***

– Сколько будет дважды два?

Голос пробивался сквозь муть сознания. Слышался как будто через несколько слоёв ваты. Словно спрашивающий находился где-то далеко. И понять, что он требует, не доходило до затуманенного сознания. В голове шумело. Горло нещадно саднило сухостью пустыни. Губы спеклись и полопались, нестерпимая жажда не давала ни на чём сосредоточиться. Голос не успокаивался.

– Сколько будет дважды два?

– Четыре! Курва. Четыре!

Не произнёс, а просипел я. Горло отозвалось вспышкой дикой боли, словно через него протянули не самую мелкую свёрнутую в рулон наждачку. Всё тело дико ноет. Рук и ног не чувствую, словно их вообще нет. В голове набатом бьёт дикий шум. И жажда! Сводящая с ума ЖАЖДА!

– Сколько будет пятью пять?

Да что за издевательство! Что тут урок математики что ли?

– Двадцать пять.

Через силу прохрипел, даже не прохрипел, а просипел я убитым горлом.

– Вот так-то лучше, свежачок. Надо же, да ты счастливчик. Ещё пять минут и схарчили бы тебя за милую душу, повезло тебе, что я вовремя проснулся.

Голос что-то говорил и объяснял, но до измученного сознания ничего не доходило.

В голове бил молотом пульс крови. Каждый удар сердца причинял боль. Ничего в мире сейчас для меня не существовало кроме сводящей с ума жажды и вспышек боли после каждого удара сердца.

Чья-то рука грубо схватила голову и задрала к верху, в губы уткнулось горлышко непонятного сосуда, раздвинуло зубы, и в измученное горло полилась какая-то дрянь. Сил сопротивляться, просто нет. Сделал судорожно несколько глотков, с надрывом закашлялся и провалился в тёмное беспамятство.

Проснулся или скорее очнулся неизвестно через сколько. Тело чувствовалось всё. И руки, и ноги, и каждая отдельная клетка. Впечатление такое, будто побывал в руках изощрённого садиста, который долго и вдумчиво издевался над моим телом, не пропуская ни одного сантиметра, ни одного клочка. Причём времени у него было предостаточно, оторвался по полной программе. Глаза открывать не хотелось. В них, кто-то насыпал песка, по жмени в каждый.

– Сколько будет дважды два?

– Да ты издеваешься что ли? Четыре млять!

– Сколько будет пятью пять?

– Двадцать пять твою мать!!! Что за приколы?

Удивительно. Но слова удалось произнести почти нормальным голосом, да и горло уже драло не так жутко. Боль осталась, но сравнить с прошлым так это и не боль вовсе, а лишь её остатки. А к боли, за последние полгода я уже почти привык. Послышалось непонятное хрюканье, а затем неизвестный голос произнёс.

– А ты сильно не ершись, свежак, а то выглядишь как натуральный пустыш, и вот я думаю. А стоит на тебя живец переводить или проще сейчас грохнуть, чтоб потом хлопот не было! Поэтому и спрашиваю тебя о математических примерах. Заражённые даже на ранних стадиях теряют способность логически мыслить. А видок у тебя сейчас, ох какой не фотогеничный, уж ты мне поверь. Просто неохота тратить, не дешёвый натурпродукт на тело, которое может через полчаса голодно заурчать и попытаться меня сожрать. Я-то пустыша и голыми руками могу порвать, но вот лишний геморрой он ведь никому даром не нужен.

В руки уткнулась солдатская фляжка. Глаза я по-прежнему не открывал, но опознать предмет, не раз державший в своих руках, труда не составило.

– Давай, сделай три-четыре глотка. Потом через время ещё раз. Сразу не части по многу. Но судя по твоему виду у тебя споровое голодание и выпить тебе надо много, но не сразу.

