Глава 6
Кто-то назвал бы его черствым, но Дориан не переживал из-за случившегося в лаборатории. Вся процедура не заняла и пяти минут, о возможных неудобствах Эйден был предупрежден и в себя пришел достаточно быстро — причин для тревог маг не видел. Немного жалел, что не мог сам поучаствовать в уникальном эксперименте, но кто бы тогда направлял пси-потоки и регулировал питание записывающего устройства?
Свою роль в свершившемся он ставил намного выше, нежели пассивную помощь Мерита. Да и Алистер Ранбаунг, мимоходом подавший идею скорректировать «зрение» механического слуги, по мнению Дленаса, был причастен к сегодняшнему прорыву постольку-поскольку.
Алистер с этим не спорил.
— Мысли как дети, — говорил он, смеясь. — Зачать ребенка — дело нехитрое, как и высказать мысль. Но выносить, родить, а после воспитать дано не каждому. Потому я и занимаюсь исключительно теорией, а практику оставляю таким, как Дориан.
Мэтр Ранбаунг явился к ужину. Его не ждали, но приняли с радостью.
С этим добродушным толстяком, который даже студентов не мог заставить себя побаиваться, как то подобает при его статусе заведующего кафедрой Общей теории магии, Дориан Лленас дружил со времен учебы. А подобная дружба, пусть и не расцвеченная частыми встречами, шумными праздниками или, что больше ценится в среде практикующих магов, успехами совместной работы, тихая и спокойная многолетняя дружба, основанная на взаимном уважении, дорогого стоила.
Что, впрочем, не исключало между ними секретов и недомолвок, как вот, к примеру, Эйден Мерит. Дориан не посвящал старинного приятеля в подробности своих взаимоотношений с молодым человеком, уже четвертый год гостившим в его доме по две-три недели в сезон. Слухи давно превратили Эйдена в дальнего родственника мага, оба они этих слухов не опровергали, и все знакомцы господина Лленаса, не исключая мэтра Алистера, за неимением других объяснений вскоре уверовали в их родство.
— Итак, у Джека теперь человеческое зрение. Что на очереди? Кажется, ты хотел наделить его способностью говорить. — Ранбаунг попытался пригладить пухлой пятерней волосы, но эффект наблюдался обратный: рыжая грива встала дыбом. В сочетании с гладким, толстощеким лицом теоретика это выглядело забавно.
Но мэтру Дориану было не до улыбок.
— С этим возникли проблемы, — удрученно покачал головой он. — Подача воздуха, сокращение связок, артикуляция. Представляешь, насколько крохотными должны быть механизмы, обеспечивающие движение губ и языка? Хотя… если снабдить ротовую полость чувствительными мембранами, издающими в зависимости от частоты колебаний достаточно широкий диапазон звуков, а после вложить в искусственный разум способность комбинировать эти звуки в нужной последовательности…
Лленас тут же загорелся новой идеей. В его голове уже чертились схемы и писались формулы заклинаний. Дергался острый носок комнатной туфли на заброшенной на ногу ноге — хотелось, забыв обо всем, бежать в лабораторию, где в одном из ящиков лежали оставшиеся после ремонта музыкальной шкатулки леди Вессер тонкие медные пластинки, попробовать сперва с ними…
— Дориан! — Алистер шутливо погрозил пальцем. — И думать не смей. У меня другие планы на тебя и сегодняшний вечер. Эйден, поддержите меня!
— В чем? — Молодой человек, до этого момента не принимавший участия в беседе магов, отвлекся от своих, судя по лицу, не слишком веселых мыслей.
— Поедемте в оперу! — огорошил их предложением Ранбаунг. — Я выкупил ложу на новый сезон, но так ни разу и не выбрался. А сегодня дают «Дни сомнений», и прима, по многочисленным свидетельствам, хороша нереально.
— В оперу? — Мэтр Дориан уже пришел к выводу, что одной только медью не обойдется. — Можно и в оперу.
— Но чтобы я не видел в твоих руках блокнота и карандаша! — пригрозил Алистер.
