Глава 4
Он забылся беспокойным сном и очнулся от звука двигателя. По переулку шла машина. Алексей распахнул глаза, прислушался. Да, так оно и есть.
Без паники, офицер!
Он слез с кровати, доковылял до окна, отогнул занавеску. В принципе, этот старенький микроавтобус вполне мог проехать мимо. В частном секторе живут и другие люди.
Но машина встала у его калитки. Горели фары, работал двигатель. Из штаба, наверное, прислали. Возникло какое-то срочное дело, а дозвониться до капитана Корнилова сегодня невозможно в связи с утратой телефона.
Вышли двое, перекинулись парой слов с третьим, оставшимся в машине. Черный ворон? Как-то странно, но эта мысль не показалась ему юмористической. Что ж ты вьешься, скотина?
Мужчины, не скрываясь, прошли через калитку, вытерли ноги о решетку перед крыльцом. Поднялись, постучали вполне спокойно, не пинали дверь, не дубасили кулаками. Они выждали немного, снова постучали.
За это время Алексей успел натянуть штаны и сунуть под половицу пистолет с телефоном. Хранить молчание было глупо. Он не преступник.
Капитан открыл, не задавая глупых вопросов, нажал на кнопку выключателя, чтобы осветилось крыльцо. За порогом стояли офицеры в опрятном камуфляже. Один с бородой, другой чисто выбрит. У первого кобура на ремне, у второго десантный АКС за плечом. Нашивки с трехцветным флагом Донецкой республики.
Алексей невольно усмехнулся. Было бы странно видеть здесь другие нашивки. Например, желто-голубые.
– Капитан Корнилов? – поинтересовался бородач. – Алексей Петрович?
– Да. – Алексей подавил кашель, пробуждающийся в горле.
– Прошу прощения за поздний визит. Вас искали в больнице, но вы сбежали оттуда. Я старший лейтенант Кулигин. У нас приказ доставить вас на запасной командный пункт в Славгород.
– По поводу?.. – не понял Алексей.
– Это вне нашей компетенции, простите. – Кулигин пожал плечами. – Мы выполняем приказ полковника Старостина. Машина ждет, Алексей Петрович. Вы должны немедленно отправиться с нами.
Этот парень был вежлив и обходителен. Из таких лишнего не вытянешь. Видимо, они курсы уклончивых ответов оканчивают. Второй помалкивал, как бы невзначай поглядывал на часы.
– Полковник Старостин не в курсе, что произошло вчера утром? – на всякий случай спросил Алексей.
– В курсе, – ответил Кулигин. – Думаю, с этими событиями и связано ночное совещание. Полковнику известно, что вы выжили и даже не ранены. Собирайтесь, Алексей Петрович. Мы подождем у машины, не будем вас смущать.
– Документы покажите.
Кулигин словно ожидал этого, сунул ему под нос потертое удостоверение. В тусклом свете прорисовалась круглая печать, очертания лица. Он и на фото был с бородой.
Что Алексей хотел увидеть в этом свете? Документы подлинные, кто бы сомневался.
– Хорошо, ждите.
Капитан прикрыл дверь и лихорадочно размышлял. Да, дело плохо. Он очень слаб, болен, пережил контузию и сотрясение мозга. Его место в больнице. Ведь Старостин в курсе. Двух небитых предложит за одного битого? Но не пускаться же в бега на ночь глядя.
Он оделся, посмотрел в окно. Офицеры курили возле машины. Их силуэты очерчивались в ночном воздухе. Поблескивали огоньки сигарет, голубоватые экраны смартфонов.
Он вынул из-под половицы телефон, набрал тот же номер с тем же результатом. Бред какой-то! Ладно, бывало и хуже.
Алексей сунул аппарат обратно в тайник, обулся, застегнул форменную куртку без знаков различия. Вышел, запер на ключ входную дверь.
Кулигин посторонился, пропуская его в салон. Он скрывал раздражение медлительностью капитана, но оно проявлялось в дыхании, в резких движениях.
