Дарьен в Коннектикуте – исключительный береговой город. Величественные дома, первозданные луга и кустарники. Этот район, находящийся между водой, Холли Понд, школой Токенеке и прудом Горам, обладает особой привлекательностью. Но не может быть плохого места для жизни в городе, в котором дома площадью в 500 квадратных метров в колониальном стиле стоимостью в несколько миллионов долларов являются нормой. Центр города такой же, как центры городов в фильмах про американскую мечту: магазины с мороженым, зоомагазины и магазины игрушек, рестораны общественного питания, тайская кухня и несколько отделений крупных сетей вроде Brooks Brothers и Ann Taylor. В старомодном кинотеатре предлагается смесь из блокбастеров и детских фильмов. Не все люди здесь идеальны: я видел здесь людей невысокого роста и нескольких, которым не помешало бы сбросить 1,5–2 килограмма, – но здесь также были пятидесятилетние мужчины такого атлетического телосложения, будто они игроки университетской команды по лакроссу, и женщины, красивые и обычные, но неизменно подтянутые. Если их дети не были моделями Tommy Hilfiger, Ralph Lauren или Abercrombie & Fitch, то вполне могли бы ими стать. Лучшие общественные школы – не в последнюю очередь благодаря тому, что родители на 95 % в своей массе являются выпускниками старших классов и на 70 % по крайней мере бакалавры. Колледжи для их детей – это данность; что касается высшего образования для их детей, даже для родителей без элитного образования школы ниже тех, которые входят в рейтинг лучших 25, будут разочарованием. По самой последней переписи от 2010 года, в городе проживают 19 508 белых, 744 азиата, 743 латиноамериканца и 104 афроамериканца. Этническое разнообразие здесь не слишком ярко выражено. Как и диверсификация экономики: Дарьен стабильно входит в десятку богатейших городов Америки, и в нем наибольшее количество людей, зарабатывающих больше $200 000 в год. Даже район вокруг железнодорожного вокзала здесь приятный. Возможно, Дарьен не мог бы стать еще лучшим городом для людей, которые здесь живут, за исключением того, что он мог бы быть первой остановкой на экспрессе от Нью-Йорка. Он был третьей.

Но, как и во всех подобных городах, в нем были свои грязные секреты, и я не имею в виду внебрачные связи и детей, злоупотребляющих наркотиками, которые есть в любом зажиточном городке. Его секрет был финансовый, что хорошо сочетается с тем, что большая часть его средств принадлежала людям, работающим на верхней ступеньке сферы финансов, – банкирам, адвокатам и нескольким менеджерам хедж-фондов. Это не предпринимательский город, если вы не считаете потерю работу в банке и организацию хедж-фонда предпринимательством. Это меритократический город, и деньги считаются пиком достижений. Грязный секрет Дарьена, однако, тот же, что подкашивает все городки с уровнем дохода выше среднего в Калифорнии, Неваде и Флориде: долги, финансовая нагрузка и чрезмерный оптимизм в подсчетах.

«Совершенно ошибочно считать, что большая часть этого сообщества живет по средствам», – сказала Сьюзан Бруно, присяжный бухгалтер, выросшая в Дарьене и вернувшаяся после колледжа. Бруно пятьдесят, она светлая, небольшого роста и привлекательной внешности – такой, которая делает ее архетипической женщиной Дарьена. Сегодня она работает специалистом по финансовому планированию, но он начинала как бухгалтер в Deloitte and Pricewaterhouse Coopers. В Дарьене она была своей, но у нее был взгляд извне на долги ее соседей. В 2012-м, когда мы с ней говорили, она консультировала многих своих друзей и соседей по поводу разрешения их ситуаций. Ее советы обычно похожи: продать большой дом, купить дом поменьше, перестать тратить деньги впустую. Она говорит, что это не то, что хотят услышать люди, просящие ее совета. Некоторые, как она утверждает, предпочитают бежать из города, чем продолжать жить в городе по своим средствам. «Люди уезжают из города, потому что не хотят жить там, где раньше они могли тратить больше», – сказала она так, будто это очевидно, почему они предпочтут уехать, чем жить в жалком доме площадью 2600 квадратных метров.

Я повстречал Бруно в ресторане «1020» на Бостон-Пост-роуд, проходящей через центр Дарьена. Она напористая, но обаятельная. Меня не удивило, что она была замужем за одной из спортивных звезд, мужчине на семь лет ее старше. Она могла стать талисманом города, позволяя людям, любящим или испытывающим отвращение к Дарьену, направлять свои чувства к городу на нее. Ее достоинства: она умна, и она дипломированный государственный бухгалтер, так что она может дать отпор кому угодно. Она управляет своим собственным бизнесом, вырастила двоих детей, которые, по ее мнению, достигли хороших результатов: один закончил колледж в Сан-Франциско и работал в компании Бруно, созданной в Остине, другой был студентом Бостонского университета. Она была замужем за мужчиной, которого встретила, когда ей было 16 – ему было 23, – многие десятилетия. Ее недостатки: она любит посплетничать, но с умом – предваряя непристойные истории словами «если вы повторите это, мой муж-итальянец вас убьет». Она часто хвалится знакомствами с видными людьми, но предана им – всего спустя три недели после того, как Ланс Армстронг был дисквалифицирован в зачете «Тур де Франс» за использование допинга, она рассказывала, как она сделала что-то для Ланса и Шерил (то есть Шерил Кроу, певицы, бывшей любовницы Армстронга), как будто все еще было хорошо иметь к нему отношение. Она также была экспертом в том, чтобы вскользь сообщить в беседе о своей связи с чем-то очень престижным – начиная с ее связи с основателем Университета «Нешнел» в Фэйрфилде и заканчивая ее членством в пляжных и гольф-клубах, о которых я никогда не слышал, но как она давала понять, которые были желанны для многих, – а затем немедленно снижала ценность таких пустяков, призванных повысить социальное положение.

