подозревая в готовящемся осквернении могилы. Я чуть улыбнулся ему виновато – ну ты прости, мужик… совсем немного оскверню, ежели что. Вот посижу тут немного…
Мраморная плита уже вобрала в себя промозглый холод осенней ночи, и сидеть на ней было невозможно. Травы, что ли, нарвать, как тогда?.. Ну её в пень. Изгваздаюсь, буду, как чучело… Лучше просто постоять, ноги не отвалятся. Я поднял руку – светящиеся стрелки на часах показывали без двадцати девять. Пустяки. Девушкам вообще-то свойственно всегда опаздывать, но даже если и так – пустяки.
Я улыбнулся, вспомнив, как сидел на цепи, пугая сам себя страшилками про упырей и вампиров. Ага, это сейчас, с высоты прожитых лет смешно. А тогда было вовсе не смешно. Особенно когда из тьмы проступило мутное пятно, надвигаясь…
…Мутное белое пятно приближалось, неслышно плывя по воздуху. Вот оно выступило из густой тени, и лунный свет отчётливо высветил белый саван, и бледное лицо, и чёрные волосы… Я стоял, как монумент, а она приближалась, шаг за шагом, неслышно и неотвратимо.
Она остановилась в пяти шагах, возле могильной оградки.
– Тии ктоо?
– Здравствуй, Вейла. Ну и шуточки у тебя…
А она уже мягко заваливалась, падая навзничь. Оторопев, я кинулся к ней. Да что же это… да что же это такое…
– Вейла… ты слишишь меня?! Отзовись!
– Аме ве иу… – не раскрывая глаз, прошептала она. – Хоолодно… очьеень…
Ни одной связной мысли не осталось в моей голове, только какие-то дикие обрывки. Дрожащими руками я стянул с себя куртку, пиджак и принялся напяливать на безвольно лежавшую девушку. Да что же это такое… что же происходит тут…
– Вейла? Ты держись, слышишь?! У меня тут машина рядом!
Я подхватил её на руки и понёс, стараясь не оцарапать голые коленки о торчащие отовсюду ветви кустарника. Под рукой перекатывались тугие мускулы её бёдер. А не та девчонка уже, да… потяжелела заметно… к счастью, и я теперь не тот тощенький пацан…
– Прости, Антон, – она вдруг открыла глаза, одним движением соскользнула с рук. – Совершенно идиотская шутка, ты прав. Тут у меня одежда рядом.
Она улыбнулась в темноте, едва разбавленной лунными лучами.
– Холодно очень. Аме ве иу.
* * *
Импозантный брюнет, подойдя к «Волге ГАЗ-24», одиноко прижавшейся к краю двора, вынул связку ключей, щедро унизанную брелками, и на секунду замешкался – видимо, не мог в темноте сразу отыскать нужный ключ. Признав в брюнете жильца из соседнего подъезда и не найдя в его деяниях ничего предосудительного, а равно и интересного, три старушки на лавочке вернулись к обсуждению животрепещущей темы – возмутительному поведению Зинки из четырнадцатой квартиры, заведшей себе очередного хахаля.
Улыбнувшись старушкам издали (вежливость, как известно, – могучее оружие), Инбер нажал на брелок, и тот успокаивающе мигнул инфракрасным огоньком – всё в порядке, за время отсутствия хозяина никаких дополнительных устройств и приспособлений на автомобиле не появилось…
Мотор «Волги» завёлся с полуоборота. Вывернув руль, резидент задним ходом выкатил машину на проезжую часть и врубил сразу вторую передачу. Шины повозки негодующе взвизгнули, аппарат рванул с места.
Нет, но до чего нахальная девчонка, а? «И нет раскаяния во мне, вот что страшно»… м-да… Мать её такой, помнится, не была. Почитала старших товарищей… а впрочем, какой он тогда ещё был старший… практикант в розовых очках, не более того. И изрядный нахал к тому же, да-да, чего перед собой-то лукавить…
Инбер ухмыльнулся, вспоминая. Какую выволочку ему тогда устроил наставник, когда он самостоятельно предпринял попытку внедрения на предприятие, где только-только сварганили первый спутник… Пришёл запросто в кадры и брякнул – хочу у вас трудиться, ага… уй, что было… как ещё многоуважаемый шеф сгоряча не вызвал группу экстренно-принудительной эвакуации… Эх, молодость, молодость, где ты?
Миновав мкадовскую развязку, венерианин остановил «Волгу» у обочины, покопался в связке брелков, притороченных к ключу зажигания, отцепляя их один за другим. Американский «никель» – монетка в двадцать пять центов – лёг на педаль газа и тут же намертво примагнитился-присосался к металлу. Советский полтинник с просверленной дырочкой занял место на педали тормоза, педаль сцепления оседлала гэдээровская монетка в десять пфеннигов. Маленькое пружинистое колечко мужчина насадил на рычажок указателя поворотов, более массивное – на рычаг переключения передач. Основное кольцо связки, освобождённое от множества брелков, защёлкнулось на спице рулевого колеса. Крохотный стеклянный шарик-бусинка, ни дать ни взять дешёвенькая клипса, какие тут носят аборигенки, не достигшие возраста замужества, намертво прицепился к краю зеркала заднего вида. Вторую клипсу иномеец прицепил к правому зеркалу, не поленившись выйти из машины. Вот так… теперь эти «глаза» обеспечат роботу круговой обзор вкупе с отличным стереоэффектом.
Вернувшись в салон, Инбер прилепил на «торпеду» последний и самый крупный брелок – автомат управления. Вот так… Теперь эта аборигенская повозка, дополненная иномейским автошофёром, самостоятельно доставит его в Ленинград, и можно будет выспаться по дороге… Да, надо ещё продумать транспортный вопрос насчёт Вейлы – раз уж передумал пока отправлять домой. Приобрести авто молоденькая девчонка просто так не может – тут эти повозки не столько средство передвижения, сколько предмет престижа. Откуда деньги у только-только окончившей учебное заведение девушки-сироты? Опять бабушкино наследство? Гм… богатенькая выходит бабушка… Светить малышку пока никак нельзя, не то место работы, ещё попадёт в поле пристального внимания местных органов – а органы тут порой сверхбдительны вплоть до параноидальности – вся работа насмарку… А без автомобиля она мало мобильна, и потому использовать ценную помощницу можно довольно ограниченно. Общественный транспорт? Это ужас, ужас и ещё раз ужас, местный общественный транспорт в часы пик… Большинство иномейских девушек сочли бы все эти автобусы-троллейбусы изощрённым орудием моральных пыток, а не транспортом. Это какое бесстрашие надо иметь, залезть в железную громыхающую коробку, набитую до отказа потными аборигенами, зачастую нетрезвыми… Нет, но всё равно нахальная девчонка… кстати, как она там?
