59

Котельниковский. 20.06.1943.

В стене пролом. Я осторожно приподнялся, посмотрел на улицу и увидел приближающихся красноармейцев. Они двигались осторожно и постоянно оглядывались, но меня не видели. Сколько их всего, на глаз определить сложно. Однако никак не меньше полусотни. Танков и бронемашин нет.

Приклад автомата уперся в плечо, я прицелился, поймал на мушку ближайшего врага и плавно потянул спусковой крючок. Короткая очередь срезала красноармейца, и меня поддержали бойцы, которые находились рядом и в соседних помещениях разрушенного здания. Противник ответил, и над головой просвистело несколько пуль, которые вонзились в стену, выбили острые осколки кирпича и они прошлись по моей каске. А потом взрывы гранат, наших и вражеских. Но бой был коротким и, оставив на улочке полтора десятка трупов, противник откатился.

Я перезарядил оружие, прижался потной спиной к стене и на мгновение закрыл глаза. Очередная атака отбита. Какая по счету с утра? Девятая или десятая. Пехота отошла и сейчас начнет перегруппировку, а нас накроет артиллерия и придется прыгать в подвал. Плохи наши дела, но мы пока еще держимся.

Вот уже почти сутки идут бои за Котельниковский. Когда нас прижали, к штабу армии пробился 1-й гвардейский батальон полковника Сахарова, а за ним большой сводный отряд солдат 5-й пехотной дивизии РОА во главе с комдивом генералом Менандровым. До вечера мы продержались довольно легко и даже отбили часть Котельниковского. А когда наступила ночь, попытались прорваться и отступить вдоль железной дороги на Дубовское. Однако неудачно. Котельниковский уже находился в окружении и мы, потеряв несколько автомашин и десяток солдат, вернулись в городок.

Штаб армии опять занял свой подвал. Связь с корпусами и дивизиями только при помощи радиостанций. Если пробиваться, то небольшими группами по степи. Однако Туркул получил новые сведения и принял решение держаться. Ему пообещали помощь и прикрытие с воздуха. Судя по всему, обещания прозвучали весомо, и наши генералы воспрянули духом. После чего были сформированы сводные отряды, которые заняли оборонительные рубежи в брошенных домах и подвалах, немногочисленных административных зданиях и на железнодорожной станции.

По сведениям, которые мы получили от пленных, в Котельниковском одна стрелковая дивизия и механизированная бригада противника. Силушка немалая и на рассвете вся эта армада навалилась на нас. А мы… Что мы? Сражались и прикрывали штаб, тянули время, верили в своевременную помощь и радовались тому, что немцы не обманули и отвлекли советскую авиацию…

— Странно… — услышал я голос от соседней бойницы и посмотрел на пожилого подполковника РОА с винтовкой.

Офицера звали Николай Шатов, и полтора года назад он был честным исполнительным командиром Красной армии. Во время обороны Ростова-на-Дону делал доклад представителю Ставки Верховного Главнокомандующего маршалу Кулику о срочной эвакуации артиллерийских складов и некомплекте вооружения для вновь сформированных дивизий. Имелась проблема, не хватало транспорта, и дивизии не были боеготовы. Потребовался крайний, на кого можно свалить вину, и Кулик выбрал своей жертвой Шатова. Сначала кричал на него, а когда подполковник попытался оправдаться и предъявил приказы Кулика, которые можно было назвать вредительскими, маршал набросился на него с кулаками и пистолетом.

В общем, маршал при многочисленных свидетелях избил подполковника, который прослужил в Красной армии больше двадцати лет. И когда немцы погнали советские войска на юг, Шатов остался в Ростове. Какое-то время находился на нелегальном положении, а когда убедился, что немцы не такие звери, как их расписывают, пошел в комендатуру и сдался. После чего Шатова отправили в распоряжение РОА, проверили, признали годным к службе и он оказался при штабе 1-й Русской армии. А сегодня добровольно вместе с группой штабных офицеров вышел на передовую и пока не пасовал, стрелял неплохо и не трусил.

