Билл Парсонс отправился в Виндзор-Хаус, чтобы проверить версию пропажи ботинок Фентона, а Крук, обхватив голову руками, принялся обдумывать свое же высказывание насчет адвокатов. Уверенность в собственной правоте – это прекрасно, но ему в жизни не доказать ее в суде. Разумеется, можно предъявить изумруды, чтобы все знали: он нашел их. Но это мало чему поможет, ну если только убедит публику, что преступник на самом деле – Харви, иначе говоря, Гуверолицый. А связь между убитым и Лисом по-прежнему выглядит весьма сомнительной. Да, конечно, напомнил себе Крук, именно Лис похитил сына Ферриса, но этого недостаточно, чтобы освободить последнего от обвинения в убийстве. Если не удастся убедить присяжных, что ботинки принадлежат Фентону, то и причастность его ко всей этой истории доказать будет весьма затруднительно. Крук ненавидел подобного рода запутанные дела. Присяжные, говорил он, – добропорядочные тупоголовые обыватели, и чем доходчивее донести до них свою позицию, тем лучше.

– А мы только и знаем, что ходим вокруг до около, – протянул он, вставая и начиная ковылять по комнате, как медведь из детского стишка. – Главное сейчас – прихватить Фентона. А он вовсе не собирается совать голову в клетку со львом. Либо можно попробовать отыскать все же цирюльника, который брил Гуверолицего, а потом призвать свидетелей, готовых подтвердить, что он служил в конторе Фентона… – В голове его стрелой промелькнула некая мысль. – И еще найти кого-нибудь, кто мог бы подтвердить, что Фэр и Фентон одно и то же лицо, что Фентон превратился в сестру Жозефину и Феррис вовсе не вешает лапшу на уши, утверждая, что видел Фентона выходящим в тот вечер из мастерской Уркхарта… Бог ты мой, да в сравнении со всем этим пара убийств – просто детские игрушки.

Словно бы в ответ на его обращение к Всевышнему, зазвонил телефон. Крук поднял трубку и услышал мужской голос с сильным иностранным акцентом:

– Это Музей 191919? Меня зовут Беллини, я парикмахер, адрес Хэм-стрит, 13. Вы интересовались рыжеволосым мужчиной, который в понедельник, 13-го числа, брил бороду и усы. Так вот, я готов помочь…

– Да, да… Надеюсь… Нет? – Крук повесил трубку.

«Неужели сработает? – думал он, нахлобучивая на голову котелок. – Неужели это тот самый шанс, на который я рассчитывал? Кто утверждает, что жизнь – это не сплошное нарушение правил?» Задумчиво перебирая в кармане камешки – ибо, будучи по природе человеком самонадеянным, Крук считал, что у него они сохранятся лучше, чем в любом сейфе, – он начал спускаться по лестнице.

На улице ветер гнал пыль, и в ноздри бил запах бензина, странно перемешанный с ароматом гвоздик в ручной тележке, которую медленно толкал вдоль обочины какой-то мужчина. Они уже отцветали, и Крук был уверен, что, стоит приглядеться, и он увидит у основания каждого цветка тонкую резинку, не позволяющую лепесткам разлететься в разные стороны. Он посмотрел на часы: почти восемь. Оказывается, они с Биллом проговорили дольше, чем он думал, а может, после его ухода безмолвные минуты бежали с необычной скоростью.

Он сел в автобус и сошел невдалеке от Хэм-стрит, оказавшейся узким переулком, даже тупичком, южная оконечность которого упиралась в пустырь, бывший некогда частью территории кирпичного завода. Раньше время от времени отсюда тащили что кому не лень, так что сейчас, несмотря на предупреждение: «Мусор не сбрасывать», место в общем-то представляло собой настоящую свалку. Даже воздух здесь казался более душным и влажным, чем на залитой огнями магистрали, по которой взад-вперед сновали машины; дома жалкие, убогие, с узкими окнами и плоскими железными крышами с загнутыми внизу краями. Что-то нездоровое и угнетающее было во всей здешней атмосфере.