Отыскав нужный амулет, резидент сжал его в пальцах, и перед ним прямо над приборной панелью возникла голограмма – тоненькая фигурка в короткой белой сорочке, призрачно движущаяся в неверном лунном свете. Заключённый в тесную клетку могильной ограды абориген, тот самый парень, наблюдал за приближением девушки с видом полного и окончательного обалдения. Что творит, что творит девчонка, с ума сойти… светлые небеса… а впрочем, как говорил его приснопамятный шеф-наставник, излишний артистизм агента может привести к провалу, отсутствие же такового исключает успех… Ладно, пусть работает как умеет, не станем мешать, тут других проблем по макушку…
Шины авто вновь негодующе завизжали, срывая машину с места в карьер, – иномейский робот явно не намеревался щадить примитивную механическую повозку аборигенов. Через шесть местных часов аппарат будет в Ленинграде. Кстати, дальние поездки на аборигенских повозках любого рода – это вполне неплохой повод отоспаться…

 

– Проходи, располагайся. Я сейчас.
Вейла прошла в спальню, прикрыв за собой дверь. Я с интересом озирался. Квартирка как квартирка, ничего особенного. И мебель самая обыкновенная, югославский, что ли, гарнитур… Ничего инопланетного…
– Так и должно быть, – отозвалась хозяйка жилища из-за двери.
Я смешался.
– Слушай, ты мои мысли читаешь, что ли?
– Конечно. Телепатор же был включен с самого начала.
Она вышла наконец из спальни, завязывая роскошную гриву в тугой «конский хвост». Вместо строгого делового костюма на ней красовался короткий домашний халатик-сарафан.
– Видишь, я с тобой вполне откровенна. Ты недоволен?
Я чуть пожал плечами.
– Ну, если тебе это так уж надо…
– Обязательно надо. И ты уж, пожалуйста, не обижайся. Просто прими мои правила, ага?
Она светло улыбнулась.
– Ага, – ответно улыбнулся я.
– Сейчас будем ужинать. Ты же голодный, как волк.
– Да я, собственно…
– Ну прекрати, а то я не вижу. Телепатор на что у меня?
– А так вполне ничего у тебя квартирка… и место хорошее… – я счёл уместным слегка переменить тему.
– Бабушкино наследство, так числится, – она уже хлопотала на кухне. – Да ты иди сюда, а то кричать придётся, вода шумит!
Я послушно двинулся следом за хозяйкой. Тесное пространство обычной малометражной кухоньки было плотно упаковано, один холодильник «Кристалл» резко сужал жизненное пространство.
– Ого, тут у тебя микроволновка! Писк моды…
– Полезная вещь, между прочим, – хозяйка тыкала в кнопочки громоздкой коробки «Электроники СП-23». – Но это всё пустяки. Вот до него, – тычок рукой в сторону «Кристалла», – тут стоял кошмарный агрегат с мотор-компрессором. Как люди выдерживают? Так что первой моей акцией на Иннуру стала ликвидация того механического чудовища. Этот хоть не тарахтит, чуть шипит только…
Развлекая меня светской беседой, хозяйка дома споро накрывала на стол. Я невольно залюбовался ей. Вейла… вот мы и свиделись… вот ты и опять со мной…
Вейла, опустив густые ресницы, чуть порозовела под моим восхищённым взглядом и стала до невозможности хороша.
«Он своим огненным взором
Сладко мне душу тревожит», —

вдруг продекламировала она. Настала очередь мне розоветь.
– Откуда стишок?
– Сама сочинила, только что, – засмеялась Вейла. – Что-то не так?
– Здорово ты сегодня настроила свой автопереводчик, – пытаясь скрыть смущение, неловко пошутил я. Помедлив, девушка сняла серёжки, положила на стол.
– Как видишь, сегодня я могу обойтись и без, – слова звучали без малейшего акцента.
– Здорово, – совершенно искренне восхитился я.
– Ну а как иначе? Я же не на прогулке теперь, Антон. Здесь у меня работа.
Я промолчал. Да, действительно. Уже не девчонка, стащившая у матери ключ от дверцы в иной мир передо мною. Агент венериан и никак иначе. И не стоит об этом забывать, вот что.
– Но и драматизировать не стоит, – улыбнулась она. – Мы вам не враги, это главное. Не говори ничего, не надо. Пройдёт время, и ты убедишься. А пока давай уже ужинать!
Микроволновая духовка запищала, давая знать, что ужин готов.
– Вот тебе тефтели с макаронами и подливкой, – она брякнула передо мной тарелку. – Тефтели магазинные, правда, но уж какие есть. Нарочно купила сегодня на всякий случай. Садись уже!
Помедлив секунду, я разместился на углу. Она села напротив, облокотившись о кухонный стол.
– А сама?..
– Я бутерброд с сыром и маслом. Не люблю этого вашего мяса. – Она вновь цепляла в уши свои серьги.
– У вас там не едят мясо?
– Ну как тебе сказать… Мяса млекопитающих не едят, да.
– А у вас что, тоже есть млекопитающие?
Она засмеялась, тряхнула ладонями высокие груди.
– А вот это что, по-твоему?
– Ну ты и сравнила…
– Антон, так ведь не бывает, чтобы на планете имелся только один изолированный вид. Млекопитание, к твоему сведению, возникает в ходе эволюции закономерно, как наилучший способ выращивания потомства живородящими. Так что полно у нас млекопитающих, не переживай.
Она поставила передо мной кружку с кофе – как раз мой любимый размер, кстати, не уважаю этих европейских кукольных чашечек. Кинула туда пять кусочков рафинада – именно пять, на мой вкус. Не поленившись, поболтала ложечкой.
– Не думай так интенсивно, голова заболит. Отвечаю на текущий невысказанный вопрос. У тебя нет телепатора, верно, но я буду с тобой откровенна всегда. А если не смогу ответить на какой-то вопрос – такое тоже может случиться, – то так тебе прямо и скажу. Единожды солгавшему веры нет – так, кажется, здесь говорят? Доверие ведь не бывает односторонним. Либо оно взаимно, либо его нет вообще. Мне важно, чтобы ты мне верил.
Я задумчиво изучал её лицо. Нет, что ни говорите, ребята, классно у неё это дело выходит… мне и говорить-то не обязательно. Только подумал, а у дамы уже готов ответ…
Она вновь рассмеялась, блестя жемчужными зубками.
– Из всего роя вопросов в твоей голове сразу отвечу на главный. Нет, я не боюсь тебе всё это рассказывать.
Я только хмыкнул.
– Почему? Всё очень просто, Антон. Ты хранил мою фотографию все эти годы.
Она наклонилась ко мне.
– Ты меня не предашь.
* * *
Ртутная лампа уличного фонаря изливала свой резкий мертвенно-голубоватый свет, проникавший в незашторенное окно, на потолке, на светлом квадрате метались мутные тени древесных ветвей. Мощная батарея водяного отопления, занимавшая всё пространство под подоконником, чуть слышно ворчала, шипела и булькала. Укрывшись простынёй до подбородка, Вейла лежала с открытыми глазами, следя за мечущимися тенями. Как всё-таки трудно тут, на Иннуру… Ещё мама упоминала про циркадный ритм, и в учебке им разъясняли вполне доходчиво… Теория, она и есть теория – отвлечённое бесплотное знание. А вот на собственной шкуре этот самый циркадный ритм испытать пришлось только здесь. У людей он встроен генетически, им легко… А вот ей, иномейской девчонке, трудно. Спать, когда не хочется, но НАДО. И не спать, хотя и хочется – опять потому, что НАДО. Принудительный сон, принудительная еда, принудительная работа… Да, большинство аборигенов занимаются не тем, чем хочется, а тем, чем НАДО. Кому надо? А не важно кому и не важно чем, лишь бы платили крашеными бумажками.
