Глава 13
Он плохо помнил, как шел. По пути Алексей делал остановки, дважды засыпал. Жизнь еще теплилась в нем, силы не иссякли. На крохотной поляне он опустился на колени, ползал по траве, запихивал в рот какие-то кислые, схваченные морозом ягоды. Корнилов не мог сказать, сколько километров прошел.
Кончилось болото, он тащился в горку, которой не было конца. Мерцал просвет между деревьями, за ним гудела дорога. Он не стал на нее выходить, отвернул в сторону, побрел вдоль опушки.
План местности худо-бедно вырисовывался в его голове. Скорее всего, это и была та самая дорога, которая вела в Каменец. Он должен был идти параллельно ей, не попадаясь людям на глаза.
Местность была практически необитаемой. В такое время люди по лесу уже не шастают. Да и деревень в этой местности было немного.
Алексей вышел из леса, испытывая какой-то страх, приобретенный буквально в последние часы. Неужто он обзавелся агорафобией – боязнью открытых пространств?
Дорога осталась слева. Поблизости проходила грунтовка, пустая в этот момент.
Майор неприязненно разглядывал пригорок, на котором стоял, пустое пространство между лесными массивами. Метров восемьсот от одного леса до другого. На той стороне просматривались заброшенные строения, что-то вроде амбаров, ненужная техника. Туда вела дорога, но, судя по ее убогому виду, ею давно никто не пользовался. Значит, и строения эти не функционировали.
Алексей должен был преодолеть это пространство. Граница не за горами, он это чувствовал. Майор подтянул штаны, поправил куртку. Все это добро за ночь превратилось в нищенские лохмотья. Потом он решительно зашагал вниз с пригорка.
Корнилов дрожал от нетерпения, почти бежал, словно что-то чувствовал. Он преодолел половину поля, начал ускоряться. Заплетались ноги, жгло под ребрами, но Алексей бежал. Приближались строения. Людей там не было.
Он решил обогнуть постройки слева. Вроде что-то сельскохозяйственное, заброшенное, поросшее быльем. Дорога тянулась между двумя продолговатыми фермами. От них уцелели только остовы, да и те обгорелые.
Дорога обрывалась напротив амбара, массивного, хорошо потрепанного кирпичного строения с двускатной деревянной крышей. Здание находилось в жалком состоянии. Кладка разваливалась, дерево разрушалось. Вокруг валялись горы мусора, ржавел остов комбайна, с которого аборигены давно растащили все ликвидное.
Алексей отмечал все это мельком. Дыхание его сбивалось. Он перешел с бега на размеренный, спокойный шаг и вдруг услышал рев мотора, который, как кнут, стегнул по спине.
Слева из-за леса показалась грузовая машина. Небольшой фургон с металлическим кузовом.
Майор присел от неожиданности. Кто такие? Зачем?
Водитель прибавил обороты. Машина понеслась, разбрызгивая грязь.
Его заметили. Нельзя не увидеть одинокого человека, торчащего посреди поля.
Вихрь ударил в голову Алексея. Миллион чертей! Так вот чего он подсознательно боялся. Они вышли на его след, вычислили, где он может находиться.
Машина ушла с дороги, запрыгала по кочкам, направляясь к нему, избавляя от последних надежд. Распахнулась дверца, кто-то высунулся из кабины, хлестнула очередь.
Алексей заметался. Назад бежать поздно. В лес напротив тоже не успеть. Только к этим строениям.
Он помчался вперед олимпийскими прыжками, удивляясь, откуда берутся силы. Майор выпрыгнул на дорогу, побежал по ней.
Алексей обернулся и увидел, что грузовик входил в вираж, устремлялся за ним, снова выбирался на дорогу. Кузов раскачивался так, что Корнилову казалось, будто он сейчас отвалится. Мотор заглох, когда водитель пытался перепрыгнуть через кочку. Что-то кричал пассажир, шофер лихорадочно запускал движок. Спасибо за фору в несколько секунд.
Алексей уже несся между выгоревшими фермами. Кругом мусор, грязь, груды металлолома, остовы сгоревшего грузовика и комбайна с задранным рольгангом для высыпания зерна. Он мчался в конец дороги, к кирпичному амбару, который будто подвергся артиллерийскому обстрелу.