Впереди сидели водитель и еще один тип. Алексей пристроился у окна напротив входа, мысленно отметил задернутые шторы. Офицеры влезли за ним, сели напротив, спинами к водителю. Личное пространство не нарушалось. Расстояние между сиденьями было приличным.
Все молчали. Света в салоне не было. Мглистое мерцание просачивалось через занавески, позволяло различать силуэты людей и сидений.
Несколько минут водитель выбирался задним ходом из переулка, цепляя ветки кустарников, торчащие из оград. На дороге он развернулся и поехал неспешно, берег разболтанную ходовую часть. Кряхтел изношенный двигатель.
Зевнул коллега Кулигина, звякнула антабка автомата. Снова тишина, навевающая странные мысли.
Алексей закрыл глаза, сделал попытку абстрагироваться. Интересно, вернут его обратно, или на попутках придется добираться?
Несколько раз машина сворачивала, тряслась на ухабах. Судя по времени, они проехали центр, свернули на улицу Тепличную, идущую к северо-восточным предместьям.
Остановка на посту. Патрульные разбирались с документами и целью поездки. Кулигин отвечал раздраженно, торопил. Все оказалось в порядке. В салон бойцы заглядывать не стали.
Снова тряска, развилка на выезде из городка. Алексей сунул руки в карманы куртки, устроился поудобнее, закрыл глаза. И вдруг неприятный холодок заскользил по позвоночнику. Машина круто поворачивала, преодолевая кольцевую развязку. Славгород справа, почему водила повернул в другую сторону? Не знает, куда ехать? За поворотом водитель переключил передачу, прибавил скорость.
Алексей отогнул шторку, глянул в окно и увидел лес. Ехали бы они в Славгород, за обочиной простиралось бы поле. Двое напротив напряглись, не сводили с него глаз. Водитель уверенно вел машину на запад, где не было ничего, кроме линии фронта, протянувшейся в семидесяти километрах отсюда.
– Объяснитесь, товарищи офицеры, – глухо проговорил Алексей, сжал кулак, но среагировать не успел.
Удар тупым металлическим предметом, как пишут должностные лица в протоколах, поразил висок. В голове все спуталось, перемешалось. Он ударился об оконную раму левым виском, отлетел от нее, повалился на пол между сиденьями.
По идее Алексей должен был умереть. Нормальный человек не выдержит такие ежедневные перегрузки. Но он жил, даже сознание изредка просыпалось.
Машина шла по безлюдной лесистой местности. Впрочем, недолго. Пересечь линию фронта за столь короткое время она бы не успела.
Корнилов лежал на грязном полу, боролся с забытьем, пытался родить идею через режущую головную боль. А точно ли эти парни ополченцы? Самое удивительное, что они могли ими быть. Но на кого работали и какие цели преследовали?
Кто-то усердно сопел, опутывая ему веревкой руки за спиной. Видимо, спешил, завязал не очень добротно, да и в качестве «перевязочного материала» использовал то, что имел под рукой. Капитан не мог сопротивляться. Силы небесные были явно не с ним.
Его вытащили из машины, поволокли, держа под мышки. Шел дождь. Он успел разглядеть дощатый забор, озаренный светом фар, кустарник на опушке леса, несколько деревьев, поваленных бурей. Стена здания плясала перед глазами. Ее пересекала внушительная трещина.
Его втащили на крыльцо, рывком перетянули через порожек. С ноги пленника свалился ботинок. Ступня ударилась обо что-то, и острая боль пронзила щиколотку. Благодаря ей в голове Алексея ненадолго воцарилась ясность. Его заволокли в узкий коридор и бросили на пол.
– Пиццу заказывали? – глухо осведомился Кулигин и куда-то испарился вместе со всеми прочими.
Из-за стенки слышались голоса. Пленник никуда не денется. Не смотреть же за ним постоянно.