— Не увидишь, — мысленно заканчивая чертеж звукового механизма, пообещал изобретатель. — Я давно уже не трачу время на записи. Все здесь. — Он постучал пальцем по лбу.
— Все? — недоверчиво переспросил толстяк. — Заклинания, технические разработки, формулы — все?
Лленас кивнул.
— А если с тобой что-то случится? — Алистер глядел с укором. — Что станет с твоими трудами? Мир потеряет их вместе с тобой?
— Увы, — без особого огорчения развел руками Дориан. Он получал удовольствие от своей работы и без всеобщего признания, тем более его не интересовало признание после смерти.
— Глупо! — рассердился Ранбаунг. — Твои творения со временем могут найти должное применение. Паромобиль, холодильная машина, механические слуги.
— Паромобиль и холодильную установку я планирую продать, — успокоил друга изобретатель. — Тогда, конечно, придется оформить чертежи соответствующим образом и передать производящим компаниям. А слуги… — Для Лленаса Джек был промежуточным этапом в его исследованиях, но пока маг не готов был делиться этим с кем-либо. — Мне уже заявили, что покуда не переведется население Линкарры, в искусственных людях нет нужды. Они слишком дороги, тогда как женщины у нас рожают совершенно бесплатно.
— Не скажи! — возразил толстяк. — Ты не думал, что твои техночеловеки могут пригодиться в военном деле, например? Представь, сколько жизней спасет механический солдат.
— Простите, мэтр Алистер, — заговорил со своего места Эйден. — Рискну показаться циником, но и во время войны живые — до поры живые — люди обойдутся правительству дешевле. Хотя в том, что касается записей, я с вами соглашусь. Дориану следовало бы сохранить свои работы для потомков — возможно, они оценят их, в отличие от современников.
— Он бы принимал все иначе, если бы уже обзавелся потомками, — хохотнул Ранбаунг.
Сам он был потомками не обременен, но для друга выступал порой активным сводником. И Дориана такое внимание к его личной жизни не радовало.
— Согласен, — сказал он, хмурясь. — Записи иногда помогают. Я стал забывать… не работу, с этим все в порядке. Стал забывать какие-то эпизоды жизни. Например, вторую неделю не могу вспомнить, куда подевал третью девицу.
И Алистер, и Эйден уставились на него с одинаковым немым удивлением. Пришлось рассказать о многочисленных попытках обзавестись временной служанкой.
Мерит хмыкнул и пожал плечами: его участь неведомо куда запропастившейся девушки не интересовала. А толстяк вдруг рассмеялся:
— Поражаюсь тебе, Дориан. Сколько лет уж поражаюсь. Не было никакой третьей девицы.
— Не было? — озадачился маг.
— Уверен. Отбрось все нереальные версии, и останется одна — очевидная. Ты сбился со счета, как иногда путаешь дни недели. Принял третью за четвертую и остановился, как решил, на седьмой, когда эта твоя…
— Эбигейл, — подсказал, опередив хозяина, Эйден.
— Когда твоя Эбигейл на самом деле шестая.
— Надо же, — расстроился мэтр Лленас. — Она мне уже понравилась. Кофе у нее выходит замечательный, и вообще.
— Никто не требует менять ее на новую, — успокоил Алистер. — И твоей страсти к нумерологии лично я не разделяю. Меня в данный момент занимает другой вопрос: мы едем в оперу или нет?
— Да, — кивнул мэтр Дориан. — Если подскажешь, где раздобыть труп без значительных повреждений.
Как ни странно, этот вопрос показался его собеседникам не таким удивительным, как заявление о пропаже девицы, но маг все же пояснил:
— Хочу сам исследовать строение гортани и проверить еще кое-что. Не доверяю справочникам.
— Могу устроить, — отозвался Ранбаунг. — У меня как раз есть несколько тел. Трое мужчин от двадцати пяти до сорока и женщина. По-видимому, беженцы из Гилеша. Проходили перевал Каримах и попали под ледяное дыхание гор.