Ворота из просмоленного бруса устояли. Люк над фундаментом слева от них был разбит, кладка разворочена, жестяной выпускной желоб превратился в какой-то рваный лепесток. Лента транспортера скособочилась, свисала почти до земли. Здесь когда-то хранилось зерно, собранное на окрестных полях.
Алексей лез на транспортную ленту, хватался за ролики, изъеденные ржой. Он забросил туда ногу, перекинул тело, откатился, но успел охватить взглядом просторное помещение, заваленное сгнившей соломой. Стальные балки перекрытий, стены в разводах, несколько крохотных окон под потолком. В дальнем углу крутая приваренная лестница, ведущая на чердак.
Майор распластался на рольганге. Он машинально заприметил справа оконце, слева – прореху в расшатанных воротах.
В тот же миг грузовик влетел на территорию станции. Он прыгал по ухабам и кучам мусора, разнес в щепки трухлявый деревянный ящик. Фургон встал у комбайна, в паре десятков метров от амбара.
Распахнулись створки кузова. Оттуда посыпались автоматчики в той же одежде, что была на майоре Корнилове. Они озирались, выставив стволы.
Алексей плохо видел. Пот щипал его глаза. Он яростно их тер, моргал. Да еще и этот клятый перезвон в ушах, от которого Корнилов никак не мог избавиться.
Сосредоточься, майор, работай. И никогда не сдавайся!
Он выдохнул, взял себя в руки. Алексей насчитал одиннадцать рыл, и тут из кабины выпрыгнули еще двое. Чертова дюжина. Есть над чем поработать.
Одного из этих добродушных людей он знал. Добрый день, господин Шаховский! Как здоровьице? У вас тоже была бессонная ночь?
Начальник лагеря был в грязно-сером камуфляже, весь какой-то взвинченный, возбужденный. Глаза его плотоядно блуждали. Еще бы, такая радость в доме, беглеца загнали! Он уже смешался со своими людьми, командовал ими.
– Идиоты! – услышал Алексей. – Чего вы в кучу сбились? Рассредоточиться и искать! Он где-то здесь.
Майор понял, что у него не будет другого столь же подходящего момента. Он открыл прицельный огонь. Враги еще теснились у машины, заметались, стали разбегаться. Трое уже лежали в весьма утешительных неподвижных позах, пропоротые пулями.
Шаховский при первых же выстрелах метнулся за кузов. Он продолжал оттуда орать на подчиненных.
Алексей продолжал стрелять прицельными короткими очередями. Автоматчики разбегались, как тараканы. Кто-то полез на кирпичную горку, чтобы нырнуть в обгоревшую ферму. Майор плавно нажал на спусковой крючок. Автомат послушно гавкнул, боец криминального фронта взмахнул руками и повалился носом в кирпичи.
«Четвертый», – сделал Алексей мысленную зарубку.
Автоматчики уже лежали за укрытиями.
– Вон он, в дыре! – выкрикнул кто-то.
– Взять его! Вперед, дебилы! – проревел Шаховский из-за грузовика.
Приподнялся какой-то смельчак, швырнул гранату в раскуроченный люк с рольгангом. И ведь не промахнулся! Алексей откатился к правой стене, распластался, закрыл голову, зажал уши подушечками ладоней. Граната расшвыряла прелое сено, осколки разлетелись по стенам. Ударная волна тряхнула майора, но не сильно. В голове у него и так хватало звона.
Он подобрал автомат и бросился к оконцу в правой стене, которое заприметил ранее. Боевики помалкивали, выжидали.
Алексей осторожно высунулся из окна. Молодцы, ребята. Все они смотрели левее, чем было нужно.
Неуверенно приподнялся смельчак, бросивший гранату, облизнул губы. Жирные капли пота блестели на его лбу. Первые два шага он сделал на корточках, потом рискнул встать, полез на горку короткими шажками.
Алексей выстрелил ему в живот практически в упор. Парень повалился навзничь, его оружие запрыгало по кирпичам. Все остальные закаркали и открыли дружный огонь по окну. Шатались кирпичи в кладке, летела пыль, оранжевая крошка.
Но героя-одиночки в районе окна уже не было. Он катился по полу, мимо транспортерной ленты, к воротам, дырку в которых тоже заприметил заранее. Майор быстро сменил магазин.