Дом 13 стоял в самом конце переулка, двенадцать остальных, ничуть от него не отличавшихся, теснились на противоположной стороне. Большинство окон были закрыты деревянными ставнями, чаще всего некрашеными – красноречивое напоминание о временах, когда вокруг орудовало всякое хулиганье, швырявшееся камнями или бьющее стекла палками, и такого рода защита была попросту необходима. Крук постучался и сразу услышал, как внутри открылась дверь и в узком проходе, явно не заслуживающем того, чтобы называться вестибюлем, звучали чьи-то шаги. Дверь открылась, и он увидел на пороге комнаты слева смутный силуэт невысокого мужчины. В самом проходе света не было.

– Прошу прощения, – заговорил он и сделал шаг в сторону, позволяя Круку протиснуться внутрь. – Света нет… лампочка перегорела. Однако… заходите, прошу вас. – Крук незаметно пригляделся и увидел довольно-таки одутловатое лицо с густыми черными усами, явно предмет гордости их обладателя, и длинные черные волосы, над которыми также тщательно поработали.

«Прямо реклама самого себя», – подумал Крук.

Комната, в которую его проводили, наверное, очаровала бы театрального режиссера, вознамерившегося поставить пьесу с декорациями приморских домиков начала века. Резную каминную стенку прикрывала плюшевая занавеска; белые полки были уставлены бог весть откуда взявшимися аляповатыми фигурками из фарфора и размалеванного гипса, а также бесчисленными фотографиями в затейливых серебряных рамках; на стенах – постер «Монарх из Глена» и репродукция картины «Достоинство и наглость»; маленькие фарфоровые чашки, колокольчики, раковины с названиями бесчисленных приморских городков. Шторы, как и скатерть на столе, украшала короткая бахрома. Мебель обита красным плюшем. Все это Крук толком рассмотреть так и не успел, потому что, сделав три-четыре шага, обо что-то споткнулся. Этим препятствием была веревка, протянутая от ножки дивана к ножке шифоньера примерно на высоте его колен. Он с грохотом рухнул на пол, ударившись головой о спинку стула, и, не успев опомниться, почувствовал, как на поясницу его навалилось что-то тяжелое, как пушечное ядро, и чьи-то руки привязывают его кисти к ногам. Он не пытался сопротивляться, понимая, что это бесполезно, а силы ему еще могут понадобиться. Свет, когда он падал, выключили, и разглядеть нападавшего или нападавших он не мог. Убедившись, что он надежно связан, последний – или последние – перевернули его и прижали спиной к дивану, так что длинные ноги Крука в тяжелых грубых башмаках протянулись до самой середины комнаты.

Тут свет вновь зажегся, и Крук увидел, что пребывает наедине с обладателем феерических волос и усов мистером Беллини, стоявшим напротив него и вертящим сигарету в своих крупных, в веснушках руках.

– Мистер Фэр-Фентон-Беллини, если можно, я был бы признателен за кусочек сливочного масла, шишку на голове смазать, – кротко проговорил Крук.

– Масло я использую в других целях, – огрызнулся хозяин.

– Например, чтобы усы напомадить?

– Ладно, мне это надоело. Слушайте, Крук, вы, видно, считаете себя чем-то вроде супергероя, повелителя мух…

– Более точной характеристики я бы и сам себе не дал, – скромно согласился Крук.

– Но на сей раз вы столкнулись с достойным противником. Не сомневаюсь, вы решили, что вы большой умник, раз разгадали фокус с сестрой Жозефиной…

– Вовсе нет, – отмахнулся Крук. – То есть я хочу сказать, что очень уж кстати пришлось ее появление, поневоле заподозришь что-то неладное. К тому же не думаю, – хотя, видит бог, я не большой знаток монастырских правил, – что даже обыкновенная сестра-монахиня будет сама заниматься своим отдыхом. Наверняка с ней должны были послать кого-нибудь из послушниц. Советую вам, Фентон, тщательнее изучать фактуру, когда в следующий раз задумаете потягаться с такими парнями, как я.

– Никакого следующего раза не будет, – мрачно заверил его Фентон.

– То есть вы хотите сказать, что таких парней, как я, больше нет? Что ж, старина, вы правы, спорить не приходится.

– Что-то вы слишком уверены в себе, – угрожающе заворчал Фентон. – Думаете, наверное, что снова удастся выпутаться, как раньше выпутывались из разных передряг. Вынужден разочаровать вас. Вы ведь не думаете, что я дам уйти такому опасному противнику?