— Неужели? — заинтересовался мэтр Лленас. — Ледяное дыхание просыпается самое частое раз в пятьдесят лет.
— Не повезло бедолагам, — согласился толстяк. — Зато повезло нам. Я выкупил тела для опытов. Сам понимаешь, уникальная возможность. Они идеально сохранились: мгновенная смерть от стремительного переохлаждения. Милосердная, можно сказать, смерть — они и почувствовать ничего не успели.
— Откуда такая уверенность? — хмуро спросил Эйден. — Как говорят, оттуда еще никто не возвращался.
— Возвращались, друг мой, — снисходительно улыбнулся мэтр Алистер. — Еще как возвращались. Иначе Пять Академий не тратились бы на содержание кафедры прикладной некромантии. Дориан, тебе ведь безразлично, чей это будет труп? Тогда я пришлю тебе женщину. Договорились? А теперь собирайтесь, господа, собирайтесь.
В оперу они успели вовремя, однако задолго до окончания спектакля Лленас вернулся домой. И причиной тому была отнюдь не работа.
У этой причины были мягкие белоснежные волосы, фарфоровая кожа и огромные синие глаза. И красивый округлый почерк, которым она вывела на клочке бумаги, что в антракте вложила в его руку, всего два слова: «Едем к тебе?»…
Имя Ада не шло ей совершенно. Ада — коротко и сухо. Сразу представляется этакая деловитая дамочка, серьезная и даже стервозная. Линда? Тоже нет. Линда — это милая куколка, настолько же глупая, насколько хорошенькая.
Она была Адалиндой.
Даже в острейшие мгновения близости Дориан не сокращал ее имени, одного родного, состоящего из двух чужих, в звучании которого заключалась вся она — умная женщина под личиной большеглазой куклы.
А она звала его… Она просто звала, как сегодня, и он забывал обо всем.
— Не знала, что ты любишь оперу. — Тонкие пальчики с острыми, покрытыми нежно-розовым лаком ноготками медленно опускались по его груди к животу… и сложившийся механизм речевого аппарата рассыпался по деталям…
— Не люблю. Алистер пригласил.
— Добряк Алистер. Хоть кто-то заботится о том, чтобы ты не сидел дни и ночи напролет в мастерской… Но ты отладил зрение?
— Да. И собираюсь дать Джеку голос.
Снова в его голове тонкие полоски металла крепились на стальной цилиндр, вибрировали струны. В опере он слышал виолончель — ее голос порой похож на человеческий… Но для Джека нужно усилить басы…
— Не сейчас. — Адалинда прижалась к нему всем телом, поцеловала в висок. — Я знаю, у тебя получится. Но не занимайся этим, пока ты со мной.
И тут же сама спросила, ускользая от его губ:
— Ты никогда не думал, что Джек после завершения сгодится не только на роль домашнего прислужника? У искусственного мозга огромный потенциал.
Большинство его знакомых женщин слова-то такого не знали — потенциал. Они и о существовании мозга, даже не искусственного, вряд ли догадывались…
— А ты никогда не думала уйти от мужа? — в тон ей спросил он вдруг.
— Что? — Вопрос застал Адалинду врасплох.
— Уйти от мужа, — повторил маг, мягко сжав в ладонях ее лицо, чтобы не дать возможности отвернуться. — Ко мне.
— В смысле… — Нежные щеки под его руками сделались горячими от прихлынувшей крови.
— Во всех смыслах. Официальный развод, и через полгода ты — госпожа Адалинда Лленас.
Еще несколько минут назад он не собирался говорить ей ничего подобного, но сейчас это почему-то стало важно. Даже важнее голосового аппарата.
— Ты же не серьезно? — Она все-таки вырвалась и теперь сидела на постели, поджав к подбородку колени. Было в этой позе что-то невероятно трогательное, а белое покрывало рассыпавшихся по плечам волос не скрывало, а лишь подчеркивало ее ослепительную наготу.
И мэтр Лленас абсолютно искренне признал, что, невзирая на спонтанность предложения, серьезен как никогда.
