ГЛАВА 15
По прибытии в Петербург меня встретил воинский конвой, специально присланный для сопровождения драгоценного груза во дворец. Народ на перроне с явным любопытством наблюдал, как солдаты выгружают из вагона тяжелые сундуки и складывают их под охрану вооруженного караула. Поручик, возглавляющий конвой с интересом наблюдал, как представитель казначейства, надворный советник Боровский, схватился за сердце, стоило ему увидеть составленную мною опись на коротком листочке.
— Это как понять, господин Богуславский?! За номером один — сундук с монетами. Номер четыре — ларец с женскими украшениями. Что это?! Где реестр?! Где указано количество? А описание предметов? И главное, где акт с подписями комиссии?
— Господин Боровский, это клад, который был найден и откопан в Сибири. Вы это понимаете? Клад!
— Я не могу принять у вас все это в таком виде! Просто не имею права!
Неожиданно на помощь мне пришел поручик.
— Извините меня, господа, за то, что вмешиваюсь, но у меня приказ: сначала все привезти во дворец. Так же, как и вас, господин Богуславский.
— Мне надо сначала привести себя в порядок.
— За вами прислали машину. Мой солдат вас проводит.
— Благодарю, господин поручик.
— Э-э-э… И все же… Так не положено…
Не обращая более внимания на стенания советника Боровского, я взял вещи и отправился вслед за солдатом.
Когда я приехал, обо мне сразу доложили императору. Насколько я мог понять, столь явным нетерпением страдал не сам царь, а его дети. Именно они желали немедленно видеть легендарные сокровища хана Кучума, а так же выслушать (жуткую и таинственную) историю о том, как я в глубинах Сибири нашел и раскопал клад. Меня проводили в зал, где уже были расставлены сундуки под охраной двух гвардейцев. Когда прибыла в полном составе царская семья, я официально приветствовал их, после чего сорвал печати и открыл сундуки, после чего отойдя в сторону, предоставил царской семье восхищаться сокровищами. Фигурки божков и различных зверей, отлитые из золота и серебра, женские украшения, украшенные драгоценными камнями, передавались из рук в руки с восторженными криками. Государя, как я заметил, больше заинтересовало богато украшенное холодное оружие и монеты, а его семью золотые фигурки и женские украшения, а вот золотая и серебряная посуда не произвела почти никакого впечатления на семейство. Когда осмотр закончился и восторги иссякли, меня пригласили на чаепитие, где я подробно рассказал о своем путешествии по Сибири. О том, что видел, как нашел клад, о людях, которые мне помогали. После того, как я закончил, на меня посыпались градом вопросы, так что только поздно вечером мне удалось покинуть дворец. На следующий день прямо с утра я отправился в мастерскую-магазин Фаберже. Меня принял сам хозяин. Когда я разложил перед ним, то, что отобрал в качестве подарков из сокровищ, он округлил глаза от удивления.
— Господи! Откуда у вас эти бесценные вещицы?! Хм! Это колье, если я не ошибусь, итальянских мастеров. Да и серьги тоже. Превосходная работа!
— Все эти вещи из клада. Мне их надо привести… в порядок.
— Вы откопали клад?! Расскажите!
Мне снова пришлось рассказывать, правда, в самом коротком варианте. По окончанию рассказа я спросил: — Когда можно будет подъехать?
— Через пару дней. Раньше никак не получится. Уж больно ажурная работа! Не хотелось бы из-за ненужной торопливости что-либо испортить. Вы меня понимаете?
— Понимаю. Спасибо. Значит, через пару дней, я к вам заеду.
Позвонил Светлане, и мы договорились с ней встретиться вечером, после чего поехал в университет, к Иконникову. Дождался конца лекции и вручил ему мешочек с монетами.
— Господи, Сергей Александрович, где вы все это время пропадали?! Совсем забыли старика!
— Здравствуйте, Антон Павлович.
— Здравствуйте, голубчик. Что это?
— Подарок.
В течение какого-то времени он выпал из этого мира. Перебирал монеты, осматривал, крутил их, пытался читать надписи, и при этом его лицо просто светилось от счастья.