Он собрал себя в кучку, стиснул зубы, прикусил язык едва ли не до крови. Смириться с этим нельзя, надо сопротивляться. Алексея спасали здоровый организм и тренированная воля.
Он перевернулся на бок, стал осматриваться. Облупленные стены, когда-то крашенные в салатовый цвет, узкий коридор. На потолке болталась лампочка, вкрученная в заплесневелый цоколь.
Веревки действительно были завязаны впопыхах. Он мог распутаться. Алексей усердно работал пальцами, выгибал кисти до боли в запястьях, теребил узел, отыскал конец веревки, стал вытаскивать его из петель.
За стенкой бубнили люди, пару раз кто-то засмеялся. Потом к дому подъехала машина. Дьявол!..
Злость душила Алексея, от напряжения кружилась голова. Разноцветные звезды вспыхивали перед глазами. Он уже почти развязался, судорожно разматывал веревки, опутавшие запястья.
Хлопнула входная дверь, раздались шаги в коридоре. Корнилов выдохнул, перевернулся на спину, застыл с закрытыми глазами. Кто-то стоял над ним и разглядывал.
Он открыл глаза. Ему понадобилось время, чтобы сконцентрировать взгляд. Алексей не сразу понял, что знал этого человека. Даже хуже. Сей лыбящийся тип был одним из его бойцов!
– Привет, командир, – вкрадчиво поздоровался лейтенант спецназа Рудик Гаспарян. – Ты как? Тебе удобно? Отдохнул от ратных подвигов?
«Может, это всего лишь проверка на вшивость? – мелькнула глупая мысль. – Нет, слишком серьезно и болезненно все выглядит».
– Да, мне удобно, – прошептал он. – Здесь хорошо мечтается.
– Что, прости? Плохо тебя слышу, – Гаспарян нагнулся.
Улыбка продолжала растягивать его тонкие губы.
Тут кто-то позвал его из глубин коридора.
– Подожди, командир, я сейчас вернусь. Не уходи никуда, ладно? – Рудик начал пятиться, потом отвернулся и исчез за углом.
Гаспарян не хромал, а по идее должен был.
«Как же мощно меня обводят вокруг пальца, черт побери», – подумал пленник.
Он снова извивался, разматывал веревку, обливался потом, едва не терял сознание.
– А вот и я. – Гаспарян вернулся. – Извини, отвлек один тип. – Он опустился на корточки и начал разглядывать командира с каким-то странным ироничным любопытством. – Эй, ты здесь, капитан? Узнаешь меня? Это я, твой лучший друг. Я предам тебя последним. – Рудик засмеялся, чрезвычайно довольный своим остроумием.
– Гаспарян, ты что тут делаешь? – выдавил из себя Алексей. – Ты должен находиться в части.
– Да ладно, командир, к чему условности. Пятнадцать верст до части, вернусь до рассвета, совру что-нибудь. Не волнуйся, ты скоро тоже поедешь. Лишь дождемся людей для прикрытия. В другую сторону двинешься, туда, где торжествуют цивилизация и демократические ценности. Прости, что расстроил тебя.
– Ты не хромаешь.
– Не обращай внимания, – отмахнулся Гаспарян. – Нога была подвернута, но все уже прошло. Решил преувеличить тяжесть, понимаешь? Вот скажи, зачем мне было находиться в том конвое, который вчера разнесли?
– Какая же ты сука, Гаспарян. Ты же в санчасть пошел.
– Не помню. – Предатель помотал головой. – Вы меня высадили и уехали. Я на крыльце покурил и пешком пошел. Потом спектакль перед вами разыграл с бинтом, слезами из глаз. А что касается твоих эпитетов, командир, то это как посмотреть. – Улыбка Гаспаряна стала холодной, голос зазвенел. – Ты считаешь, что прав. Слишком много в этом месиве всего переплелось, чтобы рассуждать о добре и зле. Порой на сказку похоже, да? Ты ведь уже понял, что эта сказка закончится для тебя плохо. Извини за прямоту.