— Зачем? — Она не смотрела на него и сама пряталась под спадающими на лицо прядями. — Я ведь наслышана о вас, господин маг. Салджвортские кумушки наперечет знают всех ваших бывших любовниц. Каждая из них была непременно замужем. Не затем ли, чтобы ты мог счастливо избегать алтаря? И вдруг система дала сбой?
— Дрянная была система. Я решил создать новую.
— И она будет работать? Я не люблю мужа, Дориан. Он не любит меня. Он изменяет мне, я — ему. Не скажу, что это нормально, но в какой-то степени это честные отношения. А с тобой… Мы погрязнем во лжи. Ты будешь лгать, будто я интересую тебя больше твоих механизмов, а я притворяться, что верю этому и рада, если обо мне вспоминают хотя бы раз в неделю.
Он взял ее руку и поднес к губам.
— Я постараюсь измениться.
Адалинда покачала головой:
— Постараешься. Но не изменишься.
— Я закончу Джека, и у меня не останется ничего интереснее тебя, — пообещал он жарко.
Она задумалась.
Думала долго, молча, не отнимая у него руки, на которой он перецеловал уже каждый пальчик, и наконец заговорила:
— Хорошо. Заканчивай. И потом, если еще останется такое желание, мы вернемся к этому разговору.
Теперь, когда она не гуляла с Джеком и не находилось работы по дому, Эбигейл уже не скучала. Во-первых, мэтр Дориан, заметив, как она, вытирая пыль с книжных полок, читает названия на корешках, разрешил ей брать книги с одного из стеллажей, там, где, как он сказал, стояли «сказки», а не «серьезная литература для работы». А во-вторых, с господином Эйденом не соскучишься.
В комнату к ней он больше не заходил, но, к несчастью для Эби, жизнь ее не ограничивалась уютной спаленкой.
С утра, еще до того, как мэтр Дориан позвонит, господин Мерит появлялся на кухне, чтобы распорядиться насчет кофе. Расхаживал по дому, когда она занималась уборкой. Раз, якобы нечаянно зацепившись за что-то, порвал рукав и велел Эбигейл зашить. Посреди дня, пока маг работал в лаборатории, вдруг изъявлял желание подкрепиться. А когда она выгуливала в саду механического человека, непременно вертелся рядом — говорил, из научного интереса, хотя на самом деле интерес его никакого отношения к науке не имел.
— Двести рейлов?
Каждый раз так. Сперва спросит что-то, заданий надает, а потом прищурится, ухмыльнется и… уже двести рейлов.
За такие деньги мог всех освинских девок разом скупить.
Эбигейл думала, что однажды не выдержит и пошлет-таки его… в Освин. Но пока терпела.
— Я не продаюсь, господин Эйден, — твердила она упрямо.
— Все продается, крошка Эби, — скалился он в ответ. — Вопрос лишь в цене.
Единственным, кому девушка могла пожаловаться на докучливого молодого господина, был Джек. Если во время их прогулки Эйден не ошивался поблизости, она брала механического человека под руку и негромко сетовала на судьбу.
Вдруг выяснилось, что со времени переезда в Салджворт она ни с кем не говорила по душам, и все, что копилось эти годы на сердце, Эби сначала несмело, а после уже, войдя во вкус, в подробностях, раскрашивая рассказы своими мыслями и чувствами, порой улыбаясь, а порой смахивая с ресниц невольные слезы, пересказывала молчаливому спутнику. И неважно, что он бесчувственный — окружающие ее люди в большинстве своем такие же.
Прошло не так уж много с тех пор, когда Эбигейл увидела искусственного человека впервые, но мэтр Дориан работал целыми днями, а иногда и ночами, и Джек менялся на глазах. Лицо у него стало другое, даже приятное, красивые зеленые глаза казались почти живыми. Главное, не смотреть слишком долго, иначе от неестественной неподвижности созданных «по стандартам» черт делалось не по себе.
Шагал Джек теперь легко и уверено, словно сам водил девушку садовыми дорожками. А однажды она заметила, что он несильно кивает в такт ее рассказам: мэтр Дориан настраивал ему вежливость.