— Господи, голубчик, где вы это достали?! Это же динар…
— Клад откопал, — невежливо перебил я его, но при этом сделал это намеренно, так как знал, что разговор о монетах может затянуться очень надолго.
— Клад? Погодите! Тот самый клад?! — я кивнул головой. — Какой вы молодец, Сергей Александрович! Вы просто не представляете, какое счастье мне только что доставили! Знаете…
Тут неожиданно проходивший мимо нас мужчина воскликнул: — Павел Антонович, как же так! Вы тут стоите, а там вас студенты ждут!
Счастливое выражение лица сменилось на трагическую гримасу.
— Что вы наделали, несчастный?!
— Я?! — удивленно переспросил его я.
— У меня еще четыре часа лекций, а я и думать ни о чем больше не могу из-за ваших монет! — выражение лица профессора в который раз снова изменилось, на этот раз, приняв виноватый вид. — Ой, извините, я вас так и не поблагодарил! Сергей Александрович, извините старика и спасибо вам большое! Жду вас ко мне в ближайшие дни! Всенепременно жду!
Подарки получили и мои наставники. Окато я подарил кинжал в ножнах с серебряной и золотой насечкой и рукоятью, усыпанной драгоценными камнями. Я знал, что он предпочитает боевое оружие, но… главное было не в золоте и серебре, а в оказанном уважении ученика к своему наставнику. Японец все правильно понял. Он принял подарок, а в качестве благодарности принялся за меня с удвоенным усердием. Ему не нравились мои долгие отъезды, а свое недовольство он доводил до меня через усиленные нагрузки и жесткие тренировочные бои. Своего учителя по стрельбе Степана Петровича Плавунца я одарил пятидесятирублевой бумажкой, так как знал, деньги для него самый лучший подарок. Он не знал причину моего двухмесячного отсутствия, поэтому удивился, но будучи весьма практичным человеком, спрашивать о причине не стал, а просто поблагодарил и спрятал деньги в карман.
Через два дня, я получил официальное приглашение на «торжественный» ужин по случаю моего приезда, где и продолжил раздачу подарков. Сначала преподнес Светлане большой футляр. Когда она его открыла и увидела ювелирный гарнитур, состоящий из серег, кулона и кольца, то наверно с минуту не смогла оторвать глаз от изящных вещей, а когда подняла, то в ее глазах было столько радости, восхищения, восторга, что мне стало радостно и одновременно как-то неловко. На белом атласе золотая ажурная вязь вкупе с изумрудами действительно смотрелась великолепно, но мне больше нравились большие изумрудно-зеленого цвета глаза девушки.
— Это мне, Сережа? — тихо спросила девушка.
— Тебе.
— Я даже не знаю… Это такое чудо! У меня нет слов! Такое…! — у нее от сдерживаемого восторга перехватил голос.
— Просто скажи: спасибо.
Светлана только открыла рот, как вдруг внезапно, громко и восторженно закричала младшая сестренка, до этого заворожено смотревшая на игру огоньков на гранях изумрудов:
— Какая прелесть!! Чудо!! Ой! Я посмотреть хочу поближе! Сережки, какие красивые! А узор, просто воздушный! Света! Можно я кулон померю?!
— Лиза. Я тебе тоже подарок привез, — и протянул ей футляр, затянутый в темно-синий бархат.
Девчонка просто выхватила у меня коробочку из рук и открыла, а в следующее мгновение у нее глаза стали такие же большие радостные, как у сестры, только карие.
— О-о-о! Какие они красивые! Света, посмотри! Правда, как живые?! Папа, ты что-либо подобное видел?! Оно старинное?! Красота неописуемая!!
Кольцо, что я подарил Елизавете, представляло собой настоящее произведение искусства — две сплетенные телами золотая и серебряная змеи, у которых вместо глаз были вставлены маленькие бриллианты и рубины. Пока младшая сестра цвела от восторга, Светлана пришла в себя и теперь смотрела на меня таким обольстительно-многообещающим взглядом, что мое либидо в предвкушении стало глупо и счастливо улыбаться. В следующую секунду ее улыбка стала виновато-просительной.