Эти парни мыслили прямолинейно и действовали точно так же. Они старательно потрошили окно. Потом из-за комбайна выбежали двое, кинулись к амбару. Никто из них не смотрел на ворота.
Алексей уже целился через дырку. Первому своему противнику, обладателю роскошного чуба, он влепил пулю точно в голову. Она практически срезала скальп. Как на стрельбище, ей-богу. Боец кубарем покатился с горки.
Второй присел от страха. Его лицо вмиг позеленело. Он метнулся в сторону, как кузнечик. Прыть помогла ему выжить.
Алексей поспешил покинуть позицию, выбежал на середину зала, повалился на живот. Реакция последовала незамедлительно. Град свинца разносил в щепки ворота.
– Обойдите его, тупицы! – кричал Шаховский. – А вы чего ждете, недоумки? Забросайте его гранатами!
Майор подлетел, как ошпаренный. Спасибо за подсказку, дорогой Петр Григорьевич.
Он на негнущихся ногах подбежал к лестнице, стал карабкаться на нее. Хорошо, что она была надежно приварена. Едва Алексей успел убраться в сторону, под ним стали рваться гранаты.
Майор быстро осмотрелся. Два окна на уровне плеч, все видно. Пустое пыльное помещение, за проемом – еще одно, заваленное огрызками жести.
Он метнулся в проем, присел на корточки.
На первом этаже творилось что-то адское. Там гремели взрывы. На втором вздрагивал пол, со стен осыпались остатки штукатурки. Поскрипывали косяки, в которые он упирался руками.
Взрывы прекратились, настала тишина. Раздалась пара робких выкриков. Пусть думают, что убили.
Корнилов на цыпочках припустил к окну в дальнем помещении. Крохотное, но высунуться можно. С этой стороны все тоже было завалено мусором. Особо привлекательно смотрелся череп с крупными рогами, валяющийся отдельно от скелета.
Двое парней крались вдоль фундамента к окну первого этажа. Все правильно, нормальные герои всегда идут в обход. Они остановились, стали совещаться.
Алексей не смог устоять перед соблазном. Все равно ребята узнают, где он. Когда один из автоматчиков поднял голову, майор нажал на спусковой крючок. Автомат изрыгнул остатки магазина. Боец повалился с окровавленным лицом. Второй закричал, побежал за угол.
Майор мысленно добавил зарубку к уже имеющимся шести и отпрянул от окна. Потом он быстро вставил в автомат последний магазин.
За окном снова истерика пана Шаховского:
– Почему он жив?! Кто вас так учил вести бой, молокососы?
Все уцелевшие автоматчики уже бежали к лестнице. Они палили, задрав головы, в проем, что было законченной глупостью. Но что им еще оставалось делать? Пробить пол они не могли, запас гранат извели.
Азарт боя еще не улегся, Алексей не чувствовал усталости. Голова его работала со всей ясностью. Он помчался к проему, вынимая последнюю гранату, метнул ее в люк и покатился обратно.
Граната слабенькая, наступательная, но вполне себя оправдывает, если взрывается в гуще народа. Стонали раненые, кто-то визжал, как недорезанный поросенок. Грохнулось тело с лестницы.
Он кинулся обратно, встал на краю люка, расставил ноги, принялся поливать врагов огнем, но тут же опомнился. Это ведь последний магазин. Под лестницей, тесно переплетясь, валялись трое парней. Все мертвы, нашпигованы осколками, пулями.
Сколько их там осталось? Еще трое? Не пора ли переходить в контрнаступление?
Головокружение от успехов было недолгим, но оказало майору медвежью услугу.
В люке возникла перекошенная физиономия, треснула очередь. Алексей отскочил, оступился. Следом влетела граната. Не все еще извели эти ребята. Она запрыгала на середину помещения, а он уже рыбкой уносился в соседнюю комнату.
Осколки не достали его, но взрывная волна догнала, ударила по мозгам, тряхнула, как разряд электрического тока. Корнилов громыхнулся на лист зазубренной жести.
В голове у него царил какой-то кавардак. Он не сразу понял, что надо делать, тормозил. Кто-то топал по лестнице. Майор дотянулся до автомата, пополз к проему, стрелял с одной руки, плохо понимая, что это последние патроны. У него ничего больше нет.
Через миг настала тишина.