Только тут я понял, что руки и ноги у меня связаны. Вернее не связаны, а стянуты пластиковыми хомутами. Через силу подняв свинцовые веки, тупо уставился на свои руки. Три полоски хомутов нашлись на запястьях и четыре на щиколотках. Сам я оказался прислоненным спиной к какому-то дереву. Вокруг небольшая полянка, заросшая высокой травой. Обладателя голоса нигде не видно. В мыслях шевельнулось бредовая мысль, что у меня глюки. Но вот фляжка в руках намекала, что это не так.

– Эээ-то чё за дела? Нахрена ты меня связал? И где ты вообще есть, глас с небес?

– Связал, потому что не уверен, что ты иммунный. – Раздалось сзади.

– И решил пока присмотреться, вдруг ты заражённый. Пей, давай. Тварям живчик не нужен, а вот нам, ещё как!

С трудом отвинтив крышечку связанными руками, поднёс горлышко к носу и нюхнул. Запах доверия не внушил. Что это такое? Может неизвестный обладатель голоса хочет меня травануть?

– Пей, давай! Что я тебя как маленькую девочку уговаривать должен? О тебе же забочусь! Легче сразу станет, Ульем клянусь!

Недоверчиво сморщившись, сделал три глотка, как было сказано. Мдяяя! Дрянь та ещё!!! Но как бы это объяснить то. Самочувствие то моё стало реально получше. Если вспомнить, что перед последним отрубоном в мир тьмы я и слово сказать не в силах был, то сейчас, можно сказать, соловьём разливаюсь.

– Слышь, дух святой, а имя-то у тебя есть, да и тело тоже?

Снова послышалось похрюкивание. И до меня дошло, что невидимка так смеётся.

– Да это я о твоей невинной психике переживаю, поэтому на глаза и не лезу. Вдруг у тебя нервы слабые, и тебя Кондратий хватит от вида моей прекрасной тушки. Ладно, шутить потом будем. Сколько дней ты уже в Улье? То, что ты не на земле, я надеюсь, ты уже понял.

Вопрос вызвал удивление. Попробовал напрячь мозг и вспомнить, что же вообще произошло. Вспомнил первый вечер и как стал заикаться на закате, когда солнце подкатилось к горизонту, но не зашло, как положено, а почернело и взорвалось чёрными кляксами, после чего наступила темнота. Таких закатов помню три, но я не уверен. Сколько раз терял сознание со счёта сбился, был не в адеквате полном.

– Три дня точно! Потому что помню три диких заката. Но не уверен. Не знаю, сколько раз терял сознание.

– Не, так дело не пойдёт! Ты мне скажи, когда ты в улей попал и точно!

– Да откуда мне знать?

– Ну да! Ты же свежак, момент перехода понять не мог. Вспомни, когда ты попал в туман, который вонял такой кислятиной, что даже на языке кисло было. Кстати, как самочувствие? Глотни ещё живчика.

Самочувствие и правда улучшилось. Можно сказать прямо ожил. Песок из глаз исчез. Горло больше не саднит. Тело тоже вроде в порядке. Всё ещё муторно, но в сравнении с тем как я себя чувствовал, когда очнулся, небо и земля. Внял невидимому собеседнику и отпил ещё четыре глотка из фляжки.

– Ну и дрянь же это пойло!

– Но-но-но!!! Не надо напиток жизни оскорблять непристойностями! Живчик, ты теперь будешь пить до конца жизни, длинной или короткой как повезёт, но если сдохнуть не хочешь, будешь лакать как миленький. Итак, когда ты попал в улей?

– Мы приехали на поляну где то в шесть вечера. Пока расположились, то сё, потом я уплыл на остров, парни пили на берегу. Туман поплыл в десять вечера. Получается, сегодня в десять вечера будет четверо суток как я здесь.

– Ну, ты силён бродяга!!! Охренеть!!! Почти четверо суток!!! Да ты и вправду везунчик!!! Сказал бы кто такое, морду брехуну начистил бы. Теперь можно быть уверенным, что ты обладаешь иммунитетом и в тварь не обратишься. Тебе надо поспать и набраться сил. Спи.