Она чуть улыбнулась. Антон, Антон… Это же надо, столько лет хранить её детское фото. Как она тогда переживала за него… Влюбилась? А хотя бы. Да, была такая детская мимолётная влюблённость. Как он тогда тащил её, закутав в одеяло… В рыцаря-спасителя, да ещё и недурственного собой, девчонке влюбиться, как здесь принято говорить, «раз плюнуть».
А потом время стёрло, ушла влюблённость. Поплакала пару раз поначалу… ну, может, три раза поплакала… И всё.
А у него, выходит, не всё. Имени не помня, искал… светлые небеса…
Как всё-таки изворотлива порой бывает судьба. Даже шеф-наставник этого не учёл, что некогда встреченный ей парнишка-абориген окажется сотрудником того же важного предприятия, куда внедряется иномейский агент… Ну, положим, народу там трудится немало. Но как они сегодня в автобусе столкнулись, нос к носу, уму непостижимо…
И, разумеется, шеф прав – её надо было отправить на Иноме. А вот не отправил… Пожалел, не стал ломать призвание? Или всё-таки просто поберёг кадра ввиду острой нехватки желающих трудиться в здешних условиях? И то и другое.
Вейла потянула простыню выше, укрываясь до носа. Жалела бы она о сломанной судьбе? Ещё утром однозначно да. Столько времени убито на учёбу, и не дали желанной работы… А вот сейчас… а вот сейчас уже однозначно нет. Однозначно. Потому что Антон… Когда-то, в старинные времена, иномейской девушке, грубо убившей чью-то любовь, ставили на грудь клеймо-татуировку – змея, выползающая из сердца. Чтобы с первого взгляда было видно, с кем имеешь дело. Парням, впрочем, тоже ставили… Сейчас нравы не те, клеймо не ставят. Но чего стоит такая девушка?
Вздохнув, Вейла закрыла глаза. Надо спать… здешняя ночь, как взмах ресниц… а утром её будет терзать своим визгом электрический аппарат, именуемый будильником… Антон… как всё же хорошо… что ты есть…
Сон, наскучив витать над головой девушки, наконец-то снизошёл смежить ей веки. Длинные ресницы чуть подрагивали, и с лица иномейского спецагента не сходила блаженная, совершенно детская улыбка.
* * *
Жёлтый кленовый лист неторопливо снижался, вращаясь вокруг оси, и в голове моей немедленно всплыл подходящий термин – «авторотация». Я усмехнулся. Что значит инженер… «листья авторотировали, снижаясь по наклонной траектории», ага… Поэты, должно быть, чувствуют этот мир иначе. И вообще, чужая душа потёмки… или не всегда потёмки? Как быть с душами светлыми, где потёмки и не ночевали сроду?
И что чувствует, что думает себе инопланетянка, внешне так похожая на земную девушку? Не зря, ой, не зря она всё время держит включенным этот свой брелок-телепатор… С телепатором, ясное дело, легче разобраться в потёмках чужих душ…
– Привет, Антон.
Она стояла передо мной, как внезапно материализовавшееся видение. Как ей удаётся вот так вот незаметно подбираться? Я шумно встряхнулся, словно селезень, вылезший из пруда.
– Привет…
– …Марина, – за меня закончила она.
– Вот именно, – улыбнулся я.
– Куда пойдём? Только не в кино!
– Я бы предложил «Метелицу»
– Нууу…
– А в «Арагви», боюсь, нас не пустят.
– «Арагви» – это ещё хуже.
– Тогда предлагай, – я улыбнулся. – У меня же нет этого вашего телепатора.
– А давай поедем на ВДНХ? Потрясающий музей старины.
– Вообще-то там новейшие достижения народного хозяйства в основном.
– Ага… ну, это кому как.
– Хорошо, поехали. Такси! – я махнул рукой проезжему таксисту, и случилось чудо – машина остановилась.
– Постой… Простите, мы передумали! – это уже таксисту.
– Выкобениваетесь, сопляки! – таксист дал газ.
– Ну вот… – я осторожно снял упавший листок с её курточки. – Спугнула ты его.
– Ну не сердись, – она улыбнулась чуть виновато. – Не хочу я на ВДНХ. Была уже, чего время тратить… Давай так погуляем, ага? Только уведи меня куда-нибудь в тихие переулки. Самые-самые тихие. Такие, чтобы можно было слышать шелест опадающих листьев…
– Боюсь, таких переулков в Москве уже почти не осталось, – ответно улыбнулся я. – Но для вас найдём!
– Погоди-ка… – Вейла просунула руку мне под локоть. – Как-то же так надо… Я всё правильно делаю?
– Абсолютно правильно, – авторитетно заверил я, увлекая даму за собой. – Но всё-таки ты лишила меня возможности угостить даму сердца… О! Как кстати. Хочешь мороженого? – я кивнул на киоск.
– М? Я не пробовала ни разу… Это вкусно?
– Ну ещё бы! Если верить древним преданиям, боги в старину в своём эдеме питались исключительно этим…
– Ты же всё врёшь! – рассмеялась она. – Ох, Антошка… Давай уже своё мороженое, я заинтригована!
– Два пломбира, пожалуйста. – Я сунул стопочку мелочи продавщице, миловидной тётеньке лет сорока.
– На здоровье, молодые люди! – Тётенька вручила нам два вафельных стаканчика, наполненных белой массой.
– Спасибо!
Отойдя от киоска, я в качестве наглядного примера откусил изрядный кусок от своей порции.
– Ммм… вкуснятина…
Всё дальнейшее заняло пару секунд. Ободрённая моим примером, Вейла щедро куснула мороженку. Замерла. Побелела как мел. Пломбир выпал из её руки и покатился по асфальту.
– Что?! Что такое?!
Она выплюнула откушенное и задышала шумно, со свистом.
– Кха… кха… какой ужас…
– Да что ж такое-то… – я осторожно усаживал её на поломанную скамейку, притулившуюся возле кустов.
– Я уже подумала, что сейчас умру… – иномейка наконец отдышалась, румянец возвращался на её щёки. – Думала, не смогу больше дышать… Ну, Антоша, спасибо. Это же лёд! Это же был самый настоящий лёд! Отвердевшая вода!
– Ну так оно и называется «мороженое»… телепатор же включен у тебя?
– Вот именно. Так я и купилась на твоих положительных эмоциях. «Вкусно, вкусно»… и в голове у тебя ни одной мыслишки об опасности…
– Прости меня, – я был полон раскаяния. – Простишь дурака?
– Да это я виновата… думать кто за меня должен? Ты ж не знал ничего…
Вместо ответа я прижался щекой к её руке, положив голову ей на колени.
– Вот, теперь знаешь, – она осторожно погладила меня по лицу. – Нам все эти ледяные блюда и напитки, что вам, иннурийцам, кипяток. Кстати, здоровенная прореха в подготовке у меня обнаружилась. Ни звука ведь никто не сказал про это вот… гм… лакомство. И даже мама.