Она, как я с восторгом могу сказать, была идеальной помесью зануды и сплетницы для того, чтобы поведать мне о долговой яме, в которой сидят люди Дарьена. Она рассказывала мне о том, что было для меня самым интересным: как многие из ее друзей и клиентов влезали во все большие долги, имея дорогие дома с еще более дорогой ипотекой. Они были богатыми, но не состоятельными людьми Дарьена.

Когда речь идет о задолженностях, провести тонкую зеленую линию просто, но оставаться на ее верной стороне не так легко. Состоятельные люди с умом пользуются кредитами, вкладывая их в бизнес или покупая что-то, что вырастет в цене, например, дома, которые обычно дорожают в долгосрочной перспективе. Богатые и бедные толпятся по другую сторону линии, влезая в слишком большие долги за вещи, которые им не нужны, которые они не могут себе позволить и которые будут только терять в цене: одежда, дорогие путешествия и обеды, шикарные автомобили, излишние кредиты на обучение по образовательной программе, которая не поможет найти работу, чтобы выплатить займы, и дома, слишком дорогие в сравнении с доходами их владельца.

Это происходило с Дарьеном точно так же, как происходит во многих других менее зажиточных городах. Когда выросли цены на недвижимость в нулевых, большие и прекрасные дома Дарьена также выросли в цене. Богатые люди Дарьена делали то же самое, что делали другие американцы: искали ипотеку, которая позволила бы им купить самый большой дом, который только можно. В Дарьене – подобно многим другим богатым городам, в которых премии были в 4, 5, 10 раз больше базовой шестизначной зарплаты, – люди покупали эти шикарные дома по ипотеке с регулируемой процентной ставкой и выплатой только процентов. Это приводило к тому, что ставка была фиксированной пять, семь или десять лет, и все это время люди платили только проценты. Когда этот период подходил к концу, процентная ставка обновлялась, и они начинали выплачивать основную сумму и проценты, как по обычной ипотеке. Этот момент тогда был как гром среди ясного неба для тех людей, чьи выплаты должны были вот-вот значительно увеличиться. Они не думали, что это произойдет: цены на дома должны расти, чтобы люди могли изменять условия займа или лучше купить дом побольше в более благоприятном районе этого идеального города. Если у них оставался собственный капитал домовладельца, они могли потратить его на приятное путешествие в Тёркс и Кайкос, как если бы они нашли деньги.

Бруно отметила, что, когда богатые Дарьена брали ипотечные кредиты, это казалось рациональным. Люди могли приобретать дома большего размера, чем если бы они брали традиционный заем на 30 лет, или они могли надеяться, что они будут платить проценты только до тех пор, пока они не решат проблемы с деньгами, поскольку премии начисляются только раз в году. Но даже это – с таким размером премии, который определяет босс или, того хуже, целый комитет боссов, – располагает людей на худшей стороне от тонкой зеленой линии. Они примитивно предполагали, что справятся с выплатой долга за дом. Затем экономическая ситуация поменялась, и их ожидания уже не соответствовали реальности. Большинство ипотечных брокеров не предвидели крах цен на недвижимость, и они точно не предполагали, что его усугубит затянувшаяся рецессия, которая подкосит благосостояние высокооплачиваемых финансистов, живущих в местах вроде Дарьена, точно так же, как она повлияет на работников с почасовой оплатой в компаниях с высоким участием потребителей. Но когда две эти силы объединились, задолженность по кредиту стала тяжелым бременем. Дом стоимостью в $3 миллиона и кредитом в $2,4 миллиона теперь стоил $2,1 миллиона, что означало, что теперь он был невыгодным активом, подобно многим другим домам в Америке. Теперь, когда срок выплаты процентов подходил к концу, владелец должен был выплачивать гораздо более высокую сумму по ипотеке или где-то найти $500 000, чтобы иметь достаточно собственных средств в доме, чтобы его рефинансировать. Если вы заработали достаточно денег, чтобы получить ипотеку на трехмиллионый дом, то может показаться, что это не проблема. Но это не соответствует действительности.

Бруно знала людей, которые зарабатывали $2 миллиона в год много лет подряд, откладывая совсем немного, если откладывая вообще. Их дом был не инвестицией, он был частью затрат на их стиль жизни. Чтобы оплачивать все такие затраты, люди получали заем под залог их акций или других инвестиций, которые они не собирались продавать, чтобы набрать сумму на погашение первого взноса. Выплата только процентов по ипотеке высвобождала средства на покупку новой яхты, пары новых роскошных автомобилей, членства в загородном и яхт-клубе, обучения в частной школе или по крайней мере частных преподавателей, а затем платы за обучение в колледже для трех, четырех, пяти детей плюс ежегодные взносы в фонды сбора средств школы. Премию можно было потратить на первый взнос на второй дом на далеком лыжном курорте, плюс на пару недель отпуска. Поскольку $2 миллиона превращаются в $1,2 за вычетом налогов, эти дополнительные траты на стиль жизни выкачивали значительную часть средств, а иногда даже увеличивали задолженность. Проценты по кредиту в $2,4 миллиона со ставкой в 5,5 % составляли $132 000 в год. Но они предполагали – наивно предполагали, – что они выплатят долг со следующей, еще большей премии. Но этого не происходило.

