Глава 3
Узел судьбы

Неота висела в неразличимой дымке. Ей было легко и спокойно, словно жизнь уже позади. Только самая легкая тревога червячком вгрызалась в сердце. Словно она что-то где-то забыла, а что – не могла вспомнить.

«Возвращайся, девочка моя», – нашел ее голос отца. Звучал он глухо, на пределе слышимости, словно из немыслимого далека.

Она не ответила.

Висеть в серой хмари небытия не надоест столетиями, казалось ей. Нигде ничего не жмет, не трет, тела нет, кормить не надо… И за Дигеро присмотреть можно.

Если его хранитель еще позволит.

Она ощущала рядом присутствие чужого духа – хранителя кареглазого младшего лорда, но хранитель, не чувствуя вреда от неопытной девичьей души, не прогонял, не вступал в разговор, но и не отступал, неотрывно наблюдая. И еще неота какими-то фибрами улавливала его снисходительную усмешку.

Дух развлекался.

Он преградил ей путь лишь в тот момент, когда душа неоты вознамерилась последовать за Эльдером и его всадником.

Словно глыба выросла и вытеснила неоту из мира в серую хмарь. Где она и висела маленькую вечность, впав в сонное оцепенение. И снился ей стремительный полет между горными вершинами и чужой разговор. Она его не слышала, строго говоря, она его вбирала в себя, как фосфор вбирает солнечный свет, чтобы долго потом излучать воспоминания.

«Может, хотя бы теперь признаешься, почему ты выбрала именно Дигеро?» – ввинтился в ее мысли настойчивый голос отца.

«Да не влюбилась я, ты не понимаешь! – обиделась неота, стараясь не обращать внимания на отцовский ехидный смешок. – Мать сказала, что я должна развязать узел судьбы, иначе ни мне жизни не будет, ни Дигеро».

«Даже так? Что простая синтка может знать об узлах судьбы?»

«Она не простая. Ведь ты за что-то ее полюбил? Даже в халайру ввел и делился своей силой, пока… пока не умер. Она рассказывала. Но ты помнишь ее совсем другой, папа. Она стала жрицей синтского храма, а у них многое забирается, но и открывается им много. Ох, прости…»

В голосе духа прозвучала горечь, когда он ответил минуту спустя:

«Это я не смог ее защитить… Только я, девочка. Так что там с узлом?»

«Он завязался двенадцать лет назад, когда Дигеро фьерр Этьер пытался помочь мне. Помнишь, я бежала в детстве и случайно провалилась в трещину, а духи рода Этьер не дали разбиться и притащили меня к главе рода? Старший лорд Этьер был тогда еще и главой Совета. Дигеро и его брат как раз сидели в кабинете лорда-риэна, когда меня доставили на суд. Только Дигеро и заступился, просил не возвращать в подземный храм, спрятать. И даже был наказан за то, что посмел перечить воле главы Совета. А меня все равно выгнали из его дома».

«И почему ты решила, что та встреча… хм… завязала узел?»

«Это мама так решила. Признаки есть. Ведь узел судьбы – это дурная бесконечность повторений, как два зеркала поставить друг против друга. При второй встрече уже я выгнала Дигеро из своего дома, если так можно назвать наш храм. Он пришел за старшим братом, а тот как раз уединился с одной из девушек. И наша главная жрица задумала нехорошее. Она же сумасшедшая, а тут юный хорошенький горец без дела слоняется, на синток не смотрит… и она велела мне зажечь дурманные свечи. Ее изобретение. Она делает фитиль из грибницы, пропитанной маслом, секрет которого я так и не узнала, и зажигает, когда нужно одурманить горных магов, чтобы их связь с духами рода ослабла. Я же тебе рассказывала о нем».

«Я помню этот твой бесценный рассказ. Мы выяснили состав. Непонятно только, откуда его узнала Саэтхиль и где берет редкие ингредиенты. Теперь все риэны предупреждены и принимают противоядие, прежде чем спуститься в синтские Лепестки».

«Тогда они хорошо притворяются, потому что никто из наших не заподозрил, – фыркнула девушка. – Я сделала вид, что перепутала свечные ящики, и взяла жутко вонючие, которыми травят грызунов в штольнях. Дигеро вылетел из храма как пробка из бутылки! И все гости храма за ним, кое-кто и без штанов выскочил». Неота рассмеялась, вспомнив давний переполох.

«Это после того случая тебя посадили на цепь в змеиной яме?»

«На две бесконечные недели. Мама ничего не смогла сделать: с главной жрицей не поспоришь. А Саэтхиль рада бы убить меня, но боится мести вейриэнов».