– Что же ты раньше меня не кончил, сука?
– Да пытался я. В аэропорту в тебя пальнул, думал, выгорит. Никого рядом не было, а ты через коридор крался. Не удалось тебя завалить, почуял ты что-то. Потом на меня Жлобин и Мережко вышли.
– Чувствовал я, Гаспарян, что этот выстрел неспроста, но не мог понять, кто его произвел. Не хотел своих подозревать.
– Забей, командир. Что было, то прошло. Не ожидал, признайся честно? Кто заподозрит армянина в симпатии к киевской хунте? Ты прав, ее нет. Тут игра сложнее. Да и армянского во мне осталось мало. Не буду забивать тебе голову, объяснять, кто я такой, откуда взялся. В эту часть меня, кстати, перевели за неделю до тебя. Босс позаботился. Кто же знал, что тут так беспокойно.
– Мне плевать, Гаспарян, кто ты такой. – Алексей вцепился пальцами в пол. – Где я?
– Городишко Каинск, самая окраина. В нем ни ваших, ни наших. А ты молодец, командир. Сдерживаешься, хотя и мог бы пнуть меня ногой. – Он на всякий случай отодвинулся. – Извини, что бросили посреди коридора. Сейчас тебя отведут в подвал. Подождем кое-кого, перетрем с мужиками, а потом и в путь.
Из-за угла вывернули Кулигин с приятелем, который что-то жевал, перекинулись с Гаспаряном парой слов. Этот самый приятель наклонился, схватил Алексея за ворот, поднял рывком. Спасибо, что на ноги поставил. Скомканная веревка осталась на полу.
Алексей врезал кулаком в жующую челюсть. Он вложил в этот удар все, на что рассчитывал, и получилось славно. Голова мерзавца ополченца чуть не оторвалась от шеи, он распластался на полу. Кулигин споткнулся о товарища, побледнел, начал рвать пистолет из кобуры. Гаспарян отшатнулся.
Именно на этого подонка у Алексея были далеко идущие планы. Он расставил ноги, чтобы не упасть, выбросил кулак, попал в живот. Гаспарян такого не ожидал, согнулся пополам.
– Твою мать, командир… – прохрипел он.
Это было возрождение Левиафана. Брызнул адреналин, тело наполнилось силой, яростью, голова – каким-то бешеным безрассудством. Он рычал как раненый лев, рвался в бой.
Гаспарян попытался распрямиться, вскинул голову. Страх заметался в его глазах. Крюк в челюсть отбросил к стене бывшего товарища по оружию, оказавшегося крысой.
Кулигин понял, что не успеет выхватить пистолет, принял стойку. Здоров был бык. Но и капитана Корнилова не пальцем делали. Он протаранил противника, сбил с ног. Оба повалились. Замельтешили конечности, посыпались удары. Кровь текла из разбитой губы. Он орал, понимая, что кончаются силы, бил кулаками, локтем, стремясь нанести противнику максимальный урон. Кулигин хрипел, извивался под ним.
Алексей спохватился. Беги, будет с них. Но уже не было сил подняться. Он пробовал встать, но ноги разъезжались. Коридор качался перед глазами, пол ходил ходуном, как при землетрясении.
Он сделал шаг и едва не упал.
– И куда это мы помчались? – выкрикнул Гаспарян, набросился на него сзади, обхватил руками за горло, стал душить.
Алексей отбивался локтями, что-то мычал. Его сгибало, трещали кости. Очнулись остальные, поднялись, тоже навалились.
Ноги Корнилова подкосились. Он повалился, мигом лишился сознания и уже не чувствовал, как его колотили.
Сознание Алексея зашевелилось, когда его сбрасывали по лестнице в подвал. Он шлепнулся на пол всей массой, раскинул руки. Его отволокли за угол, бросили под лампочку.
