Я чувствовал себя спокойно, сидя на синем диване и перешучиваясь с Джоэлем Раймером, подтянутым мужчиной пятидесяти с чем-то лет в футболке-поло. Он подсоединял к моим пальцам электрические датчики. Я был в самом центре Канзаса, сидя в одном из кабинетов диагностики Клиники финансовой терапии, консультационного и исследовательского центра на базе Института персонального финансового планирования при Канзасском государственном университете. Клиника находилась на Пойнтс-авеню, центральной улице в городе Манхэттен штата Канзас, в здании, заселенном небольшими фирмами, арендующими небольшие офисы. Офис, как и сам город, улица и здание, был чистым, просторным и тихим. Я бы не мог сказать, был ли город когда-то больше и суетливей или он всегда был таким, каким я его застал, – пустым, кроме как в дни игр, когда выпускники и команды гостей приезжали в Университет Канзаса на футбольные и баскетбольные матчи конференции Big 12.

«Я очень ценю, что вы пришли сегодня, – сказал Раймер. – Я задам вам несколько вопросов. Сначала несколько вопросов по поводу вашей биографии, затем несколько вопросов о ваших финансовых целях. Возможно, у вас есть какие-нибудь вопросы?»

У меня их не было. Он начал с вопросов о моем семейном положении, детях и занятости. Затем он перешел к вопросам о моих финансах и целях, которые мы перед собой ставили. Что из следующего лучше всего описывает вашу финансовую ситуацию в конце месяца: остаются ли у вас неоплаченные счета, выходите ли вы на состояние безубыточности или у вас еще остаются какие-то деньги? Я ответил, что у нас остаются деньги. Представьте, что вам пришлось продать все свое имущество, в том числе дом, чтобы обратить все активы в наличные деньги и покрыть долг. После того как вы закроете долг, останетесь ли вы еще должны, выйдете в ноль или у вас еще останется много денег? Я уточнил у него, что он подразумевает под «много», ведь это относительное понятие. Он не смог ответить на этот вопрос, но я все равно выбрал последний вариант ответа, потому что у нас остались бы деньги. Затем последовали вопросы о том, удовлетворяет ли меня работа нашего консультанта и как я оцениваю уровень стресса, который возникает у меня в связи с деньгами. Я ответил, что очень доволен нашим консультантом и не испытываю серьезного стресса из-за нашего финансового положения. Свою финансовую грамотность я оценил высоко и поставил среднюю оценку по шкале своей готовности инвестировать в рискованные предприятия.

Наибольшее затруднение вызвал вопрос о наших трех главных финансовых целях на ближайший год. Я думал, что тут уж я буду блистать. Мы с женой посвятили много времени, анализируя наши траты и сбережения с момента моего вступления в клуб Tiger 21. Мы не пожалели времени на то, чтобы сделать все те вещи, которые люди обычно откладывают на далекий момент в будущем: от формирования финансового плана и оформления страховки до написания завещаний и выбора опекунов для наших детей. Наши цели, по моему ощущению, не были грандиозными: мы хотели понять, сколько сейчас следует откладывать на колледж, чтобы сбережения могли вырасти до того момента, когда они нам понадобятся. Мы хотели понять, какую часть нашего дохода следует перечислять на брокерский счет и какую сумму выделять на погашение основного долга по ипотеке. Среди трех моих финансовых целей было совершить пару путешествий в предстоящем году, поскольку из-за финансового кризиса мы жили довольно скромно в последнее время. «Пока что с вопросами покончено, – сказал Раймер с тем же дружелюбным, но непроницаемым выражением, которое ему удавалось сохранить с самого начала. – Теперь вы можете идти, но мы попросим вас ответить на несколько вопросов удаленно». Он отсоединил меня от аппарата.

По крайней мере, письменные вопросы должны были оказаться проще, потому что они были полностью сфокусированы на основных финансовых понятиях, ответственности и беспокойстве по поводу денег. Но последний раздел заставил меня притормозить. Вопросы были прямолинейными, более того, они требовали точных цифр в качестве ответа на такие вопросы, как, например, каков ежемесячный размер ваших расходов на содержание дома или каким остался доход после вычета налогов. До этого момента я всегда был честен. Но мне не хотелось раскрывать такую информацию, несмотря даже на то что Раймер был для меня совершенно посторонним человеком и я не знал никого в Манхэттене штата Канзас. А беспокоило меня то, что обо мне подумают: я не хотел, чтобы Раймер или еще кто-то, кто увидит мои ответы, подумал, что я придурок, а еще хуже, что я богатый придурок. Наши ежемесячные расходы были вполне скромными, учитывая размер наших доходов и место нашего обитания. Но здесь, в Маленьком яблоке, как прозвала Манхэттен в Канзасе Торговая палата, наши расходы показались бы высокими или запредельно высокими. Поэтому я преуменьшил обе цифры.