«Мы не мстим, солнышко, мы справедливо наказываем, – мягко-мягко сказал отец, но дал почувствовать такую мощь, что неота содрогнулась. – Но подумаешь, ты спасла младшего лорда от позора…»

«Ты ничего не понимаешь в наших делах, вейриэн! – мысленно проворчала неота и снова рассмеялась. – Любая синтка сказала бы тебе, что это божественный знак, потому что ситуация зеркально отразилась в Чаше Цветка. Ведь получилось, что я выплатила долг перед Дигеро полностью, тоже заступилась за него и была наказана, но я его спасла, а он меня – нет. Значит, будет третий раз, и боги либо затянут узел судьбы еще сильнее, до боли, либо сочтут, что равновесие достигнуто, и распустят».

«И что тогда?»

Если бы у души было тело, неота пожала бы плечами.

«Тогда наша воля будет не замутнена прошлым. Забудем о существовании друг друга. Точнее, я забуду, а он обо мне и не помнит. Поэтому я просто жду третьей встречи. И, папа, даже если Дигеро мне нравится как мужчина, это не имеет значения. Кто он и кто я!»

«Ну знаешь… Ты – моя дочь, а я – вейриэн».

«Если я твоя дочь, почему ты до сих пор не дал мне имени? Ты же знал традиции синтов: имя можно получить только от отца или от мужа, пусть даже временного, как хочет Охимэ, или услышать в Чаше во время посвящения в жрицы. Точнее, во время оргии».

«Десять тысяч раз я тебе уже объяснял, милая. Я умер раньше твоего рождения, а традиции синтов…»

«Ненавижу их!»

«Даже если. Вейриэны не вмешиваются в традиции горных народов».

«Да-да, конечно, десять тысяч раз уже слышала, – фыркнула неота. – Ты не можешь вернуться ко мне и матери, потому что мертв. Ты не можешь дать мне имени, потому что мертв. Ты не можешь забрать меня из поганого подземного храма, потому что мертв. Ты не можешь ничего!»

«Ты несправедлива. – Голос стал печальным, как осенние листья под дождем. – Разве я не учу тебя? Не помогаю советами? Не защищаю, как могу?»

«В синтских храмах ты бессилен, а обижают меня именно там, – напомнила неблагодарная. – Ты учишь меня, но что толку, если я – синтская рабыня, а не вериэнка?!»

«Правильно говорить – вейриэнна, – терпеливо поправил ее собеседник. – Ты станешь ею, если будешь меня слушаться так же хорошо, как до сих пор. Потому – возвращайся».

Душа неоты дрогнула лишь на миг.

И в то же мгновение налетевший ураган развеял серую хмарь. В глаза ворвался ослепительный свет, а девушка стала стремительно падать…

Головокружительное падение так резко прекратилось, что внутри все перевернулось, и неоту едва не вырвало. Она судорожно закашлялась, вдохнула сухой морозный воздух. Казалось, даже легкие протестующе заскрипели, расправляясь.

– Вернулась, наконец. Ну вот и отлично! – раздался над ухом незнакомый мужской голос.

Чья-то широкая мозолистая рука легла на лоб Безымянной, и ее глаза заслезились от яркого света, проникшего даже сквозь закрытые веки. Сразу же сжался ошейник, пока еще не смертельной удавкой, но горло засаднило. Свет мгновенно схлынул, оставив плавать под веками алые пульсирующие пятна. – Подожди пока уходить так далеко и надолго. Тебе еще учиться и учиться, девочка.

Голос говорившего очень походил на отцовский, но у духов не бывает мозолей.

Как ни хотелось неоте досмотреть сон про Дигеро, но любопытство возобладало. Она открыла глаза и встретилась взглядом с незнакомцем, одетым в вейриэнский костюм, состоявший из свободных холщовых штанов и рубахи с длинными рукавами и разрезом на вороте. Дополняли скромный наряд перевязь с гнездами для сельтов и пояс с кинжальными ножнами. Для торжественных церемоний к легкому костюму добавлялся плащ – не для защиты от непогоды и холода, а только по традиции, тянувшейся из глубин веков.

У этого воина плащ был украшен вышивкой с незнакомыми гербами горного дома. Такого неота еще не видела – чтобы страж Белогорья сохранил регалии прежней жизни.

– Меня зовут Таррэ, – сообщил мужчина. – Я вейриэн. И скажи спасибо, что я был рядом в долине Лета и успел тебя перехватить, пока ты не разбила свою красивую, но совершенно пустую голову. Грэмир вовремя меня позвал.

– Спасибо, – прошептала Безымянная, приподнимаясь на локте и изучая его странное лицо – жесткое, угловатое, с глубокими брезгливыми складками у губ, прямым носом и очень светлыми холодными глазами. Волосы вейриэна, перехваченные хитро завязанным шнуром, были угольно-черными, с седой прядью у виска. На вид ему было лет сорок, но отец предупреждал неоту, что внешность белых воинов ничего не значит. Она могла скрывать и столетних, и даже тысячелетних существ.

Таррэ. Неужели тот самый, о котором в ее видении писал Дигеро?