– Это было бы с вашей стороны в высшей степени неблагоразумно, – признал Крук.

– Кое-кому будет над чем поломать голову, – продолжал Фентон. – Куда это пропал Надежда Преступников? Да и некролог, должно быть, получится красноречивым.

– Ну, по части убийств, Фентон, вы у нас большой мастак. С таким-то опытом. Кристи… или он не первый?

– Заткни свой… фонтан.

– Неужели вы забыли Кристи? Не может быть. Полиция, поверьте мне, уж точно не забыла. Дальше – Уркхарт. Не знаю, но, может, и убийство Харви на вас удастся повесить.

– А вы, как я посмотрю, большой умник, мистер Шерлок Крук, – усмехнулся Фентон. – Видел я, как вы нынче утром копались в моем кабинете. Именно тогда я и понял, что пора вас остановить.

– Неужели вы думаете, что я вас не заметил? – удивился Крук. – Как же, как же. Видел, как вы подглядываете из туалета. Помню, я еще подумал: чего это он, как банный лист, прицепился?

– Довольно! – взорвался Фентон.

– Надеюсь также, вы купили себе стаканчик хорошего молока на тот пенс, что Билл дал парню, терзавшему свою скрипку. Там вы, пожалуй, немного переиграли. А теперь вот еще цирюльник-итальянец – и все в один день…

– Попридержите язык, он вам для молитвы понадобится, – осадил его Фентон. – Слушайте, мистер Проныра Крук, вам, должно быть, любопытно узнать, что с вами будет дальше.

– Гораздо интереснее это полиции, – возразил Крук.

– Посмотрим, как вы заулыбаетесь, когда все узнаете. Когда я завершу задуманное, вам сделают небольшой укол. Славную такую дозу вкатят. И после этого вы начнете умирать. И многие – самые разные люди – отправятся на виселицу, потому что некому их будет спасти от петли.

– Неужели вы собираетесь зарезать курицу, несущую золотые яйца? – проворчал Крук. – Подумайте, вы ведь и сами можете угодить в большую передрягу…

– Поздно сейчас думать об этом. Вам бы раньше стоило сообразить, с какой стороны хлеб маслом намазан.

– Ну, и что дальше? – подбодрил его мистер Крук.

– А дальше вы совершите приятную автомобильную прогулку из задымленного Лондона в сельскую местность. И что-то случится с рулевым управлением, а назавтра в утренних выпусках газет появится краткое, а может, и развернутое сообщение: «Известный адвокат погиб в автокатастрофе». И на ваши похороны соберется половина Ковент-Гардена, – ободряюще завершил он.

Крук покачал головой. Ощущение у него было такое, словно гири в дедовских часах сорвались и дребезжали изо всей силы.

– Ничего не получится, – отрезал он. – Я не умею водить.

Наступило недолгое молчание.

– А кто об этом знает? – пожал плечами Фентон, но уверенность как будто бы оставила его.

– Не убежден, что вы отдаете себе в этом отчет, но по нынешним временам я, пожалуй, второй по популярности человек в Лондоне, – терпеливо заметил Крук.

Чего еще ожидать от этого человека, подумал Фентон. Крук же, который мог вести машину с завязанными глазами, смотрел на него с подчеркнутым равнодушием, пытаясь при этом незаметно взглянуть на свои наручные часы. Но поскольку руки у него были связаны за спиной, успеха эти попытки не имели.

От Фентона они не укрылись, и он засмеялся.

– Боюсь, ничего не выйдет, – участливо произнес он. – Если вы думаете, что коллеги поспешат вам на помощь, то это заблуждение. Ну да, мистер Крук Предусмотрительный, скорее всего вы, осмелюсь предположить, оставили у себя на столе записку с указанием адреса, где вас искать, но мы с друзьями это предусмотрели. Любое сообщение, которое вы могли оставить, исчезло еще до того, как ваш приятель вернулся из своей разведывательной экспедиции.

– Что ж, Фентон, вынужден отдать вам должное, – устало вздохнул Крук, – вы все предусмотрели. Жаль, ведь я так точно все рассчитал.

– Да ну? Вам много чего известно, не правда ли?