Она засмеялась.
– Ну всё уже, вставай! Убийство дамы мороженым сорвалось, пойдём – ты обещал найти место, где слышно, как падают листья!
* * *
Разрушенные надгробия и склепы тут и там торчали из буйных зарослей малинника и шиповника. В расположении могил, казалось, не было никакого порядка, однако, присмотревшись, можно было обнаружить некие признаки дорожек, тянущихся параллельно. Иномеец усмехнулся. Версия о неизбывном покое кладбищ, охраняемых верованиями и моралью аборигенов, увы, становится всё более шаткой. Вот это, к примеру, именуемое Никольским, сколько раз висело на волоске. Полвека, считай, местные городские власти носились с идеей ликвидации захоронений и постройки на костях чего-нибудь весьма полезного обществу. Склада мазута, к примеру… И никто из аборигенов, боровшихся против такого варварства, даже не подозревает, какую помощь оказали им в их почти безнадёжной борьбе незримые союзники с прекрасной Иноме.
Переведённый в режим поиска «потока внимания» телепатор успокаивающе замигал инфракрасным огоньком – всё в порядке. Искатель технических средств наблюдения, метко прозванных тут «жучками», также выдал сигнал «всё спокойно». Убрав за пазуху амулеты, Инбер решительно шагнул в заросли, раздвигая их руками. Нет, пожалуй, он несправедлив. Основатели тинно знали, что делали. Верно, кладбище это висело на волоске. Но где ещё в центре огромного города можно найти место, нетронутое застройкой за триста иномейских дней? То есть за сто лет по местному счёту… Выносить же входы-выходы в глухие местности… как туда добираться при местном-то транспорте? Масса проблем. И потом, практика показала, что в масштабах столетия никакие местности нельзя считать гарантированно спокойными. Сегодня глушь, куда и пешком не добраться, а через полста лет тут красуется какой-нибудь целлюлозно-бумажный комбинат.
Сжав пальцами ключ, иномейский резидент шагал по тропинке, явно спускавшейся с горы, хотя никаких гор тут, разумеется, не было даже близко. Горизонт, невидимый в темноте, наоборот, проявлялся всё отчётливей, явно загибаясь вверх. С каждым шагом струящийся ниоткуда свет вытеснял осеннюю тьму, и промозглая слякоть уступала место ровному теплу. Обычное дело, эффекты совмещённого пространства тинно…
Синий камень, он же центральный совместитель пространств, уже маячил впереди, как обычно, утопая в окружении цветов – как иномейских, так и местных. Правда, местные цветочки в столь тепличных условиях разрослись до неприличных размеров. Но в целом ничего, прирабатываются друг к другу представители двух флор, формируют симбиозы… Учёные есть учёные, и действительно глупо было бы не использовать в научно-исследовательских целях такое уникальное место, как совмещённое пространство.
Остановившись у синего камня, иномеец огляделся. Тропинки, разбегавшиеся от камня, были едва заметны – не слишком оживлённое тут движение… Вот эта дорожка ведёт в Москву, а вот эта – в Воронеж. А вот эта, к примеру, – в Пекин. А эта совсем неприметная тропочка ведёт аж в саму Австралию. Удивительная всё-таки это штука – тинно…
Глубоко вздохнув, резидент принялся раздеваться. Снятые вещи аккуратно сложил в полиэтиленовый пакет, с наслаждением потянулся. Всё-таки женщинам на Иннуру легче… по крайней мере в некоторых странах. Мини-юбки, сарафаны, легкие ситцевые платья… А попробуй-ка мужчина выйти на улицу без штанов.
Вдохнув тёплый стоячий воздух ещё раз, Инбер двинулся прочь от камня, по тропинке, всё круче забиравшей на подъём. Сейчас, вот сейчас, совсем скоро он увидит прекрасную Иноме. Какая это замечательная вещь, отпуск. Пусть даже совсем короткий.
* * *
– …Ну естественно, имеются. Брата зовут Ноан, славный такой мальчишка растёт. Бабушка и дедушка по маме вообще рядом с нами живут, я совсем маленькой девчонкой до них бегала… – Вейла засмеялась. – Мама мне: «Опять к бабушке бегала», – а я ей: «а как ты узнала?» – «Да у тебя же вся мордочка в варенье!» У меня и все прабабушки-прадедушки живы. Прадедушке Нуммаду вот не так давно триста дней исполнилось.
Я повертел головой, прикидывая.
– Это, по-нашему, сто лет выходит?
– Да, почти. Ведь это же нормально, когда все живы и здоровы до глубокой старости, разве нет?
Я лишь вздохнул. А что говорить? Нормально, разумеется… вот только на Иннуру редко кто живёт нормально.
– Это правда, – она погрустнела, уловив мою мысль. – Когда я ознакомилась с собственной легендой, у меня, как тут у вас говорят, глаза на лоб полезли. Полная сирота, и никаких близких родственников. Ни родителей, ни братьев-сестёр, ни тётушек… да как такое вообще возможно? А сейчас убедилась – да, возможно…
– Это сейчас редкость. А не так давно, сразу после войны…
Её взгляд стал суровым.
– Да… Вот это уже действительно невозможно себе представить. У нас на Иноме и слова подходящего нет, чтобы обозначить этот ирреальный кошмар.
– То есть? – я заморгал. – Не хочешь ли ты сказать, что у вас там не было войн? Вообще никогда?
– Именно так.
– За всю историю? Как такое возможно?
Она долго молчала. Так долго, что я уже решил – ответа не будет.
– Какие мы всё-таки разные… Ведь ты сейчас совершенно искренне говоришь. Телепатор не оставляет места сомнениям насчёт возможной шутки. Ты искренне убеждён, что война – это нормальное явление в жизни общества.
Пауза.
– Даже если допустить на минутку, что мужчины какого-то общества решили сообща перебить соседей, разве Совет Матерей даст им осуществить такое безумие? Наложат вето, разумеется.
Она поймала на лету падающий кленовый лист.
– А уж такое явление, как «рабыня», – да как вообще могло появиться подобное слово?
– У вас там и рабства не было, похоже…
– Конечно, нет. Это же безумие. Ну что стоит работнику, которого побоями заставляют работать, за какую-то четверть церка извести весь плодовый сад? Подрезал кору кольцом, и готово… Страх смерти? Достаточно одного, кто не побоится. Или на каждого такого… гм… работника держать по надзирателю?
Она резко обернулась. Взгляд, пронзающий насквозь, как копьё.
– Но мы заговорили не о рабах, а о рабынях. Вот ты, ты лично – согласился бы держать на привязи женщину? Насиловать её, бить?
– Я?! С ума сошла?! – я округлил гляделки не хуже филина.
Её глаза излучали теперь мягкий свет.
– Хороший ты какой, Антошка… Ведь даже на миг не дрогнул. Невозможно укрыть грязь в душе от телепатора.
Она вздохнула, посмурнев.