Затем она обратила внимание на помещение, если так можно назвать обычную пещеру. Скорее всего, ту самую, о которой говорил отец. Неота лежала на собственной меховой накидке, укрытая одной полой. Девушка, подтянув колени, поднялась. Голова ее слегка закружилась, но вейриэн поддержал ее за локоть. Поднял накидку, встряхнул и небрежно накинул на ее плечи.

– Долго я была без сознания?

– Я успел сделать кучу дел, пока ты решала, жить или бездарно умереть. – Вейриэн досадливо поморщился и потеребил седую прядь. – Интересно, почему ты решила вернуться, спарка?

Она пожала плечом, поправила сползший с него плащ. Знать бы самой, что ее вернуло. Может быть, ощущение опасности, грозившей ее кареглазой мечте?

– Присядь, поговорим. – Таррэ кивнул на небольшой сталагмит со срубленной вершиной. Такой же служил ему стулом. – Глупо кончать жизнь самоубийством из-за какого-то прыщавого юнца.

– Я случайно оступилась. А Дигеро не прыщавый! – обиделась девушка.

– Его прыщи невидимы, но именно такие всегда имеются у любого подростка.

– Он не подросток! – возмутилась неота. – Ему уже восемнадцать, и в этом году он признан лучшим из выпускников воинской школы риэнов!

– Ты еще подерись со мной, защищая своего героя, спарка, – неожиданно добродушно усмехнулся Таррэ, а у глаз появились лукавые лапки морщинок. – Грэмир просил меня присмотреть за тобой и стать твоим учителем до его возвращения. Я не смог отказать боевому товарищу, хотя мне эта идея не слишком по душе. Я не привык возиться с сопливыми девчонками. Вы все истерички.

– Ну так не возитесь. Меня папа обучает, и я не хочу другого учителя. – Неота с трудом совладала с душевной бурей, вызванной походя брошенным оскорблением, чтобы не давать повода этому неприятному типу сказать «ну вот видишь, я же говорил – истеричка».

– Тебя уже поздновато обучать. Воином ты не станешь, но стражи – это не только воины, в халайре есть и другая служба. Читать умеешь?

– Да. Отец учил. И писать на двух языках – верхнем и древнем.

– Верхнем! – фыркнул белоглазый.

– На языке риэн, – поправилась Безымянная. – Я знаю, что на поверхности много разных языков, и все они – из одного источника, потому очень близки, кроме языка темных. Еще я знаю первичный раздел математики, начертательную геометрию и учение о разумных и неразумных формах, существующих в Эальре. Правда, из последнего – только разделы, касающиеся Белых гор, равнинного королевства, инсейских морских царств и немного северных.

– Неплохо для неграмотных подгорных рабынь, – одобрил вейриэн. – И речь у тебя правильная, без синтских украшательств. А что с магией?

– Отец рассказывал теорию, но… зачем, если я – не риэнна? Я могу стать воином, но магом – никогда!

– Воином? – издевательски хохотнул вейриэн, смерив ее взглядом. – Да уж… из тебя воин как меч из подушки. Если ты и станешь кем-то, то воином духа, а это совсем другое. Для воинов духа оружием служит не сталь, а разум и воля. Вот этот потенциал я в тебе вижу, его можно было бы развить, но все портит твоя дурная бабская сущность. Потому в нашей халайре так мало вейриэнн, что бабы постоянно влюбляются в каких-нибудь сосунков и ходят потом пузатые. Вот и весь воин.

Безымянная вспыхнула от смущения и негодования. А белоглазый невозмутимо продолжил:

– Запомни: не бывает напрасных знаний. Если тебе говорят, что ты должна изучать теорию магии, значит, надо изучать. Если я возьму тебя ученицей, ты должна беспрекословно слушаться, или наказание будет суровым, я не посмотрю, девка ты или нет.

– Знания мне и отец может дать! – выпалила неота и упрямо сжала губы. Этот вейриэн был слишком колюч. Не хватит ли ей уже издевок, чтобы соглашаться еще на одну пытку?

– Грэмир – простой воин, а не мастер. Кроме того, теория – это прекрасно, но она проверяется на практике, а для практики нужен не только духовный контроль, но и телесный. Чтобы ты не оказалась однажды на дне ущелья. Сама понимаешь, потеря сознания оборвала твою связь с отцом, и ты бы погибла. Того, что случилось сегодня, не должно повториться. Вейриэн не теряет сознания ни при каких обстоятельствах, даже после смерти. Не всегда кто-то из нас может вовремя прийти на помощь, потому ты должна уметь защищаться сама. А для этого нужен живой наставник. Можешь спросить у Грэмира.

«Папа, это так?» – послушалась Безымянная хорошего совета.

«Он прав. Моей помощи уже недостаточно, дочка. А мастер Таррэ хоть и строг, но справедлив. Он – высший вейриэн, и его обучение – совсем другого уровня. Соглашайся».

– Но я не смогу… – Неота коснулась пальцем ошейника.

– Да, это серьезное препятствие, – кивнул Таррэ. – Ты принадлежишь храму, а право собственности священно у синтов. Они так просто не отпустят свою жертву, у них на тебя другие планы. Особенно у старой карги Саэтхиль. Я уже немного в курсе ситуации.