Вскоре я узнал, что мне не о чем было так волноваться. Исследователям вообще не было никакого дела до моих ответов. Их не интересовал уровень моей финансовой компетентности. Таким образом они проверяли уровень стресса, который я переживаю, когда речь заходит о деньгах.

– Как вы считаете, испытали ли вы стресс? – спросила меня Соня Бритт, председатель Института персонального финансового планирования при Канзасском государственном университете. Она отсматривала видеозапись моего интервью с Раймером и следила за показаниями датчиков, подсоединенных к моим пальцам.

– Мне так не кажется, – ответил я. – По моим ощущениям, я был невозмутим.

– Хм… На самом деле вы были довольно напряжены. Температура в помещении не играет роли. Через две минуты человек должен приспособиться к среде и вернуться к своему привычному уровню гомеостаза. По ходу исследования вы становились все более напряженным.

Затем она показала мне график температур в области моих пальцев. Начальный уровень был семьдесят четыре градуса, но в процессе опроса он упал до семидесяти двух. Идеальная температура, по словам Бритт, девяносто два градуса. Большинство людей в расслабленном состоянии имеют температуру восемьдесят два градуса и выше.

– То есть это никак не связано с температурой в помещении? – спросил я.

– Нет. Происходит вот что: в стрессовой ситуации организм активирует реакцию «бей или беги», большая часть крови направляется к сердцу, и в пальцах попросту не остается крови.

И будто бы считая, что одной этой новости недостаточно, она добавила, что «уровень кондукции кожи» (научная формулировка для потеющих пальцев) удвоился во время интервью. Я был холодный и липкий.

– Цель подобного эксперимента – понаблюдать за реакцией людей на разговор с финансовым консультантом, – сказала Бритт. – Это стрессовая ситуация. И особенный стресс вызывает необходимость отвечать на вопросы, касающиеся ваших целей, что неудивительно.

Я хотел знать, о чем должны были ей сообщить те двадцать минут вопросов и ответов.

– На самом деле мы их никак не используем, – ответила она.

– Получается, что мои ответы были не нужны?

Так и есть.

После всего того, что я узнал благодаря клубу Tiger 21 и написанию этой книги, я умудрился провалить этот тест. Формулировка Бритт была чуть мягче: со своими результатами я оказался на дне выборки, то есть, несмотря на гораздо более глубокие знания в области финансов, чем у большинства людей, и собственную надежную финансовую ситуацию, я показал худшие результаты, чем обычные, не подкованные в этом вопросе люди с улицы. Вместо того чтобы огорчить, результаты, наоборот, обрадовали меня: я знал, какие опасности таит недостаток планирования и как он может разрушить планы человека на жизнь. Я приложил много усилий для того, чтобы навести порядок в наших финансах. Но говорить о деньгах было по-прежнему неуютно, даже с совершенно чужими людьми.

Исследователи из Канзасского государственного института персонального финансового планирования посредством тестов, подобных тому, который прошел я, проводят много интересных исследований на тему того, как люди воспринимают деньги и думают о них. В процессе этих тестов исследователи выявляют, как реагирует наше тело вне зависимости от того, что произносит рот. Я сидел и думал о том, что, доведись мне пройти этот же тест снова, уже зная то, что я знаю, я сомневаюсь, что смог бы скрыть свое напряжение лучше, чем тогда. Мне стало понятно, почему я был так напряжен, а также почему быть на правильной стороне тонкой зеленой линии может быть так трудно.

Для этого необходимо быть открытым и честным даже с незнакомыми людьми, что не так-то просто.

– Мой стресс заключается не в том, что я не могу оплатить счета, – сказал я. – Мой стресс заключается в том, что я знаю, как люди воспринимают деньги. Наибольшее напряжение вызвала та часть опроса, где нужно было отвечать про деньги.

– Разглашение точных цифр, так? – сказал Раймер.

– Именно, – сказал я, выдохнув с облегчением.