– Да, к тебе это не относится. Но так не думают многие обитатели Иннуру. Вообще, они много чего думают… Порой мне хочется выключить телепатор, до того мерзко… но тогда, боюсь, будет ещё хуже. Буду думать, что они все…
Я привлёк её к себе, и она не воспротивилась. Я уже искал её губы. Сейчас… вот сейчас…
– Нет, нет… – она напряглась, как пружинка. Ладошкой прикрыла мне губы. – Я не готова. Не сердись.
– Всё будет так, как ты захочешь, – без всякой улыбки сказал я.
– Мы уже почти пришли, – она оглянулась. – Это же вон там твой дом?
И только тут до меня дошло – за время нашей прогулки и поиска особо тихих мест, где можно без помех слушать шелест падающих листьев, мы как-то незаметно добрались аж до моего дома. То есть для меня незаметно, ага.
– Ты очень опасная женщина, однако. Когда обзаведёшься мужем, в твоей семье будет царить беспросветный матриархат.
– Ни в коем случае, – в её глазах плясали смешинки. – Мужчина всегда должен сам принимать решения, иначе он мгновенно превращается в ленивого попрыгая… или кота, если тебе такая ассоциация ближе. И всё, что остаётся делать женщине, это незаметно помочь мужчине принять правильное решение. Или не принять неправильное.
– О, как это мудро!
И мы разом рассмеялись.
– А вон там ехала та милицейская машина. Помнишь? Ты её тогда долбанула, как настоящий опытный истребитель танков.
– Помню, – она улыбнулась. – Я тогда здорово испугалась.
Вейла глубоко вздохнула.
– Ну давай, веди меня.
– Э…
– Ну как куда? С родными знакомить. Папа, мама, сестрёнка Ленка…
– Твой этот самый телепатор – жуткий прибор, слушай. Только-только стоит подумать разок…
– Разок? Да ой! В твоей голове эта мысль сидит, как ржавый гвоздь в доске.
* * *
– Ну всё, всё, хватит, обжора!
Здоровенный пёстрый попрыгай тёрся о хозяйские ноги, распушив перья, урча и пощёлкивая клювом, – выпрашивал добавки. Вздохнув, Инбер взял с тарелки крупный плод в жёсткой кожуре, подкинул на ладони. Попрыгай заурчал громче и с утроенной силой принялся тереться об ноги, явно одобряя ход мыслей хозяина.
– Тебя не хватятся там? – Инмун сидел в гравитационном кресле, вертя на пальцах кольцо-головоломку.
– Я оформил больничный лист, – резидент улыбнулся, отдавая домашнему любимцу фрукт. Любимец тут же принялся его разделывать своим могучим клювом.
– Мм… что такое «больничный лист»?
– Ну временная нетрудоспособность ввиду болезни…
– А, да… вспомнил. В той стране неплохие законы.
– Двое выходных суток, плюс пять больничных, плюс ещё двое следующих выходных. Итого девять иннурийских суток, это же почти восемь церков. Так что возвращаться буду уже в тумане.
– Никуда не поедешь? Сейчас восход на Искристом мысе.
– И даже с места не двинусь. Ничего нет лучше родного дома. Иолис соскучилась и сердится – нашёл себе работёнку, сын без отца растёт…
– Так оно, – вздохнул гость. – Непростая у нас работёнка… Так что там насчёт новых погремушек?
– Готовят к запуску. Я намерен испытать твою дочь в деле, кстати. Пусть займётся этими аппаратами. Раздобудет коды.
Инбер взял ещё один плод, принялся очищать небольшим изящным ножичком – кожура со скрипом поддавалась отточенной стали.
– Не о том ты тревожишься, Инмун. Погремушки – пустяк, пусть летят… Вот что намерены почтенные и почтеннейшие делать с теми картинками?
– Только не надо нагнетать, Инбер. Картинки дезавуированы вполне надёжно. Подменные копии имеют весьма смутное сходство с этим милым звериком, – кивок в сторону попрыгая. – Оригиналы же объявлены отретушированной копией.
– Из твоего ответа явствует, что почтенные и почтеннейшие не намерены далее заниматься этим вопросом.
– Твои предложения? Может, физически ликвидировать того аборигена? Как его… Ксанфомалити?
– Не надо приписывать мне всякий бред, Инмун. Однако накопление иннурийцами фактов и фактиков понемногу приближается к границе. Ты в курсе, что учудила твоя дочь?
* * *
– Проходи, будь, как дома. Курточку давай сюда…
– Антон, это ты? – мама заглянула в прихожую. – О, у нас гостья!
– Здравствуйте… – Вейла, блестя глазами от любопытства, беззастенчиво разглядывала маму.
– Ма, познакомься, это вот Марина. – Я по-хозяйски снял двумя пальцами несуществующую пылинку с плеча девушки.
– Очень приятно. Меня зовут Алёна Павловна, – мама, в свою очередь, разглядывала гостью. – Да вы проходите, проходите, Мариночка! Сейчас будем пить чай. Или кофе?
– Нет-нет, чай гораздо лучше! – улыбка «Марины» была теперь совершенно очаровательной. – Особенно с абрикосовым вареньем.
– О, Антон уже успел нахвастаться? – засмеялась мама.
Пройдя в ванную, я принялся мыть руки. Шум воды заглушал звуки, доносившиеся из зала, делая неразборчивыми слова, но, судя по общему тону, беседа протекала вполне мирно.
– А мы с Мариночкой, оказывается, почти коллеги, – сообщила мама, едва я вышел из ванной. – Я ведь тоже оканчивала МАИ, правда, специальность другая…
– Ну это же здорово! Отец на работе?
– Как обычно. Скоро он там ночевать будет.
– А Ленка где?
– Придёт – спросишь, – мама возилась на кухне, ставя чайник. – Чай будем пить в зале. Антон, достань чайный сервиз.
– Парадный, с синими чашками?
– Ну естественно!
– Право, мне немножко неловко, – Вейла сидела на диване с максимально возможным для неё скромным видом. – Хватило бы кухни, честное слово…
– Ну что вы, Мариночка! Наш Антон наконец-то осмелился познакомиться с девушкой, более того – привести её к нам в дом. Такой подвиг просто необходимо торжественно отметить! – засмеялась мама.
Звонок в прихожей затренькал часто и нетерпеливо.
– Ну вот и Елена, – мама расставляла на раздвижном столике угощение. – Антоша, иди открой.
Ленка, румяная от холода, шумно ввалилась в прихожую.
– Привет, Тошка! – она уже скидывала на ходу пуховик и сапожки. – О! Кто у нас?
– Сейчас увидишь.
– Опа! Неужто решился? Тошка, ты герой!
И, не дожидаясь ответа, сестричка ринулась в комнату.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте, Лена, – улыбка иномейки была теперь просто лучезарной. – Антон, ты представишь или мне самой?
– Это вот Марина, знакомьтесь, – я сделал широкий жест рукой.
– А? Ы…
– Что-то не так? – поинтересовалась «Марина», с любопытством разглядывая мою сестрёнку.
– А Тошка говорил… это… тебя Вейла звать… Ой, ничего, что я на «ты»?
– На «ты» нормально, – улыбнулась иномейка. – А вот насчёт Вейлы… Антон, имеются объяснения? Кто такая Вейла, м-м?
Сестрёнка затравленно оглянулась на меня.