Неота недоверчиво взглянула на его нахмуренное лицо. И когда у высшего мастера, только что вернувшегося в горы, нашлось время, чтобы вникнуть в ее ситуацию? А главное – зачем?

– Твой отец просветил, – пояснил он и без того очевидное. Кто же еще. – Саэтхиль ненавидит тебя, но даже своим скорбным умишком понимает, что красивая рабыня может принести целое состояние их так называемым храмам. Дело даже не в твоей красоте, взявшей лучшее от двух горных народов. Подземные жители, с их взлелеянным тысячелетиями и спрятанным на самое дно их змеиных ям тщеславием, будут с особым удовольствием покупать на ночь дочь вейриэна. Им это будет льстить. Они и сейчас унижают тебя почти со сладострастием, насколько я смог выяснить, хотя еще не могут заставить выполнять все их прихоти, пока ты не жрица, как твоя несчастная мать.

Неота отвернулась, закусив губу. Ей нечего было возразить. Вейриэн с льдистыми глазами совершенно прав: именно такая участь ждет Безымянную. Или еще хуже – стать кормом для ушайд. Лучше уж прыгнуть в пропасть.

– Я одного не понимаю, почему ты до сих пор не сделала ничего, чтобы получить это злосчастное имя, если для свободы требуется всего лишь переспать с любым, кто этого захочет?

Девушка вспыхнула, чувствуя, как краска залила лицо и даже шею.

– Не с любым. Имя может дать только муж во время обряда.

– И? Насколько я знаю, у синтов практикуется временный брак, и никто не видит в этом ничего зазорного. Не поверю, что желающих не было.

– Не было. Я – вещь, мастер вейриэн, – очень тихо сказала Безымянная. – Кто же женится на вещи? А наложницей какого-нибудь синтского червя я не стану! Противно!

Таррэ смотрел со спокойным интересом, но недовольная складка в уголке губ стала глубже.

– Но ошейник бы с тебя сняли, так? То есть выполнять приказы безумной старухи, терпеть унижения, доедать объедки после жриц, ухаживать за ушайдами и собирать с них слизь и отмывать сброшенные змеиные шкуры тебе менее противно?

– Да!

– Подумай, спарка, если ты не готова отдать жизнь за свободу и даже пожертвовать такой мелочью, как тело, то, может, свобода не так тебе и нужна? – вкрадчиво спросил вейриэн. – Все, что происходит с телом, – неважно. Важно то, что происходит с духом.

Она молчала. Ему бы в змеиной яме посидеть недельку, тогда он понял бы, что иногда все, что остается от человека, – это страдание и мысль, чтобы оно кончилось.

Таррэ досадливо потеребил себя за белую прядь.

– Сейчас твоя цель – прийти в халайру свободной сущностью и обрести саму себя. Стать одной из нас.

Вот и отец ей так говорил. Но ее ли это цель?

– Для вейриэна тело – как одежда, – продолжил белоглазый. – Это шелуха. Оболочка. Разумеется, она должна быть крепкой и здоровой, чтобы выдержать созревающий в ней дух. Но цепляться за предрассудки по поводу тела, за удобства для тела – все равно что положить жизнь, начищая пуговицы на платье. Ты снимешь его и наденешь другое, когда переродишься. Ты проделаешь это сотни раз, если станешь вейриэнной. Тело – лишь инструмент по преобразованию этого мира. Такой же, как камень в руке.

– А честь? – Ей хотелось плакать, но она решила, что много удовольствия этому… змеиноглазому.

Таррэ презрительно фыркнул.

– Честь? Честь – не бог, чтобы на нее молиться. Честь – это чистота, дитя. Не больше, но и не меньше. А что тебя пачкает – решаешь ты сама, а не мир. И еще запомни: чем выше цель, тем тяжелее жертва. Да толку тебе сейчас это объяснять… Если бы твоя глупая мать не ушла к своим родичам после гибели своего мужа, ты бы уже была вейриэнной. И еще… станешь ты моей ученицей или нет, но ради твоего отца я найду способ вытащить тебя из храмовой ловушки.

– Почему не сейчас? – взвилась неота. – Почему не сказать всем, что я разбилась?

Таррэ отрицательно качнул головой, дотронулся до ее ошейника и тут же брезгливо отдернул пальцы.

– Вот поэтому. Та тварь, что надела эту гадость на тебя, через него чувствует биение твоей жизни. Она может следить за тобой. Ваша главная жрица отлично ладит с ушайдами, а змеи – древние полумагические творения, потому у их яда, слизи и кожи так много необычных свойств.

– Но синты не маги! – удивилась неота.