— Сережа, папа, мы отойдем с Лизой… ненадолго. Хорошо?
Отец улыбнулся и снисходительно кивнул головой в знак согласия.
— Не понравилось? Плакать пойдете? — пошутил я.
Две сестры одновременно бросили на меня недоуменные взгляды, а когда я изобразил легкую улыбку, расхохотались от души, потом бросились меня целовать и благодарить, после чего убежали. Хозяин дома все это время только удивленно смотрел то на подарки, то на меня.
— Диву вам даюсь, Сергей Александрович. Такие дорогие подарки… - и он укоризненно покачал головой.
— Вам, Михаил Васильевич, сейчас вручить или потом, когда все семейство снова Антошиных будет в сборе?
— Вручайте, Сергей Александрович! Я не менее своих дочек любопытен!
После вручения, он какое-то время внимательно крутил в руках подарок, золотое кольцо — печатку с чьим-то изящно выгравированным гербом и обвивавшей его непонятной надписью. Было видно, что оно его заинтересовало, причем настолько, что он даже забыл о своем госте.
— Нет, так не разобрать, пойду за лупой, — и он уже начал разворачиваться под моим удивленным взглядом, как вдруг остановился. — Что это я, ей-богу! Извините и простите меня! Большое вам спасибо за подарок! Не знаю, как вам сказать, но моя истинная страсть даже не в поисках самих старинных вещей, сколько в поисках их происхождения или истории. Мне нравиться смотреть, если можно так выразиться, вглубь веков, а этот перстень с гербом одного из венецианских торговых домов мне очень интересен. Так что вы мне сделали более чем щедрый подарок, поэтому примите мою самую искреннюю благодарность, Сергей Александрович!
— Да не за что, Михаил Васильевич. Пришел, откопал, подарил.
Хозяин дома усмехнулся, а потом неожиданно спросил у меня: — Вы хоть представляете себе ценность предметов, что вы принесли нам в качестве подарков, Сергей Александрович?
— Не задумывался. А к чему этот вопрос, Михаил Васильевич?
— Вы сильны, дерзки, храбры, приближены к царской особе, но при этом… вы другой.
Вы смотрите по-другому… Гм! Мне трудно объяснить… но я попробую. Вот вы сейчас принесли антикварные вещи на десятки тысяч рублей и считаете их красивыми безделушками, годными лишь для подарка. Это видно по вам. Понимаете, что хочу сказать? Хм. Вижу, нет. Ну… это словно вы подарили маленьким девочкам по кукле, при этом проявив благодушное снисхождение взрослого человека. Понимаете, мы разбиты на сословия, где немалую роль играет знатность и богатство, ведь именно они определяют место человека в обществе. В вас этого нет. Вы вне всех этих условностей. Да-с.
— Извините, но мне не совсем понятны ваши доводы.
— Да я и сам толком ничего не понимаю! Хочу объяснить, а слов нет. Просто таких людей, как вы, мне еще не приходилось встречать! Елизавета мне все уши прожужжала о ваших достоинствах, а Светлана… вы ей очень нравитесь. М-м-м. Собственно, к чему я этот разговор завел. Мне бы очень хотелось понять, что вы собой представляете, как человек? У нее была пропасть самых разных поклонников, ей присылали цветы и всевозможные подарки, но она их всех отвергла! Да, она всегда была своевольной девушкой. Я пытался ее воспитывать, но для всяческих жизненных нюансов подрастающей девушке нужна женщина, а я…м-м-м… мужчина. Вот так и получилось, что она сама себя воспитала. Теперь вот Лиза… по ее стопам идет. Вы поймите меня правильно, Сергей Александрович! Успокойте душу, объясните мне, ради бога, кто вы такой будете?
— Нелегкая эта задача, Михаил Васильевич. А знаете почему? Потому что чтобы я не говорил, вы будете на меня смотреть, как сквозь очки, через все эти россказни. Вам говорили обо мне, что я царский палач?
Хозяин дома явно не ожидал такого прямого вопроса, изменился в лице, закашлялся и промямлил: — М-м-м. Не без этого…
— Поверили? Только честно!