Уже собираясь уходить, я спросил Бритт, кто из испытуемых продемонстрировал самый низкий уровень стресса в этом эксперименте. Она повернулась к Раймеру, и они сошлись на том, что это разговорчивая женщина-учитель. «По сути, она никогда прежде ни с кем не разговаривала о своих финансах и поэтому готова была говорить и говорить, – сказала Бритт. – Нам даже было неловко, что в какой-то момент пришлось ее прервать». Она не знала, о чем ей стоит беспокоиться. Единственное, что она знала, так это то, что в конце своей преподавательской карьеры у нее будет пенсия и еще что она накопила немного денег. Готов поспорить, что ее как раз можно отнести к состоятельным людям и что она находится на правильной стороне тонкой зеленой линии.

Об исследованиях, которые проводят в Манхэттене, штат Канзас, я узнал от Брэда Клонтца, о ком рассказывал во второй главе книги. Его исследование посвящено расстройствам на почве денег, и, на мой взгляд, он и его коллеги из Канзаса занимаются одним из самых интересных исследовательских вопросов, с которым мне когда-либо доводилось сталкиваться, – как люди создают себе «денежные сценарии» – истории, которые они рассказывают сами себе, чтобы сформулировать значение денег в их жизни.

Через два года после финансового обвала 2008 года он опросил группу людей о примерно семидесяти двух традиционных убеждениях, связанных с деньгами, и выяснил, что большинство людей можно объединить в четыре широкие категории – избегание денег, поклонение деньгам, финансовый статус и чрезмерная экономность. Каждая из категорий предполагает свои сложности. С людьми, избегающими денег, все довольно просто: они пытаются дистанцировать себя от денег, часто считая, что недостойны их. Результат предсказуем – они подрывают свое финансовое благополучие. Те, кто поклоняется деньгам, убеждены, что они могут избавить от всех проблем. Согласно их образу мышления, все, что сейчас не так в их жизнях, решилось бы, если бы у них было больше денег. Люди, убежденные в прямой зависимости денег и статуса отчасти похожи в своих рассуждениях на тех, кто поклоняется деньгам, с той лишь разницей, что для первых деньги определяют их ощущение собственного благополучия. Или, говоря словами Брэда Клонтца, их самоуважение напрямую зависит от стоимости их активов. Последний сценарий отношения к деньгам – это осторожность. Эти люди не выставляют напоказ то, что имеют, вовремя выплачивают долги и в целом очень аккуратно относятся к перерасходу средств. Более того, это единственная категория людей, которая может ограничивать себя в тратах без особой причины. «Нам нужно выявить систему убеждений, которые работают и которые нет, а затем модифицировать или избавиться от них», – рассказал он, когда в 2011 году было опубликовано это исследование.

В рамках дальнейших исследований Клонтц и Бритт, его соавтор по ряду работ, тестировали респондентов на предмет «расстройств денежного поведения». К ним относятся импульсивные покупки, патологическое увлечение азартными играми, навязчивое накопительство, трудоголизм, финансовое содержание, финансовая зависимость, отрицание денег и манипулирование деньгами. Целью исследования было более глубокое изучение вопроса о том, как изучение основ финансов, например, отслеживание расходов, сказывается на людях. В рамках исследования оценивалась степень признания или отрицания патологических типов денежного поведения, которые в долгосрочной перспективе могут привести к гораздо более плачевным результатам. Выявление различных типов расстройств в пользовании деньгами поможет финансовым консультантам, в свою очередь, диагностировать эти расстройства у своих клиентов, поскольку с расстройствами такого рода скорее столкнется финансовый консультант, чем специалист по психическому здоровью. Третье исследование Клонтца и Бритт обобщило результаты многих предыдущих исследований в практическое руководство для финансовых консультантов. Они надеются, что с помощью полученной в результате исследований информации консультантам удастся приучить клиентов к более осмысленному отношению к деньгам. «Будучи распознанными, сценарии отношений к деньгам становятся доступными для корректировки и искоренения, и, таким образом, становится возможным устранение деструктивных шаблонов финансового поведения и, как следствие, финансовое здоровье».