– Не маги, но великие мастера. Они живут в симбиозе с белыми магами уже тысячелетия и какие-то отсветы магического пламени научились улавливать в свои зелья и амулеты. У Белогорья тысячелетний договор с синтами, и мы, стражи гор, наблюдаем за его неукоснительным исполнением с обеих сторон. Разве мы можем сами его нарушать? Мы можем хитрить с подгорным народом, обыгрывать их в интригах, но не лгать. Иначе «кровь недр» взбунтуется и подточит нашу землю изнутри. В мире очень много сил, которые желают этого. Не просто желают, но подталкивают, вбивают клин, сеют раздор. Разве мы могли оставить тебя в беде, если бы была хоть какая-то законная возможность вытащить тебя, спарка?

Сердце неоты сжалось от безнадежности. Тогда точно ей путь в пропасть. Вейриэн заметил ее уныние.

– Не грусти. Я тебе обещал, а я всегда выполняю свои обещания. Меня долго не было в Белых горах, а мои братья могли не увидеть такие крохотные трещинки возможностей, какие научился видеть я за десятилетия моей жизни в Северной империи. Вот уж где змеиное гнездо, девочка, куда там синтским ушайдам. А через трещинку можно не только маленькую спарку, но и дракона вытащить…

Неота хмыкнула. Такой «дракон», как ласх Эльдер, и сам в любую щель пролезет, притворившись метелью или обычным сквозняком. Видела она, как ласх играл со вторым учеником мастера Рагара, Ярреном: просто рассыпался под всадником снежным крошевом и подхватывал кувыркающегося парня над самой землей. И неота тщетно ждала, когда же Яррен воспользуется тропой духов, чтобы спастись. Жуткая игра.

– Возьми. – Таррэ вложил в ее ладошку прозрачную горошину с радужной искрой внутри. – Это северный амулет. Ты сможешь позвать меня на помощь отовсюду, даже из синтского храма, где прерывается твоя связь с Грэмиром. Нужно раздавить горошину любым способом, хоть разгрызть, и твоя беззвучная просьба найдет меня везде, где бы я ни был. И я приду. Хотя бы для того, чтобы вытащить из пропасти твои переломанные кости и похоронить.

Она поежилась под его насмешливым льдистым взглядом. Неужели подслушал? О том, что отец мог слышать ее мысли, она уже знала и к этой неприятности привыкла. Но вот чтобы какой-то чужак копался в ее голове? Бррр.

– Твои мечты о полете над пропастью нарисованы у тебя на лбу, спарка, – совсем развеселился Таррэ. Но затем стер улыбку, заявив совершенно серьезно: – Может, и научишься когда-нибудь летать не камнем, а птицей. Никто из магов не рождается крылатым.

И, отчего-то окончательно помрачнев, белый воин повернулся к ней спиной и, сделав лишь шаг по направлению к выходу, исчез, не попрощавшись.

– Но я не маг, – запоздало прошептала девушка.

Вздохнув, неота направилась не наружу, а в глубь пещеры. Этот путь, ведущий в подземные сети синтов и в конечном итоге в храм Чаши, был короче, но намного неприятнее, чем серпантин снаружи.

Чтобы покинуть территорию верхних горцев, неоте пришлось по подсказке невидимых духов-хранителей идти довольно долго вниз по подземным переходам, забирая к востоку, в сторону горы Ассияшт.

Наконец, стражи распахнули перед ней железную дверь яруса, за которой начинались владения синтов. Условные владения, конечно, потому что владыками Белых гор были риэны, давным давно победившие не только синтов, но даже смерть.

Встретили ее, как обычно, тепло.

– А, опять ты, моль синюшная! Что так долго? – с той стороны ворот фыркнул один из синтских стражников, считавшийся высоким и сильным, но не достававший ей даже до уха. Безбородое лицо синта было обезображено новомодным носовым кольцом с янтарем – иноземным камнем, не встречавшимся в горах и потому бесценным. Он зажал нос: – Фу, гадость! Вся провоняла верхними запахами!

Если бы кто-то из верхних горцев услышал его речи, то никогда бы не поверил, потому что с вейриэнами, риэнами и их слугами синты изъяснялись исключительно высоким поэтическим языком, перенасыщенным метафорами, намеками, образами и прочими украшательствами. Это был внешний язык, специально для чужаков. На внутреннем, как несложно догадаться, синты говорили только между собой. Чем ниже ранг собеседника, тем проще речь. Неота слышала за свою жизнь только ругательства.

Не от всех. Были и умные, и доброжелательные синты, не обращавшие внимания на спесь сородичей.

Второй стражник, еще меньше росточком, но с широченными плечами и крепкими руками, выдававшими подземную кровь чужих гор, оглядел ее с головы до ног, нахмурился, заметив покрасневшее и припухшее горло. Спросил сочувственно:

– Что с тобой случилось? У всех ворот уже охрана оповещена, что ты снова бежать собралась, если уже не сбежала. Ищут тебя.

– Кто ищет?

– Главная ваша ищет. Приказала к ней явиться сразу. А тебе к лекарю бы надо.

Главная. Плохо. Что Отраженной Саэтхиль от нее понадобилось?