Антошин тяжело вздохнул, видно он сейчас и сам был не рад, что затеял этот разговор: — Не то чтобы поверил… но как же без сомнений. Это же не один человек, это разные люди говорят…
— Судя по всему, вам об этом говорили люди, которых вы хорошо знаете и в какой-то мере уважаете, поэтому отбросить их слова просто так не могли. Я прав?
— М…м… Да, — несколько неуверенно подтвердил мне хозяин дома.
— Насчет ангела — хранителя вам тоже говорили?
— Да. Слышал, — уже более уверенно подтвердил Антошин.
— Среди революционеров меня прозвали цепным псом самодержавия.
Антошин на какое-то время задумался, потом сказал: — Не знаю, что и думать. Вы для меня непостижимы, что и раньше.
— Вы мне лучше скажите другое. В России жить сейчас стало лучше, чем год назад?
— По себе так сразу и не скажу, но если судить по народу, то легче. Война ушла, вместе с ней исчезли очереди на продукты и керосин, да и люди стали более спокойные и радостные. Матрена, наша горничная, целый год с женихом свадьбу откладывали, ждали пока пройдет лихое время и вот теперь решились. 12 июня пойдет под венец заждавшаяся невеста. Так что могу сказать, что люди стали жить лучше.
— Вот к этому я и стремлюсь.
Антошин внимательно и цепко посмотрел на меня, потом перевел взгляд куда-то в пространство и какое-то время о чем-то думал, потом, словно очнувшись, спросил:
— Светлана вам очень верит. Не обманите ее доверие. Ей будет очень и очень больно. И еще. Она знает обо всем этом?
— Кое-что знает, а об остальном, думаю, догадывается.
Антошин немного подумал, потом задал новый вопрос:
— Вот вы, если можно так выразиться, царский советник, а каково ваше официальное положение при дворе?
— Нет у меня ни звания, ни титула.
— Значит, вы имеете большую силу и власть, а по сути своей — никто. Видите, даже в этом вы остаетесь верны себе. Вы сам по себе. Неужели вам совсем ничего не нужно?
— Как обычному человеку, но не более.
— М-м-да… Вы очень хороший человек, спору нет! И вы мне нравитесь! Гм! Ладно! Давайте оставим это! Что мы с вами не по-людски как-то, на ногах стоим! Прошу к столу, Сергей Александрович! Вы садитесь, а я пойду, подгоню своих красавиц, а то они так полвечера за зеркалом просидят!
Единственным человеком из всех, кто попытался отказаться от подарка, стал Пашутин. Ему был предназначен набор из шести изящных серебряных кубков, украшенных орнаментом из грифонов, единорогов и других мистических животных. В глазницы существ были вставлены драгоценные камни. Поставив на стол массивный футляр, я гордо откинул крышку.
— Владей!
— Из клада? — лаконично поинтересовался Пашутин.
— Из него, — коротко ответил я.
— Как тебе Сибирь?
— Большой и богатый край. Люди мне очень понравились.
— Люди, говоришь? Ну-ну.
Он взял один из бокалов, повертел его в руках, рассматривая, после чего вернул его на место.
— Красивые. Сколько им лет, как ты думаешь?
— Может двести… или пятьсот.
— Ха! Так из них, возможно, рыцари пили.
— Теперь ты будешь пить.
— Извини, Сергей, не возьму. Не хозяйственный я человек. Такие красивые и старинные вещи должны дома стоять, глаз радовать, а у меня съемная квартира. Пропадут почем зря. Не возьму.
— Без возражений, Миша. Это подарок, — секунду подумав, я добавил. — От чистого сердца.
Он некоторое время смотрел на меня, после чего пошел на компромисс: — Они остаются у тебя, а пить из них буду только я.
— Забирай…
— Нет!
Увидев, что полковник уперся, я решил больше не настаивать: — Как хочешь, но кубки твои. Заберешь, когда захочешь. Теперь расскажи, как воплотилась в жизнь моя идея?