Как и большинство проблем психического характера, эти сценарии зачастую существуют за пределами человеческого сознания и сформировались как реакция на какие-то события в жизни человека. Клонтц утверждает, что именно эти реакции, а не события как таковые играют основополагающую роль. В качестве примера он привел семью, которая вот-вот лишится дома из-за однажды принятого неверного решения. Существует три выхода из ситуации. В первом случае появляется дедушка и спасает семью. Во втором – родители все же находят деньги и самостоятельно спасают дом. В третьем – они его лишаются. Во всех этих трех гипотетических ситуациях причина-катализатор одна, но восприятие денег этими людьми впоследствии будет различаться. В будущем эти восприятия станут тем, что так мешает консультантам помогать клиентам избавляться от расстройств денежного поведения. Дедушка Клонтца страдал от одного из таких расстройств, возникшего после Великой депрессии. Он считал, что все банки одинаково плохи и им нельзя доверять. Поэтому он никогда не делал инвестиций и не хранил деньги в банке. «Проблема денежных сценариев в том, что в определенном контексте они верны на сто процентов. Однако из-за того, что негативный опыт оказался настолько эмоционально воспринят, любые опровергающие факты, которые он видел на протяжении своей жизни, просто им игнорировались. К власти пришло федеральное правительство и гарантировало сохранность депозитов. Все равно он считал, банкам нельзя доверять». После смерти дедушки Клонтц разбирал его вещи на чердаке и обнаружил стопки денег. «В рамках поведенческих финансов проводятся многочисленные исследования на тему работы памяти и особенностей взаимодействия людей с деньгами, – сказал Клонтц. – При этом недостаточное внимание уделяется личным аспектам и индивидуальным различиям. Каким образом ваша персональная история приводит к определенным мыслям и моделям поведения?» В случае дедушки Клонтца никакое количество доказывающих обратное фактов не могло пошатнуть его убежденности в том, что банкам нельзя доверять. Для любого, кто хочет жить на правильной стороне тонкой зеленой линии, жизненно необходимо видеть эти опровергающие факты и принимать их.

В нашем совместном исследовании Клонтц и я рассматривали людей по обе стороны тонкой зеленой линии, сравнивая состоятельных людей с теми, кого бы по меркам большинства можно было отнести к богатым. Мы хотели проверить, существуют ли статистически значимые различия в их денежном поведении. Мыслили бы вы как состоятельный человек, если бы относились к тому самому Одному Проценту, и как богатый человек, если бы были в числе остальных девяносто девяти процентов? Или же и те и другие проявляют одинаково замечательное финансовое поведение, учитывая размер своего состояния по сравнению с остальными жителями Америки? Все не так прямолинейно. Один Процент оказывается более здоровым с точки зрения отношения к деньгам. Они менее склонны подрывать свое финансовое благополучие через неуемные траты, увлечение азартными играми и неспособность держаться в рамках бюджета, то есть все то, что сопровождает избегание денег. Они умеют накапливать деньги. Если они чего-то и боятся, то это того, что у них не будет денег в достаточном для них количестве. В разговоре с друзьями они склонны занижать цифру своих доходов. Финансовый успех идет рука об руку с желанием зарабатывать еще больше, и это становится основной целью. Это проявляется в большей осмотрительности и наличии круга советников по финансовым вопросам. Они едва ли будут косить газон, зато большинство из них готовит самостоятельно, и только у пяти процентов есть личные повара. Процентная доля расходов на содержание жилища практически такая же, как и у среднестатистических людей, – 23 % по сравнению с 21 % соответственно. Представители Одного Процента ездят на более дорогих автомобилях, носят более престижные часы и тратят больше денег на отдых. Также по большей части они считают себя более счастливыми и имеют более оптимистичный взгляд на будущее. В целом вряд ли какие-то пункты могут удивить, особенно тех, кто привык считать, что счастье и благосостояние находятся в прямой зависимости.

Людей, составляющих тот самый Один Процент, отличают две ключевых черты, благодаря которым им и удается оказаться на правильной стороне тонкой зеленой линии. У них всех есть, как выразился Клонтц, «внутренний локус контроля». Это означает, что они верят в собственную ответственность за все происходящее в их жизни, как за хорошее, так и за плохое, и, если это что-то плохое, в их силах уладить это. Они не верят во внешние силы, которые будто бы управляют их жизнью. Благодаря внутреннему локусу контроля они больше ценят успех и ощущают ответственность за свои неудачи. Помимо того, что это в целом более здоровый подход по отношению к собственной жизни, такой образ мыслей способствует тому, что они реже повторяют собственные ошибки. Это принципиально важный момент. Очень часто бывает так, что не одна ошибка, а их череда приводят человека на неправильную сторону тонкой зеленой линии.