Корнилов лежал под низким потолком, раскинув руки, и не чувствовал ничего, ни боли, ни отчаяния. Он не был волен распоряжаться своим телом, впал в какой-то анабиоз. Неподалеку находились люди, на которых Алексей плевал с колокольни.
Кто-то выплеснул на него ведро воды. Здоровья это не прибавило, но в сознании стыковались отдельные кусочки мозаики.
Над ним склонялась женщина с распущенными волосами, бледная и полупрозрачная, как туманное утро. Он знал ее когда-то. Она носила имя Лариса и никак не могла оказаться в этом подвале. Отсюда Алексей сделал вывод, что это видение.
Снова фрагменты аварии. Надрывно гудела фура. Металл рвался, как оберточная бумага. К нему тянулась детская ручонка, залитая кровью.
Из тумана выплыло еще одно женское лицо. Опять знакомое. Он видел его вчера или позавчера. Эта особа тоже не могла оказаться в этом подвале, и Алексей счел ее за глюк. Но она не собиралась испаряться, склонилась над ним, улыбнулась. Волнистые волосы щекотали его нос.
«Она такая красивая, когда молчит», – лениво подумал Алексей и неосознанно потянулся к ней.
Женщина отстранилась и улыбнулась.
– Лешенька, бедный, изможденный тяжелыми невзгодами, – промурлыкала она. – Чего ты добился? Поколотил троих, легче стало? Посмотри, на кого ты похож. К тебе же ни одна женщина теперь не подойдет.
– Дорогая, вы ли это? Какими судьбами? – прошептал он. – Я так понимаю, вы не галлюцинация?
– Сюрприз, – протянула Вера Александровна Золотарева, мило усмехнулась, потом резко охладела и сказала нормальным голосом: – Женщина всегда сюрприз, Алексей Петрович. Но не обязательно подарок. Ты должен был догадаться об этом, но лопухнулся, хотя человек, в принципе, умный, с воображением.
– Я допускал это, но как-то не верил. Что вы теперь собираетесь делать? Перебираться к хозяевам, на ту сторону? А меня в расход? Почему же сразу не пристрелили? Неосмотрительно это, Вера Александровна, очень даже.
– Давайте кончим его, – предложил знакомый голос за кадром.
Лейтенант Гаспарян, гореть ему в аду синим пламенем.
– А вот это, Рудольф, уже не ваше собачье дело, – вкрадчиво проговорила Вера. – Что скажут, то и будете делать. Не волнуйся, мой хороший. – Женщина снова потрепала свою добычу за щеку. – Мы в обиду тебя не дадим. Сами обижать будем. Слишком важный ты гусь. Хотя сразу и не скажешь. На вид приличный парень, в постели удивительно хорош, не чета некоторым, откровенно средненьким.
Он рванулся, хотел схватить эту шлюху за горло, но его потуги были смешными и беспомощными. Она отпрянула и усмехнулась.
– Уязвленное самолюбие возвращает к жизни, милый? Ты неисправим. Мышка плакала, кололась, но продолжала есть кактус. Рудик, накажи его.
Удар обрушился на голову и вытряс из нее сознание.
Он лежал на том же бетонном полу, под тем же низким потолком, с которого свисала лампочка.
– Вот вы и очнулись, Алексей Петрович, – беззлобно пробормотал подполковник Былинский. – Снова деретесь. Это нехорошо. Покалечили моих людей, набросились на Веру Александровну…
– Вы тоже с ней спите? – прохрипел Алексей.
– Случается, – ответил Былинский. – Но так, от случая к случаю. Кстати, это я ей посоветовал обратить на вас внимание. Ведь мы, мужчины, забываем про все, когда лежим в кровати с хорошенькой женщиной, верно? Веселая, неунывающая, всегда податливая и на все готовая. Этакая счастливая сучка.
– А вы, значит, у нас командир счастливой суки, – прошептал Алексей.
– Хороший каламбур, – согласился начштаба. – Да, вы не поддались на ее чары, особо не откровенничали, держались предписанной линии. Но свою роль она, как ни крути, выполнила, запутала вас, отвлекла внимание.