«Соберись, майор! – ахнуло что-то в голове. – Ты почти покойник! Будешь лежать и ждать просветления? Думай!
– Что, падла, патроны кончились? – прозвучал снизу знакомый язвительный голос.
Заскрипела металлическая лестница. Шаховский неспешно поднимался по ней.
Алексей встал. Ноги его подгибались, он шатался со страшной силой. Патронов при нем не было, гранаты кончились. Даже нож куда-то делся.
Корнилов поднял с пола заостренный кусок жести, выставил его перед собой, сжимая двумя руками. Он, хоть тресни, не мог придумать ничего другого.
Когда мужчина в камуфляже с пистолетом в руке переступил порог, Алексей с ревом падающего истребителя бросился на него, прижимая к животу странное оружие. Получи свой трезубец!
Он ударил вроде не сильно. Но заостренный конец жестянки вошел в живот, словно в масло, пропорол тело до самого позвоночника. Шаховский издал неприличный звук и застыл. Так они и стояли напротив друг друга, разделенные куском жести.
Ржавый металл прочно засел в теле важного человека. Кровь стекала на пол. Шаховский икнул. Кажется, он понял, что с ним не случилось ничего хорошего. В его глазах нарисовался страх. На спусковой крючок этот субъект так и не нажал. Пистолет дрогнул и вывалился из руки.
Алексей поднял его. Такие милые вещицы надо брать, особенно когда их приносят тебе на блюдечке с голубой каемочкой.
Снова все пришло в движение, затряслось, загремело. Он выдернул жестянку из тела Шаховского и ногой повалил его, чтобы не заслонял обзор.
По лестнице карабкался автоматчик. Он еще не ведал, что тут произошло. Раз шеф пошел первым, значит, все в порядке. Парень двинулся к проему. Скрежетала лестница, по ней взбирался еще один человек. Первый уткнулся взглядом в черную дырочку ствола, застыл и почему-то позеленел.
Пуля, выпущенная из «Беретты», выбила ему мозги. Алексей перешагнул через труп, приблизился к люку и начал бегло стрелять. Последний автоматчик в ужасе орал. Его руки срывались с перекладины, ноги цеплялись за перекладины лестницы. Он падал долго, прямо как в кино, закатывая глаза, получая пулю за пулей. Этот тип свалился сверху на кучу трупов, стал таким же, как и они.
Вот и все. В этом пистолете тоже не осталось патронов.
Пол стал проваливаться под ногами Алексея. Он отступил к стене, схватился за нее, вернулся во второе помещение, уперся спиной в косяк.
Шаховский подрагивал, держась за распоротый живот. Кровь выливалась из него щедро и, как ни странно, была красной. В глазах этого господина теснилась злоба.
– Вы смотрите на меня, как гипнотизер, пан Шаховский, – пробормотал он. – У вас выдающийся природный магнетизм. Поспешили вы что-то, сливки хотели снять. Решили, что без патронов я ноль без палочки. Зря вы тогда забрали меня из Городицы. Польстились на дармовую рабсилу. Вы еще не сдохли, нет? – Он вытянул шею. – Ладно, счастливо вам гореть в аду, как говорится.
Шаховский хотел что-то ответить, но лишь затрясся в агонии.
Алексей покачал головой и побрел на лестницу, гадая, сколько же ему потребуется сил, чтобы спуститься по ней.
Да, сил ему потребовалось много. Он брел, как ежик в тумане, полностью выключив сознание. Опустошенный до дна морально и физически, проковылял через амбар, съехал вниз, побрел к машине, то и дело запинаясь о трупы. Он вскарабкался в кабину, сел за руль грузовика и обнаружил, что добрые люди оставили включенным двигатель. Ему не надо делать лишних движений.
Ехать на машине было куда приятнее, чем идти пешком. Но он догадывался, что долго это не продлится. Майор трясся по рытвинам, тупо глядя в лобовое стекло. Мелькали поля, перелески.
Он плохо понимал, что делает. Контузия от взрывов двух гранат давала о себе знать. Но по трассе Алексей ехал, в принципе, прилично, и Бог хранил его. Даже инспектор на дорожном посту при появлении грузовика отвернулся, защищая от ветра зажигалку, от огонька которой он собрался прикурить.