Вторая отличительная черта этих людей – острое неприятие неудач в своих инвестициях. Как я уже говорил во второй главе, они допускают те же глупые ошибки, что и все остальные люди, когда дело доходит до денежных инвестиций. Но они не допускают того, чтобы эти ошибки задерживались в их инвестиционных портфелях. Они могут спокойно продать убыточный инвестиционный проект, не рассчитывая на то, что однажды он начнет приносить прибыль. Таким образом им удается избежать дальнейших убытков в случае, если проект продолжит терять в цене, и вложить деньги в новое дело. Они лучше контролируют ситуацию и готовы воспринимать противоречивую информацию.

На следующее утро я снова был в Клинике финансовой терапии вместе с Клонтцом и Бритт. В завершение своего исследования я хотел получить более детализированную оценку моих взаимоотношений с деньгами. Я хотел, чтобы два финансовых психолога протестировали меня так же, как и группу состоятельных людей, состоящих в клубе Tiger 21. Мне было интересно узнать, насколько хорошо я справляюсь с противоречащими друг другу фактами. Мне хотелось понять, действительно ли я воспринимаю их лучше, чем большинство людей, поскольку я считаю, что способность принимать вещи, которые противоречат тому, во что вы верите, является путем на правильную сторону тонкой зеленой линии.

Я сидел, а Клонтц тем временем стоял передо мной с рулеткой в одной руке и ножницами в другой.

– Какова средняя продолжительность жизни мужчин в вашей семье? – спросил он.

– Один дедушка умер в возрасте восьмидесяти шести лет, другой – в шестьдесят пять от рака, – сказал я. – Обеим бабушкам было больше девяноста.

– Давайте будем оптимистично настроенными.

– О’кей, скажем, восемьдесят лет.

– Восемьдесят – это, по-вашему, оптимистичный прогноз? Давайте рассчитывать на восемьдесят пять. – Он отрезал от рулетки восемьдесят пять сантиметров. – Сколько вам сейчас лет?

– Тридцать девять.

Он отрезал кусок на отметке тридцать девять сантиметров и произнес: – Этого уже нет. Вот то, что нам осталось»

– Боже мой, – с ужасом произнес я.

– В данный момент вы переживаете очень глубокий опыт.

И это действительно было именно так. Во рту пересохло, внутри все опустилось. Благодаря этой уловке портного я понял то, что должен взвешенно подходить к решениям, чтобы двигаться вперед, и забыть о тех, что остались в прошлом.

– Когда вы планируете уйти на пенсию?

– В семьдесят.

– Прекрасно. До этого момента у нас есть вот такой отрезок времени.

Было приятно видеть тридцать один сантиметр, символизирующий годы работы, накоплений и времени вместе с семьей. Но оставшиеся пятнадцать сантиметров после выхода на пенсию меня ужаснули. Клонтц понимал, что мой денежный сценарий – это осторожность. Это означает, что я не склонен к чрезмерным тратам и не разорюсь, но при этом мой страх повторить историю моих родителей, которым всегда приходилось трястись из-за денег, может помешать мне наслаждаться жизнью в полной мере. Увидев выражение ужаса на моем лице, Клонтц сказал:

– Мне бы очень не хотелось, что в конце жизни выяснилось, что из-за детских воспоминаний вы пожертвовали всем. Вы же не хотите бездарно потратить жизнь, которая и так очень коротка. Неужели вы и правда намерены быть настолько осторожным, чтобы, например, лишить себя радости от путешествий со своей семьей?

Это совсем не те вопросы, которые спровоцировали написание этой книги после того, как я в смятении вышел из особняка в Верхнем Ист-Сайде в Нью-Йорке. Там группа состоятельных людей подробно рассказала мне о том, что мы с женой делаем неправильно в отношении наших денег. Здесь, с Клонтцом, ощущения были не из приятных. Но я сам хотел, чтобы Клонтц и Бритт открыли мне более глубинное понимание того, как я отношусь к деньгам, чем то, которое у меня сложилось в результате их вопросов днем раньше. Продать второй дом, как мне посоветовали в Tiger 21, было легко, но трудно изменить образ мыслей относительно денежных вопросов. То, насколько правильно или неправильно вы мыслите о деньгах, определяет то, как вы принимаете ключевые решения. Именно в этом направлении я должен был работать наиболее упорно. Что значило для меня мое финансовое положение? Делает ли меня большее количество денег более счастливым? На правильной ли я стороне относительно тонкой зеленой линии или же я просто лучше управляюсь с издержками и расходами? Мне хотелось верить, что я на правильной стороне, но у меня не было в этом уверенности.

