5

Берлин. 26.08.1941.

Еще до того как Третий Рейх напал на Советский Союз, многие вожди белоэмигрантского движения заверяли германских политиков и военачальников, что окажут всемерное содействие в разгроме большевиков. Например, начальник Объединения Русских Воинских Союзов генерал-майор фон Лампе, который обратился к генерал-фельдмаршалу фон Браухичу с просьбой предоставить чинам РОВСа возможность принять участие в вооружённой борьбе с большевистской властью в России. Браухич свое согласие дал и после начала боевых действий группы чинов РОВС отправились на Восточный фронт. Что двигало этими людьми, которые в большинстве являлись патриотами России? Они не были трусами, сребролюбцами, мерзавцами или подлецами и многие из них воевали против немцев в Первую Мировую войну. Ответ на поверхности. Для них большевики были непримиримыми врагами, которые лишили беглецов Родины, и для немалой части белоэмигрантов Вторая Мировая война являлась продолжением войны Гражданской. Они рвались на Родину, в Россию, которая, по их мнению, была оккупирована жидами-коммунистами и ждала освобождения. А в Гитлере многие из них видели избавителя и пусть они ошибались, эти люди не присягали СССР и борьбу с советским народом считали святым Крестовым походом против красной чумы. Поэтому не приходится удивляться словам казачьего генерала Краснова, которые были сказаны сразу после начала войны: «Я прошу передать всем казакам, что эта война не против России, но против коммунистов, жидов и их приспешников, торгующих Русской кровью. Да поможет Господь немецкому оружию и Хитлеру! Пусть совершат они то, что сделали для Пруссии Русские и Император Александр Первый в 1813 году». Или приказу-воззванию старого и больного Донского Атамана графа Граббе: «Донцы! Неоднократно за последние годы в моих к вам обращениях предсказывал я великие потрясения, которые должны всколыхнуть мир; говорил неоднократно, что из потрясений этих засияет для нас заря освобождения, возвращения нашего в родные края. 22 сего июня Вождь Великогерманского рейха Адольф Гитлер объявил войну Союзу Советских Социалистических Республик. От Ледовитого океана до Черного моря грозною стеною надвинулась и перешла красные границы грозная германская армия, поражая полки Коминтерна. Великая началась борьба. Донское казачество! Эта борьба — наша борьба. Мы начали ее в 1918 году, в тот момент, когда, пользуясь преходящими затруднениями Империи, интернациональная клика революционеров-марксистов своей лживой демократичностью обманула русский народ и захватила власть в Петербурге — не Донская ли Область первою отринула власть захватчиков? Не Донские ли казаки объявили власти этой войне не на живот, а на смерть, провозгласив для сего независимость Всевеликого Войска Донского? И можем ли мы забыть ту дружескую помощь, которую оказала нам в борьбе, ведшейся нами рука об руку с не принимавшими большевизма национальными русскими силами, находившаяся в то время на юге России Германская Армия? В героических, неравных боях за родные очаги, за Тихий Дон, за Мать нашу Святую Русь мы не сложили оружия перед красными полчищами, не свернули своих старых знамен. Все казаки, принимавшие участие в борьбе, предпочли покинуть в 1920 году Родину, уйти на чужбину, где ждало их неизвестное будущее, тяготы и тяжелые испытания. Войско Донское не подчинилось захватчикам, оно сохранило свою независимость, казачью честь, свое право на родную землю. В условиях тягчайших, отстаивая право на жизнь, Донское казачество в эмиграции осталось верным казачьим традициям, Дону, исторической России. Самим существованием каждого казака на чужбине оно утверждало идейную борьбу против коммунизма и большевиков, ожидая той заветной минуты, когда дрогнут и покачнутся красные флаги над занятым врагами Кремлем. Двадцать лет надо было ждать, двадцать долгих лет! Сложили иные из нас свои кости вдали от дедовских могил, но так же, как и прежде, грозит врагу Донское войско. Есть еще порох в пороховницах, не гнется казачья пика! И вот, наконец, пробил час, столь долгожданный. Поднято знамя вооруженной борьбы с коммунизмом, с большевиками, с советчиной. Поднял это знамя мощный народ, силе которого ныне удивляется мир. Мы не имеем пока возможности стать на поле битвы рядом с теми, кто очищает нашу землю от скверны коминтерна; но все наши помыслы, все наши надежды летят к тем, кто помогает порабощенной нашей Родине освободиться от Красного ярма, обрести свои исторические пути. От имени Всевеликого Войска Донского я, Донской Атаман, единственный носитель Донской власти, заявляю, что Войско Донское, коего я являюсь Главою, продолжает свой двадцатилетний поход, что оружие оно не сложило, мира с Советской властью не заключало; что оно продолжает считать себя с нею в состоянии войны; а цель этой войны — свержение Советской власти и возвращение в чести и достоинстве домой для возобновления и возрождения Родных Краев при помощи дружественной нам Германии. Бог браней да ниспошлет победу знаменам, ныне поднятым против богоборческой красной власти! Атаманам всех Донских казачьих и Общеказачьих станиц по всем странам в эмиграции приказываю произвести полный учет всех казаков. Всем казакам, в станицах и организациях казачьих не состоящим, приказываю в них записаться. Связь со мною держать всемерно. Донской Атаман, генерал-лейтенант Граф Граббе». Подобных воззваний летом 1941 года было превеликое множество, и даже великий князь Владимир Кириллович Романов высказался: «В этот грозный час, когда Германией и почти всеми народами Европы объявлен крестовый поход против коммунизма-большевизма, который поработил и угнетает народ России в течение двадцати четырех лет, я обращаюсь ко всем верным и преданным сынам нашей Родины с призывом способствовать по мере сил и возможностей свержению большевистской власти и освобождению нашего Отечества от страшного ига коммунизма». В общем, желающих поквитаться с большевиками оказалось немало. Немцы хотели этот потенциал использовать, а белоэмигранты сами рвались в бой. Однако существовал ряд сложностей, и главная проблема заключалась в том, что каждый лидер эмигрантов имел свое, ОСОБОЕ, мнение о будущем России. Одни мечтали о восстановлении монархии и Российской империи. Другие думали о протекторате Германии. Третьи о федеративной республике. А четвертые о самостийной Украине, Белоруссии, Прибалтике, Казакии, Татарии, Черкесии, Северокавказских эмиратах и так далее. Сколько людей, столько мнений. Договориться с каждым по отдельности не представлялось возможным — не хватит никаких ресурсов. А еще, помимо всего прочего, обязательно возникнет проблема объединения «белых» и бывших «красных» командиров, которые перешли или перейдут на сторону немцев. Георг Лейббранд это прекрасно понимал и, после консультаций со своим шефом, сделал ставку на генерала Трухина, который мог стать лидером готовых встать под знамена Третьего Рейха военнопленных. А так же на вождей РОВС, вменяемых украинских националистов Андрея Мельника и трех казачьих генералов, Балабина, Краснова и Шкуро, чьи имена в последнее время снова были на слуху среди казаков-эмигрантов. Не факт, что они будут обладать реальными рычагами управления, но символами станут. Всех этих людей предлагалось объединить под эгидой РОНД, которое в дальнейшем создаст общий штаб РОА (Русской Освободительной Армии) и начнет формирование боевых, тыловых и охранных частей. Остальным организациям белой эмиграции предстояло присоединиться к ним или ждать своего часа, когда немцы обратят на них внимание и смогут им что-то предложить. Георг Лейббранд принял решение и на имя нового рейхсканцлера Германии Мартина Бормана был составлен меморандум о восточных добровольцах. После чего, прихватив доказавшего свою преданность генерала Трухина, он отправился к своему непосредственному начальнику Альфреду Розенбергу. Несмотря на исключительную занятость, глава Имперского министерства оккупированных восточных территорий Альфред Эрнст Розенберг смог уделить Лейббранду и Трухину пару часов. Он слушал доклад и одновременно с этим вчитывался в строки меморандума, который повлияет на судьбы миллионов людей, на их жизнь и смерть. Слабые места в документе, по мнению Розенберга, имелись. Например, вооружившись и получив относительную свободу, русские, украинцы, казаки и представители иных народов могли поиграть в самостийность уже против Германии, как это сделала некоторая часть ОУН. Но пока ошибки не критичны и могут быть исправлены позднее при ужесточении контроля. Главное — меморандум составлен так, что обязательно понравится Борману, который чувствовал, что его положение не устойчиво и пытался показать, что он не хуже своего предшественника и способен принимать важные решения. В свете недовольства некоторых идеологов национал-социализма, которые не оставляли надежду сменить Бормана, это было очень важно. Рейхсканцлер искал союзников, в первую очередь среди военачальников, а они постоянно требовали подкреплений и пытались избавиться от контроля чиновников. Поэтому уже на следующий день меморандум был представлен рейхсканцлеру, а затем, после непродолжительных споров и обсуждений, одобрен и подписан. Ключевой документ был принят и к будущим вождям РОА отправились эмиссары. Сотрудники РОНД, Трухин и лидер подконтрольных украинских националистов Андрей Мельник под боком, продолжают работать. Атаман Балабин тоже рядом, поскольку возглавлял «Общеказачье объединение в Германской империи». А вот остальных предстояло ждать, одни в Париже, другие в Белграде. Но это ничего. Первый большой шаг сделан, машина запущена, движение пошло.