– К черту вашу шлюху, Алексей Никифорович, – буркнул Корнилов. – Вы добились своего. Что дальше? Расстреляете? Зароете в лесу? Был человек, и нет его?
– Не бегите впереди паровоза, – отмахнулся Былинский. – Мы узнали, кто вы такой, и решили сохранить вам жизнь. Пока, во всяком случае. Вас уберут подальше, куда Макар телят не гонял. Жизнь у вас там будет не сахарная. Так что особо не обольщайтесь. Вас собирались устранить дважды. В аэропорту это не получилось. Второй случай вы тоже помните. Бойня вокруг инкассаторской машины, когда вы просто блестяще притворились трупом, сами того не осознавая. Уже завтра разойдется информация о вашем дезертирстве и предательстве, о том, как вы работали на украинскую разведку, оттого и выжили. Вас будут искать, но не найдут. В Москву и Донецк полетят рапорта…
– Мое имя станет символом измены и вероломства. – Алексей скривил губы. – Вы справились с задачей, Алексей Никифорович, браво. Денег-то много везли?
– Много, – подтвердил Былинский. – Не имею права так говорить, но вам можно. Вы же свой. Зарплата работягам там была. Но имелись еще и деньги в европейской валюте одного известного донбасского олигарха. Он продал парочку активов и дал указание банку припрятать выручку подальше до лучших времен. В Глухове работает филиал одного из российских банков, руководство которого втайне согласилось посодействовать предпринимателю. Не за спасибо, конечно. В общем, темная история, капитан. Лучше не лезть в эти дебри. Сумму называть не буду, она вас не порадует.
– Хотите сказать, что эти деньги уже на Украине?
– А я хотел такое сказать? – спросил Былинский. – Считаете, что мы не можем выполнять работу самостоятельно, без украинских хозяев? Примитивно мыслите, капитан. Я и мои люди не агенты Киева, мы не продались украинским властям. Разве я плохо командовал бригадой, сдавал хохлам города и веси? Да, не спорю, по аэропорту «Северный» мы работали в контакте с украинцами. Жест доброй воли, так сказать. Мы навели их на цель, посодействовали с обратным коридором, не предполагали, что все закончится для них так плачевно.
– Но вы же ненавидите киевскую власть.
– Руководство самопровозглашенных республик нам тоже не по душе. Эти люди загоняют регион в могилу, набивают лишь собственный карман. Вы не поверите, но на вершине украинской власти есть умные люди. Им невыгодно захватывать Донбасс, возвращать его под юрисдикцию Украины. Причин тому масса. Во-первых, морока, во-вторых, бесчисленные жертвы, в-третьих, теряется образ врага, а это крайне нежелательно. Наличие врага обеспечивает помощь, мировое сочувствие, тайный карт-бланш на любые действия, в том числе те, которым позавидовало бы руководство зондеркоманд СС. Это удобно. Можно тратить деньги, выделяемые Западом, а свои воровать. Позиции этих людей в чем-то схожи с нашими. У нас имеются точки соприкосновения. Сложная мысль, да? Проще говоря, в республиках Донбасса назревает небольшой переворот. К нему спокойно отнесутся в Киеве. Москва не успеет предотвратить его.
– Там тоже есть люди, связанные с вами.