Движение на дороге было не очень интенсивное. Мелькнул указатель «Каменец – 4 км». Майор проехал мимо, остановился и отрешенно уставился в окно. Мозг Алексея не работал. Видимо, ангел-хранитель взял на себя бразды правления.
Корнилов опять включил передачу, съехал на проселочную дорогу, миновал безымянную деревушку. Он поставил машину у сарая за околицей, пешком углубился в лес, прошел метров двести, нарвал хвойных лап, обложился ими и уснул.
Через два часа майор очнулся и снова побрел на север.
В его памяти не отложилось почти ничего. Лес не кончался, и слава богу. Природа погружалась в сумерки. Пару раз Алексей пересекал какие-то проселочные дороги.
Потом он рухнул в кустах и думал о своем. Мимо по тропе шли трое парней в форме, к счастью, без собаки, и монотонно переговаривались.
Корнилов снова лез через кустарник, буксовал, опускался на колени, полз. Он, шатаясь, брел по сосняку, сполоснул лицо в небольшом озере.
Был поздний вечер, когда человек в ободранной грязной куртке и рваных штанах выполз на дорогу, посыпанную гравием. На него было страшно смотреть. Он производил впечатление невменяемого, шел, как слепой, неуверенно переставляя ноги.
Послышался шум мотора. Алексей машинально опустился на корточки. Мимо проехала машина, старенькая советская легковушка. Фары на мгновение вырвали из сумрака дорожный знак, стоящий на обочине.
Майор подошел к столбу, обнял его, чтобы не упасть. Он порыскал в карманах, отыскал фонарик. На щите значилось, что город Кохановичи находится в трех километрах отсюда.
– Ну, здравствуй, братская Республика Беларусь, – пробормотал Алексей.
Он медленно брел по обочине. Оборвался лес, потянулись кусты. Впереди показались огоньки маленького поселка. Это был явно не город. Мимо проехали две машины и не остановились. Подумаешь, пьяный идет.
Вдоль дороги тянулся бетонный забор, какие-то мастерские. Среди них стояла будка, видимо, предназначенная для сторожа.
Алексей проковылял к дверям, взгромоздился на крыльцо, постучал. Открыл мужик в жилетке и ватных брюках, с подозрением оглядел незваного гостя.
– Добрый вечер. – Корнилов с трудом выговаривал слова, язык его заплетался. – Прошу прощения, мне только нужно позвонить. Я из Гомеля, попал в аварию, потом меня избили. Мне надо поговорить с родственницей, пожалуйста.
Человек в будке что-то говорил, сочувственно цокал языком, предлагал войти, вызвать милицию.
– Не надо милиции, пожалуйста. Мне только позвонить.
Добрый сторож вручил ему древний телефон со шнуром, подставил стул. Он долго крутил диск, потом что-то говорил. Алексей едва воспринимал встревоженный женский голос, который настойчиво спрашивал, где он находится. Сторож помог ему справиться с задачей. Собеседница обещала подъехать.
– Вы точно не хотите вызвать милицию? – осведомился сторож.
– Я вас умоляю, только не это. Спасибо вам огромное, я подожду на улице. Простите за беспокойство.
Он сидел на завалинке и потихоньку сползал с нее, когда рядом затормозила машина, тоже старая, еще советская. Алексей слышал женский голос, но не более того. Кто-то помог ему подняться. Его куда-то вели, потом везли, снова вели.
Алексей очнулся через вечность. Он лежал в кровати, обложенный подушками и одеялами. Обычная комната, не казарма, не камера. Неподалеку окно с геранью, задернутое шторкой.
Майор очень медленно приходил в себя, то ли просыпался, то ли выходил из продолжительного обморока. Чувства включались поочередно, неспешно.
Над ним склонилось расплывчатое женское лицо. Просто пятно в ореоле волос, на котором поблескивали глаза.
– Где я? – прошептал он. – Только не надо говорить, что это Вторая улица Строителей.
– Вы еще не очнулись, а уже пытаетесь шутить, – укорила его женщина. – Улица Лазурная, дом сорок четыре. Это обычный частный дом с огородом.
– А это точно Белоруссия? Песни партизан, сосны да туман.
– Точно, – согласилась женщина. – Республика Беларусь, Брестский район, город Кохановичи. По-моему, вы бредите, вам надо сделать укол.