– Что ты со змеиным огрызком любезничаешь, Итиан! – взъярился первый стражник. – Не боишься, что невеста твоя узнает, какой падали ты глазки строишь, а на нее смотреть не хочешь?

Итиан вздохнул и отвернулся в сторону, брезгливо поморщившись. Неота знала, что молодой синт терпеть не мог будущую жену, но его, носителя обновленной подгорной крови, обручили еще младенцем с третьей дочерью вождя Семицветного Лепестка.

Неота, сгорбившись и низко опустив голову, чтобы ни с кем не встретиться взглядами, засеменила на храмовый ярус, где была арка Семицветная, чье имя и позаимствовал поселившийся в Лепестке синтский род. А оттуда – один шаг до «родного» Бирюзового Лепестка и собачьей подстилки у входа в храм.

Или все-таки отправиться в Адову Пасть, в главный храм, раз уж сама Саэтхиль ее ищет? Интересно, зачем?

Через час неота стояла на узком карнизе, прижавшись к холодному камню пещеры.

Внизу чернела глубокая яма, наполненная копошащимися змеями. Молодыми и голодными ушайдами. Их пока еще небольшие белесые тела, светившиеся в темноте, свивались в клубки, строили живые лестницы в попытке дотянуться до человеческого тела с теплой кровью и распадались, так и не взобравшись по отвесной стене, отполированной их же телами.

Повезло, что их недавно накормили до отвала и змеиные атаки были вялыми, скорее игривыми, чем охотничьими, иначе бы они и на такой высоте достали, потому что сетка, обычно закрывающая логово, была снята.

И еще повезло, что ушайды пока молчали и никто, кроме них, не заметил вторжения в святилище. Змеи шипели только в драках, когда атаковали врага, или от испуга. Драться тут не с кем, а слабую синтку можно не бояться, у нее ни жреческого топорика, ни кинжала нет на поясе.

Девушка старалась не смотреть вниз и дышать через маску неглубоко, чтобы ядовитые испарения, поднимавшиеся из логова змей, не слишком быстро затуманили разум. Маску тоже нельзя носить больше часа, иначе она начнет прирастать к незащищенной коже.

Но другого способа проникнуть в тайны Саэтхиль у девушки не было.

Только в этом месте в массивной задней стене личной кельи главной жрицы была небольшая трещинка. Оставалось только просунуть в щелку полую трубку с веером тончайших металлических листьев на конце, скрепленных таким образом, что при повороте кольца они расходились воронкой, – лучший способ для подслушивания сквозь стены, подсказанный духом погибшего отца неоты. Трубку ей подарили горы в один из дней, когда Безымянной разрешалось подняться на поверхность.

Отец показал, где вейриэны оставили для нее инструмент. Он часто показывал ей такие вещи, о которых девушка не могла никому рассказать, даже матери-жрице. Никто не должен знать, что вейриэн Грэмир с ней разговаривает.

Впрочем, считалось, что матери у неоты тоже нет. Неота – ничто. Ей даже еда не положена, она могла съесть только то, что отскребет от котелков после того, как поест последний из презренных обитателей подземного храма. Или найдет на поверхности в щедрых лесах и озерах горных долин.

При воспоминании о еде в животе громко заурчало. Так громко, что девушка испугалась, как бы не услышали собравшиеся в келье собеседники.

Напрасно боялась: за стеной разгорался ссора.

Спорили тихо, но яростно, и по меньшей мере трое. Голос двух участников она знала: ее родной матери Онриль и главной синтской жрицы – полубезумной старухи со странным именем Отраженная Саэтхиль.

А вот третий голос, принадлежавший мужчине, был ей незнаком, но Безымянная без сомнений отнесла его к благородным лордам-риэнам, хозяевам Белых гор. Для подземных жителей, обладавших мелодичными и нежными голосами, у него был слишком грубый и резкий тембр.

– Ты всего лишь жрица, Онриль, мне не нужно твое согласие, чтобы взять твою дочь! – рычал взбешенный мужчина.

– Господин прав, я всего лишь жрица, но моя дочь – нет!

– Не забывайся, – перебил ее дребезжащий старушечий голос Саэтхиль. – Девчонка должна отрабатывать свою пищу, как все жрицы.

– Как все жрицы? – язвительно переспросила Онриль. – Может, кто-то видел ее хоть раз в нашей трапезной? Тогда почему никто не взялся ее обучать нашим тайнам? Почему на ее поясе не висит жезл синтэ с бутоном эутаа? А самое главное – почему Чаша Цветка не дала ей имени? Или ты его услышала, Саэтхиль, и никому не сказала? Ты же у нас главная, должна была услышать. А если Чаша не приняла девочку, то она не может считаться дочерью храма и нет над ней ничьей власти, кроме материнской! А свое согласие я не дам! – торжественным певучим тоном завершила Онриль.