– Поэтому мы ничего не боимся. – Сумрачная физиономия подполковника посветлела. – Предвосхищаю ваш вопрос. В нападении на банковский конвой принимали участие не украинские диверсанты. Свои, так сказать. Сегодня вас брали не переодетые хохлы. Но с той стороной, увы, мы связаны, в чем и заключается ваша главная проблема. Вот только непонятно, зачем я вам все это рассказываю. Не делайте вид, что этого не знаете, Штирлиц вы наш. Вам известно, что гниль разъела руководство республик, про наши связи с украинской разведкой, да и о том, что в Москве действует разветвленная сеть наших сторонников, включая, скажем так, персоны, близкие к Кремлю. Вы не сменили фамилию. Ваш куратор посчитал, что она неизвестна широкой публике. Это была ошибка. Вы никогда не служили в Дальневосточном округе, не командовали ротой, не конфликтовали с начальством и уж тем более не увольнялись из армии в связи с любовным скандалом. Вы даже не капитан. Вы майор ГРУ Корнилов Алексей Петрович. До поступления в означенное заведение – а это случилось шесть лет назад – служили в бригаде спецназа. Воевали в горячих точках, имеете боевой опыт. У вас была семья, но, к сожалению, она распалась после того, как в тяжелой аварии под Чулымом погибла ваша пятилетняя дочь. У супруги Ларисы был нервный срыв. Она обвиняла в случившемся вас, но вы просто не успели уйти от столкновения с тяжелым грузовиком, потерявшим управление. На новом поприще вы работали в Средней Азии, на Кавказе, брали Крым, отметились в Турции и даже в Сирии. Вас прислали сюда следить за мной. В Москву просочилась информация о том, что руководство бригады участвует в заговоре. Доказательств не было, требовались проверенные сведения. Кто участвует, каналы связи, сообщники в Москве. Вы пристально наблюдали за моими действиями. Вас навязали в нашу бригаду. Противиться этому мы не могли, иначе вызвали бы подозрения. Я все про вас знал, Алексей Петрович, наладил с вами доверительные отношения, подсунул вам хорошую женщину. О вашем задании знал только один человек. Мне бесконечно жаль, но ваш куратор полковник Данилевский Игорь Борисович мертв. Несчастный случай, знаете ли. Оступился на лестнице в подъезде, разбил голову.
Алексей дернулся, застонал от боли в пояснице. Не достать эту тварь, не в том он состоянии. Понятно, почему полковник не отвечал на звонки. Что же происходит? Неужели хохлы и их натовские друзья переиграли Главное разведывательное управление? Как они вышли на Данилевского?
– Идеями будете прикрываться, подполковник? – просипел Алексей. – А не в деньгах ли дело? Скоро на пенсию. Лишняя копеечка не помешает на заслуженном отдыхе.
– Ладно, не стройте версии, – с досадой проговорил Былинский. – На этом мы с вами распрощаемся, Алексей Петрович. Приятно было познакомиться. Вы действительно ценный работник. Убивать вас не станут, пристроят в надежное место, где вам лучше не распространяться о том, кто вы есть на самом деле. Я понимаю, что вы являетесь источником ценной информации, но сами ее не выдадите даже под пытками, а с сывороткой правды в этом подвале как-то туго. Да и времени нет. Возвращаться надо, служба, знаете ли. Рассвет не за горами. Еще раз примите мои сочувствия, капитан… прошу прощения, майор. Отныне только нам известно, кто вы есть на самом деле. Для остальных вы предатель. Доказательства будут. Лица, имеющие противное мнение, мертвы. Все, кто подозревал вашего покорного слугу, тоже на том свете. Вам не удалось собрать обо мне компрометирующую информацию и переправить ее в центр. Признайтесь, вам не на чем меня прищучить.
– Что вы собираетесь делать, подполковник?
Но начштаба бригады не был расположен продолжать беседу. Он и так наговорил слишком много. Подполковник подошел к пленнику, лежащему на полу, и уставился на него с каким-то невнятным сожалением. То ли переживал, что все так вышло, то ли расстраивался, что не может убить.
Алексей не мог упустить такой момент, схватил его за ногу, попытался повалить, но не смог. Не было силы в руках.
Но Былинский испугался не на шутку, отпрыгнул от него, как от прокаженного. Даже очки сбились с носа. Он что-то крикнул, размахнулся ногой, ударил по голове.
Сознание Алексея помчалось петлями, прямо как по трубе аквапарка. В который раз за недолгий промежуток времени.