Вежливый и безмозглый. Эби подумала, что у мага все же получится сделать идеального слугу.
В тот день, по счету семнадцатый ее день в доме мэтра Дориана, они с Джеком тоже гуляли в саду. После завтрака приходил толстяк, мэтр Алистер. Эби видела его уже трижды и как раз рассказывала механическому кавалеру о том, какой он потешный, когда думает, что на него никто не смотрит: разглядывает себя во всех отражающих поверхностях, безуспешно приглаживает буйные рыжие волосы, потом оттягивает в стороны уши и показывает язык. Но иногда круглое щекастое лицо делается вдруг жестким, глаза превращаются в узкие щелочки, и тут же пропадает всякая охота смеяться, так как вспоминаешь, что перед тобой все-таки маг, а не ярмарочный комедиант.
Поделиться с Джеком последним наблюдением Эби не успела: заметила в стороне господина Мерита. Тот, вопреки обыкновению, держался поодаль и брел как-то странно, слегка пошатываясь. Потом остановился, постоял немного, сделал шаг и неожиданно начал заваливаться вперед. Дернулся резко, пытаясь выровняться, отклонился назад и рухнул плашмя на спину.
— Господин Эйден! — Разом позабыв о своей неприязни к этому человеку, девушка бросилась к нему. — Господин Эйден!
Опустилась-на колени, несмело потянулась рукой.
Что, если он умер? Как быть?
В голове завертелись глупые мысли. Мэтр Дориан в лаборатории, его нельзя беспокоить. Только если пожар, а на случай чьей-нибудь смерти распоряжений ей не давали…
Эби почти коснулась худой жилистой шеи под колючим, серым от щетины подбородком, когда Мерит открыл глаза.
Она тут же отдернула ладонь… Вернее, попыталась, но мужчина вцепился в нее мертвой хваткой.
Мертвой… б-р-р…
— Вам плохо, господин Мерит? — прошептала она, с облегчением почувствовав, что пальцы у него теплые, а не ледяные, как у покойника.
— Мне? — переспросил он, словно не понимал, о чем речь. И улыбнулся внезапно. — Нет, мне хорошо. Прилег на травку отдохнуть. Присоединяйся.
Он с силой потянул Эби на себя, сгреб в охапку и придавил к земле, подмяв под себя. И поцеловал. Она только-только собиралась закричать, а он накрыл ее рот своим.
Губы у него были сухие и горячие. Язык — твердый и наглый. Щетина кололась…
А накрахмаленные юбки мешали как следует наподдать ему коленом. И руки он держал крепко…
Потом вдруг отпустил.
Перекатился на спину и растянулся, заложив руки за голову.
— Ты сладкая.
Все из-за дурацких ванильных кексов! Господин Блэйн угостил, когда приходил, как обычно, готовить на весь день. Он хороший, не то что некоторые…
Вежливый Джек помог ей подняться с земли. Топтался рядом, пока она отряхивала платье. А когда отошли подальше от мерзкого, наглого — слов на него не хватало! — Эйдена, Эби высказала механическому кавалеру все, что о нем думает.
— Ты должен меня защищать! — всхлипывала она, стуча кулаком по твердой груди, в которой нет и не будет сердца. — А ты что делал? Смотрел? Глаза есть, так можно смотреть, как всякие там меня… меня…
На кухне она отыскала головку чеснока и съела всю, целиком и без хлеба.
Мэтр Дориан недоуменно тянул воздух носом, когда она прислуживала за ужином. А Эйден только ухмылялся.
— Чеснок — это от вампиров, крошка Эби, — прошептал он ей на ухо, прижав к стене в коридоре рядом с дверью в подвал, где по ночам рычал зверь. — А мне даже нравится. Триста рейлов? Ты подумай…
Эби подумала и поняла, что не выдержит этого.
Если он еще раз подойдет к ней, если дотронется, если хотя бы попробует снова поцеловать, она за себя не ручается.
И будь что будет.
Но того, что случилось, она и предположить не могла.