— Что странно? — уточнил я у Шатова.

— Советская артиллерия молчит, — ответил он.

В самом деле, так и есть. Обычно после каждой атаки нас накрывали из минометов, а пару раз даже крупными калибрами, но сейчас пауза.

— Слышите? — Шатов приподнял указательный палец. — Канонада с юго-запада приближается.

Я прислушался. Снова подполковник прав — канонада приближалась. Значит, помощь уже близко. Однако кто идет к нам на выручку, немцы, румыны или какие-то резервные части ДКС? Мне об этом никто не докладывал, и оставалось только гадать.

— Ну как вы тут? — в помещение вошел обсыпанный известкой и цементной пылью начальник штабной охраны Петя Васильев, который, как и я, принимал участие в обороне.

— Нормально, — я посмотрел на него и вопросительно кивнул: — Какие новости?

— Скоро нас деблокируют.

— Кто?

— Дивизия Шкуро, а вместе с ней черкесы Султан-Гирея, калмыки и сводный полк дивизии Быкадорова.

— Сдюжат?

— Обязательно, у Андрея Григорьевича есть танки и много артиллерии, на Кавказе разжился. А большевикам сейчас уже не до нас.

— Немцы в контрнаступление пошли?

— Да. Они под Калачом-на-Дону хороший ударный кулак собрали, подгадали момент, и пошли к Волге. Говорят, уже Голубинский взяли и Самофаловку отбивают. Если так и дальше пойдет, к вечеру возьмут Сталинград в полукольцо.

— Хорошо бы… — протянул я и задал новый вопрос: — А про Кононова что слыхать?

— Прорвался к Аксаю. Красных накрошил столько, что вся степь в трупах, трофеи богатые взял и сел в оборону, ждет помощи.

— Красиво по тылам коммунистов Иван Никитич прогулялся.

— Точно, — согласился со мной Васильев и пошел дальше.

Мы просидели на позициях еще час. Большевики не наступали, артобстрелов не было, а небо над нами по-прежнему чистое, ни чужих самолетов, ни своих. А когда нас деблокировали, и пластуны 1-й Кавказской казачьей дивизии при поддержке танков стали выдавливать красноармейцев из Котельниковского, а калмыки с черкесами двигались по степи и обходили противника с флангов, я вышел на улицу и медленно направился к нашему подвалу. Где мои казаки? Во время боя всех раскидало, многих видел, были живы. Но, наверняка, кто-то погиб и получил ранения, а я командир и обязан о них позаботиться.

Добравшись до подвала, я обнаружил перед входом в подземелье казаков моей группы. Они стояли над телами двух наших павших товарищей и, сняв каску, молча, я присоединился к ним. В полукилометре бой. Через дорогу в штабе суета, снова связисты волокут телефонный кабель и бегают солдаты. Но все это нас пока не касалось. Мы смотрели на мертвых братьев, и каждый думал о своем.

Впрочем, стояли недолго. Противно завыли мины, большевики решили напоследок напомнить о себе, и мы попадали наземь, а затем, прихватив с собой наших мертвецов, спустились в подвал.

— Погиба! — из темного угла слабым голосом позвал меня Семен Николаевич Краснов.

Я подошел к нему. Он сидел на старых досках, был бледен и осторожно баюкал перевязанную левую руку, видимо, получил ранение.

— Выжил все-таки? — снизу вверх, посмотрев на меня, сказал он.

— Так точно, господин генерал, — стоять было трудно, я присел на корточки и положил автомат на колени.

— Ты везунчик, сотник. Как и твои казаки.

— Дело не в везении.

— А в чем?

— В опыте.

— Да, наверное, ты прав. Но везение тоже имеет место быть, я знаю, о чем говорю. Как там наверху?

— Мины, — я был краток.

— Большевики отступают?

— Да.

— У тебя спирт есть?

— Нет.

— Жаль.

Краснов помедлил и, желая высказаться, сбросить с души груз, сказал:

— Знаешь, сотник, а я ведь был за то, чтобы уничтожить твою группу, когда вы золото Кубанской Рады притащили. И я такой не один.

