К вечеру пятницы Мэрибет была на взводе. Она столько сил потратила – расплачивалась только наличными, пряталась, не рисковала представляться своим именем – ради чего? Играла в прятки… с самой собой. Никто ее не искал.

К утру субботы она все же убедила себя, что должны были искать. Она просто не заметила письмо, или же оно попало в спам. С учетом того, в какой момент она ушла, как ушла и почему, разумеется, кто-то забил в барабаны.

После обеда Мэрибет снова пошла в библиотеку. Народу оказалось меньше, и сразу удалось сесть за компьютер. Она открыла почту, пролистала все внимательно. Ничего не нашла. Посмотрела спам. Ничего. В корзине. Ничего. Проверила рабочую почту, на случай если он вдруг случайно написал не на тот адрес, но и там ничего. Мэрибет зашла на «Фейсбук». Там были старые пожелания выздоравления и всякая активность со стороны людей, которые не знали, что случилось, но ничего ни от Джейсона, ни от Элизабет.

Словно Мэрибет вообще не существовало.

Она сидела и снова и снова обновляла страницу, не в силах это понять. Она решила, что посидит до трех и, если не будет сообщений, уйдет. Пробило три. Потом четыре. Потом пять.

Ничего не пришло.

К тому времени, как библиотекари замигали светом, оповещая, что через десять минут закрытие, река ее печали покрылась льдом. Прошел месяц, и ни слова. Мэрибет открыла новое сообщение. Начала вводить имя Джейсона, сработало автозаполнение.

Курсор мерцал в конце строки. Какой-то слабый голосок предостерегал не делать этого. Мэрибет уже слышала его более двадцати лет назад, когда собиралась по пьяни отправить Джейсону письмо, узнав, что у него в Сан-Франциско появилась другая. «Даже не дождался, когда постель остынет, а?» – написала она.

Джейсон не ответил, и Мэрибет пожалела, что написала. Но это ее не остановило от того, чтобы отправить письмо сейчас.