– Вейла – мифический персонаж из сказок для малолетних девочек, – я даже глазом не моргнул, излагая версию. – Чтобы не приставали с глупыми расспросами – как зовут да как зовут…
– Алёна Павловна, вы Антона знаете с детства, – в глазах Вейлы прыгали смешинки. – Он очень часто врёт?
– Регулярно и непрерывно, – рассмеялась мама.
– Вот так и бывает в жизни, – с видом Анны Карениной, ожидающей поезд, провозгласила иномейка. – Познакомишься с приличным на вид парнем, только-только начнёшь прикидывать, не выйти ли замуж… вдруг бац! Всплывает какая-то Вейла…
– Ой, что творится! – Мама даже рот прикрыла ладонью от смеха.
Вечер окончательно наладился. Все три девушки болтали весьма непринуждённо, смеялись, «Марина» с видимым удовольствием дегустировала различные виды варенья, мне же оставалось пить чай и наслаждаться семейной идиллией.
– Всем добрый вечер, – за разговором мы пропустили приход отца, по обыкновению открывшего дверь своим ключом. – О, у нас гости!
Влиться в уже налаженную развесёлую компанию обычно дело минутное, и вскоре Эдуард Николаевич, представленный гостье, пил чай и беседовал с девушкой, явно довольный выбором сына – ну на лице же буквально написано: «Молодец, Антошка, экую красавицу выискал и умница к тому же, редкое сочетание…»
– Ой! – «Марина» встрепенулась, поглядев на часы. – Как ни жаль, мне пора. Большущее спасибо!
– Приходите, приходите ещё, Мариночка! Всегда рады!
– Алёна Павловна, можно вас попросить?..
– М? Что именно?
– Если вдруг тут объявится какая-нибудь, скажем, Вейла, гоните её шваброй, ага? – в глазах иномейки плясали бесенята.
– Ой, что творится! – мама от души хохотала.
– Тошка, ты молоток! – улучив минутку, шепнула мне Ленка. – Тошка, она просто чудо! И даже что не Вейла, не жалко!
– Ма, я провожу! – я сдёрнул с вешалки куртку.
– Держи! – отец протянул мне ключи от машины. – Отвезёшь до дому, как понял?
– Спасибо, па!
На улице было уже темно и вдобавок сыро – откуда-то взялся нудный, еле моросящий дождик.
– Слушай… зачем ты сказала про «замуж»?
В осенней тьме её глаза бездонны.
– Дурачок ты, Антошка. Ничегошеньки ты не понимаешь…
– Не знаю, как у вас там на прекрасной Иноме, а здесь замужество – не шутка.
Её глаза близко-близко.
– А ты уверен, что это была чистая шутка?
Я притянул её к себе, обнял, и она ничуть не воспротивилась. Но едва я потянулся к её губам, приложила мне ко рту кончики пальцев.
– Я не готова, Антон, – теперь её взгляд почти умоляющ. – Но если ты скажешь: «Я хочу сейчас!» – я потерплю.
И снова что-то будто толкнуло меня изнутри.
– Нет, так не пойдёт, – я улыбнулся. – Я хочу сейчас, это правда. Но тоже потерплю.
– Спасибо, Антоша… – она слабо улыбнулась.
* * *
– …На всю лимиту колбасы не напасёшься!
Скандальный голос низенькой косолапой бабёнки перекрывал слитный гул, обычный для мест скопления аборигенов. Но самое скверное – очередь, толпившаяся у прилавка, была в общем и целом с ней солидарна, хотя и не выражала эмоции вслух. Вейла поморщилась, нащупав за пазухой, отключила телепатор. Хватит на сегодня. Ничего нового, право… Светлое небо, сколько же порой в душах иннурийцев грязи! Ну вот, спрашивается, какое дело этой бабёнке до приезжих, закупающих в столичных магазинах эту самую колбасу? В конце концов это же несправедливо – свезти всё в один город, вместо того чтобы распределить по местам проживания населения…
– Вам? – молоденькая, но уже наглая продавщица смотрела профессионально свысока.
– «Пошехонского» два килограмма, пожалуйста…
– Не положено! Девушка, вы читать умеете? – деваха ткнула пальцем через плечо – за её спиной на стене красовалась расписанная цветными фломастерами афиша, озаглавленная: «Норма отпуска отдельных видов продуктов в одни руки».
– Мне некогда читать вашу стенгазету, – мило улыбнулась иномейка. – Давайте сколько не жалко.
– Один кило!
– Давайте.
Сыру, естественно, в кусочке оказалось не «один кило», а где-то граммов девятьсот – не зря же под гиревой чашкой у девахи имелся магнит. Однако Вейла и ухом не повела. Привлекать к себе внимание абсолютно никчемным скандалом в общественном месте – право, за такое шеф-наставник отправит домой без всякого сожаления и будет прав.
– Большое спасибо!
Авоська с провизией весомо оттягивала руку. Шагая по улице, иномейка размышляла. Да, этому не обучат ни на каких курсах. И ведь так тут живёт большинство населения. И это ещё в столице, главном городе громадной страны, раскинувшейся на шестую часть суши. С восьми до пяти – работа, и притом часто работа нелюбимая. Работа не для того, чтобы сделать что-то полезное, не потому, что этого просит душа – просто за раскрашенные бумажки. Потом бег по магазинам, чтобы принести в дом еду и самые простенькие предметы быта. Очереди, очереди… бррр! Но самое скверное – это транспорт. Никакие курсы не дадут этого ощущения, когда вокруг спёртая, воняющая потом толпа… это можно прочувствовать лишь на собственном опыте. А ведь раньше тут было ещё хуже. Мама рассказывала – когда её только внедрили, женщины стирали свои тряпки руками в корытах с мыльной водой. Естественно, иномейка восстала против такого изощрённого издевательства и все без исключения вещи сдавала в прачечную, накапливая здоровенный узел тряпья. А когда пришлось поработать на космодроме, где и прачечной-то поначалу не было, всё лето элементарно ходила без белья, меняя платья раз в неделю, чем заслужила славу «модницы»… В холодный же сезон, когда без белья ходить стало невозможно, просто выбрасывала поношенные тряпки. Шеф, узнав, что его сотрудница извела за зиму два больших чемодана дефицитных тряпок, пришёл в ужас и попытался вразумить девушку, но встретил жёсткий отпор – он может отправить её назад на Иноме, но заставить иномейку стирать тряпки руками не в его власти. Пусть решает. В итоге по возвращении в Москву Иллеа ждал сюрприз – в ванной красовалась новенькая стиральная машина «Сибирь-3» с центрифугой для отжима…
Девушка грустно усмехнулась. Маме с отцом что… повезло им. А вот мамин шеф, тому довелось застать тут войну. В огромном городе, окружённом со всех сторон врагами, их тогда было всего двое иномейских наблюдателей – мамин будущий шеф и его сестра, а по легенде, совсем посторонняя девушка. Тогда впервые был нарушен пункт инструкции насчёт питания агентов только местными продуктами. Но что было делать, если ничего съедобного в блокадном Ленинграде не осталось? Ореховые лепёшки, очень вкусные и питательные, хранящиеся долго даже в жару, спасли от голодной смерти… но только от голодной. Его сестру убил снаряд – металлическая болванка, начинённая взрывчатым веществом. И он остался один. Один в гигантском городе, больше напоминающем склеп.