Девушка, продолжая прислушиваться через слуховую трубку, смахнула предплечьем проступивший на лбу пот, покосилась на кишевшую белесыми телами яму: нельзя было оставлять змей без внимания. Твари угомонились, словно уснули. И неота снова приникла к щели.

– Это так, Саэтхиль? – спросил мужчина.

– Не так! – прошипела старуха. – Неота – вещь храма, а вещи не имеют ни имени, ни желаний. Онриль давно внесла эту вещь в качестве первичного взноса, чтобы войти в круг жриц.

Что она говорит такое? – ужаснулась Безымянная. Но потрясения не закончились.

– Я покупаю у вас эту вещь по высокой цене, – заявил мужчина. – Кроме оговоренной суммы, я готов дать ей имя и взять младшей женой.

Обе жрицы изумленно помолчали, потом Онриль пришла в себя:

– Но высокие лорды женятся только на леди-риэнне, а многоженство у вас не практикуется, сиятельный.

Лорд! – сжалось сердце неоты. Это даже не глава ювелирного дома одного из многочисленных синтских родов, который положил на нее глаз. Это гораздо хуже! С лордом-риэном Отраженная Саэтхиль предпочтет договориться. Никто не может перечить горным магам.

– Зато у вас оно процветает, – мерзенько хохотнул маг. – Я женюсь по вашим обычаям, синтка. С соблюдением всех ваших ритуалов, если девчонка – именно та, кого я ищу и на кого мне указал… дух.

От Безымянной не ускользнула заминка в голосе мужчины, и тревожное предчувствие поселилось в груди. Что имеет в виду чужак? Кого он ищет? И зачем?

– По нашим обычаям? – затаив дыхание, переспросила Онриль. – Но… Такого никогда не было. Никогда. Чтобы высокий лорд пусть даже временно, но назвал перед богами женой синтку-полукровку?

– Я неясно сказал, жрица? А после за развод и ваше молчание я заплачу отдельно, и девка вернется в твои паучьи лапки. Но я должен сначала увидеть и испытать девчонку, чтобы не ошибиться.

– Это лишнее, – проворчала старуха Саэтхиль. – Другой дочери от ветра ущелий и крови недр у нас нет. А по обычаям чужак не может видеть никого, кроме жриц Чаши.

– К демонам обычаи. Если бы никто не мог видеть маленьких беленьких синточек, то как бы появилась на свет ваша Безымянная? – хохотнул риэн. – Соглашайся, Онриль, пока я готов заплатить за твою никчемную девку. Иначе мои духи просто выследят ее на поверхности и похитят, и ты останешься ни с чем. И плевать на закон и договор. Никто ничего не докажет. Видишь, я даже не скрываю своих планов. Мне нужна эта девка.

– Если бы ты мог, сиятельный лед вершин, ты бы давно так сделал, – тихо ответила мать неоты. – Но на поверхности мою девочку защищают духовные братья моего погибшего мужа, и все твои родовые духи – ничто против стража Белогорья.

– Не забывайся, жрица! – разозлился чужак. – Видят предки, я хотел сделать все чисто.

– Ступай уже, Онриль, – проскрипела Саэтхиль. – Если этот лед начнет кипеть, он затопит все наши норы. А твоя неота, чую, где-то неподалеку.

Безымянная услышала легкие удаляющиеся шаги и уловила стук закрывшейся двери. Мать отправилась на поиски. Но пока сама Саэтхиль не отправилась за ней, можно не беспокоиться.

– А твои молоденькие жрицы сделают мое ожидание приятным. Не так ли, Саэтхиль? – с предвкушающей вкрадчивостью спросил чужак. – Есть у тебя кто-нибудь свеженький? Позови!

– Сиятельный господин, позвать не сложно, но, может быть, в этот раз твое терпение окажется сильнее твоей жажды? Ты хочешь, чтобы твоя будущая жена с первого мгновения поняла, что ее ждет?

– Не мели ерунды, старуха. – Голос мужчины стал совсем грубым. – Какая из нее жена? Мы оба знаем, что это пустое слово. Ее ждет роль подстилки и кожаного мешка для вынашивания… моего ребенка. – Опять легкая заминка давала понять, что мужчина лгал. – Что в вас хорошо, так это непереносимость солнечного света: и захочет – не сбежит.

– Эта Безымянная зряча там, где слепнет кровь гор.

– Оставь, ведьма, свои иносказания для тупых куриц, которыми управляешь. Говори нормально, моим языком. Ты хочешь сказать, в отличие от чистокровных синтов ваша полукровка не слепнет и не покрывается ожогами?

– Именно так. Разве ты не слышал о ней? Неота довольно часто бывает наверху.

– Тем хуже для нее. Но если ты мне солгала, ведьма, ты умрешь в таких муках, что тебе и не снились.

– Я знаю, как выглядит моя смерть. Я видела его лицо, и этот горец будет твоей платой за мою помощь, сиятельный. Отдай мне жизнь Яррена из дома Ирдари, и мы в расчете. Жизнь за жизнь.