— Просто отлично, Сережа! Записка с твоим предостережением появилась у него на столе, словно по мановению волшебной палочки. Кайзер утром приходит в свой кабинет, а там, на столе, лежит лист бумаги. Хотелось бы мне посмотреть на его лицо тот самый момент! Ха-ха-ха! — отсмеявшись, он продолжил. — Как мне потом рассказали, во дворце такой шум поднялся, что только держись. Дворец окружила рота охраны. Выставили усиленные караулы, и целый день допрашивали всех находящихся во дворце, невзирая на лица. Мне еще сказали, что кайзер заперся в кабинете и отменил все визиты в тот день.
— А твой знакомый как? Вывернулся?
— Это такой прохиндей… Э! Да что о нем говорить. Сделал и сделал.
— Все-таки интересно, на какой крючок надо посадить человека, чтобы он на такой риск пошел?
— Он еще больше рисковал, если бы отказал мне в этой услуге.
Пашутин вроде бы добродушно усмехнулся, но мне она показалось оскалом крупного хищника.
Император дал мне отдохнуть несколько дней, после чего последовал вызов во дворец. Что разговор пойдет о Турции, у меня и сомнений не было, но как оказалось речь пошла не только о ней.
— Ваш клад вызвал большой интерес у историков, Сергей Александрович. Ряд предметов уже сейчас объявлены исторической ценностью, так как нигде ранее не были описаны. Сейчас Академия послала запросы по этим предметам своим иностранным коллегам. Эти сокровища, как они утверждают, стали неоценимым вкладом в историю и поэтому хотят наградить вас памятным дипломом.
— Ненужные хлопоты, ваше императорское величество.
— Что вы так скажите, я не сомневался. Теперь об оценке клада. Мне доложили, что самая приблизительная оценка, привезенных вами сокровищ, составляет не менее двух миллионов рублей. Окончательно обещали подсчитать через неделю, и тогда казна определит точную сумму вашего вознаграждения и переведет вам в банк. Вас так устроит?
— Устроит, ваше императорское величество.
— Теперь, Сергей Александрович, давайте перейдем к насущным делам, — взяв лежавшую перед ним папку, он протянул ее мне. — Хочу услышать ваше мнение об этих бумагах. Пожалуйста, читайте, не торопитесь.
Я открыл папку, а царь, тем временем, достал папиросу и стал прикуривать. В ней были изложены условия капитуляции Турции. Там было много всего написано, но суть я уловил: согласно всем пунктам будущего соглашения Россия, помимо Проливов и Константинополя, получала всю Юго-Западную Армению и часть северного Курдистана.
— Что скажете? — спросил меня император, когда я закрыл папку.
— Вместе с турецкими проливами, предлагаю забрать у Болгарии и Румынии морское побережье, после чего переименовать Черное море в Русское озеро. Да из Петербурга в Константинополь ближе ехать будет.
Царь настолько удивился моему шутливому предложению, что даже забыл про папиросу, которую уже поднес ко рту:
— Вы что серьезно?
— Шутка, ваше императорское величество.
Император укоризненно покачал головой.
— Не ожидал от вас подобного мальчишества, Сергей Александрович по столь важному для нас вопросу. Так каково будет ваше мнение?
— Не мне давать советы в подобных делах, но проливы дело хорошее. Они дадут нам торговать бесперебойно по еще одному морскому пути. К Мурманску сейчас железнодорожный путь прокладывается. И оттуда, как его завершим, торговля пойдет. Да и Сибирь с Дальним Востоком надо сильнее и шире осваивать.
— Сергей Александрович, вы не о том говорите! Вы просто не представляете, что для нас, царей православных, представляет собой утерянный Царьград! Сотни лет Россия двигалась к этой цели! Ради этого заселялись земли Дикого Поля, шли кровопролитные войны с язычниками! Царьград — это духовный центр для православных всего мира! Русский народ — народ богоносец. Россия — это преемница Византии, именно она после падения Константинополя стала оплотом Православия. С самого покорения Константинополя, весь огромный христианский Восток обратил свой молящий взгляд на нашу землю, так как видел в ней будущее могущество. Россия, не колеблясь, приняла знамя Востока и поставила царьградского двуглавого орла выше своего древнего герба и тем как бы приняла обязательство перед всем Православием: хранить его и все народы, его исповедующие, от конечной гибели…
«И конечно, в этом случае русский царь станет наместником Бога на земле! Почетная должность, кто бы спорил!» — подумал я, на какое-то время, отвлекшись от возвышенной и горячей речи царя.
