17

«Я хочу быть как вы, фрау Ким», – говорила она на Балатоне. «Я хочу быть как фрау Ким», – мечтала она в советском Ленинграде, стоя на Аничковом мосту и глядя на статуи коней. «Я хочу быть как вы», – сказала она Маренн, приехав к ней в Париж. Но тогда она не знала, как это трудно – быть такой же, как приемная мать. Не знала, как трудно соревноваться со смертью и еще труднее – проигрывать ей. Крис Армстронг умер. Умер у нее на столе. Сдернув хирургическую повязку с лица, Наталья смотрела на его бездыханное тело и не могла поверить в случившееся. Он умер. Она не смогла его спасти.

– Слишком большая кровопотеря, док, – пытался успокоить ее Стивен. – К тому же он принимал антидепрессанты, у него подавленная иммунная система.

– Да, да… – Наталья держалась из последних сил. Бросив повязку на стол, она сняла перчатки и вышла из палатки.

Дождь лил уже сплошной стеной, но Наталья не замечала его. Обхватив голову руками, она опустилась на колени неподалеку от размокшей под дождем горы трупов. Теперь к этой горе добавится еще и Армстронг…

Сквозь застилавшие глаза слезы и плотную завесу дождя Наталья каким-то вторым зрением видела поблескивающий на руке того мертвого солдата, которому оторвало ногу, золотой браслет. Видела и чью-то оторванную голову на самой вершине этой страшной бесформенной груды тел. Казалось, глаза мертвой головы пялятся прямо на нее, а широко открытый окровавленный рот усмехается именно над ней.

Низко опустив голову, Наталья стиснула зубы, чтобы не закричать, но боль разрывала изнутри, и она глухо застонала. За спиной чавкнула грязь, кто-то подошел и положил руки ей на плечи.

– Успокойся, Нэт. – Роджерс осторожно поднял ее, повернул к себе. – Такое бывает, успокойся. Опасная работа, помнишь?

Наталья отстраненно смотрела на его загорелое, обросшее щетиной лицо, на покрасневшие от усталости глаза. Он улыбнулся, поцеловал ее в нос.

– Том, где ты был? – глухо произнесла Наталья, ощутив вдруг невероятную слабость.

– Ночью наши окружили одну из соседних деревень. Позвали нас для подкрепления. Я не стал тебя будить. Но вижу, разбудили и без меня.

– Да. Разбудили.

Мимо них санитары пронесли на носилках накрытое простыней тело Армстронга. Наталья горько вздохнула и положила голову на плечо Тома.

– Да будет тебе убиваться, док, – с нежностью прижал он ее к себе. – Никто из нас не застрахован от смерти, тебе ли не знать. Вон их сколько, – кивнул Том на гору трупов. – Я верю, ты сделала все, что могла. Или у тебя такое в первый раз?

– Не в первый. В первый раз я потеряла пациента в Париже. Плакала потом три дня, не могла успокоиться. Пожалела даже, что решила стать хирургом.

– Неужто пожалела? – Том отстранил ее лицо, заглянул в глаза. – Не верю!

– Ну, самую малость только, – призналась Наталья, и ее остановившийся взгляд чуть потеплел. – Самую, самую малость.

– Вот это уже похоже на правду. – Том убрал со лба Натальи прилипшие мокрые волосы. – Пойдем-ка обедать, док. Я голоден как волк.

Она согласно кивнула и машинально двинулась за ним. На ходу негромко, как бы для самой себя, проговорила:

– У моей приемной мамы, мадам Мари, за всю войну не умер ни один раненый. Мне далеко до нее.

– Насколько я знаю из твоих рассказов, к началу войны у мадам Мари уже был огромный опыт, – напомнил кэп мягко. – А ты попала в самое пекло чуть ли не со студенческой скамьи. И тем не менее неплохо справляешься. Ты обязательно станешь такой, как твоя приемная мать, Нэт! Да ты уже и сейчас мало в чем ей уступаешь. Я видел старшую мэм в Сайгоне. У нее лежал на лечении мой друг, которого все считали потенциальным покойником: страшные ожоги, заражение крови… Но она его вытащила. Говорят, смерть бежит от нее без оглядки. Вроде как смерть ее саму боится, представляешь?! А у тебя точно такой же характер. Пусть сегодня смерть тебя обыграла, но это лишь временный ее успех. И скоро о тебе тоже будут рассказывать, что было и чего не было, и ты тоже станешь легендой. Легендой этой войны.