«Статус для вас важнее, – говорила Бруно. – Вам нужно было заплатить за членство в загородном клубе в первую очередь, потому что, если у вас его не будет, вас не наймут, когда вы потеряете свою предыдущую работу. Но теперь у людей просто нет денег, чтобы рефинансировать эти ипотечные кредиты».

Я посчитал ее объяснение внутренних механизмов Дарьена одновременно обнадеживающим и угнетающим. Обнадеживающим потому, что ее истории об этих людях показывали, что богатые люди Дарьена не сильно отличались от всех остальных, кто погряз в долгах. Угнетающим – ну, они не сильно отличались от остальных людей, кто мечтал с пользой потратить заработанные деньги. И все же я спросил Бруно, почему ее друзья не хотят жить в меньшем доме, который они могли бы себе позволить, или даже иметь его в собственности. Кажется, они не собираются въезжать в него со всеми своими дальними родственниками. Бруно удивленно посмотрела на меня. «От вас ждут, что вы будете занимать более заметное место в обществе, – сказала она, будто я спросил Найджела Тафнела, почему его усилитель дошел до отметки в 11, хотя мог бы дойти до 10. – Если вы не улучшаете качество жизни, то вы не успешны. И вам нужно показывать, что вы успешны, чтобы улучшать качество жизни».

Было бы легко считать Дарьен чем-то необычным. Например, он уникален во многом: в богатстве его жителей, достижениях и стремлениях их детей. Также был уникален их подход к управлению долгом, который основывался не столько на тонкой зеленой линии между богатством и состоятельностью, сколько на мнимой линии между платежеспособностью и банкротством. Но у меня другой взгляд: богачи Дарьена – в их роскошных особняках; новых, чистых автомобилях класса люкс; одежде, названной в честь людей вроде Питера Миллара и Лилли Пулитзер, – ничем не отличаются от бедных рабочих, купивших слишком дорогой дом, потерявших его, а затем получивших тонну критики за то, что они приняли неверное решение. В то время как некоторые из людей Дарьена могли иметь обоснованные ожидания насчет того, что их премии будут оставаться на том же уровне или даже расти, в большинстве своем они были иррациональны. Им следовало бы провести какое-то время со Стивом Л., членом Tiger 21, сказавшим мне, что наше видение будущего не соответствует тому, как мы живем сейчас. Мы тратим слишком много, чтобы иметь возможность жить той жизнью, которую мы ожидаем, даже несмотря на то что мы можем не находиться в финансовой опасности сейчас. Это заявление было куда более универсальным, чем он представлял.

Марк Р. Рэнк, профессор социального обеспечения в Университете Вашингтона, и Томас А. Хиршл, профессор социологии развития в Университете Корнелл, изучили данные группы людей от 25 до 60 за сорок четырехлетний период времени, чтобы это доказать. Они пытались определить, насколько сильно разнятся доходы одних и тех же людей. Они обнаружили, что 12 % американцев могли быть в 1 % богатейших людей Америки, а 39 % – в 5 % по крайней мере один год своей жизни. Больше половины могли достичь 10 % – с доходом выше $115 000 в год – в течение своей жизни. Но эти годы не могли длиться вечно. Их богатство – в данном случае прибыль – уменьшалось. В безопасности были лишь те, у кого было состояние – в форме сбережений, инвестиций и жилье, которое в большей части уже было в их собственности. «В то время как многие американцы на своем жизненном пути имеют некий уровень богатства, гораздо меньший процент из них имеет богатства в более долгосрочной перспективе», – писал Рэнк в авторской статье в New York Times. А именно, всего 0,6 % американцев могли быть в 1 % богатейших людей в течение 10 последовательных лет. У людей будут хорошие и плохие годы, это очевидно, даже если во время Великой рецессии создавалось впечатление, что это способны понять только фермеры, переживавшие из-за изменчивости погоды и цен на продовольствие. Рэнк также цитировал работу Роберта Кэролла из Tax Foundation, который обнаружил в отчетах Налогового управления США, что половина людей, заработавших более $1 миллиона в год за период с 1999-го до 2007-го, могли это делать только в течение одного года; только 6 % зарабатывали столько в течение всего периода. Они точно были богаты в течение года или двух, но немногие могли умело использовать эти деньги так, чтобы стать состоятельными. Как показали данные, доходы были нестабильны как у возглавляющих список самых богатых, так и у тех, кто его замыкал.

Но даже если бы вы не знали о работе Рэнка, Великая рецессия показала, что богатейшие люди из Дарьена были не одиноки в своем стремлении влезать в долги. На другом конце страны, в горячей пустыне Аризоны, богатейшие люди Финикса также брали ипотеку с регулируемой процентной ставкой и выплатой только процентов. «Когда в 2008 году наступил кризис, мы были ошеломлены, – сказал Армандо Ромен, присяжный бухгалтер и финансовый консультант в Финиксе. – Люди, бравшие пяти-, семи-, десятилетнюю ипотеку с регулируемой ставкой, попали в ловушку. Стоимость их имущества очень сильно упала, и теперь все перевернулось с ног на голову». Теперь, чтобы быть богатым в Финиксе, нужно не так много денег, как в Дарьене: средняя стоимость дома с четырьмя спальнями в Финиксе, согласно данным Trulia, была ниже $388 642 в 2014 году; в Дарьене она составляла $1,8 миллиона. Но и до этого присутствовала та же тенденция: люди принимали долги, будто это была возможность мечты. В Фениксе мечтать было не столь неразумно. Законы Аризоны позволяли людям выходить из ипотеки. «Кажется, вся идея того, чтобы быть чуточку более консервативным и не пытаться прыгнуть выше головы, не оставила в сознании людей того отпечатка, которого следовало бы, – сказал мне Ромен. – Они могли получить схожий дом на своей же улице за половину стоимости своего последнего дома. Они просто покидали свой дом». Он подчеркнул, что люди, принимавшие такие решения, были «образованными людьми с высоким доходом», которые могли исключить влияние эмоций из своих решений и подсчитать, что нет смысла жить в доме, ипотека по которому стоила больше, чем сам дом. И потом, их жизнь не менялась от того, что они переезжают в другое место на той же улице. Для них это сработало. И подобно миражу в пустыне последствия их плохих решений исчезали.