– Как бы вы охарактеризовали ваши отношения с деньгами? – спросил Клонтц.

– Мне бы хотелось думать, что оно нейтральное. Я бы предпочел большее их количество, нежели меньшее. Я стараюсь оплачивать все счета своевременно. Мне не нравится иметь задолженности помимо ипотеки.

Он хотел знать почему. Я рассказал ему истории, которые слышал о своих родителях и долге. Я рассказал ему, что в детстве я считал, что они ссорятся из-за недостатка денег. В моем представлении, долг, особенно долг по кредитной карте, играл лишь роль фасада. Зачем покупать что-то в кредит, если это будет стоить дороже из-за процентной ставки? Клонтц хотел знать, сколько лет мне было, когда я начал осознавать, что «что-то не так» в смысле денег. Думаю, что ровно тогда же, когда я вообще стал что-то осознавать.

– Я прекрасно понимал происходящее, еще будучи ребенком, – сказал я ему. – Я помню скандал, который произошел у родителей из-за еженедельного чека на алименты. Теперь это все кажется несерьезным. Отец еженедельно выписывал чек на $85, и он должен был прийти в пятницу. Вместо этого отец в пятницу только отправил чек, поэтому ожидать его следовало только в понедельник или вторник. Для моей матери это было веским поводом, чтобы позвонить ему в субботу и устроить скандал. Долгие годы я не мог понять, почему моя мать не могла подстроиться под ситуацию и спокойно дождаться вторника. Так она бы избавила себя от воплей и криков. Но это было частью программы. Под программой я подразумеваю их развод, который был так же неудачен, как и их брак.

– Какие вы сделали выводы о деньгах, будучи ребенком? – спросил Клонтц.

В этом суть проблемы, то, о чем я старался не думать лет десять.

Я не хотел их. Я считал, что деньги – это зло. Я думал, что от них могут быть одни проблемы. Я помню, как в двадцать два года устраивался на свою первую работу. Я даже не хотел говорить о зарплате и пытался отшутиться. На следующей своей работе сказал какую-то глупость вроде того, что деньги для меня не имеют значения. Я не хотел конфликтовать из-за денег, и я не хотел просить большей суммы, как сделал бы любой нормальный человек, обсуждая условия работы.

– Что изменилось с тех пор?

– Я всегда был очень бдительный в отношении денег, – сказал я, игнорируя его вопрос. – В конце месяца я всегда знал, сколько денег было списано с моих кредитных карт. До тридцати лет я знал, что в месяц могу снимать с кредитки не более тысячи двухсот долларов. Когда в месяце было четыре недели, получалось по триста долларов на каждую. В месяцы с пятью неделями приходилось тяжело. Я думал о деньгах в контексте определенных дат и того, что бы я купил на них. Это было очень нездорово. Если вдруг у меня оставалась сотня долларов до исчерпания лимита, в этот месяц я мог побаловать себя чем-нибудь.

Это типичный случай ментальной бухгалтерии, хотя тогда я даже не слышал о таком термине. Тем не менее такое планирование расходов не позволяло делать какие-то сбережения, я тратил в рамках своего бюджета, ни меньше ни больше.

– В межличностных отношениях вы не хотели затрагивать вопросы денег, но в то же время вы были глубоко озабочены тем, куда они утекают, так?

Именно так оно и было.

– Чувство денег я приобрел, работая в Bloomberg. Я узнал свою стоимость как журналиста и научился вести переговоры.

Также я начал выезжать в отпуск. Мне уже не приходилось ограничивать себя в чем-то, но я по-прежнему придерживался строгого планирования бюджета. Я рассказал Клонтцу, что изменения произошли тогда, когда я внештатно написал несколько больших материалов, которые хорошо оплачивались, и это обеспечило мне определенную экономическую подушку. У меня появилась возможность немного расслабиться. Уровень комфорта вырос, но до определенного предела. Я все еще не получал удовольствия от покупки вещей, в которых не было необходимости. Я ненавижу тратить что-либо впустую.

– Как бы вы оценили ваше внутреннее чувство комфорта в ситуации, когда ваша супруга тратит деньги и когда это делаете вы? – спросил Клонтц.

– По существую, я не люблю тратить деньги. Я не считаю, что мне еще что-то нужно. Для меня бы не было проблемой пойти и купить новый компьютер Apple, сколько бы он ни стоил, но это случится только тогда, когда мой нынешний выйдет из строя. Я не получаю никакого удовольствия, тратя деньги на какие-то новые вещи. Некоторым моим рубашкам более десяти лет, и они по-прежнему отлично сидят и прекрасно подходят для того, чтобы носить их по выходным.