Глаза закрылись сами собой. И тут я почувствовал, как пластиковые хомуты, стягивающие руки и ноги, распались. Но смотреть на моего спасителя было лень. Повернулся на правый бок, сполз на землю и тут же провалился в омут сна.

Но лучше бы я не спал вообще! Вместо спокойного сна, или тёмного беспамятства, когда вечером отрубился и утром открыл глаза, перед внутренним взором, как кадры кинохроники понеслись воспоминания последних дней, моего персонального кошмара.

Началось всё с того что меня должны были положить на операцию по удалению части желудка. Рак будь он не ладен. Узнал я о нём, как и всегда так бывает, слишком поздно. Грешил на гастрит. Потом думал язва. А лечиться всё было некогда, работа, работа, работа. В итоге, когда кинулся, было поздно. Врачи после кучи анализов, УЗИ и проглоченных катетеров вынесли вердикт об удалении части желудка. Операция должна была состояться через две недели.

И вот тут-то нарисовались мои друзья. Их у меня всего трое. Но это настоящие друзья! Они предложили безумный план!

Ты, мол, после больниц никакой будешь. А сейчас уже сезон охотничий пошёл, мы две лицензии взяли, на лосяшку да на мишку косолапого. Давай собирайся и айда на недельку в лесок на природу и вольный ветер. Сам я не большой любитель охоты, больше с удочкой люблю посидеть, но и пострелять ради удовольствия могу. К тому же не знаю почему, но друзья всегда удивлялись, талант у меня к стрельбе что ли. Бью чётко в цель, пуля всегда ложится туда, куда целюсь. Собирались недолго, все привычные, по три-четыре раза за год выезжаем в лес. Да и место было подобрано заранее. Выехали мы в пять утра и к шести вечера были на месте. Палатки, дрова, костер, всё привычно и отработано на раз-два. Накрыли полянку, и пошло по-накатанному. Первый вечер и второй день парни всегда отрывались на полную катушку. Ну, ещё бы. Дома жёны у всех, лишний раз не выпьешь, что бы не возбуждать у дорогой половинки желание побухтеть. А тут никто не видит – значит, не знает.

Я выпил с парнями три стопки, но дальше синьку жрать не стал. Не в моём состоянии напиваться до розовых слоников, боком выйдет. Накачал лодку, закинул арбалет и рыболовные снасти, не забыл про червей и отплыл на островок посредине озера. Санька, Витька, и Генку предупредил, что, может быть, до утра не приплыву. До острова было метров триста. Островок небольшой, метров двадцать на тридцать. С десяток старых елей, с пяток молоденьких, трава по пояс и одиночество. То, что мне сейчас и требовалось.

Я вообще, по складу характера, одиночка. Тяжело с людьми схожусь, и одному мне не в тягость. Из-за этого были вечные проблемы с напарниками по шабашкам. Единственно близкие мне люди сейчас глушат водку и домашний первачок на берегу озера. Витёк, сосед по лестничной площадке, дверь напротив нашей, – кент с детства. Ещё наши родители семьями дружили, ну и мы друг к другу прикипели, не разлей вода. Санёк и Генка прилепились к нам позже, в третьем классе.

Два брата близнеца перевелись из какой-то другой школы. Как это всегда бывает, сразу пошли выяснения: кто круче и сильней. Но вот беда! Братья были неотделимы один от другого, и если кто-то начинал задирать одного, второй, недолго думая и не заморачиваясь, что двое на одного нечестно, сразу бил в ухо противнику.

С нами у них нашла коса на камень! Мы с Витькой, конечно, не братья, но друг за друга тоже стояли стеной. После месяца взаимных синяков, ушибов, разбитых губ и фингалов, да ещё и до кучи вызванных не раз в школу родителей, мы успокоились и объявили перемирие. Через какое-то время, так уж получилось, мы стали нормально общаться. Ну а в конце учебного года наша спаянная четвёрка не давала спуску никому. Даже пятиклассники старались к нам не цепляться. Потому что-то знали: дашь кому-нибудь из нашей четвёрки тумака, подзатыльника или пендаля и огрёбёшь в ответку в четыре раза больше! И по барабану нам было, что противник старше на год или два, и крупнее он и сильнее! Нет, мы не были такими уж разгильдяями и охламонами. Мы нормально учились в меру своих способностей, участвовали в школьных мероприятиях, но вот наезды и оскорбления не прощали никому.