Большинство людей не может просто уйти из своего ипотечного дома. Таким образом, то, как люди распоряжаются своим долгом, куда важнее их инвестиций. Долговые обязательства могут быстро обернуться против людей; они могут с равной возможностью уничтожить состоятельность, если не жизнь. Из приблизительно $11,4 триллиона всего потребительского долга в Америке $8 триллионов приходится на ипотеку. Согласно Бюро переписи США, средний американец с годовым доходом в $52 762 имеет долг в $47 000. (Треть этого долга составляет кредит по кредитным картам.) Американская федерация потребителей выпустила отчет зимой 2014-го, уведомляя о том, что всего треть американцев живет по средствам, не имея долгов, которые могли бы поставить под удар их будущее. В нем также было указано, что вторая треть тратит не больше, чем может себе позволить, но они не подготовлены к будущему, в котором траты могут возрасти. Последняя треть находится в плачевном положении. С людьми, в собственности которых были дома, ситуация была хуже. В 2010 году Федерация потребителей опросила людей об их долгах по ипотеке, и 68 % заявили, что они накапливают долю во владении домом; в 2014-м их количество упало до 54 %. Количество людей, планирующих выплатить всю ипотеку до выхода на пенсию, также упало: 78 % людей в 2010-м утверждали, что они выплатят ее до пенсии, в то время как в 2014-м то же самое сказали 68 % опрошенных. Обладание домом во второй половине двадцатого века было лазейкой для среднего и высшего классов для достижения состоятельности. После выплаты ипотеки в течение 30 лет люди в равной степени могут иметь то, что будет служить опорой на случай, если у них кончатся деньги – например, как было у моих дедушки и бабушки, которые, когда постарели, продали свой дом и переехали в дом престарелых, – или то, что они смогут продать, дабы переехать куда-то, где более низкие цены на жилье, что сможет поддержать их после выхода на пенсию. Но люди не склонны играть с такими вещами: сначала они выплачивали ипотеку. Тогда в 2000-х наступил бум жилищного строительства, и многие люди перешли за границу тонкой зеленой линии из-за неверных решений по кредитам.

Почему такое происходит? Федерация потребителей предположила, что люди недостаточно внимания уделяли планам по накоплению сбережений и расходованию средств. Это могло быть правдой, но если люди не наращивали долю собственности в своих домах или не могли выплатить ипотеку до выхода на пенсию, то они жили в домах, которые не могут себе позволить. В исследовании, посвященном характеру расходов Одного и Пяти Процентов богатейших людей США, мы с Клонтцем обнаружили, что состоятельные и богатые тратят приблизительно одну и ту же часть своих доходов на дома – 22–24 % – и что это приблизительно равно тратам в других категориях расходов, включая долг по кредитной карте, отпуск, благотворительность и содержание детей. Исключения составляли питание в ресторанах и сбережения на старость. Один Процент тратил на 30 % меньше на еду вне дома и сберегал на 30 % больше на пенсию. За годы такой подход может привести к огромной разнице.

Единственный человек, который купил свой дом – дома – верным образом, едва ли сможет стать примером для подражания. Я буду звать его Карл, поскольку он обоснованно избегает публичности. Жизнь Карла была хороша. Он родился в зажиточной семье – его отец изобрел особый вид внутренней отделки автомобилей, которую хотела получить каждая автомобилестроительная компания в течение достаточно длительного времени, так что он приносил миллионы долларов в год в период с 1950-х по 1970-е. Такой длительный приток денег предоставляет широкие возможности для детей. Сестры Карла не занимались ничем, кроме того, чтобы судиться друг с другом и с ним; Карл же стал более состоятельным, открыв сомнительную медиакомпанию: он собирает деньги за распространение информации от людей, которые зарабатывают на бедняках. Он как сборщик дорожной пошлины, предоставляющий платформу – спутниковое телевидение, интернет, радио – людям, которые хотят что-то сообщить миру. Его устраивает то, что кто угодно может проехать по его шоссе, и он не вглядывается в стекло автомобиля, чтобы узнать, кто за рулем. И даже если бы он это делал, я не думаю, что если бы он увидел что-то возмутительное, то это бы его побеспокоило. Он просто собирает свою пошлину.