– Разумеется. Иначе бы вы сейчас не стали так вести себя, рискуя собственной головой. Слушайте… вы заглядывали когда-нибудь в книги по истории?

– Это еще зачем?

– Если заглядывали, то знаете: у осужденного всегда есть право на последнее желание.

– Если это ловушка, то лучше забудьте.

– Это не ловушка. Да и как бы, по-вашему, я мог ее поставить, если у меня руки, как крылья у птицы, связаны? Все, что мне нужно, это узнать кое-что. Один простой вопрос – один ответ.

– Ну и?..

Крук заметил, что глаза у Фентона покраснели, как у хорька.

– Как вы собираетесь объяснить полиции, каким образом ваши ботинки оказались на ногах убитого Харви?

– Ботинки? – воззрился на него Фентон.

– Ну да, те самые, на красивых высоких каблуках.

– Какое мне дело до того, какие ботинки носит мой секретарь?

– Так это ваш секретарь?

Фентон засмеялся – словно наждаком по железу прошелся.

– Думаете, всех обвели вокруг пальца, да, мистер Крук – Великий Умник? Но через полчаса все, что вы знаете, или вам кажется, что знаете, уже не будет иметь никакого значения. Даже если это действительно мой секретарь, какое я могу иметь отношение к тому, что его нашли мертвым в церкви? Разве кто-нибудь видел, как я туда заходил? – высокомерно добавил он.

– Понимаете ли, люди не такие дураки, как нам с вами представляется. Им может показаться странным, если обнаружится, что вы, а также ваш друг Лис не спали у себя дома в ту ночь, когда был убит ваш секретарь.

– Очень правдоподобно, – хмыкнул Фентон.

– Дождемся, пока Брэди не узнает в вас того малого, которого он видел в тот вечер в Драммонд-Хаусе.

– Дождемся дождичка в четверг, – взорвался Фентон. – Надеетесь попасть в Царствие Небесное? Что ж, у вас есть прекрасный шанс оказаться там очень скоро. К тому же, – добавил он, – я легко могу доказать, что ваш свидетель лжет. В ту ночь я был у себя дома.

– А как насчет междугородного звонка? – наугад выстрелил Крук.

– Какого междугородного звонка?

– Того самого. Который раздался в два часа ночи, назвали ваше имя, а вас не оказалось на месте.

– Впервые слышу о каких-то там междугородных звонках, – воскликнул Фентон.

Поскольку никаких таких звонков действительно не было, Крук не удивился и только заметил:

– В Виндзор-холле привратники народ бдительный, все записывают. Впрочем, вы у нас парень не промах, какое-нибудь объяснение найдете.

– Все размышляю вот, стоит ли вас убивать, – задумчиво проговорил Фентон. – Наверное, лучше все же в психушку пристроить. Ну зачем мне, скажите на милость, было убирать Харви?

– Как зачем? Он вполне мог оказаться в тот вечер в Кэмден-тауне, увидеть вас, а потом сложить два и два. А знаете, что в таких обстоятельствах это означает? А вот что: «Да упокоит Господь милосердный твою душу, мой дорогой Фентон».

Фентон как-то странно посерел.

– Все это блеф, – решительно заявил он. – Все, что вы говорите, – блеф. Откуда вам знать, что Харви видел меня в Кэмден-тауне, если вы сами видели его только мертвым?

– «И мертвый говорит», – процитировал Крук, который, словно дьявол, мог повернуть в свою пользу любую строку Священного Писания. – Стало быть, вы все же были там. Хотя, честно говоря, меня лично это совершенно не интересует. Смерть Уркхарта – не мое дело. В ней моего клиента не обвиняют.

– Если вы собираетесь доказать, что Харпер убил Харви, это пустая трата времени, – буркнул Фентон.

Крук непонимающе посмотрел на него и после недолгого молчания спросил:

– А с чего вы это, собственно, взяли?

– Ну как же, вы ведь именно это хотите доказать, разве нет?

– Как бы это мне, интересно, удалось? У меня нет никаких свидетельств, за исключением того факта, что Харпера всю ночь не было дома, но суд далеко не всегда находит такие аргументы достаточными. Адвокат поднимется с места и скажет: «Как вы можете быть уверены, что это была именно та ночь?», а жена заявит, что прекрасно помнит, как муж был ночью в постели, и вот уже свидетельница теряет уверенность в собственных показаниях. Даже удивительно, Фентон, что вы могли подумать, будто я на такое способен.