Двери лифта с лязгом разошлись, приглашая в нутро ящика, приспособленного для подъёма-опускания людей. Ткнув нужную кнопку, Вейла принялась рассматривать рисунки, щедро украшавшие стены лифтовой кабинки. Ага… вот новенький шедевр… И не говорите, что наскальная живопись – архаизм, искусство давным-давно ушедшей эпохи, когда предки обитали в пещерах. Общество иннурийцев весьма неоднородно, в нём встречаются экземпляры с уровнем развития от подлинной гениальности до самых натуральных пещерных предков с зачатками разума. Так… вот это всё надо зафиксировать на видео… и пора браться за статью, научное сообщество прекрасной Иноме ждёт её личных открытий.
Дверь за спиной клацнула замком, отсекая тёплый внутренний мирок квартиры от враждебного холода, царившего снаружи. Не теряя ни секунды, девушка принялась раздеваться. Прошла в ванную, скидывая на ходу последние предметы туалета. Тугая струя горячей, восхитительно горячей воды с шипением хлынула в эмалированную посудину, на глазах наполняя её. Скорее, скорее же… ух!
Некоторое время иномейка лежала в горячей воде, закрыв глаза от наслаждения. По телу гуляли волны озноба, сменяясь истомой, – как обычно, когда тканям организма приходилось быстро переключать ферментную систему на более высокий температурный режим. Ещё, ещё… а вот и вторая волна, это уже работает самый верхний уровень… вау, как здорово!
Понежившись, Вейла наконец открыла глаза. Ванная комната была наполнена густым паром, и электролампочка под потолком сияла в тумане, точь-в-точь солнце прекрасной Иноме. Правда, полное сходство со светлыми небесами портило здоровенное серое пятно на потолке – пласт штукатурки отвалился, обнажив голый бетон. Стены, впрочем, тоже утратили первозданную белизну, среди трещин на известковой побелке сочно зеленели пятна плесени. Да, надо что-то с этим делать… не выдерживают иннурийские отделочные материалы ежедневной паровой процедуры… так скоро и бетон трещинами пойдёт…
Звонок в прихожей запиликал требовательно и настойчиво. Вздохнув, Вейла протянула руку, сняла с пластикового крючка связку амулетов. В голову будто ударило тугой волной ветра – включился телепатор. Так… понятно… соседка…
– Да иду, иду, перестаньте трезвонить!
Накинув на голое тело халат и подвязав мокрые волосы резинкой, иномейка распахнула дверь.
– Слушайте, вы нас опять затопили! – на пороге стояла полноватая дама лет под сорок, пышущая праведным гневом. – Сколько можно!
– Здравствуйте, Алла, – лучезарно улыбнулась Вейла, сжимая пальцами нужный амулет. – Нет, что вы, никаких утечек у меня нету! Это просто пар. Вы же в курсе, как у нас теперь строят – щели кругом. Тут не то что ванну принять – стоит зубы почистить, и у соседей уже потолок готов обвалиться! У меня самой такой ужас творится… Да хотите, можете сами убедиться! Проходите, пожалуйста.
Гаситель агрессии, как всегда, сработал безупречно – дама перестала излучать явную враждебность.
– Э… у меня там стирка налажена…
– Ну не стойте же на пороге, прошу! Заходите, заходите!
Однако соседка уже таращила круглые глаза, и в спектре эмоций теперь явно превалировал испуг.
– Ох…
– Марина меня зовут, – любезно напомнила иномейка.
– Марина… нет, я пойду, пожалуй… – Алла ретировалась с удивительной поспешностью. Помедлив, Вейла захлопнула дверь. Подошла к большому зеркалу, висевшему на стене в прихожей. Зеркало послушно отобразило хозяйку – девушка в халатике, исходящая паром, точно только-только вынутая из кастрюли отварная говядина. М-да… понятно… Прокол, явный прокол. Нельзя так подставляться.
И да, таки придётся что-то предпринимать насчёт отделки ванной комнаты. С хорошей гидроизоляцией непременно. Светлые небеса, вот ещё головная боль…

 

– Антон? Тебе чего не спится?
Мама стояла в дверях спальни, жмурясь спросонья и кутаясь в накинутый на плечи халат.
– Мне сегодня пораньше на работу надо, – я дожёвывал наспех сооружённый бутерброд с колбасой, уже застёгивая куртку.
– В такое время? Там у вас, наверное, кроме ночных вахтёров, ни души!
– Надо, надо, ма! Пока-пока! – я выскочил на лестничную клетку, не вступая в дальнейшую дискуссию.
На улице царил непроглядный мрак, фонари отчего-то не горели, а шесть часов утра в октябре – это ещё вполне полноценная ночь. Окна в домах, правда, зажигались одно за другим – граждане просыпались, готовясь начать очередной рабочий день.
Вагон метро был непривычно пуст, только какой-то парень в углу дремал, привалившись к стенке. Присев на лавку, я откинулся было на спинку, прикрыв глаза по примеру попутчика, но тут же вновь сел, согнувшись и уперев локти в колени, нервно сжимая пальцы. Уж какой там дремать, когда всё внутри невидимо поёт…
– Станция «Киевская»! – ну наконец-то…
Народу в подземке между тем помалу прибывало, и от «Белорусской» я уже ехал стоя. К конечной же остановке «Речной вокзал» вагон подкатил, уже почти штатно набитый пролетариатом. Вот интересно… ну хорошо, у меня дело, а эти-то граждане куда спозаранку рвутся? Хотя да… может, кто-то с полвосьмого работает, а кто-то и раньше…
Автобус, недовольно ворча мотором, подкатил к остановке, перепончатые дверцы распахнулись, и я решительно шагнул в его нутро. Салон оказался почти пустым, только какой-то помятого вида пожилой работяга дремал на заднем крайнем сиденье, да пара невесть зачем выбравшихся из дому ни свет ни заря старушек разговаривала меж собой, довольно оживлённо жестикулируя. Я уселся на край сиденья, всматриваясь в проплывающий за окном пейзаж – темно, а водитель, как водится, объявлять остановки брезговал. Скорее… ну скорее же…
– Абырвыгарбыр! – отчего-то шофёр решил сделать исключение именно для этой остановки, но динамик исказил благой порыв человека до неузнаваемости. Выпрыгнув на асфальт, я поплотнее застегнул «молнию» на куртке и решительно двинулся к дому, уже сиявшему доброй половиной окон. Сейчас… вот сейчас…
Окна квартиры на последнем этаже сияли мягким приглушённым светом, пробивавшимся сквозь шторы. Вот свет в окне зала резко усилился – крохотная фигурка раздвигала портьеры, и сердце моё раз-другой стукнуло невпопад. Вот погас свет на кухне… всё, темно.
Сейчас… Вот сейчас…
Лёгкая фигурка выскользнула из подъезда, на ходу поправляя белую вязаную шапочку.
– Здравствуй, Антон.
– Здравствуй, Вейла.