— Я догадывался об этом, Семен Николаевич, и никого не виню. Окажись я на вашем месте, скорее всего, тоже за это выступил. Поэтому обид нет и быть не может. Каждый на своем месте.

— Это хорошо, что ты все понимаешь, и пока мы с тобой без посторонних, хочу еще кое-что сказать.

— Если секретное, то не стоит. У меня в голове уже столько тайн, что иногда страшно становится.

Семен Николаевич еле заметно улыбнулся, по крайней мере, попытался изобразить улыбку, а потом продолжил:

— В этот раз большевиков отобьем, уже почти отбили, и мы получим передышку. Но потом они снова придут, и опять будет литься кровь. Вот только главный враг даже не они. Он внутри. Мы сами между собой постоянно спорим и грыземся. Нет единства и это хуже всего. Одни за веру спорят, другие за форму правления, третьи ищут компромиссы с коммунистами и надеются договориться с Йоськой Сталиным, четвертые уже с англичанами и американцами за нашими спинами пытаются сговориться, а пятые хотят Петра Николаевича подсидеть. Если смотреть снаружи, мы крепки, а если изнутри, сразу видны червоточины. С этим пора кончать, нельзя давать слабину, и потому скоро будет создано Министерство Государственной Безопасности Доно-Кавказского Союза.

Он сделал паузу и я спросил:

— Как НКВД?

— Именно.

— И моя группа перейдет в ведение Госбезопасности?

— На лету все схватываешь. Отдел «Контроль» станет частью МГБ и вы, конечно, тоже. Или ты против?

— Надо посмотреть, что получится, и чем именно новая структура станет заниматься.

— А если останешься недоволен?

— Постараюсь перевестись в армию. Например, к Берингу.

— Ну да… Вы старые друзья… Но с этим не торопись… Послужи и осмотрись, потом поговорим об этом подробней…

— Понял вас, Семен Николаевич.

— Вопросы есть? — Краснов поморщился от боли в руке.

— А как на это отреагирует СВР? Мы ведь вроде с этим Союзом сотрудничали.

— Не обращай внимания. СВР всего лишь прикрытие для одного человека, который ведет собственную игру.

— Бискупского?

— Почему Бискупского? — удивился генерал.

— Ну как же… Я слышал, что именно он стоит во главе СВР…

— Это не так. Иногда его выставляют на передний план, как громоотдвод, чтобы он к себе внимание привлекал. Но на деле он фигура на шахматной доске.

— И кто же этот таинственный игрок, который стоит хитроумные комбинации?

— Послужишь в МГБ и все узнаешь. Всему свое время.

Краснов замолчал. Обстрел прекратился и, оставив генерала дальше баюкать руку, я вышел из подвала и закурил.

Пыхнул папироской и задумался. С того момента, когда я, боец Красной армии, принял свой первый бой, не прошло и двух лет. А событий за этот срок столько, сколько иному человеку за всю жизнь не пережить. Судьба играла со мной, и вот ее очередной финт — в самом скором времени я окажусь в структуре МГБ Доно-Кавказского Союза. Хорошо это или плохо, сказать пока не могу. Смутно все, много странностей вокруг и тайн.

«Плевать, — подумал я, выбрасывая недокуренную папиросу, — живы будем, не помрем, нам бы день простоять и ночь продержаться, как писал советский писатель Гайдар».

На улице рев танкового мотора. Я решил, что это снова прорвались советские танки, и хотел схватиться за оружие, а потом спрятаться. Но оказалось, что танки наши, из механизированного батальона 1-й Кавказской казачьей дивизии. А впереди стандартный советский КВ-1, который был захвачен казаками в одном из сражений и снова поставлен в строй. Машина серьезная и грозная, а на ее броне сидел мой родственник Кондрат, который меня не узнал и, спрыгнув наземь, окликнул:

— Казак, где тут штаб армии?

— Здорово, дядька, — поприветствовал я его и шагнул навстречу. — Не узнал? Значит, быть мне богатым. Ты уже на месте, штаб напротив.