– Как бы вы себя чувствовали, если бы позволили себе прихоть купить костюм Armani за пару тысяч долларов?

Над этим вопросом я откровенно рассмеялся.

– У меня есть костюмы, сшитые по индивидуальному заказу. Каждый из них обошелся в несколько тысяч долларов. Но я помню, как однажды, будучи одетым в один из этих костюмов, я зацепился за что-то и испытал настоящий ужас от того, что порвал его, несмотря даже на то что к тому моменту носил костюм уже несколько лет. Другие мои костюмы из Brooks Brothers, которые тоже недешевы, по меркам большинства людей, но зато я так сильно не переживаю, что они порвутся или мои дети прольют что-то на них.

Когда я рассказывал ему эту историю, я вспомнил своего отца, который убирал подальше новые рубашки, которые мы ему покупали, прежде чем начать носить их.

– Вот, например, на мне ботинки Ferragamo, которые я купил в Бостоне. Это самая неудобная в мире обувь. Они выглядят круто. Каждый раз, когда я их надеваю, они натирают мне ноги до мозолей и причиняют боль в районе свода стоп. Я не избавлюсь от них только потому, что они стоили четыре сотни долларов.

Когда я говорил это, я отдавал себе отчет в том, что я смешиваю невозвратные издержки и издержки альтернативных возможностей, где альтернативной возможностью был бы больший комфорт в другой паре обуви.

– Откуда в вас эта черта?

– От дедушки.

– Он для вас воплощает образец финансовой ответственности?

– Ответственности и стабильности. У него всегда хватало средств, чтобы оплачивать счета и покупать все, что ему хотелось. В моем представлении, это и было состоятельностью.

– Был ли он щедрым?

– Да. И он всегда был готов помочь.

– У него был менталитет накопительства, возникший в результате Великой депрессии, и он передал вам часть своих беспокойств, – сказал Клонтц. – Люди, которые в период взросления наблюдают ограничительную модель в отношении денег, с трудом подвергаются изменениям. Если у человека существует только один тип мышления в отношении денег, его гораздо сложнее изменить. Если же у вас перед глазами бывали примеры альтернативных моделей поведения, переключиться будет легче.

Мне сразу вспомнился мой дядя, который удачно воспользовался своей спортивной стипендией от Йельского университета и в результате построил серьезную карьеру, инвестируя в страховые компании в Хартфорде, купил дом в пригороде и еще один в Род-Айленде и обзавелся двумя довольно умными детьми.

В период моего взросления он был для меня воплощением победы над ограничениями, сопутствующими скромному происхождению.

– Из того, что вы рассказали, я понял, что в ранние годы своей жизни вы постоянно слышали, что деньги – это плохо и что они являются источником конфликтов, – сказал Клонтц. – Но вместе с тем вы слышали и о том, что с ними нужно быть внимательным и аккуратным. Внутренне вы были одержимы идеей осторожного отношения к деньгам, но не хотели заводить разговор о деньгах, оценивая свою работу. Но с течением времени вы накопили опровергающие факты и смогли переключиться. Некоторым людям это не удается.

Он был прав. Я испытал облегчение. Я оказался способным воспринимать противоречащую информацию и применять ее.

В течение следующих тридцати минут мы обсуждали детали моего принятия решений относительно личных финансов, то, как мы с женой копим, тратим, жертвуем и как планируем воспитывать наших детей, чтобы у них сформировалось адекватное отношение к деньгам. К тому моменту я уже был измучен таким количеством откровенных разговоров.

Клонтц подытожил сказанное мной:

– Вы взрослели в очень неспокойной атмосфере, где ваша мать постоянно искала материальной поддержки у вашего отца, а он не мог обеспечивать ее на том уровне, который ее устроил бы. Вы были свидетелем этого разрыва. Будучи ребенком, вы жили с представлением о том, что деньги – это зло и источник напряженных конфликтов и беспокойства. Ваша мать всегда переживала из-за денег. Время от времени на горизонте появлялся ваш дедушка и спасал положение. Вы это наблюдали и думали о том, что же в нем такого, что позволило ему обзавестись всеми теми навыками в отношении денег, которые вы находите очень привлекательными? Поскольку вы столкнулись с этим в период взросления, вы избегали все источники конфликта на почве денег и даже были готовы соглашаться на меньшую оплату, чем та, которой вы реально достойны, потому что не хотели спорить. В то же время вы существуете внутри финансовой системы жесткого контроля за деньгами, подобной той, в которой жил ваш дедушка. При этом вы попадали в те области, где такой подход не работал. Вы хотели зарабатывать больше. Вы смогли преодолеть себя и спустя какое-то время вошли в совершенно другую зону комфорта. Вы находитесь на абсолютно ином социально-экономическом уровне и все лучше и лучше к нему приспосабливаетесь. Исходя из того, что вы можете себе позволить, ваш уровень комфорта в плане расходов значительно вырос, но это потребовало от вас определенных усилий. Это беспокойство было высокофункциональным и эффективным. Вы хотите избавиться от навязчивой потребности копить, копить, копить в ущерб извлечению удовольствия из того, что вы имеете».

Он попал в точку. Но что мне делать с этой информацией?

– В целом у вас адекватные отношения с деньгами, – сказал он. – Опасность подстерегает вас тогда, когда вы каким-то образом ограничиваете ваши желания воспользоваться теми возможностями, которые у вас есть, потому что кто-то возникает и говорит вам, что это экстравагантно. В действительности же на вашем социально-экономическом уровне это может и не быть экстравагантно. Это может быть абсолютно приемлемо и уместно. Это та часть вас, которая говорит вам, что это экстравагантно, и которую вы необязательно должны слушаться. Вы должны бросить ей вызов и самостоятельно сделать расчеты, потому что точные цифры не обманут вас в том, что вы на самом деле можете себе позволить.

Клонтц снова взял в руки рулетку.

Другие факторы риска связаны с тем, что вы потенциально можете пожертвовать всем ради безопасности. Хоть вы этого и не делаете, такой риск есть. Вы своими глазами видели и прочувствовали, каково это – не иметь достаточного количества денег. Это довольно травматичный опыт. Это страшно. Вы смотрите на пирамиду Маслоу, и если у вас нет должного уровня безопасности и уверенности, а также нужного количества пищи, то что вообще может иметь значение? Риск именно в этом. Вы так отчаянно боитесь иметь недостаточно, что не можете в полной мере наслаждаться жизнью.

Я испытал облегчение. Отчасти это заслуга моего собеседника – Клонтц мне искренне нравился. Но также это произошло благодаря тому, что мне наконец удалось пообщаться с кем-то настолько откровенно и ответить на вопросы, которые вытащили на поверхность и свели воедино фрагменты моего денежного сценария.

– Как у меня дела? – поинтересовался я у Бритт.

– Ваша рука очень холодная, – ответила она.

Этот разговор оказался еще более стрессовым для меня, чем вчерашний, хотя начинал я в довольно расслабленном состоянии.

Клонтц убежден, что с подобных разговоров начинается путь к финансовому планированию и продуктивному мышлению в отношении денег. Акцент делается не на результатах, а на обсуждении мотиваций, которые руководят людьми в совершении определенных финансовых действий, то есть того, как они копят, тратят, инвестируют. На самом деле комплекс терапевтических мероприятий гораздо более обширный, чем то, что испытал на себе я. Одного сеанса в сорок пять минут явно недостаточно. Такая методика помогает людям осуществить переход на правильную сторону тонкой зеленой линии. Данная методика, как и любая другая эффективная терапия, помогает людям увидеть то, как некоторые их действия помешали им делать то, что им действительно хотелось.

Для того чтобы изменить собственный взгляд на деньги и благосостояние, требуется много времени и усилий. Я не уверен, что пошел бы на такой откровенный диалог с кем-то, кроме Клонтца, например, с финансовым консультантом, которого не знаю, или с кем-то, чьей квалификации не могу доверять. Это наиболее распространенный и самый очевидный барьер в подобном роде терапии. Если люди не могут быть честными сами с собой, они не будут честны и с финансовым консультантом и соответственно не смогут добиться прогресса в своих отношениях с деньгами. Они продолжат противиться изменениям во вред себе.

Пока мы шли к выходу в холодный осенний день, я думал о том, что, если бы люди смогли иначе выстраивать свои мысли в отношении денег, если бы они могли мыслить с позиции планирования расходов, а не привязки к определенному бюджету, мне кажется, они были бы счастливей. Они бы увидели разницу между тем, что значит быть богатым и состоятельным. Они смогли бы сделать выбор в пользу пребывания на верной стороне тонкой зеленой линии вне зависимости от количества денег.