– Тссс… – она укоризненно покачала головой. – Меня зовут Марина, если ты помнишь.
– Да, что-то такое припоминаю, – улыбнулся я.
Вздохнув, она ухватила меня за локоть, и мы направились к остановке.
– Ты так и будешь теперь каждое утро меня ловить?
– Ловят рыбу. А я тебя встречаю. Почувствуй разницу.
– Уже чувствую. За рыбу не скажу, а мне отчего-то приятно. – Она рассмеялась.
– Ну вот видишь!
– Погоди, – она притормозила меня – Не пойдём на остановку. Автобус можно увидеть издали, добежим…
– Есть разговор?
Её взгляд из-под длинных ресниц непроницаем.
– Мне порой кажется, что у тебя тоже есть телепатор…
– Ни фига нету. Всего лишь обострённая интуиция плюс мощь интеллекта.
Посмеялись.
– И тем не менее разговор есть, – она вновь поправила шапочку. – Изделия отправляются на космодром. А коды бортовой ЭВМ у нас до сих пор отсутствуют.
Я хмыкнул.
– Они вам так нужны?
Её глаза внимательны и чуть печальны.
– Но ещё больше это нужно вам, Антоша. Иначе ни «Вега-1», ни «Вега-2» до цели не долетят. Служба Неба возиться не станет. Очередной отказ, обычное дело для венерианских миссий.
Я помолчал, размышляя.
– Выбор крайне небогатый.
– Увы.
– Что мне нужно сделать?
– Это не так сложно, как ты думаешь, – в мою руку лег крохотный кружочек. Я поднёс ладонь к лицу, вгляделся. Пуговица, надо же… маленькая чёрная пуговка…
– Перед последней прогонкой положи эту штучку где-нибудь возле аппарата. Любого, на выбор. Желательно не далее десяти метров. Всё остальное она сделает самостоятельно. Потом вернёшь её мне.
Пауза.
– Сделаешь?
– Думаю, да.
– Спасибо. Ого, наш автобус!
* * *
Ворота кладбища, как обычно, были распахнуты широко и гостеприимно – проходите, проходите, люди добрые, не задерживайтесь… этот товарищ к нам насовсем? правильное решение, давно пора… а вы, очевидно, пока присматриваетесь?
Вздохнув, Вейла решительно миновала врата общественной усыпальницы аборигенов. Пара гвоздик в целлофане придавали визиту вполне законный аспект – ну естественно, девушка пришла почтить память усопшей бабушки. Есть ещё девушки в русских селеньях. Не все ещё морально разложились и очерствели душой…
Остановившись у нужной могилки, Вейла осторожно перешагнула цепь, ограждавшую захоронение, положила цветы перед памятником. Пожилая женщина с фотографии смотрела на самозваную внучку насупленно и сердито, и девушка чуть улыбнулась ей. Не сердись, неизвестная бабушка… в конце концов никто не виноват, что растеряла ты своих детей-внуков бесследно. Вот только одна и осталась внучка, да и та иномейка…
Переведённый в режим поиска «потока внимания» телепатор успокаивающе замигал инфракрасным огоньком – всё в порядке, пристальное внимание к хозяйке отсутствует. Никто не интересуется одинокой девушкой, ничей взгляд не касается её. Искатель «жучков» работал значительно дольше, тщательно сканируя окружающее пространство, – в последнее время портативные устройства дистанционного наблюдения у аборигенов определённо прогрессируют, так что работа не из лёгких… Ага, и ненужных устройств вокруг не наблюдается. Что ж… пока, бабушка. Не забудет тебя внучка, навещать будет частенько, уж поверь.
Тропинка, наискосок пересекающая старое кладбище, уже почти утонула в зарослях молодого кустарника. Не сбавляя шага, Вейла достала ключ, сжала его пальцами и нырнула вниз, в лощинку. Как обычно, тропинка и не подумала идти на подъем – пространство растягивалось, трансформировалось с каждым шагом, горизонт поднимался, норовя стянуться в точку зенита. Промозглый холод иннурийской осени средних широт отступал, сменяясь влажной жарой. Ещё полтораста шагов, и вот он, синий камень. Пару секунд Вейла колебалась – вот взять и заявиться домой в полном боевом облачении?
Вздохнув, иномейка принялась раздеваться. Ну право слово, неумная выйдет шутка. Всё равно как тогда, с сорочкой-ночнушкой на кладбище. Это в летнем иннурийском платье-сарафане ещё туда-сюда, можно в обществе показаться. А в этом наряде можно только вызвать смех. Всё равно что в водолазном скафандре прогуливаться.
Упаковав одежду в пластиковый мешок, Вейла затянула шнурком горловину и пристроила его под развесистым кустом. Вот, теперь не намокнет… На курсах подготовки рассказывали – когда-то, в самом начале эксплуатации, полость «пузыря» тинно была абсолютно темна, пустынна и безжизненна, внешний свет полностью угасал недалеко от входа. Темнота «пузыря» демаскировала входы, даже при включенной защите порой проступало тёмное марево… Добавили голографический индуктор света, синхронизированный с освещением входов-выходов и заодно обеспечивающий постоянное освещение в районе центрального совместителя пространств – вот этого самого синего камня. Однако и после этого тут ничего не росло ввиду отсутствия дождей. Потом конструкторы добавили хитроумную систему влагооборота, и тут наконец-то появилась жизнь. Что, кстати, здорово улучшило внутреннюю маскировку – вот найди-ка в этих зарослях входы-выходы. Ну и полигон для биологов вышел – за пределами всяких мечтаний…
Иномейка тихонько рассмеялась. Да-да, конечно… Можно думать о чём угодно, прокручивать в голове любую ерунду, лишь бы не думать о главном. «Пришла пора – она влюбилась». И не в нормального парня с Иноме – в аборигена-иллурийца. Вот так вот угораздило. И поделать с этим уже ничего невозможно. То есть возможно, конечно… но только она не даст. Никому.
Вейла вновь тяжело вздохнула. Ладно, пора на выход.
Тропинка от синего камня шла уже на подъём. Шлёпая босыми ногами по чуть влажной почве, девушка поднималась, и горизонт вокруг оседал с каждым шагом, постепенно принимая нормальное горизонтальное расположение. Вот только небо над головой было уже совсем иное. Вместо блёклой голубизны осеннего иннурийского небосвода здешние небеса сияли багровым неоновым светом – на прекрасной Иноме горел закат.
Девушка с наслаждением вдохнула воздух, напоённый ароматами родных джунглей. Послеполуденные ливни смыли зной, и даже по меркам иннурийцев, наверное, сейчас тут царила благодать – градусов тридцать, ну, может, чуть больше. Время Неги – славный сезон. Жаль, что недолгий. Совсем скоро закат угаснет, и всё покроет ночной туман…
Вздохнув ещё раз полной грудью, Вейла решительно зашагала по тропинке, уходящей в самую гущу цветущих джунглей. Можно, конечно, вызвать гравилёт… но светлые небеса, как она соскучилась по родной Иноме! Нет, только пешая прогулка и никаких гравилётов! Время есть.
Назад: Глава 1 Детская шалость
Дальше: Глава 3 Знойная зима