Нас с Карлом познакомил наш общий друг. Карл хотел с кем-нибудь оттянуться, пока его жена ходила по магазинам; я хотел послушать его истории. В зимний день в Нейплсе, Флорида, он взял меня и мою жену на свою 26-метровую яхту. Мы плыли в паре миль от берега Мексиканского залива. Яхта в редком итальянском дизайне мягко рассекала волны. Солнце было теплым, но не жарким. Я ел клешни каменного краба и пил из бокала прохладное пино гриджио, который периодически пополняла жена капитана. День был настолько расслабляющим, насколько вообще бывает в жизни. Карл начал рассказывать мне о том, насколько он был финансово консервативен. Сначала я подумал, что он бредит. Мы прожигали тысячи долларов на топливо, не двигаясь ровным счетом никуда. Я также знал, что у Карла четыре дома – в Нейплсе, Парк-Сити, Лос-Анджелесе и в городе, в котором он вырос. У него также было 47 автомобилей, включая Rolls-Royce Phantom, Bentley Continental GT, кабриолет Jaguar и новенький Jeep в Нейплсе. Единственный намек на экономность я нашел только в том, что у него было членство в NetJets, а не собственный частный самолет. Карл жил на широкую ногу. Но по мере того, как он говорил, я начал понимать, что не на такую уж широкую, как могло быть: он жил вполне по своим средствам, и даже меньше.

«У меня почти нет долгов, – сказал он мне. – Я ненавижу долги. У меня настолько рискованный бизнес, что я инвестирую деньги в облигации».

А как же его дома? Он сказал, что два из этих домов были свободны – включая тот, что во Флориде, который защищен законом о земельных наделах на случай, если однажды он проиграет крупный иск. Вместе эти два дома стоили $12 миллионов. Другие два были с ипотекой по $500 000 на каждый, поскольку $1 миллион – это предел по облагаемым налогами выплатам по ипотеке. Эти дома стоили еще $9—10 миллионов. «Если я однажды все это потеряю, моя жена и дочь смогут продать один из домов и машины и жить припеваючи», – сказал Карл. Что касается машин, то они были куплены за наличные через покупателя, который работал на него. Это может показаться странным, но покупатель защищал Карла от секундных эмоциональных порывов и больших трат на автомобиль, чем на него стоило бы тратить. Если на аукционе за автомобиль поднимали цену, покупатель не имел права повышать ставку; он должен был спокойно расстаться с автомобилем. Только на яхту, как сказал Карл, был некий кредит. Он сказал, что лучше владеть яхтой так. Я мало знал о владении гигантскими яхтами, поэтому не мог поспорить.

В отличие от многих из Дарьена, Карл сам себе начальник. Он не работает на банк или брокерскую компанию, он не менеджер хедж-фонда, полностью зависящий от денег других людей, которые позволяют воплощать его безумные идеи и получать прибыль, которая за этим следует. У Карла компания, предоставляющая услуги, и он управляет ею без всяких излишеств. Он гордился тем, что у него так мало работников – всего 30, а также тем, что его бизнес, присутствующий на каждом из континентов, не имел кредитов. Это было для него важно. Для него куда менее важно было изменить мир, к чему он сам никогда не стремился. Ему нравилась эффективность его компании. Она также была безумно прибыльной.

Большинство людей не думает о своей личной прибыли так, как Карл. Но каждому, кто размышлял о месячном или годовом минимуме, который необходимо покрыть, прежде чем он сможет откладывать деньги или немного развлечься, приходилось думать именно так. Карл шел еще дальше. Хотя он отлично справлялся с тем, чтобы тратить миллионы долларов в год, он также заботился о том, чтобы откладывать деньги на случай, если его бизнес потерпит крах. Он планировал однажды продать компанию и рано уйти на отдых. Ему нравилась идея стать профессором, чтобы рассуждать о том, что он знает, хотя сам он был ужасным студентом. Но он знал, что не в его власти создать условия, при которых его пригласят вести лекции, и даже если он бы мог это сделать, оплата была бы незначительной в сравнении с теми деньгами, которые он зарабатывал. Ему нужны были безопасные деньги. Это были облигации, оплаченные дома и экзотические автомобили.

В Карле удивительно было то, насколько обычной была его личная и профессиональная жизнь, не считая его огромного состояния. Если бы вы увидели его на улице в лоферах от Gucci, дорогих часах и футболке с названием его яхты, то он был бы похож на любого финансиста из Дарьена, погрязшего в долгах. Но он им не был: Карл состоятелен.

Итак, легко исключить кого-то вроде Карла из-за размера его состояния. Каким образом сможет случиться так, что он истратит все свои деньги? Кажется, никаким, но многие вроде него с этим справились. Заметный развод в 1990 году Патриции Клюге с Джоном Клюге, заработавшим миллиарды на телевидении, радио и наружной рекламе, дал ей титул «богатейшей разведенной в Америке». Ее доля после развода составляла приблизительно $100 миллионов. (В то время состояние Джона Клюге составляло более $5 миллиардов, что делало его богатейшим человеком в Америке.) У нее была возможность никогда больше не беспокоиться о деньгах. Но в июне 2011 года она заявила о банкротстве по главе 7 Кодекса США о банкротстве, по которой вы признаете полное поражение, в отличие от главы 11, по которой вы пытаетесь восстановиться. Она заявила о долге в размере до $50 миллионов и имуществе не более $10 миллионов. Газеты сообщали, что большая часть этого долга появилась из-за приблизительно $66 миллионов по займам для расширения виноградника, который она построила в Шарлотсвилле, Вирджиния, с ее новым мужем. Во время рецессии Клюге не смогла продать достаточно вина, чтобы сделать выплаты по займам, опоздала с оплатой, и фактически ей пришлось передать права на имущество банку, как множеству других американцев. Дональд Трамп, ее друг, купил виноградник и дал ей работу по его управлению. Через год он ее уволил.