– Пожалуйста, давайте обойдемся без этого. Как долго я тут нахожусь?
– Второй день. Когда я вас втаскивала в дом, вы назвали свое имя, а больше ничего не пожелали мне сказать. Так вы Алексей?
– Да, так меня зовут. А вы Анастасия Львовна Василевич?
– Да, это я. Вы находитесь в моем доме.
– Хорошо. – Майору вдруг удалось навести в глазах резкость.
Перед ним покачивалось приятное женское лицо, окруженное волнистыми волосами. У женщины были красивые глаза.
– Постойте, – проговорил он. – Мне сказали, что вы пожилая…
– Ну да, я много повидала. Но вам сказали неправду, мне тридцать три года. Примерно столько же, сколько и вам.
– Мне тридцать пять. Что со мной?
– Сначала я подумала, что вы ранены. Но с вами все в порядке, кости целые. Вы сильно ослаблены и истощены. Думаю, обойдемся без госпитализации. По профессии я медсестра.
– Спасибо, Анастасия Львовна. Пусть другие лежат в больнице. – Он попытался сесть, но голова закружилась так, что Алексей уронил ее обратно на подушку.
– Вам нехорошо? – Женщина нахмурилась.
– Да, есть кое-какие затруднения, – ответил он и попытался повернуться на бок.
– Вот так и лежите, – заявила женщина. – Я как раз собиралась поставить вам укол. Не волнуйтесь, это просто сильный анальгетик. Другие лекарства вам пока не требуются.
Зазвенела металлическая ванночка. Хозяйка дома протерла чем-то кожу Алексея ниже поясницы и практически безболезненно ввела ему часть лекарства из массивного доисторического шприца.
– Вот он, выбор современной женщины, – умиленно пробормотал Алексей. – Не скалка, не яйцерезка…
– Не смешите меня.
«А почему я голый?» – как-то спокойно, без эмоций подумал Алексей.
– Вы не собираетесь сообщать обо мне в больницу? – осведомился он.
– Равно как и властям. – Женщина вздохнула. – Меня убедительно попросили не делать этого и задавать поменьше вопросов. Сказали, что придут люди из Украины, надо дать им временное убежище, помочь попасть в Гомель, оттуда в Минск. Мол, будут двое. Точный срок их появления неизвестен, как и то, появятся ли они вообще. Пришли только вы. Как видите, я не спрашиваю, кто вы такой, почему один, что вообще происходит.
– Вы работаете на спецслужбы?
Она печально усмехнулась.
– Господи, мужчины! Вам везде мерещатся спецслужбы, шпионы, двойные агенты. Вы сущие дети. Алексей, я работаю медсестрой в больнице никому не нужного райцентра. Три года назад развелась с мужем, тогда же потеряла восьмилетнего сына. Он перевернулся в лодке, когда отдыхал в детском лагере, погиб вместе с воспитателем и двумя другими мальчишками. Я живу на зарплату в частном доме, едва свожу концы с концами. Мой бывший муж – конченый наркоман. Иногда приходит, требует денег. Я отдаю ему последнее, лишь бы не видеть, при этом дальше порога не пускаю. Скажите, я похожа на человека, работающего на спецслужбы?
– Простите, я не знал про сына.
– Я далека от политики, от всего, что происходит в соседней Украине. Мой двоюродный брат живет и работает в Москве. Не знаю, кем именно, но он всегда отличался большой таинственностью. Не понимаю, зачем я пошла на эту уступку.
– Вы правильно сделали, Настя. Я не злодей, помню добро. Не хочу вам докучать. Полежу еще немножко, приду в себя и поеду в Гомель.
– Да ладно, лежите уж. – Она досадливо махнула рукой. – Заторопился сразу.
Ему показалось, что женщина смахнула слезу и как-то слишком уж быстро отвернулась.
Когда он очнулся в следующий раз, то уже не испытал мучительного головокружения. Алексей сидел на кровати, свесив ноги, и размышлял, перевернется ли мир, если он надумает встать.
Занавеска на окне была слегка раздвинута. Виднелись резная ограда, часть дороги, дом напротив за каменным забором.
Вошла хозяйка с подносом, на котором стояли несколько мисок под крышками.