– Что?! – завопил чужак. – Да ты… Ты соображаешь, о ком говоришь? Если бы я не знал, что ты давно рехнулась, решил бы, что ты сошла с ума. Он – младший лорд и под охраной духов. Мало того, он – ученик высшего мастера Рагара. Ты хочешь войны между моим домом и вейриэнами? Да они сотрут меня и весь мой род в порошок от начала и до конца веков!

– Высшего мастера уже этой ночью не будет в горах. Я видела в Чаше его отъезд. Он уедет с наследником огненного короля и оставит здесь второго ученика. Я видела, как горы охватывает небывалое пламя. Ты удивишься его цвету.

– О чем ты болтаешь, ведьма?

Но на старуху уже накатил приступ безумия. Неота прекрасно знала, что длиться он может часами.

– Грядут великие перемены, сиятельный. Все может случиться. Могут и горы перевернуться, и тогда наверх поднимутся неведомые прежде силы. Ты можешь им послужить, а можешь и возглавить. Разве корона и величие твоего рода не стоят риска? Разве бессмертие, не зависящее от воли потомков, не стоит маленьких усилий и хитрости? Яррен тут, в штольне. Отдай мне его, и ты получишь больше, чем мечтал. Ты убьешь огненного короля и сам станешь королем.

– Глупости. Не забивай мне мозги. Зачем тебе Яррен?

Старуха хихикнула.

– В кроватку. Каменную. Раскаленную. О! Как будет вонять его кипящая инсейская кровь! – Голос ее стал тише. – Я увидела его имя в Чаше. На пути величия синтов стоит этот мерзкий полукровка. Не он один, велика честь для такого, но он – первый камень. Он стоит и на твоем пути, риэн, но ты пока этого не знаешь. А Чаша мне показала. Все показала, нужно только уметь увидеть. Ты отдашь мне его, тогда и получишь свою девку с синими глазами.

– Хорошо. Забирай. Я что-нибудь придумаю, как скрыть его смерть. К тому же на нем браслеты. Ты сможешь сожрать свою жареную инсейскую рыбку.

– Я приведу тебе свеженькую жрицу, господин. Ее красный цветок еще не распустился, а губы нежны и умелы.

– Прибереги ее для меня, старуха. А мне, пожалуй, пора. Нужно кое-что подготовить, чтобы наша сделка состоялась. Не так просто вытащить Яррена из-под надзора. А ты, когда найдешь эту вашу неоту, сразу надень на нее вот этот амулет.

– Обязательно, лед вершин. Обязательно. Я провожу тебя.

А вот это уже опасно. Безымянная отлипла от стены и, осторожно ступая по карнизу, выбралась на безопасное место, но тут же скользнула в скальную щель. Раздался скрежет железной двери, и послышались легкие шаги в священной пещере.

– Неота, ты здесь? – позвал ее голос Онриль.

Девушка промолчала, и жрица ушла.

Железная дверь вернулась на место.

Подождав еще немного, неота забралась по неровной стене к отверстию воздуховода, открыла решетку с густыми ячейками и, не забыв закрыть за собой решетку с помощью заранее привязанной веревки, поползла по узкому лазу, шипя сквозь зубы, когда шершавый камень впивался в ее обнаженную тонкую кожу, смазанную толстым слоем жира.

Она выбралась из воздуховода в подземном саду, где легко спрятать что угодно среди фосфоресцирующих растений, забрала припрятанную под камнем одежду, но переодеваться не стала. Не так много у нее одежды, чтобы пачкать ее жирной грязью.

«Отец?» – позвала она. Надо передать, что Яррену фьерр Ирдари угрожает опасность. Но дух не отозвался. Гора Ассияшт всегда глушила их связь.

Тайными лазами она пробралась к арке перехода. Пусть попробуют ее найти. Горы огромны.

Она добралась до своих любимых теплых источников в заброшенной пещере. Здесь синты не жили, а безымянный, как и она сама, Лепесток увял.

Так всегда случалось, когда угасал род магов-риэнов, живший на поверхности горы. И говорили, это случалось все чаще. Некому было ни призвать, ни приструнить духов-хранителей, никто не мог следить за состоянием горной породы, и здесь никто не мог чувствовать себя в безопасности ни на земле, ни под землей.

А значит, никто не сунется сюда за беглянкой.

Неота кое-как соскребла с себя жирную пыль, вытерлась пучками сухого мха и, одевшись, завернулась в меховой плащ и подтянула колени к груди, пытаясь согреться.

«Отец?» – снова позвала она, чувствуя, как страх втекает в душу. Молчание.

Ей казалось, она только-только закрыла глаза, как ее уже разбудил ворвавшийся в сон голос: «Дочь! Звездочка моя, проснись!»

«Да, папа? Почему ты не отвечал? Папа, Саэтхиль хочет убить Яррена».

«Вот как? Ну-ну! – хохотнул дух. – Солнышко мое, найди себе более безопасное место и спрячься. В горах сегодня будет горячо».