Так мы и взрослели и продолжали держаться друг друга. Ну и на почве охоты сошлись ещё ближе. Витёк – потомственный охотник. У него батянька всю жизнь по лесу дичь промышлял. И не всегда законно, браконьер он тот ещё! Много нам чего на эту тему рассказал и научил. Я был хвостиком за Витькой. Ну а Саня с Генкой после всего одной совместной вылазки на природу тоже влюбились в это дело.

Сейчас они на берегу отрываются. Так уж вышло, что парни все женатые, а я вот холостяк. Нет, был и я женатый, да не ту взял в жёны. После двух лет нервотрёпки и скандалов, битья посуды, слёз и глупых обвинений, я не выдержал и развёлся. Сейчас считаю, надо было разбежаться сразу, через полгода после свадьбы. Сколько нервов бы не сжёг! А вот парням повезло, нормально всё у них. Семьи крепкие, и жёны умницы, понапрасну бучу не заводят. Правда иногда они начинают меня третировать и зазывать в гости на определённый день. Ага!!! А там меня поджидает очередная перспективная девушка, которая, по их мнению, просто обязана мне понравиться и стать моей женой!!!

Я вытянул лодку наполовину из воды на берег, чтобы каждый раз не мочить ноги, и стал готовиться к ночному лову. Собрал два спиннинга для донок, может, какой сомик на ночной кормёжке соблазниться на крупного червя-выползка. Установил крепления да и закинул выше по берегу подальше друг от друга, чтобы не путаться, если вдруг кто-то возьмётся. Затем приготовил телескопичку, люблю смотреть на поплавок и ждать момента поклёвки. Ночью даже больше нравится, чем днём: тишина, спокойствие, никто не мешает. Только маячок светлячка и ты.

Течения в озере почти и нет сосем. Да и откуда ему взяться, если впадает речушка шириной восемь метров, а вытекает семь. Так что промерил глубину, подогнал для ловли со дна да и закинул. Разложил походное кресло, умостился и стал ждать.

Время незаметно подошло к десяти, стемнело уже давно, но вот что удивительно: ни одной, даже самой слабой поклёвки не было! Вроде всегда на вечернее время у рыбы жор должен быть: хоть какой-то маленький карасик должен кинуться на редкого в лесном озере червя! Но нет! Полная тишина. Такое впечатление, что рыбы тут вообще нет. Да и не плюхалась она сегодня, почему-то. Мы были уже на этом месте. Прошлый раз рыбка бралась отменная. И на уху с жарёхой хватило, и домой немало привезли засоленой. А сегодня как отрубило! Не клюёт и всё тут!

Я поёрзал в кресле. Желудок снова начало противно жечь уже привычной болью. Последние три месяца моей жизни были сплошным адом. Боль, рвота и диеты кого угодно доведут до белого каленья. Нет, алкашом, топящим горе на дне стакана, я не стал. Но вот выпивать стал на постоянной основе. Да и характер скурвился, ну а что вы хотели? Поэтому парни меня сильно и не тормозили, когда я на остров, на ночь глядя, лыжи навострил. Три стопки хорошего домашнего самогона вечером и резкая сводящая с ума боль становится тупой и терпимой. Самогоном меня снабжал Витёк, батянька у него не только лесовик! Вообще мужик – на все руки мастер!