— … Мне временами это даже сниться. Представляете! Крестный ход с патриархом во главе. Сергей Александрович, как вы смотрите на то, что русский царь первым ступит на земли древней Византии?
— Надеюсь, вы это не серьезно говорите, ваше императорское величество?
Адъютант открыл дверь, но наткнувшись на недовольный взгляд обедающего начальника Генерального штаба Эриха фон Фалькенгайна, сразу вытянулся по стойке «смирно».
— Господин генерал, вас просит к телефону Его императорское величество!
Начальник штаба отложил вилку, затем снял и отбросил салфетку. Ничего не предвещало подобного звонка и все же что-то случилось. Где-то внутри, под сердцем, появилось, и сразу начало расти липкое и холодное чувство тревоги.
«Что?! Что случилось?!».
Войдя в свой кабинет, он поднял трубку.
— Я слушаю вас, ваше императорское величество.
— Час тому назад, я нашел на своем столе в кабине лист бумаги. На нем начертана одна фраза, — кайзер говорил вроде спокойно, но в его голосе звучало свитое в тугую спираль напряжение. — Грядет год 1918, а следом три восклицательных знака.
Мысли генерала заметались. Опять этот русский оракул! Еще в прошлую встречу с кайзером, когда они обсуждали неудавшееся покушение Богуславского и пришли к выводу, что он крайне опасный человек, он хотел посоветовать императору, плюнуть и забыть о русском оракуле, но не смог. Даже не из-за боязни, а из дисциплинированности, почитания и веры в его избранность. Теперь оракул снова напомнил о себе! Он говорит о том, самом первом, предсказании. 18 год. Отставка кайзера и падение Германской империи! Это намек на… Нет! Восклицательные знаки прямо говорят о беде!
Генерал успел все это прокрутить у себя в голове за считанные секунды и уже собрался говорить, как до него дошло, что письмо само оказалось на столе императора. Но ведь все письма до этого шли только через него! Письмо пришло прямо к императору. С явной угрозой! Именно ему! Теперь понятно его волнение…
— Ваше величество! А кто принес письмо?!
— Никто. В течение последнего часа были допрошены все, кто находился во дворце. Все, без исключения! Кроме того, это не письмо, а просто лист бумаги с одной строчкой.
Генерал сначала растерялся, а затем неожиданно испугался. Неизвестно откуда в кабинете кайзера появился лист бумаги, а затем неизвестно откуда прилетит пуля…
— Ваше императорское величество, отдайте приказ об усилении мер охраны!
— Уже приняли, но спокойным я себя почему-то не чувствую.
— Разрешите мне вам кое-что сказать, ваше величество?
— Для этого и звоню, Эрих. Мне нужен твой совет.
«Это его почти дружеское обращение, говорит о том, что он не только крайне взволнован, но и вне меньшей степени испуган».
— Ваше величество, может дать ему понять, что мы не хотели ничего плохого. И попросить… гм… его совета, чтобы избежать… - генерал чувствовал себя неловко за просительный, столь несвойственный ему тон, но поделать с собой ничего не мог.
— Генерал, вы понимаете, что говорите?! — перебил его слова и мысли, раздавшийся в трубке, резкий и злой голос императора.
— Извините, ваше императорское величество! Такое больше не повторится!
«Напыщенный и самоуверенный индюк!» — вдруг неожиданно подумал генерал, который раньше старательно не допускал подобных мыслей, и ему от этого стало легче.
В следующую секунду трубку на другом конце провода положили. Генерал, не сдерживая себя, швырнул трубку на рычаг, потому что внутри него все ходило ходуном.
«Только о себе думает, этот надутый фазан! А о том, что произойдет в 18 году, кто подумает?! Кто, спрашивается?! Майн гот! Если русский прав, то о том, что случиться с Германией, знают только два человека! Если император ничего не предпримет, то… всему конец! Империя рухнет! Надо что-то придумать. Но что?!».