– Ну, от вас всего можно ожидать, – прорычал Фентон. – Ладно, будет, поговорили. Вы о себе очень высокого мнения, но дайте срок – дайте срок.

Снаружи послышался шум двигателя, и вскоре рядом, упершись в тупик, притормозила машина.

– Слышите? – вкрадчиво проговорил Фентон. – Это ваш катафалк.

– Весьма современный вид транспорта, – похвалил его Крук.

Хлопнула дверца, и кто-то снаружи забарабанил по ставням. Фентон пересек комнату.

– Извините, должен на минуту вас оставить, – вежливо сказал он. – И за это тоже простите. – Фентон выключил свет.

Крук усмехнулся.

– Скоро не так засмеетесь, – заверил его Фентон и вышел в коридор.

Стоило ему закрыть за собой дверь, как Крук оборвал смех и начал медленно, с большим трудом перемещаться к порогу. Увы, он был почти обездвижен. В голове у него шумело, лоб покрылся испариной – узлы, которыми были затянуты его кисти и лодыжки, завязал человек, знающий свое дело.

Открылась парадная дверь, донесся чей-то резкий голос, затем послышался грохот, словно упало что-то тяжелое. По лестнице застучали шаги, и дверь комнаты, в которой находился Крук, распахнулась. Он все еще не оставлял попыток приблизиться к ней, и ноги у него были вытянуты, так что вновь пришедший споткнулся о них. Выругавшись, он пошатнулся и рухнул на пол, что заставило Крука произнести слова, явно недопустимые в судебном заседании. Это довершило картину хаоса. Крук уловил, что в комнату вошел кто-то еще – какой-то мужчина склонился над ним и обшаривал его карманы.

– Вот они, черт побери! Изумруды! – прозвучал чей-то голос, и драгоценную коробку рывком вытащили из его кармана, после чего послышался звук удаляющихся шагов.

Затем Крук, по-видимому, на минуту-другую отключился, а когда пришел в себя, руки и ноги у него были свободны. Он лежал на кушетке, обитой красным плюшем, а в комнате толпились люди. Крук вяло обвел их взглядом, узнал Парсонса и Филда; помимо них здесь было и несколько офицеров полиции. Судя по всему, подъехавшая машина была полна, как чаша псалмопевца. Крук поискал взглядом Фентона и увидел, что тот, понурившись, сидит за столом.

Казалось, все ждали, что Крук заговорит первым. Хотя вежливость, следует признать, уступает по значимости мужеству или святости, в иных обстоятельствах и она занимает свое место в общем порядке вещей, так что Крук, помолчав еще немного, воспользовался всеобщим вниманием.

– Инспектор, – заговорил он, – осуществляя свое право гражданина, я требую ареста этого человека. – И он указал на Фентона.

– На каком основании?

– Он совершил убийство, – спокойно ответил Крук.

– Так вы же живы! – вскричал Фентон. – А если вам угодно совать голову в клетку со львом…

– В клетку со львом! – в свою очередь взорвался Крук. – Надеюсь, вы не эту дыру так называете. Скорее уж логово шакала… но мне еще не приходилось слышать, чтобы кто-то умирал от укуса шакала.

– Вы настаиваете на аресте этого человека по обвинению в покушении на вашу жизнь? – терпеливо спросил Филд.

– Когда я начну обращаться к полиции с просьбами о защите, можете прислать мне для заполнения формуляр пенсии по старости, – успокоил его Крук. – Нет-нет, инспектор, вы меня не так поняли. Позвольте представить вам мистера Джеймса Фентона, он же мистер Чарлз Фэр, он же сестра Жозефина, он же мистер Беллини – человек, который украл изумруды Уркхарта.

– Поосторожнее! – рявкнул Фентон. – Я ведь и в суд могу подать.

– Попросите его вывернуть карманы, – предложил Крук.

– Не будьте идиотом! – взвизгнул Фентон.

– Это же обычная процедура, – негромко возразил Крук.