– Так! – Она нахмурилась. – Кто вам разрешил подниматься? Ну да ладно, сидите. Вам все равно пришлось бы сесть, чтобы покушать. – Она придвинула к нему стул, поставила на него поднос.
Женщина смотрелась очень трогательно в коричневой вязаной кофте, плотной серой юбке и детских шерстяных тапках с задранными носками. Она мельком глянула ему в глаза, тут же скромно потупилась и уставилась в пол.
Когда Настя вошла в следующий раз, он уже поел, стоял у окна в махровом халате.
– Спасибо, очень вкусно. – Алексей улыбнулся. – Тысячу лет не ел. А можно еще? Не объем я вас?
– Ой, да ради бога. – Женщина засуетилась, расцвела. – Сейчас принесу.
Он поел, опять лег, проснулся только утром, открыл глаза и удивился. Алексей попробовал встать, и это у него получилось. Он натянул халат и прошелся по комнате. Голова не кружилась, ноги пружинили.
– С добрым утром. – Настя заглянула в комнату, тепло улыбнулась. – Очень рада, что здоровых людей в этом мире стало больше. Знаете, Алексей, когда я вас притащила на себе в этот дом, то мыть не стала, только раздела. Простите, это было выше меня. В шкафу одежда вашего размера, во дворе растопленная баня. А я пока постелю вам новое белье. Вашу одежду, уж простите, я выбросила. Там не было ничего ценного, кроме восьми тысяч украинских гривен. Они внизу на тумбочке, заберите.
– Не надо. – Он поморщился. – Оставьте себе, обменяете в банке, лишними не будут. Мне оставите немного, чтобы добраться до Гомеля.
– Уже собираетесь? – Она немного растерялась.
– Пока нет. – Он чуть смутился. – Но скоро отправлюсь, не хочу вас стеснять. Вы еще не сообщали обо мне своему родственнику?
– Нет. – Она немного побледнела. – А нужно? Я подумала, что вы еще слишком слабый.
– Хорошо, не сообщайте пока. Оставите номер, сам свяжусь. Спасибо, Настя, я обязательно помоюсь.
С этой женщиной было приятно, легко, но все равно неловко. Алексей был чист, побрит, до отвала накормлен. Он возвращался к жизни. Былая слабость напоминала о себе все реже.
Настя дежурила в ночь, прибегала утром, хлопотала по хозяйству.
Он уже выходил из дома, болтался по двору, забрел в огород, где все было изрядно запущено. Бравый майор сделал попытку нарубить дров, а потом был счастлив, что никто не видел его бесславного падения с топором в руках. Но он быстро пришел в себя.
Вечером они с Настей сидели у потрескивающей печки и долго говорили. Она рассказывала ему о себе, но немного, скупо, понимая, что вряд ли это интересно ее квартиранту.
Он тоже сообщил о себе, что мог. Алексей упомянул, что был женат, что маленькая дочь погибла в автокатастрофе, и этот ужас до сих пор является ему во снах.
– Господи, как мне жаль. – Настя немного побледнела. – Мы с тобой оба потеряли детей.
Потом она спохватилась. На дежурство надо бежать.
Весь следующий день они пробыли рядом. Могли и не разговаривать, им просто хорошо было вместе. Настя улыбалась. Алексей тоже не грустил, почистил картошку, вымыл кастрюлю.
– Ужас. – Настя сделала круглые глаза. – Может, ты и готовить умеешь?
– Нет, только разогревать. Зато в этом мне нет равных.
Она смеялась, гнала его из кухни. Он уверял, что может научиться готовить, только некогда, лень отнимает все его время.
Ночью Алексей проснулся и понял, что в постели не один. Странное тепло побежало по его телу. Женщина прижалась к нему сзади, обняла, застыла. На ней была длинная сорочка, но это не имело значения. У героя-разведчика сладко заныло под ложечкой.
– Не оборачивайся, – прошептала она. – Просто полежим, хорошо?
Настя не говорила про одиночество и нелегкую женскую долю. Вот и хорошо. Все и так понятно. Он все же обернулся, выждав время, и обнял ее. Она застонала, прильнула у нему.