Когда мы хотели купить дом весной 2008-го, ипотечный брокер сообщила нам, что нам готовы выделить настолько большой кредит, что мы можем купить дом площадью 750 квадратных метров топ-менеджера ABC Sports. (Агент по продаже недвижимости поставил нас в известность, чем занимался владелец, вероятно, для того, чтобы не заставлять нас гадать, кто тот полный лысый парень, присутствующий на всех фотографиях известных спортсменов.) Дом находился в Нью-Ханаане, недалеко от старого дома Дэвида Леттермана – возле которого часто появлялся его преследователь. Дом был новый, чистый и прекрасный, и в нем было все, что было бы очень дорого заменить: идеальные кухни и ванные, и никаких странных комнат или стен под чудным углом. Он был также скрыт на много акров в глубине леса. Мы не могли поверить, что можем себе его позволить, но брокер сказала, что у нас достаточный доход, чтобы оплачивать ипотеку – залповый заем со ставкой, установленной на 10 лет. Когда мы посчитали наши ежемесячные выплаты, мы не были так уверены, как она: только на ипотеку потребовалось бы больше половины нашей прибыли после вычета налогов, и нам бы пришлось надеяться на большие дополнительные заработки для того, чтобы платить за все остальное. Когда мы сообщили об этом риелтору, она сказала нам, что лучше купить дом побольше, до которого мы сможем дорасти в будущем. Мы были двумя людьми с двумя собаками. Сколько детей нам понадобилось бы, чтобы заполнить дом площадью 750 квадратных метров?

Мы отказались, и я рад, что мы это сделали. Наши поверхностные подсчеты учитывали налоги, но обходили стороной все другие траты, которые неизбежны при владении домом, вроде ухода за лужайкой, обслуживанием оросителей и бассейна, уборки снега и высокооплачиваемых рабочих – электриков, водопроводчиков, садовников и маляров, которые должны появляться в течение года. И все же банк готов был дать нам гигантский заем по ипотеке, если бы мы этого захотели. Частично нас удержало то, что мы узнали, когда росли. Моя жена жила в типичном доме 1980-х в пригороде Атланты – около 320 квадратных метров в доме на участке площадью примерно в акр, в окружении подобных домов в этом районе. Ее отец, стоматолог, знал, как ухаживать за домом и участком. Они заводили друзей и вели достаточно комфортную жизнь. Я рос в съемных квартирах. Я ничего не знал о работе по обслуживанию дома. Я мог знать что-то об отдельных домах только по дому моего деда. Я постригал его газон, составляющий приблизительно десятую часть акра. Но в большей степени нас удержало то, что мы с женой узнали во время наших напряженных контактов с часто получающими негативные отзывы председателями кооперативных обществ. Нам обоим дали одобрение на покупку квартир в кооперативных обществах, в которых мы и жили до того, как встретились. (Ей отказали в покупке одной из квартир, когда один из председателей достал весы, чтобы взвесить ее собаку. Оказалось, что она не проходит по предельному весу здания.) В этом процессе легко дойти до нелепости: вы как покупатель обязаны предоставить личную финансовую информацию председателям, которые решат, можете ли вы купить квартиру в здании, несмотря на то что банк уже дал вам добро на эту покупку. Я испытывал отвращение, когда проходил через это, боясь, что они мне откажут из-за того, как я выгляжу или как я отвечаю на их вопросы. Но теперь я думаю иначе. Учитывая чудаков из каждого здания с квартирами в Нью-Йорке, председателям было наплевать, как вы выглядите. Их интересовало, есть ли у вас средства, чтобы выплачивать ипотеку, и что более важно, ежемесячный чек на обслуживание, потому что если вы не справитесь, то платить за вас придется всему кооперативу. Председатели оценивают, сколько вы платите в качестве первого взноса, а также сколько у вас остается в запасе. По этим правилам и я, и моя жена могли потратить на наши первые квартиры совсем немного, чтобы председатели нам не отказали. Хотя тогда это казалось нам ограничением, это научило нас умеренности.

В Коннектикуте в 2008-м, когда бум недвижимости начал гаснуть, мы могли купить этот большой дом и въехать в него сразу же – с нашей мебелью стоимостью в две спальни. Какое-то время жена продолжала говорить о доме, рассуждая о том, не сделали ли мы ошибку, отказавшись от него. Тогда финансовый мир пришел в упадок. Подобно многим, кто пережил это событие, мы должны были быстро провести серьезные изменения в нашем плане расходов и сбережений. Чтобы спокойно жить, нужно было иметь контролируемые долги. Этот дом стал бы бременем на многие годы. Ипотечный брокер и риелтор, получившие бы крупные комиссионные в случае, если бы мы действовали иначе, были обескуражены нашей нехарактерной бережливостью. Но мы вынесли урок от кооперативных председателей: он вселил в нас чувство меры. Мы остановились на меньшем доме, который был при том далеко не хижиной, в Стэмфорде, на несколько меньшем участке земли, но за значительно меньшие деньги. Обеспечение дома было недешевым, но нас никогда не душило количество выплат. Мы не стесняли себя ни в чем. Усвоив урок, мы приняли решения, сохранившие нашу свободу. Устав председателей кооперативов в своей основе требовал от людей не влезать в слишком большие долги, чтобы не портить жизнь соседям. Во время бума жилищного строительства многим недоставало чувства самоограничения. Все было как придется. Покупатели старались получить самый большой дом, убежденные в том, что иначе они что-то упустят. Банки были готовы полагаться на эти мечты, поскольку могли продавать ипотеку инвесторам, все еще верящим в то, что люди будут брать на себя ответственность по владению домом со всей серьезностью, регулярно делая выплаты по ипотеке. Эти предположения не подтвердились. Лучше всех обобщил настроения Чак Принс, глава Citigroup, сказавший, что он не станет беспокоиться о кризисе субстандартного кредитования, пока не потребуется. «Когда музыка остановится, говоря в категориях ликвидности, все усложнится, – сказал он в теперь известной статье в Financial Times, когда я там еще работал. – Но пока музыка играет, вы должны танцевать. Мы все еще танцуем». Пятью месяцами позже, когда музыка сменилась сигналом тревоги, его сместили с должности.