Я достал фляжку, открутил алюминиевую крышку на цепочке и сделал три хороших глотка. Закусывать ничем не стал. По опыту знаю, что вывернет. С шумом несколько раз вдохнул и выдохнул. На глаза навернулись слёзы. Первачёк-то у Митрича, пятьдесят пять градусов, не всякий с непривычки выпить может. Зато натуральный продукт: без всякой химии и не из древесных опилок спирт. По горлу прокатилась тёплая волна и мягко упала на дно многострадального желудка. В стороны шариком потеплело, и боль из грызущей стала терпимой. Нет, знаю, что пить мне нельзя! Но снявши голову, по волосам не плачут. После операции у меня останется в лучшем случае полжелудка. И это в лучшем случае! Если не склею ласты на операционном столе! А это что значит? А то, что в двадцать восемь лет я стану калекой, до конца жизни сидящий на всяких диетах и лёгком труде!!! Где вы в наше время видели лёгкий труд? Вот то-то!

Посмотрел на светляк поплавка, тот стоял на месте, не шелохнувшись. И тут я почувствовал запах кислятины. Не просто душок, а противнейший духан, забил ноздри до рези в глазах. Оглянулся вокруг, а со всех сторон наползает туман, не идёт откуда-то с одной стороны, а словно тут, на месте, возникает из ниоткуда, и от самой земли поднимается вверх, и заполняет собой всё пространство вокруг. Зрелище завораживало. В тумане клубились сгустки и завихрения, хотя даже малейшего дуновения ветра не было и в помине. В голову полезли глупые мысли по поводу химического выброса с какого-то завода или комбината. Кислая вонь не давала покоя. Но откуда тут такое может взяться, если ни предприятий, ни заводов на триста километров в округе нет! До ближайшей полумёртвой деревни, в которой осталось доживать век десяток стариков, тридцать км. Да ну! Бред! Это не хим. заражение.

Туман сгустился до неприличия. Вытянул руку и не увидел кончиков пальцев. С таким ещё не сталкивался, но ведь я не всю жизнь в лесу провёл, мало ли? Вдруг так изредка бывает? Вот только духан этот! Сколько так продолжалось, не знаю. Может пять минут, может десять. Реальный мир растворился в непроглядном мареве. Засечь время даже мысли не возникло. Только подосадовал, что не взял с собой рацию из лагеря. Сейчас бы с парнями связаться, узнать как там у них и что. Незаметно, как-то робко, так внезапно нахлынувшее марево стало рассеиваться. Сперва удалось рассмотреть пальцы рук, потом проглянул нос лодки, вот уже виден конец удилища. После того, как увидел светлячок на поплавке, туман резко, как по мановению волшебной палочки, испарился, как и не было его. Встал, потянулся, огляделся вокруг, перезакинул удочку и опять плюхнулся в кресло.

С этим непонятным явлением природы даже боль отпустила. Дурная вонь кислятины пропала без следа. Вот и гадай, а что это было? Денёк выдался тяжёлый, дорога по лесным просекам то ещё удовольствие, а похвастаться отличной физической формой я сейчас никак не могу. И меня начало морить в сон со страшной силой. Веки просто слипались. Задремал прямо в кресле, вытянув ноги.

Но спал недолго. Что меня разбудило, в первый момент не понял. Вскинул голову, оглянулся, и тут хлопнул выстрел! Следом второй! И пошла потеха! Стрельба шла от нашего лагеря, и стреляли из трёх стволов. Что-то кричали и голосили и лупили от души. Слов за выстрелами было не разобрать. Ну, ясно! Посидушки у костра с водовкой и первачком вышли на славу! Попёрла бычка, у кого ствол круче, и как он классно стреляет. Меня даже злость взяла! Только так сладко прикимарил, и на тебе! Парни решили пострелять! Молотили минуту или полторы. Первый сделал три выстрела, может четыре, проснулся то я не просто так, второй отбил весь магазин на десять патронов. А вот третий не упокоился и выбил два магазина, после чего наступила тишина.

Зло выматерился, сплюнул и глянул на часы, 23:20. Значит, подремал примерно полтора часа. Достал фляжку, глотнул от души и злости, сколько смог, и тяжело засопел, вдыхая и выдыхая прохладный от озёрной свежести воздух. Прикрыл глаза и начал считать баранов, которые прыгают через канаву с водой. Помню сорок пятого.