Двое полицейских подошли к подозреваемому, схватили его за локти, и Филд самолично ощупал его плотное тело. Потом он признавался, что не рассчитывал обнаружить у него изумруды, но предполагал, что в карманах может оказаться оружие. Но нашлись как раз изумруды. Туго набитый узелок, помещенный в холщовый мешочек, который, в свою очередь, был хитроумно упрятан в потайной карман, пришитый там, где в обычных костюмах вообще нет никаких карманов. Филд при всех развязал узелок, и Крук во второй раз увидел, как в убогой комнатке вспыхнул зеленый огонь.

– Изумруды, – негромко присвистнул Билл.

Лицо у Фентона перекосилось от ярости, так что он едва выговаривал слова.

– Мне их подбросили, – залепетал он. – Это подстава. Не было у меня никаких камней. Они были у Харви. Говорю вам, у Харви… – И только тут поняв, что выдал себя, Фентон на полном ходу остановился и погрузился в мрачное молчание.

– Харви, – вновь подал голос Крук, – это секретарь Фентона, тот самый малый, которого нашли мертвым в церкви Святой Этельбурги.

– Чудно, как это типы вроде Фентона говорят правду, совершенно того не желая, – повернулся Крук к Биллу после того, как арест был должным образом оформлен. – Конечно же, изумруды ему подбросили. Моих рук дело, и я никогда не забуду выражения его лица, когда камушки появились на свет божий из его кармана. Тонкая работа, доложу тебе, надо было успеть, пока полиция не возьмет дело в свои руки.

– Мы в свое время тоже, бывало, так действовали, – протянул Билл. – Да, к слову, тот малый, наверное, все еще стоит на стреме у вашего офиса, чтобы никто не нашел записку, которую вы там оставили.

– Поделом будет этому негодяю, если его повесят – а его повесят, – взорвался Крук. – Решил, что он может обвести вокруг пальца Артура Крука. Мерзкая жаба. Этот звонок. Неужели он действительно поверил, что я могу клюнуть на эту удочку? Особенно после того, как он целый божий день таскался за нами по пятам. Скорее всего, зашел после меня к машинистке и нашел какой-нибудь предлог, чтобы прочитать мое объявление. Господи, да я, как только узнал про цирюльника, сразу понял, что он позвонит. Старый, как мир, фокус. И надо же было подумать, будто человек с моим опытом оставит записку на столе. Там, где всякий может ее прочитать.

– Особенно если учесть, что мужской туалет на первом этаже и вам нет нужды подниматься на шесть пролетов, – усмехнулся Билл. – Истина в бачке. У вас хорошее чувство юмора, Крук. А если бы записку нашел кто-нибудь другой, ничего бы не понял.

– И не должен был понять. Что ж, готов поставить десять против одного, что Ферриса не будут судить за убийство. Заглянем-ка сюда.

Они вошли в «Зеленую бутылку» и сделали заказ.

– Ну что ж, за солнце солнц, луну лун, звезду звезд и свет тьмы, – предложил Крук, пребывавший в превосходном расположение духа, несмотря на шишку величиной с куриное яйцо на лбу и общую напряженность. – Поверь моему слову, Билл, – уже серьезно продолжал он, опустив кружку на стойку и кивнув бармену, чтобы повторил, – поверь моему слову, первое дело любого адвоката, – сделать так, чтобы его клиент был оправдан. Забудь про всю эту галиматью насчет правды и справедливости; адвокату нет дела ни до того, ни до другого. У него одна забота – снять клиента с крючка. Он не святой с нимбом вокруг головы и пальмовой ветвью в руках, и если он не способен сфабриковать свидетельства, которые будут приняты за чистую монету, он не адвокат, и тот, кто доверится ему, не может быть спокоен за свою жизнь.

– Ну да, ну да, – задумчиво кивнул Билл. – А вы заметили, что мы вообще ничего не сделали по делу Ферриса – Харви? И сейчас доказательств того, что первый не пришил второго, у нас не больше, чем в самом начале расследования. Интересно, не правда ли?

– А жизнь вообще интересная штука, – отозвался Крук. – И чем больше в тебе от художника, тем она интереснее. А самым художественным методом считается тот, что основан на непрямом действии.

И Крук во второй раз за последние пять минут грохнул кружкой по стойке бара.