Чрезмерное увлечение жизнью в кредит не ограничивается покупкой домов. Большинство людей подвержены тому, что я называю Дилеммой Бордо. Бордо – один из моих самых любимых регионов виноделия в мире, и у меня остались чудесные воспоминания о вине из этой части Франции, особенно о «Шато Марго», за бутылку которого я заплатил не меньше $300. Бордо обольстительно для меня так же, как долг для многих других людей: я не могу остановиться на малом. Но иногда я хотел бы, чтобы я никогда не пробовал «Шато Марго» или какие-то другие из замечательных вин этого региона. Если вы однажды попробуете, ваши вкусовые рецепторы изменяются навсегда. Бутылка вина за $20 никогда не будет такой, как прежде, а бутылка за $80 в ресторане будет напоминать вам то давнее время, когда вы сидели за другим столиком и пили «Шато Марго». Это Дилемма Бордо, непреодолимое желание пить это вино все время, но со знанием того, что это ограничит ваши траты в других, более важных сферах вашей жизни. Любой высококачественный предмет может вселить в вас схожее чувство: деликатесная еда, премиальные автомобили, ощущение от ношения костюма, сшитого на заказ. Эти вещи действительно лучше, чем более дешевые аналоги в массовом производстве, и, однажды попробовав, трудно вернуться к тому, что когда-то вас вполне устраивало. Я знаю только три средства от этой напасти: нищета, невероятное богатство или самоограничение, сочетаемое с редкими поблажками. Последнее – это отличный компромисс, и это путь к тому, чтобы находиться на верной стороне тонкой зеленой линии.

Мой старый друг К. Дун Гиффорд, большой гурман и основатель экспертной группы по еде под названием Oldways, поддерживал подход к вопросу еды и напитков, состоящий в ограничении без полного отказа. Дун, бостонский аристократ, понимающий человеческую природу, сколько-то унаследовавший и сколько-то заработавший, проводил время с Кеннеди, Рокфеллерами и профессорами Гарварда. Он понимал, что бессмысленно говорить людям не пить колу и не есть картошку фри из McDonald’s – не в последнюю очередь из-за того, что он сам приносил картошку фри своей подруге, легендарному шеф-повару Джулии Чайлд, которую она запивала на скорую руку приготовленным мартини. Он придумал идею Oldways («старые привычки») – из принципа, что мы должны есть и пить так же, как наши предки, – после обеда из тридцати блюд в Шанхае, когда каждое блюдо шло в паре со стопкой алкоголя. В дымке после того, что он назвал «похмельем май-тай», родился Oldways. Он поддерживал такие большие трапезы, но он знал, что их нужно компенсировать парой дней более сдержанного питания и питья. Его любимым противоядием был живительный зеленый салат с мягким оливковым маслом, потому что жир в оливковом масле утоляет голод. И все же тогда появлялся повод для Дилеммы Бордо.

Я стараюсь думать о долге, как Дун. Единственное здравое решение – планировать траты умеренно, но не отказываться от них полностью. Люди не могут жить в постоянных лишениях. Решение любого долга – это арифметика и параллельная битва против побочных интересов. Некоторые думают о том, чтобы покрывать долги при помощи других кредитных карт. Если это помогает, отлично. В конце концов, это может сработать. Но более рациональным было бы понять, сколько вы зарабатываете в месяц, вычесть налоги, а затем записать все свои самые важные траты: аренда или выплаты по ипотеке, транспорт, еда, лекарства, которые вам могут понадобиться. Если бы вы взяли все, что у вас есть, и вложили на оплату задолженности по кредитке, то вам пришлось бы сесть на диету на грани истощения. Вам нужен более сбалансированный подход, при котором ваши ежемесячные выплаты уменьшают долг по кредиту – не только на выплату процентов, – и при этом у вас должны оставаться деньги на развлечения. Вместо того чтобы открещиваться от любых кредитов и провозглашать собственное прозрение всем, кого вы знаете, используйте более умеренный подход. Второй вариант и есть «планировать траты умеренно, но не отказываться от них полностью».

Конечно, некоторые люди не имеют никаких долгов. Для них вопрос не в том, как оставаться в том же редком положении, а в том, чтобы извлечь из него выгоду, как это делал Карл, и откладывать деньги, чтобы ваше будущее стало таким, каким вы хотите. Это требует полного переосмысления вашего видения ценности кредитов. Даже таким людям следует вести учет главных трат и понимать, сколько им нужно откладывать на большие траты в жизни – такие как обучение детей в колледже и пенсию. Вы можете разделить ваши сбережения пропорционально поставленным целям или создать скользящую шкалу, откладывая меньше денег вначале и наращивая сбережения по мере увеличения вашего дохода. При этом не тратьте больше, чем у вас осталось, даже если вам нужно дождаться следующего месяца, чтобы что-то купить. Никаких отговорок. Тогда вы сможете избежать долгов и связанного с ними стресса. Также, возможно, вы испытаете больше радости от покупки, потому что вам пришлось думать о ней.