Потом женщина гладила его по выбритой щеке и шептала:
– Я не знаю, кто ты такой, да и знать не хочу. Что ты делал в Украине, меня не касается. Ты хороший человек, но не из тех парней, которые остаются. У тебя важные дела, работа в России. Я начинаю привыкать к тебе, боюсь, что потом будет трудно с тобой расстаться. Эту неделю я буду работать днем, до пяти часов. Если нужно идти – уходи, но чтобы меня в это время дома не было. Я все понимаю, такая жизнь. Останешься на несколько дней – буду рада. Нет – что ж. Но не мучь меня, лучше сразу уходи. Возьми одежду, деньги, сколько надо, сумку. Автостанция в двух кварталах отсюда, за магазином. Автобус на Гомель отходит в половине пятого. Несколько часов езды. Не звони, не пиши, чтобы лишний раз не расстраивать. Дверь закрой, а ключ засунь под крыльцо.
Когда он проснулся, ее уже не было. В доме пусто, прохладно. На улице не очень-то радостно. Он наколол дров, при этом уже не падал, затопил печку, вышел на улицу, вскопал пару грядок, потом провалился в оцепенение.
Алексей тоскливо смотрел на обшарпанные стены, на безрадостный пейзаж за окном. Летом, наверное, тут намного веселее, но где оно?
Около четырех часов пополудни он начал собираться. Оделся, натянул штормовку. Сунул в сумку пару сменного белья, бутылку воды.
Потом мрачно посмотрел на себя в зеркало и пробурчал:
– Ну вот и все. Как жаль, что вы наконец-то уходите.
Алексей снова был подавлен и опустошен. Он вышел из дома, запер дверь, сунул ключ под крыльцо. Пожилая соседка подглядывала за ним из-за плетня. Он сделал вид, что ее не видит, вышел с участка и зашагал на автостанцию.
Да, Настя права, майор Корнилов не из тех парней. С ним нельзя связываться. Все, кто рядом с ним, плохо кончают. Бывшая жена это вовремя поняла, развелась.
Он на службе, в конце концов, работает в серьезной, уважаемой организации. Коллеги должны обо всем знать. Где его носило эти три недели, что случилось с Городцом, как погиб хороший парень по фамилии Бортник. При каких обстоятельствах он лично уничтожил больше двадцати граждан другого государства и почему не собирается нести за это ответственность. Майор просто должен быть там, где его работа. А если завтра война?
Он дошагал до автостанции, приобрел билет.
Автобус на Гомель ушел по расписанию. Он проехал вокруг будки с билетами и неспешно покатил на восток мимо огромного плаката.
Алексей выбросил окурок. И зачем, спрашивается, он купил пачку сигарет? Корнилов посмотрел вслед автобусу, вскинул сумку на плечо. Решение далось ему с невероятным трудом, но оно того стоило.
Кассирша озадаченно смотрела на него из будки. Она прекрасно помнила, что этот странный мужчина купил у нее билет.
Когда Алексей вернулся, женщина, которую он знал всего четыре дня, была уже дома. Она сидела в комнате на стуле и тихо плакала. Настя повернула голову на шум, немного побледнела.
– Ты что-то забыл? Хотя… – Она посмотрела на часы. – Автобус уже ушел.
– Тебя забыл. – Он бросил сумку, сел у нее в ногах, обнял.
– Но я не могу с тобой поехать. – Она всхлипнула. – У меня дом, работа, хозяйство. Мама в Дубрице. Я тебе еще не говорила про нее.
Алексей уткнулся ей в живот, она гладила его по голове. Так будет лучше. Он дома. Пока не случится страшное, не начнется война.
Мужчина отстранился от женщины, посмотрел ей в глаза и проговорил:
– Все хорошо, я с тобой. У тебя непочатый край работы. Посмотри на свой забор. Он скоро упадет. Огород в плачевном состоянии. Баня просто ужасная. Уж прости, но она требует полной переделки. Про чердак и крышу я вообще помалкиваю.
– Ты умеешь все это делать? – Она улыбнулась сквозь слезы.
– Нет. Но это меня не остановит.
– Хорошо. – Настя глубоко вздохнула, вытерла кулачком слезы. – Я буду создавать тебе домашний уют.
– А я – домашний бардак. – Он засмеялся и стал ее жадно целовать.
Потом Алексей вспомнил, что так и не решился позвонить по номеру, который она дала ему. Нет, он обязательно свяжется с руководством. Майор Корнилов не дезертир. Но не сейчас, еще успеет. Жизнь – она длинная.