Сначала я подумал, что Бруно вряд ли сойдет за человека, который будет помогать богачам справиться с их непомерными долгами. Ей скорее следовало быть с ними на одном теннисном корте. Но по мере того, как я пил, я начал понимать, что, как и у всех жителей этого города, у нее были свои трудности. Она неоднократно находила способ сказать мне, что ее дом у моря был мал (площадью в 325 квадратных метров), но стоил $3 миллиона. (Небольшое исследование при помощи Zillow позже обнаружило, что он стоил половину озвученной стоимости.) Она сказала, что она с мужем была в финансовой безопасности, но признала, что они остались в городе благодаря былой спортивной славе ее мужа, хотя с момента расцвета этой славы прошло 30 лет. Но ее план помощи погрязшим в долгах был целенаправленным. Больше всего она занималась тем, что помогала женщинам понимать свое финансовое положение после того, как их супруги затащили семью в серьезные неприятности. Они могли быть результатом одного из следующих событий: смерть, развод, бедствие, инвалидность и долги. Она указала, что только одно из них не беспокоит людей в той степени, в которой должно, – долги. Для смерти, бедствий и инвалидности существует страховка, а развод – это коммерческая сделка, хотя и дорогостоящая. Долг был очевидной проблемой, о которой все предпочитали молчать. «Молодые жены не хотят знать, – сказала она, – а жены постарше от такого приходят в оцепенение». Она рассказала одну историю успеха: пара продала свой большой дом, переехала в другой город, чтобы сохранить лицо, и осталась в браке. Не совсем история любви. И все же когда Бруно показывает свою другую сторону – сторону присяжного бухгалтера, – от нее больше пользы. Ей нравится убеждать клиентов позволить ей провести стресс-тест по их долгам. Это отличная идея, поскольку если инвестирование – это мечты о будущем, то управление долгом обращается к прошлому и его влиянию на настоящее, а также на все остальное.

Когда наша беседа подходила к концу, Бруно придвинула ко мне через стол пару листов бумаги, будто информатор в шпионском фильме. К тому времени в ресторане было темно, так что я не мог прочесть то, что на них было написано, но она объяснила мне, что цифры были настоящими, хотя несколько деталей было изменено, чтобы клиент не знал, что его финансы демонстрируют другим. Когда я позже взглянул на бумаги, я увидел, что у него отличный дом в Гринвиче стоимостью $8,4 миллиона и лыжный домик в Вэйле стоимостью $3,75 миллиона. По дому в Гринвиче у него была ипотека в $1,7 миллиона, а также кредит, обеспеченный жильем, в $1,25 миллиона. Это значило, что заложено всего 35 % дома, что казалось неплохо. Его ежегодные выплаты по двум долгам составляли $55 625. По дому в Вэйле ипотека составляла $2 миллиона с отношением кредита к стоимости в 53 %, что тоже достаточно сносно. Ежегодные выплаты по этому кредиту были $113 000 – что в итоге давало $168 625 в год только по домам. Это достаточно много, но надо полагать, что он достаточно много зарабатывал. У него также было две ссуды под ценные бумаги на брокерских счетах, одна с максимальным процентом в 51 % и другая в 28 % стоимости счета. Помимо этого, у него был заем на $1,1 миллиона за половину стоимости бизнес-ипотеки. Все вместе давало в итоге еще $80 000 ежегодных выплат.

Для него настанет напряженный момент, когда по его кредитам вырастут проценты. Половина процентного пункта по ипотечному долгу увеличит ежегодные выплаты на 14 %, как сказала Бруно. Рост ставки на 1 % повысит выплаты до 30 %. Если же она вырастет до 3,5 % – ежегодные выплаты удвоятся, причем эти выплаты покрывают только проценты по кредиту, а не тело кредита (банк. термин) / основную сумму кредита. Такое увеличение процентной ставки легко представить: после Великой рецессии процентные ставки снизились с отметки в 7 %, на которой они находились до 2008 года, до 3 %. Не было причин для того, чтобы они выросли до прежнего уровня. То же самое может случиться с ссудами для предприятий. В то же время еще один риск состоит в том, что ценность заемных ценных бумаг может упасть. Это может потребовать от него выплаты тех денег, которые были взяты в долг. В этой шаткой ситуации пара событий, не поддающихся контролю, может привести к разорению.

«Всегда предполагается, что с премий будет оплачиваться основной долг по кредиту, но он уходил на траты на стиль жизни, – говорила Бруно. – Для многих это карточный домик».

Даже если с ним все в порядке и если этот сценарий не случится, то все равно склад ума, позволивший ее клиенту и столь многим другим людям набрать столько кредитов, остается. Они балансируют на тонкой зеленой линии – если не находятся в свободном падении с нее, – в то время как они могли бы жить в наивысшем комфорте во всей Америке. Богатые часто живут с огромными долгами, что ставит их в то же самое шаткое положение, что и средний и рабочий классы, которые часто ругают за то, что они делают нелепые покупки. Все они страдают от Дилеммы Бордо. Даже с небольшим самоограничением в кредитах, особенно у богатых людей из Дарьена, которые могли бы жить фантастически, довольствуясь меньшим, они могли быть на верной стороне от тонкой зеленой линии. Если бы это самоограничение оказалось излишним, единственный недостаток состоял бы в том, что у них было бы немного больше сбережений.